11 По секрету

11

По секрету

Надеюсь, я не поступаю в ущерб родительским обязанностям ради профессиональной карьеры. Очень трудно соблюсти этот баланс, но это то, к чему я стремлюсь.

Ума Турман

То, что мы с Мэнди могли обмениваться историями, очень облегчало душу. Недостатка в них не было.

— Подожди. Прежде чем ты начнешь, я хочу задать вопрос, — сказала она.

— Черт! Что такое?

— В твою спальню провели телефон, верно?

— Ага! Отдельная линия от их четырех, — напомнила я ей.

— Хорошо, когда я въехала, миссис Голдберг сказала, что мне не нужно устанавливать мой собственный телефонный номер, что я могу пользоваться ее телефоном. Поэтому теперь в конце каждого месяца она просматривает все счета и отмечает мои звонки, чтобы я их оплачивала. Проблема в том, что она делает при этом небольшие комментарии, типа «Ты разговаривала с кем-то полтора часа».

— Почему бы тебе не сказать ей: «Да, разговаривала. Мне нравится поддерживать контакт с окружающим миром»? — сказала я. — Говоришь, она проверяет счета и отмечает все твои звонки? Держу пари, те пятиминутные звонки в Мизулу вряд ли привлекли внимание хозяйки. Что она говорит? Там есть один за сорок три цента… Упс, вот еще один, г. Бозмен, Монтана… О, здесь есть настоящая громадина: шесть долларов двадцать восемь центов с Еленой. Рада, что я не пропустила его…

Мэнди перебила меня:

— Это не смешно.

Я не могла удержаться:

— Тогда ладненько, я рада, что они понимают, что не занимаются благотворительностью, когда берут у тебя эти деньги. А ты не получила очередной бесплатный сыр на этой неделе?

И такая скаредность на фоне того, что ее хозяин только что установил в одной из нижних ванных комнат небольшой витраж стоимостью пятнадцать тысяч долларов. А у бедной Мэнди удержания из ее платежной ведомости были больше, чем законные налоговые вычеты.

Мне нравилось слушать о несчастьях бедной девушки — тем более что я делаю это по телефонной линии, за которую плачу сама.

Кроме того, мне тоже необходимо было выговориться. Я бы умерла, если бы не рассказала кому-нибудь о тысячедолларовых нарядах, которые доставил в наш дом персональный агент по закупкам. Я не могла поверить своим глазам, когда какой-то фургон остановился у наших дверей и двое мужчин суетливо и быстро вкатили стойки с моделями одежды от-кутюр для Джуди. Прекрасно одетая продавщица, на которой был костюм, стоивший, вероятно, больше, чем я заработаю за год, вместе с ней переходила от платья к платью, записывая то, что она выбрала, в маленькую записную книжку ручкой «Монблан» (кто знал, что такая ручка может стоить пятьсот долларов?). Неудивительно, что Джуди не часто ездила по магазинам — магазины сами приезжали к ней!

К этому моменту я провела так много времени в этом доме, что мой мир сузился, и такие маленькие события приобрели значимость. У меня не было перспективы. Я всегда была на посту, и мои рабочие дни были бесконечны. Я знала, что половина вины по крайней мере лежит на мне, и от этого только еще больше злилась. Я ругала сама себя за то, что никогда не упоминала о контракте и никогда не обсуждала, сколько часов я буду работать или каковы будут мои обязанности.

Я усвоила, что для меня не существует понятия «после работы». Никаких запланированных ужинов с друзьями или походов в кино вечером. Разве нет закона о труде, где говорится, что в течение восьмичасового рабочего дня ты имеешь право на два пятнадцатиминутных перерыва и один час для обеда? Полагаю, что это не касается нянь. А каковы правила для 16-часового дня? Ты получаешь четыре пятнадцатиминутных паузы и двухчасовой перерыв на ленч?

Мэнди и я считали, что нам необходимо завершить нашу печальную партию вдвоем и расширить наш мир, поэтому мы записали наших малышей в центр «Джимбори»[74] в Санта-Монике. Это было более привлекательно, чем прогулки в соседнем парке. В «Джимбори» собирали детей приблизительно одного возраста для совместных игр, пения и общения. И при этом родители — и няни тоже — могли общаться.

Мы с Мэнди ошеломленно слушали, как одна мамочка, смеясь, рассказывала своим подругам, что ее няни должны были пройти тест на «уродливость».

— Я иду в офис Боба, чтобы отобрать кандидаток для первого собеседования, — хихикала она. — Чем толще и безобразнее, тем лучше. Знаете ли, лучше перестраховаться.

Тогда я этого не понимала. Зато теперь понимаю. Робин Уильямс закончил тем, что развелся с женой и женился на няне. А Стивен Сигал назвал свою дочь в честь няни, у которой позже родился от него ребенок. Может быть, в рассказе супруги, страдающей подобной паранойей, был смысл.

— Сьюзи, — сказала Мэнди, одним глазом глядя на Элли, кувыркавшуюся поблизости, — ты никогда не поверишь в это, я наконец встретила Мэла Гибсона собственной персоной!

Я усмехнулась. Мэл был для Мэнди — то же самое, что Том Круз для меня.

— А я оказалась такой недотепой, что сама не могу поверить в это! — застонала она.

— О нет. Что случилось?

— Ну, я заглянула в список приглашенных на празднование очередной годовщины Голдбергов, который лежал на письменном столе миссис Голдберг. С информацией о том, кто есть кто. Я имею в виду, что в нем были все — от Долли Партон[75] до Куинси Джонс[76], а прямо посередине был Мэл Гибсон. О небо, подумала я, наконец-то я встречусь с ним. Поэтому я добровольно вызвалась встречать гостей у дверей вместо привратника. Знаешь, таким образом я надеялась пожать ему руку или что-нибудь в этом роде.

— Ну и как, пожала?

— Итак, я пришла туда. И стою у дверей, приветствую Ширли Маклейн, Келли Ли Брок, Дона Джонса — сама ни жива ни мертва. На мне было синее платье, как у тебя. Наконец после того, как я впустила уже, наверное, человек сорок, появился он. Боже мой, он был такой красивый, даже лучше, чем в фильмах.

— Итак, что же ты сделала — попыталась обнять его или что-то еще?

— Нет, нет. Я начала говорить «Здравствуйте, мистер Гибсон», но слова из моего рта не вылетали, только воздух. Неожиданно я задышала, как чистокровный скакун, только что пересекший финишную линию. Я попыталась отвернуться, чтобы он не видел меня в таком состоянии, и повалилась вверх тормашками через стул, приземлившись на спину, дрыгая в воздухе ногами и потеряв при этом одну туфлю.

— О Боже мой! — засмеялась я.

— Знаешь, я чуть не умерла.

— Он помог тебе встать?

— Не совсем. Он хотел сделать это, но краешком глаза я увидела очень раздраженную миссис Голдберг, поэтому я выкарабкалась сама. Интересно, что он подумал — ведь не думаешь же ты, что он видит подобное все время?

— Уверена, что он привык к этому, Мэнди, — сказала я, пытаясь утешить ее. — Не расстраивайся. Ты выставила себя «в лучшем виде», как пораженная звездой идиотка. Слава Богу, ты не причинила беспокойства Мелу. Маргарет — упс, я имела в виду миссис Голдберг — никогда не простила бы тебе этого. Надеюсь, ты не сломала стул, потому что, как тебе известно, тебе бы пришлось заплатить за него!

— О, все плохое случается обычно по моей вине, — сказала Мэнди. — Моей или Грасиэлы.

Грасиэла была их домработница.

— Да, хорошо иметь прислугу, чтобы можно было упрекать ее по мельчайшему поводу, что бы ни случилось, — размышляла я.

Мэнди и я уже много раз обсуждали эту привычку, присущую обоим нашим респектабельным семействам, — обвинять прислугу, особенно когда что-то терялось. Такие мини-драмы приключались практически каждый божий день.

— Ты, наверное, слыхала, что миссис Овитц бранилась вчера из-за детского автомобильного сиденья, — сказала я. — Никто не мог найти его, и она пришла в настоящее бешенство. Глория, Роза и я терпеливо пытались расспросить ее, уверена ли она, что не забыла его в одном из других автомобилей, а она только огрызалась: «Конечно, уверена! Я думаю, садовники забрали его. Эти люди вечно что-то у меня воруют!» Как будто садовникам нужно детское автомобильное сиденье. Естественно, спустя час с четвертью его обнаружили в автомобиле Кармен. Представь себе, в этом, его и назвать-то так можно с трудом, автомобиле. Она брала Аманду с собой в магазин.

— О, не говори мне об этом, — возразила Мэнди. — Грасиэла и я однажды целый час искали одно из платьев Элли. Миссис Голдберг была уверена, что его унесли строительные рабочие, заменявшие окна. «Представьте себе — украсть у ребенка!», — сказала она нам. Как будто этим парням понадобилось стырить маленькое розовое платьице. Как выяснилось, оно лежало в сумке с пеленками в автомобиле.

Мы разразились приступом смеха, какой бывает, когда выпускаешь копившееся неделями напряжение. Мы смеялись даже после занятий в «Джимбори», ведя за собой своих подопечных. Миссия выполнена: дети утомились, няньки прошли терапию.

Однажды днем я случайно услышала, как Джуди произносит мое имя по телефону. Я напрягла слух, насколько могла.

— О да, вам определенно необходима няня, — говорила она, любезно соглашаясь. — Моя — просто спасительница. Я не знаю, что бы я без нее делала. Она — моя правая рука.

Ее правая рука??? Моя правая рука чуть не отвалилась.

— Она делает гораздо больше, чем просто заботится о детях. Однажды она, зная, что мне нужно заказать ленч в «Айви», в то время как я была очень занята, сделала это вместо меня.

Это были самые добрые слова, которые она когда-либо говорила обо мне. Наши, похожие на аттракцион «железная дорога с трамплинами и горками», отношения достигли наивысшего уровня. Если бы я только могла заморозить их в ту же секунду на этом месте. Позже в тот же вечер Джуди сообщила мне, что она разговаривала с Салли Филд. И спросила, не знаю ли я еще одну няню, которую могла бы порекомендовать, — Салли лежала «на сохранении» и должна была через пару месяцев рожать.

Ни одна из моих одноклассниц по Институту нянь не казалась мне достаточно подходящей. А как насчет Тэмми Манро? Она была классом младше меня в школе, и я всегда восхищалась ею. Я знала, что она могла бы быть превосходной няней. По правде говоря, я считала, что Тэмми была совершенна во всем — блондинка, красавица, милая, умная, добрая, любила животных и каждое воскресенье ходила в церковь. Единственное, чего ей не хватало, — хорошей работы. Она по-прежнему жила в Коттедж-Грув и работала в морозильном цехе по производству йогуртов вместе с моей младшей сестрой Трейси.

С позволения Джуди я позвонила Салли (обращаясь к ней «мисс Филд», конечно же, просто на тот случай, если она любила церемонии, как, например, миссис Голдберг) и рассказала ей все про Тэмми. Ее непринужденная манера разговаривать сделала беседу простой, и голос у нее был добрым и ласковым. Дрожа от возбуждения, я позвонила Тэмми и настояла на том, чтобы она немедленно прилетела и прошла собеседование. Менее чем через неделю она прилетела в Лос-Анджелес для личной встречи с Салли, после длительной телефонной беседы с ней.

— Скорее расскажи мне, как все прошло? — требовала я, после того как она вернулась из дома Салли. Тэмми остановилась у нас, пока шел предварительный период. Я ждала ее со скрещенными пальцами в надежде на то, что звезды расположатся таким образом, чтобы у меня здесь появилась еще одна подруга.

— Ладно. Знаешь, я очень нервничала, когда уезжала из дома, — сказала Тэмми, заваливаясь на персикового цвета покрывало, — и ко времени прибытия сюда мне было так плохо, что я думала, меня стошнит. Но я помнила, что должна буду встретиться с тобой, это придало мне сил.

Я усмехнулась:

— Ты была слишком неопытной, чтобы пойти на попятный!

— Я позвонила у ворот, и вышел какой-то невероятно великолепный мужчина. Сьюзи, я думала, лишусь чувств, настолько он был красив.

— Кто-то знаменитый? — улыбнулась я понимающе. Ей еще предстоит привыкнуть к параду знаменитостей.

— Это был муж Салли, Алан, сама любезность. И Салли тоже. Но у меня было такое чувство, что они думают, будто я не очень-то толковая, — сказала Тэмми. — Алан спросил меня: «С нашим образом жизни нам нужен такой человек, который с нами поладит. Что ты думаешь по этому поводу?» Я ответила, что чувствую себя с ними нормально. Я достаточно спокойная. Однако спросила, как себя чувствуют они, комфортно ли им со мной. И тогда Алан согнулся пополам от смеха.

— Тэмми, ты «девушка из Мэйберри, США». Почему им было бы некомфортно с тобой?

— Я знаю! — съежилась Тэмми. — Идиотский вопрос. Алан сказал, он уверен, что я отлично подхожу.

Мы вдвоем провели большую часть уик-энда, отсиживаясь в моей комнате, смотря телевизор, читая журналы и взволнованно разговаривая о будущем Тэмми. Я посоветовала ей поступить в институт нянь и учиться там в оставшиеся месяцы, пока Салли не родит, что показалось ей отличной идеей. К концу вечера в наших желудках заурчало. Мы проголодались, но Майкл и Джуди были дома, и мне не хотелось спускаться вниз.

— Я уверена, что такого со мной не будет, если я стану работать у Салли, — сказала беспокойно Тэмми. — Не могу поверить, что ты чувствуешь себя так неловко в доме, где живешь.

Визит Тэмми заставил меня осознать, насколько я привыкла к чувству дискомфорта, испытываемого большую часть времени. Как я могла проигнорировать наставления по поводу контракта, которые мне давали в институте нянь? Я сама себя подставила. Сама виновата. Я привыкла считать себя достаточно смышленой, но должна признать, что была кретинкой, не настояв на точном определении рабочего времени. Мне необходимо было собраться с мужеством и сказать своим хозяевам, что мне надо поговорить с ними. Гораздо проще было бы сделать это в рабочем кабинете моего босса, постучать в дверь и войти. Но здесь — что я могла сделать? Спросить Джуди, не могла ли бы она зайти в мою спальню для приватной беседы? Могу себе представить… Вот, Джуди, присаживайся на мою кровать, чтобы я могла затронуть некоторые проблемы уточнения условий труда. Ох! Запомни эту мысль… Брэндон плачет, а теперь он описал пеленки. Как только я их сменю, мы сможем продолжить анализ моей службы.

Я не задумываясь критикую Мэнди за то, что она не умеет постоять за себя. Однако гораздо легче ругать ее за слабохарактерность, чем позволять плохо обращаться с собой.

Примечание для себя: спросить, могу ли я встретиться с Мэнди в следующую пятницу вечером, чтобы вместе поужинать.

После отъезда Тэмми я по меньшей мере уже в десятый раз подумала, что должна позвонить Кэролин или Линде и спросить совета. Но каждый раз, собираясь сделать это, я понимала, что не могу преодолеть нерешительность. Подавленная, я решила позвонить этим вечером. Пора запирать дверь и попытаться уснуть. Мой мозг тем не менее отказывался подчиняться; вместо этого он отчаянно пытался найти некое подобие успокоения или решения проблемы. Я взяла ежемесячный информационный бюллетень для нянь, который выписывала. В этом номере был напечатан вопросник, который родители могли бы использовать для официальной оценки результатов работы няни. Я решила оценить свою собственную работу. Возможно, я все взвешу и моя ситуация окажется просто прекрасной. Даже лучше, чем среднестатистическая.

1. Занимается ли няня личными делами во время работы?

Она не имеет автомобиля, велосипеда или ходулей «поуго», поэтому подобных проблем не возникает.

2. Предлагает ли она варианты для управления поведением ребенка, когда это следует делать?

Тут можно вспомнить, что д-р Т. Бэрри Бразелтон не рекомендует родителям разговаривать с трехлетним ребенком так, будто ему тридцать. Но что знаю я? Мне только девятнадцать, и весь мой чистый доход менее 700 долларов.

3. Проявляет ли няня инициативу при планировании занятий для детей?

Да. Потом сидит в одиночестве за столом с творческими работами.

4. Поддерживает ли няня родительский стиль дисциплины?

Гм. Нет никакого определенного дисциплинарного стиля. Но поддержит от всего сердца, как только таковой появится.

5. Поддерживает ли няня родителей в их стремлении ограничить просмотр ТВ их детьми?

Опять нет никаких видимых ограничений. Детям разрешено смотреть фильмы категории «детям до 16 смотреть не рекомендуется». Но будет с радостью поддерживать любые ограничения, если они когда-либо введут их!

В следующем разделе было оставлено пустое место, чтобы оценить семью по таким пунктам, как свободное время, поддержка няни в проблемах дисциплины и оплата сверхурочных, как прописано в контракте.

Я закрыла глаза.

Я пытаюсь не замечать моего разрастающегося недовольства своей работой, но это становится все труднее и труднее. Вероятно, я была несчастна все время, пока жила здесь. Я пообещала пробыть тут два года, и мне придется работать — ох! — еще пятьсот семьдесят восемь дней. Будущее предстало перед моими глазами замкнутым в образе одной нескончаемой «Улицы Сезам», наполненным грязными пеленками и подавляемой злостью.

Я повернулась, чтобы включить ТВ, как раз вовремя, чтобы увидеть профиль Робина Лича, еще одного из наших гостей на недавнем званом обеде, в программе «Богатые и знаменитые».

Это напомнило мне историю, которую недавно рассказала Мэнди.

История про няню по имени Шейла, работа которой была похожа на нашу, и ей, как и нам, частенько требовалось «выпустить пар». За чашкой кофе в «Старбрукс»[77] Мэнди без всякого умысла спросила, из-за чего она так расстроена, и Шейла разразилась гневной тирадой по поводу знаменитостей, участвующих в телевизионных ток-шоу.

— Мэнди, я просто испытываю отвращение, когда все эти лицемерные звезды лгут миллионам людей.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «они лгут»? — спросила Мэнди. — Лгут о чем?

— Обо всем; своих детях, своем образе жизни, политике!

— Ты говоришь о чем-то конкретном, Шейла?

Это не выглядело пустым сотрясанием воздуха.

— Кого ты имеешь в виду? Что они сделали?

— Мэнди, клянусь тебе, мне пришлось оставить работу, потому что у парня была огромная проблема с кокаином, — призналась Шейла. — Поскольку я еще делала кое-какую работу по дому, помимо того, что была круглосуточной няней, я время от времени помогала убирать ванную комнату. Однажды утром я нашла кучку белого порошка на ручном зеркале в углу ванной комнаты. Когда я поняла, что это, то взяла пылесос, чтобы убрать.

Мэнди подавила смешок при мысли о наркотике стоимостью в сотни долларов, который был уничтожен с помощью «Грязного дьявола»[78].

— О мой Бог! Он узнал, что ты сделала это?

— Нет, но меня не волнует, даже если бы и узнал; поделом ему! — Шейла плюнула. — Во всяком случае, он никогда ничего не говорил, вероятно, потому что у него этого добра всегда хватает. Что ему одна маленькая кучка?

— Так кто же это был? — спросила Мэнди.

И Шейла сообщила ей.

— Не может быть!

— Да. Он был моим последним боссом.

— Этот кристально чистый парень? — ахнула Мэнди. — По крайней мере таков его имидж ведущего расследования на ТВ.

— Именно он, — подтвердила Шейла. — Однако, Мэнди, дело было не только в том, что он нюхал дома кокаин. Я не могла видеть его на ток-шоу. Вот он рассказывает кивающему в знак одобрения ведущему обо всех несчастьях, приносимых наркотиками, и о том, как он боится, что это может затронуть его детей, живущих в Лос-Анджелесе — наркостолице США. Затем он сказал, что решил переехать на Средний Запад, чтобы спасти детей и чтобы они не сделались добычей этой пагубной страсти, бла-бла-бла. Что за лицемер! — сердито воскликнула Шейла, вытирая нос комком салфетки. — И в довершение всего они не позволяли мне видеться с детьми, после того как я уволилась; они сказали, это будет их травмировать.

После услышанного от Мэнди я вспомнила, что и сама встречалась и знакома с нянями большинства знаменитостей, которых видела в телевизионных интервью. И то, как описывали эти знаменитые мамочки свои занятия домашним хозяйством и собственные успехи в воспитании детей, сильно отличалось от того, что рассказывали их няньки. Если бы кто-либо из их прислуги выступил с правдой о том, что на самом деле делают звезды за закрытыми дверями, его бы, вероятно, потребовалось поместить в Программу защиты нянь-свидетелей — нечто похожее произошло, например, с няней Деми Мур, после того как она подала сенсационный судебный иск, который, по сути, предписывал Деми в обязательном порядке оставить ее на работе.

Истории, подобные этим, продолжают случаться все время, хотя теперь они больше не шокируют меня так, как когда-то. Была история об исключительно успешной кинозвездной паре, которая, говоря о двух своих детях, всегда подчеркивала, насколько сильно она к ним привязана. Я же знаю истину, что в действительности дети были так одиноки и так расстроены полным отсутствием внимания со стороны обоих родителей, что даже начали писать на пол, для того чтобы их заметили — что, конечно, сработало, так как они уже давно вышли из возраста приучения к ночному горшку. А еще была дочь одной известной (ныне покойной) рок-звезды, признанной невменяемой, и няня официально хотела удочерить ее, потому что боялась за безопасность девочки, когда ее мать бывала в наркотическом угаре.

Нет, дела, конечно, обстояли совсем не так, как они выглядели на ТВ.

Истории, подобные той, которую рассказала Шейла, как это ни странно, помогли мне. Я видела, что няням других знаменитостей бывало гораздо хуже. Мне же лишь приходилось иметь дело с проблемами, которые были мучительны, но не грозили тюрьмой.

Как, например, укладывание детей. Однажды вечером Джуди сказала, что ей хотелось бы уложить Брэндона.

Это было исключительно важно. Обычно по вечерам, когда она бывала дома, мы вместе укладывали детей спать, но укладыванием Брэндона занималась я. Это разделение труда было частично моей собственной инициативой. Даже когда двое старших детей и я тяжело заболели от пищевого отравления пару недель назад, будя малыша нашей постоянной рвотой, я чувствовала, что должна крепиться. Джуди предложила отнести Брэндона в кровать и вставать к нему, если он проснется. Она даже сказала, что я могу разбудить ее, если понадобится. Я была озадачена этим необычным проявлением доброты. Возможно, мне не следовало так ее бояться, в конце концов.

Все же я не стала будить ее. Я так боялась, чтобы меня не начали считать не очень хорошим работником, что заявила, что чувствую себя хорошо и со всем справлюсь сама. И потом мне казалось, что пока я буду объяснять ей, как подогревать его бутылочки ночью, у меня уйдет энергии больше, чем если я все сделаю сама.

Однако в этот раз она настояла на том, что будет лично укладывать Брэндона, потому что сама этого хотела, а не потому, что я не могла.

— Как ты это делаешь? — еле слышно осведомилась она.

— Как я делаю что? — переспросила я.

— Как ты его укладываешь? Объясни подробно, что ты делаешь каждый вечер?

Невероятно!

— Не волнуйтесь. Это на самом деле просто. Я подогрею для вас бутылочку в подогревателе, — предложила я, — потом вы сядете с ним в качалку и дадите ее ему. После этого просто положите его в кроватку и накройте его любимым одеялом.

Я оглядела комнату. О, черт! Знает ли она, как опускать продольную боковину его кроватки? Лучше я ее опущу, тогда она не испытает неловкости. Я могу войти сразу после того, как она уйдет, чтобы снова поднять ее.

— Иногда я пою ему короткую колыбельную, прежде чем погасить свет, — продолжала я.

— Могу я побаюкать его немножко, после того как он выпьет бутылочку? — спросила она.

— Да, конечно, вы можете убаюкать его, — сказала я, глядя на Брэндона. — Он любит, когда его прижимают к себе.

В душевном смятении оставила я мать и дитя наедине. Мне было очень жаль ее. Она казалась неуверенной, столкнувшись с потребностями собственного ребенка, но я знала: она прекрасно справится. Просто ей это не знакомо, поскольку она переложила всю ответственность — и радость — на других.

Неужели иметь няню означает — жить с такого рода неуверенностью в отношении собственных детей? У Майкла, кажется, то же самое. Он заходил в детскую почти каждое утро, чтобы поцеловать Брэндона на прощание, но однажды утром он несколько секунд стоял здесь тихо рядом со мной. Когда он приблизился к Брэндону, чтобы взять его на руки, Брэндон прижался ко мне.

Майкл вздохнул.

— Как ты думаешь, он знает, что я его отец? — спросил он задумчиво.

— Ну… — запнулась я. — Да… Думаю, он знает.

— Не уверен, — возразил он, наклоняясь и целуя Брэндона.

Я наблюдала за ним, как он спускается и идет по коридору, как обычно, так быстро, как только возможно, нижняя половина его тела двигалась, в то время как верхняя оставалась неподвижна и бесстрастна. Я лишь могла догадываться, какие мысли проносятся в его голове, наверное, список «важных» дел, которые ему необходимо выполнить в этот день. Я ощущала печаль, стоя там и держа Брэндона. Мне пришло в голову, что Майкл почти не знает своих собственных детей. Он благоговел перед ними, как перед самой важной вещью в своей жизни, и я не сомневалась, что он сделает для них все, что угодно. Однако видел он их всего лишь несколько минут в течение всей рабочей недели. И поскольку он не был частью их повседневной жизни, то в действительности даже не знал, как с ними играть. Он был не из тех отцов, кто взял бы Джошуа с собой на рыбалку или стал бы вместе с ним ловить сачком бабочек, играть в чайный домик с Амандой или отправился бы на прогулку с Брэндоном. Он нанимал людей для такого рода деятельности, чтобы у детей ни в чем не было недостатка.

Но что упускали родители? И могла ли вообще нанятая прислуга на самом деле помочь кому-либо?

Однажды вечером, после того как Джошуа и Аманда ужасно подрались за столом во время ужина и были сурово отосланы в свои комнаты, Майкл и Джуди затеяли дискуссию о поведении детей, в то время как я помогала Делме убирать со стола. Джуди изложила свои мысли, а затем Майкл высказал свое мнение. Потом он спросил меня, как я думаю, почему Джошуа так часто бывает неуправляемым и так склонен к вспышкам. Удивленная тем, что интересуются моим мнением, я выразила свою точку зрения.

— Я думаю, Джош по натуре перфекционист, то есть человек, стремящийся добиваться во всем совершенства, поэтому он выходит из себя, когда дела обстоят не так, как ему хотелось бы, — осмелилась сказать я. — У него очень завышенная самооценка.

— Я думаю, это совсем не так… — начала Джуди.

— Заткнись! — холодно произнес Майкл, ставя на стол свой бокал с вином.

Я потупилась в замешательстве, мне было неловко за него и за Джуди. Такое было впервые, мне никогда не приходилось раньше быть свидетельницей чего-нибудь подобного, кроме их холодного, формального общения.

— Сьюзи, не могла бы ты продолжить? — попросил он. — Я хотел бы услышать, что ты хочешь сказать.

О, прекрасно. Это уж действительно «поможет» моим отношениям с Джуди.

Ну и ну! Не могу поверить, чтобы Майкл был так груб с Джуди, как сегодня вечером. С другой стороны, было приятно, что со мной обращались, как с человеком, что мое мнение на этот раз хотели услышать. Что касается детской психологии, то это моя любимая тема! Как бы то ни было, ситуация очень затруднительная. Были ли у нас лекции о том, что делать, если родители, кажется, не очень-то любят друг друга?

Позвонила мама, узнать, как я поживаю, и передала, что Райан сказал ей, что ему меня действительно не хватает. И он думает, что никогда не найдет кого-то другого, кого полюбит так же сильно, как меня. Не знаю, что об этом и думать. Хотя разве он мог бы вписаться в мою жизнь прямо сейчас?