Институт, друзья, ученики в эту эпоху
Институт, друзья, ученики в эту эпоху
Начну с нашего института с новым названием «Федеральное научное учреждение Институт общей физики им. А. М. Прохорова РАН». Вот уже больше семи лет нет с нами А. М. Прохорова, создателя института. Мне казалось, что с его уходом из жизни дела нашего института пойдут все хуже и хуже. Тем более что директор Института — И. А. Щербаков, сын того самого A. И. Щербакова, соратника И. Сталина. Да, наши «радикалы»-революционеры (в том числе академики) 1990-х годов всячески препятствуют его избранию в Академию, и он это сильно переживает. Но дела в Институте ведет вполне достойно. Не случайно наш Институт — лучший среди физических институтов РАН. Я отношусь к директору все теплее, и он ко мне тоже. И неплохая у него команда. В первую очередь это его заместители по науке B. Г. Михалевич и С. В. Гарнов, с которыми у меня установились просто дружеские отношения. В. Михалевич проще, он не так амбициозен как С. Гарнов. Но мне с обоими легко, наверное, потому, что я намного старше. С С. Гарновым у меня наладились хорошие научные контакты. В целом дела в Институте стали налаживаться.
А как мои друзья, их жизнь и какие новые имена появились в моем окружении, а какие исчезли, или, точнее, ушли, так как ушли из жизни? Начну с последних. Ушел из жизни один из моих близких друзей и, можно сказать, учеников Ю. К. Бобров. Ушел вследствие тяжелой болезни, несмотря на колоссальные усилия врача-гематолога и директора Центра гематологии РАМН А. В. Губкина (который подарил Ю. К. Боброву семь лет жизни; (о нем я рассказываю в отдельной статье, посвященной его 80-летию). Я сделаю все возможное, чтобы монография Ю. К. Боброва в соавторстве с А. В. Сорокиным и Ю. В. Юргеленасом «Физические основы электрического пробоя газов» была переиздана как учебник. И надеюсь, что его жена Лариса справится со своей главной задачей; сделает все возможное, чтобы его сын Юрасик получил высшее образование.
Ушел из жизни еще один близкий мне человек, мой однокурсник и друг, о котором я уже писал в предыдущих изданиях этой книги, Г. И. Козлов, Гена Козлик, как звали его однокурсники. Он сыграл большую роль в моей жизни, как и я в его. А главное, у нас были одинаковые взгляды на все: и на науку, и на жизнь, на все происходящее в нашей стране до последнего переворота и после него. Он, так же как и я, много сил отдал обороноспособности страны, которая так и не воспользовалась этим, без боя сдалась недругам. Осталась красавица жена Катя; дай бог ей выносливости без такого ангела-хранителя, каким был Гена.
Наконец, ушла из жизни моя учительница Н. А. Ирисова, о которой я много сказал в начале моих воспоминаний. Добавлю, она прожила большую жизнь в прямом и переносном смысле, оставила неизгладимый след и в науке, и в сердцах многих людей, в частности моем.
Ушел не из жизни, а от меня человек, которому я много сделал и который был соавтором одной из моих книг, но не разделял мои взгляды на жизнь, А. С. Шварцбург. Он, как и многие, не любящие нашу страну, жил в основном на Западе и иногда приезжал в Россию, чтобы почерпнуть научные идей и вновь уехать на Запад. В один из таких приездов я подарил ему последнее (2004 г.) издание моей книги воспоминаний. Он честно высказал свое мнение: «Вы можете позволить себе судить — со свиным рылом да в калашный ряд — об Эйнштейне? Книга ваша антисемитская». С этими словами мы и разошлись, но я решил: пусть все, прочитавшие это последнее издание книги, сами решат, правда ли это, прочитав фамилии моих учеников. Тем не менее такой реакции нельзя удивляться, была и более грубая, оскорбительная. Так, в Интернете в 2007 году на ФИАНовском сайте «Форум» анонимный автор меня обозвал «подонком фашистского толка». Ну, что на это сказать? Как выразился наш премьер В. Путин: «Кто как обзывается, тот тем и является».
Остальные мои друзья, слава богу, пока живы, хотя их здоровье оставляет желать лучшего. Как всегда, я черпаю силы у моего учителя В. П. Силина и его жены Р. П. Силиной, несмотря на то что они сильно сдали. Витя еще ничего, хотя совсем оглох, а Розе даже сделали (слава богу, удачно) серьезную операцию на суставах. Я поражаюсь, насколько глубоко эта семья определила мою судьбу в науке и в жизни.
За последние годы я еще больше сблизился с Володей Коганом и его женой Неллой. Володя, как все к старости, углубился в принципиальные вопросы теоретической физики. Он этим всегда увлекался, но сейчас полез в дебри: рождение квантовой теории атома из классической электродинамики. Очень интересны его рассуждения, но никак точки не поставит, а Нелла над ним подшучивает, что «точка не будет поставлена никогда».
Хочу несколькими словами коснуться Л. И. Уруцкоева, который стал моим близким другом во всех отношениях. О нем не буду распространяться: все видят нашу дружбу. Хочу только возразить ему на правильные в целом слова: «Грузинская нация глубоко больна национализмом». Эти слова относится ко всем народам постсоветского периода. А разве осетинская нация не больна той же болезнью? Иначе как объяснить ее нелюбовь к чеченцам и ингушам. Уже в том, что и сталинский период, и последний переворот привели к ксенофобии, выселив одни народы и поселив на их родину другие, а потом, как бы вернув, натравили их друг на друга. Жили грузины и осетины вокруг одной горы тысячелетиями, и вдруг началось размежевание. Кто в этом виноват, не Россия ли? Но, слава богу, мы с ним все понимаем одинаково!
Особо хочу остановиться на моем ученике и друге Мише Кузелеве и его сподвижнике Игоре Карташове. Я всегда надеялся, что Миша единственный, кто может сохранить кафедру, а Игорь будет его правой рукой и освободит его талант от рутинной работы. Но Миша категорически заявил, что заведовать кафедрой он ни за какие коврижки не будет. Да и нашелся подходящий человек — Алик Ершов, которого мы начали готовить как будущего заведующего нашей кафедрой. К сожалению, он из-за болезни выходит из игры, а череда молодых смертей поставила кафедру на грань катастрофы. Андрей Александров понимает это, но практических шагов не предпринимает, думает, что он будет «вечно живым», либо «после меня хоть потоп». Вдруг недавно Миша (он это часто делает) заявил, что ему никто серьезно кафедру не предлагал. Да, это действительно так, но он ведь отказывался от моих предложений, считая, что они «не серьезные». Хотя он прекрасно знает мое влияние на Андрея. Ведь все это уже было, когда я его перетягивал на кафедру. Будут и серьезные предложения, и я полон надежд, что он кафедру спасет. А Игорь будет реальной ему опорой и сам поднимется по науке на ступень выше — все данные и возможности у него есть. Думаю, что такой сценарий станет реальностью, особенно после смерти А. Ершова. Уже в новом Ученом совете место Алика занял И. Карташов, а заместителем председателя стал Миша Кузелев. Это хорошая примета.
В последние годы я очень сблизился по науке и по человеческим отношениям с двумя группами: с экспериментальной группой Лены Кралькиной и с теоретической группой Славы Макарова и Степана Андреева. С ними я работаю и встречаюсь почти каждый день, мы уже единое целое, и, надеюсь, останемся друзьями до конца. Не знаю, как заставить Славу написать 20 страниц доклада (как это сделал Гурген Аскарьян), а с защитой проблем не будет. Слава все время говорит, что жалко время терять на писанину. Если бы только он знал, какую радость он мне принесет, думаю, пошел бы на эту жертву. А Лена Кралькина защитилась, причем с блеском, все меня поздравляли. Хочу таких же поздравлений после защиты Славы, а затем Степана.
Недавно Степана Андреева сделали Главным ученым секретарем Института. Это здорово, только не помешала бы ему эта нагрузка в науке.
Обо всех сказал; не сказал только о В. Л. Гинзбурге, который не прощает мне мое заступничество за А. А. Власова. Напрасно, я его в действительности любил и люблю, хотя всегда без взаимности. Но бог судья, и он рассудит. Я от своего мнения не отступлюсь, в чем читатель убедится, прочитав эту книгу. К сожалению, В. Л. уже не в состоянии понять, в чем его ошибка (так сказал В. П. Силину А. В. Гуревич).
Наконец, хочу сказать доброе слово о новом близком мне человеке, который ворвался в мою жизнь и занимает в ней важное место. Это Борис Горобец, приемный сын Е. М. Лифшица. В первую очередь я благодарен ему за правдивое описание героев в книге «Круг Ландау». Я благодарен ему за оценку титанического труда, проделанную Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшицем при написании непревзойденного учебника по теоретической физике. Я благодарен ему за заступничество за честь Евгения Михайловича, на которое способен только сын по крови. Родного сына у Евгения Михайловича не было, но эту миссию с честью выполнил Боря. Меня поразили в этой книге его смелость и непримиримость. Надеюсь, такими же будут его будущие произведения, в частности книга об Андрее Ивановиче Воробьеве — кудеснике врачевания. Борис хотя и довольно резок и даже груб, но всегда искренен и справедлив, просто он «неполиткорректен».
Не могу хотя бы просто не упомянуть И. М. Минаева, Н. М. Кузнецова, У. Юсупалиева и многих других, дружба и совместная работа с которыми доставляют мне не только радость, но и истинное счастье. И вообще, с людьми, окружающими меня и работающими со мной, мне всегда везло. А теперь, когда Тамара ушла, и я остался один, они, как и многие мои друзья и ученики — С. Тригер, М. Кузелев, С. Макаров, А. Самохин и др. (всех не перечислишь), — поддерживают мою жизнь, без них я бы давно ушел из жизни. Всем я по жизни обязан и никогда не расплачусь с ними за их внимание и доброту ко мне.
Десять лет я один и не думаю менять образ жизни, и, главное, никто от меня этого не требует. Хотя есть женщина, без которой я вряд ли прожил бы больше года. Это Ирина Федоровна, которая следит за моим здоровьем, моим бытом и так же, как и Тамара, за моим душевным спокойствием. Как-то В. Силин сказал мне: «Я вряд ли выдержал бы, как ты». Я ответил: «Это заслуга Ирины!»
В заключение хочу сказать и об отрицательных эмоциях за эти пять лет, вызванных людьми, которым, как мне кажется, я сделал добро, и немалое. Скажу о немногих. Начну с Г. А. Месяца, которого, по его словам, я «вывел из подвала и внес значительный вклад в создание его Института сильноточной электроники». Добавлю, что именно я познакомил его с Н. Г. Басовым и А. М. Прохоровым. Я дал ему хорошую рекомендацию при избрании в члены-корреспонденты АН СССР. Я рекомендовал его Л. П. Питаевскому, который перед выборами в АН специально приехал ко мне в ФИАН и задал прямой вопрос о нем. Я был его доверенным лицом на выборах в народные депутаты, неоднократно выступал в защиту его чести и достоинства. И вот, когда я недоброжелательно высказался о В. Е. Фортове, кстати, повторив слова самого Г. Месяца, вдруг резко все изменилось, я для Г. Месяца перестал существовать. Думаю, такое его поведение объясняется угрызением совести, которая у него, надеюсь, еще сохранилась.
Резко изменилось отношение ко мне и А. Г. Литвака, который когда-то называл меня живым классиком, на книжках которого он учился. Это, безусловно, влияние А. В. Гапонова-Грехова, о котором я уже писал выше. Влияние настолько сильное, что он отказал в пустяковой просьбе поддержать нашу книгу (с М. В. Кузелевым и П. С. Стрелковым) — учебник, претендующий на премию Правительства России, сославшись на то, что у них в Нижнем Новгороде по этой книге не обучают студентов. К сожалению, вынуждены изменить отношение ко мне и остальные в прошлом «друзья» — М. В. Петелин, Г. Л. Братман, Н. Ф. Ковалев. Ну, что сказать? Значит, фальшивой была их дружба. Думаю, после появления этой книги число «друзей» еще поубавится.
Отрицательные эмоции вызвало также появление в последние годы нескольких брошюр и книг Н. В. Карлова по истории знаменитого Физтеха, ныне МФТИ. По иронии судьбы Н. В. Карлов в течение нескольких лет был ректором института и счел себя вправе написать его историю. Этот человек не может быть объективным, необъективны и его книги, переполненные «байками и красноречиями». Было бы значительно лучше, если бы за историю МФТИ взялся В. Белоконь — один из ярких и нестандартных выпускников МФТИ. Он хорошо знает не только историю института, но и историю исследований по термоядерной бомбе, историю развития ракетной и авиационной техники в СССР и фундаментальной науки этих направлений. Я неоднократно рекомендовал ему написать по этим вопросам добротную книгу вместо небольших статей, которыми он увлекается и которые быстро забываются или их вообще не замечают.