Одиссея Дмитрия Адамовича

Одиссея Дмитрия Адамовича

В первых числах марта 1886 года в уездном Подольске у отца объявился живым и невредимым старший сын Дмитрий. Чтобы добраться до Москвы из порта Гринок на западном побережье Шотландии, загорелому и возмужавшему юнге пришлось проехать поездом через Англию — Францию — Бельгию — Германию и Польшу.

Летняя (1883 года) морская практика Дмитрия прошла на парусных судах и пароходах черноморского торгового флота «Астрахань», «Вера», «Святой Николай» и «Императрица Мария» за 10–12 рублей в месяц и «стол». Несмотря на физическую усталость, юноша был счастлив и горд собственной свободой.

Блестяще закончив в конце марта 1884 года 3-й класс мореходки, Д. Адамович, тем не менее, не был допущен к выпускным экзаменам на штурмана по малолетству. Но для беспрепятственного прохождения практических плаваний ему выдали свидетельство, напечатанное на плотной бумаге на русском, английском и итальянском языках. Заверенное в таможне и градоначальстве, оно заменило несовершеннолетнему выпускнику загранпаспорт сроком по 1 апреля 1887 года. Воспользовавшись предоставленной возможностью, 16-летний юнец тут же нанялся учеником без содержания на только что построенный греческий пароход «Николаос Вальяно», уходивший из Керчи в Германию с грузом в 612 000 пудов пшеницы.

Так началась его двухгодичная одиссея, в течение которой будущий штурман и капитан дальнего плавания обогнул Европу, увидел Вест- и Ост-Индию, Американский и Австралийский континенты и даже просидел 6 суток в сиднейской тюрьме за участие в бунте команды против капитана судна. Океанские просторы поразили его своим величием, мощью и красотой штормов, навсегда сделав певцом водной стихии и художником. Крылатая фраза, брошенная ему невзначай морским бродягой-отшельником моря — Жизнь, юнга, должна быть вызовом, иначе из неё испаряется соль! — сразила восторженную юную душу отчаянной дерзостью романтика-флибустьера.

Позже, в 1911 году, в Мариуполе, он издаст единственный сборник своих стихов «На суше и в море» с пронзительными строками об океане как языческом божестве. И какие он нашёл краски!

Я видал бирюзовую гладь Дарданелл

И сапфирные волны в пассатах,

Я видал, как кровавым рубином горел

Океан при полярных закатах.

Я видал изумрудный Калькутский лиман

И агат чёрной бездны у Горна,

И опаловый полупрозрачный туман

Над лиловым заливом Ливорно.

Я видал его в страшные бури и в штиль,

Днём и ночью, зимою и летом,

Нас связали с ним сказки исплаванных миль,

Океан меня сделал поэтом.

Последний 40-суточный переход на паруснике «Армида» из Лиссабона в Гринок был, пожалуй, самым долгим испытанием для матроса 1-го класса перед свиданием с родными.

Первый сюрприз ожидал его в квартире отца, занимавшего часть 2-го этажа нового кирпичного дома, выходившего фасадом на базарную площадь городка. Почти с порога Виктор Михайлович представил опешившему сыну свою… 19-летнюю венчанную жену Лизочку Вейнберг[202] — товарища детских игр Мити в большом саду, прилегавшем к их дому на Солянке в Москве.

…Мачеха старалась казаться солидной и томной дамой. Однако, в её карих глазах, опушенных длинными чёрными ресницами, часто сверкали весёлые искорки былой шаловливой резвости. И чувствуя это, Елизавета Семёновна прищуривала веки, не давая вырваться наружу искренности былых отношений…[203]

Отец, даже несмотря на молодую жену, по-прежнему играл каждый вечер в карты в клубе общественного собрания, за исключением двух вечеров, пока Митя с увлечением рассказывал о своих странствиях. На третий день, явившись не в духе и заметив с каким интересом молодые люди беседовали друг с другом, 45-летний подполковник решил не испытывать судьбу и предложил сыну отправляться в С.-Петербург к матери и сестре, не видевших его с лета 1882 года.

Их встреча состоялась 11 марта в квартире Надежды Александровны и Гейслера на Обуховском проспекте. Если мать не могла без слёз смотреть на сына и целовала мозоли на его матросских руках, то реакция 14-летней сестры к конкуренту на родительское внимание была иной.

Из письма брату Борису в Москву от 12 марта 1886 года:

…Вчера приехал Митя. Я с ним так недружелюбна, что меня начинают побранивать. Сердце к нему не лежит. Сего приездом у нас возросли расходы и мама взяла переводы у Шмицдорфа, за которые будет получать рублей 75. С деньгами Александра Филимоновича у нас будет верных 175 в месяц. Я болею, лежу. Мишенька сдал экзамен на гражданского инженера, получил лицензию и теперь откроет своё дело. Тебе кланяется…[204]

В понедельник Дмитрий был уже в Петербургских мореходных классах на Васильевском Острове. Предъявленное начальнику свидетельство, испещрённое подписями и печатями русских консулов в портах полутора десятков стран мира, и знание языков (английский хорошо, французский и немецкий порядочно, итальянский немного) произвели должное впечатление. Легко уладив формальности с переводом документов из Керчи, молодой матрос уже со следующего дня начал посещение уроков и подготовку к выпускным экзаменам вместе с петербуржцами.

Навигацию, астрономию и сферическую тригонометрию здесь преподавал знаменитый «Норд-ост» — подполковник корпуса флотских штурманов Гончаров, управление судами и английский язык вёл известный своими научными трудами каперанг Вахтин, морскую практику — каперанг Сарычев, а пароходную механику — инженер-механик флота Бессонов. У таких корифеев было чему поучиться, и курсанты слушали их на одном дыхании, впитывая, как губка, теорию и практику любимого дела…

А в это время Надежду Александровну одолевали совсем другие заботы. Внушённая ей присяжными поверенными Шишко, Корайским и Штукенбергом мысль foul play[205] о лёгкости признания судопроизводством старшего сына Дмитрия единственным наследником миллионного состояния умершего в

1882 году Афанасия Лухманова[206] породила в душе фантазии, застившие разум. Уверенность «искусителей» подогревалась их готовностью нести все судебные издержки и получить свои сребреники по выигрыше процесса.

Дело оставалось за малым: убедить несовершеннолетнего сына[207] отказаться от родного отца; согласиться на предложенного ему опекуна-адвоката; подать иск… на собственную мать, уже однажды признавшую его незаконнорожденным, и пойти на всё это ради будущего благосостояния семьи!!!

Из письма Надежды Александровны к сыну Борису:

…Я взяла на себя устроить Ваше будущее и с Божьей милостью сделаю это. Хлопочу по нашему делу, только о нём и думаю. Молись за себя и за нас, надейся и верь в мать. Много хорошего и светлого мы переживём. Верь, что будущее ещё наше…[208]

Ей удалось уговорить старшего сына, но не удалось умолить Всевышнего помочь в неправом деле…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.