10 Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир
10
Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир
Ты начинаешь жить для своего ребенка и прекращаешь жить для себя. Я обычный человек. И обыкновенная мать.
Уитни Хьюстон
— Я отправляюсь на разведку, Сара! — сказал парень из почтового отдела КАА, который заглянул в комнату и исчез, прежде чем я успела моргнуть.
— Отправляйся, — ответила Сара.
— Что за разведка? — спросила я, наблюдая за стремительной беготней курьеров по коридору.
Сара перегнулась через свой письменный стол и понизила голос.
— Это рекогносцировка местности, как в фильмах про войну, — сказала она, озираясь. — Знаешь, когда посылают бойскаута, чтобы обследовать район и удостовериться, что там нет вражеских солдат поблизости.
Что?
— Так вот, значит, что делает этот парень, — проверяет, нет ли вражеских агентов, которые могли бы спрятаться под лестницей, выжидая удобный момент, чтобы задерживать клиентов КАА?
— Нет. Он должен определить оптимальный маршрут для Майкла к его следующему месту встречи.
— Для того чтобы он смог миновать заложенные мины, которые могут встретиться ему по пути? — засмеялась я, подбрасывая Брэндона у себя на коленях.
— Да, — произнесла Сара, энергично кивая. — Ты же знаешь, Майкл не терпит попусту тратить время или опаздывать; он скорее умрет. Поэтому всякий раз, когда он собирается ехать через город на какую-нибудь встречу или в пригород на расстояние в радиусе двадцати миль, он посылает вперед разведчика, выясняющего дорожную обстановку и определяющего подходящий вариант маршрута. Затем разведчик звонит и сообщает Майклу, как ехать. Иногда я даже рисую карту, которую Майкл берет с собой.
— Bay, с ума сойти, — сказала я.
Однако смысл происходящего был понятен. Боже мой, ведь Майкл даже свои волосы раз в две недели подстригал, не выходя из офиса, чтобы не тратить время на посещение салона.
Частые визиты в КАА открыли мне глаза на мир Майкла. Сначала я просто думала, что это было бы неплохо, если Брэндон будет навещать своего отца, но затем я поняла, что и сама получаю от этого выгоду, поскольку могу общаться с кем-то в возрасте старше шести лет. Саре было около тридцати, она неброская, но привлекательная женщина. В отличие от большинства жительниц Лос-Анджелеса она почти не признает макияжа и не гоняется за модой. И она такая милая! Я всегда ценила ее за доброту и еженедельные дружеские беседы по телефону (ладно, в них я изливала душу).
Однако ее перспективы были самыми радужными. Сара знала, вероятно, лучше, чем кто бы то ни было, что означает жить рядом с Майклом, потому что большую часть времени он проводил на работе, а не дома. Невозмутимая и педантичная, Сара управлялась со множеством своих обязанностей с большим хладнокровием и необычайно эффективно. Она была правой рукой Майкла — ее небольшой кабинет даже был смежным с его огромным офисом.
— Твоя работа очень напряженная, — провозгласила я.
— Сьюзи, это как раз у тебя очень напряженная работа, — возразила Сара. — Я не могу представить себе, как можно жить в этом доме. Знаешь, когда Джуди звонит сюда, она называет тебя «эта нянька». Я всегда переспрашиваю ее: «Вы имеете в виду Сьюзи?», но на нее это, кажется, никогда не действует. Она ведет себя так, будто я не знаю, кто ты, или как будто ты не реальный человек.
— По крайней мере она хотя бы признает, что имеет няню, — ответила я. — Я встречала тут многих девушек, чьи хозяева не делают даже этого.
Договоры о конфиденциальности как раз входили в моду, и многие девушки были вынуждены подписывать «обязательство о неразглашении информации», прежде чем поступить на работу к знаменитости. Некоторые работодатели даже требовали, чтобы их обслуживающий персонал подписывал очень жесткие соглашения, с обещанием никогда не разглашать, на кого они работают.
— Одна девушка даже не могла сообщить матери свой адрес, — сообщила я Саре. — Ей пришлось арендовать почтовый ящик, чтобы получать почту!
Благодаря Саре я узнала много нового о моем боссе. Он был мастером сделок, и после образования агентства ему потребовалось относительно немного времени, чтобы привлечь к сотрудничеству и завоевать доверие всех значимых персон в этой индустрии и составить список мультимиллионнодолларовых клиентов. Он готов был на все — от потакания любым желаниям своих суперзвездных клиентов до переманивания новых талантов, шпионя за их агентами, которые занимались кино, телевидением, сценариями и имели дело с самыми громкими именами в стране. Он был похож на спрута, щупальца которого завладевали всем, до чего могли дотянуться. Фактически все, кто когда-либо имел с ним дело, попадали под его обаяние и очаровывающую самоуверенность, но все также знали о его репутации беспощадного человека по отношению к людям, встававшим у него на пути. (Мне стало ясно, почему его любимой книгой была «Искусство войны».) Майкл был настоящий трудоголик и неистово загружал себя работой, но того же требовал он и от своего персонала.
Несмотря на такую тяжелую обстановку, персонал агентства был поразительно предан делу. Они были командой чемпионов; по крайней мере они были важными персонами в городе. Непосвященные думали, что все они были запуганы и подавлены. Однако изнанка такой корпоративной культуры была еще непригляднее.
— Сьюзи, я не рассказывала тебе о смерти отца подруги моего детства? — спросила Сара. — Я узнала об этом в четверг и сразу же попросила Майкла разрешить мне присутствовать на похоронах в понедельник. Я сообщила ему, что, вероятно, вернусь в офис во второй половине дня. Хотя, конечно, я знала, что он будет недоволен. — Она прикусила губу. — Ведь понедельник у нас традиционно самый напряженный день.
— Что? Ты смеешься. Ведь ты отпрашивалась на похороны, верно?
Иногда в Коттедж-Грув фирмы закрывались и в середине дня, чтобы владельцы могли посетить мемориальные мероприятия.
— Знаю. Но вид у него был мрачно-разочарованный, когда он ответил: «Сара, я не могу поверить, что ты покидаешь меня в понедельник».
— Правда?
— Если тебя это удивляет, — сказала она, потешаясь над моим смятением, — давай я расскажу тебе о том, как Карен просила предоставить ей немного свободного времени. Она одна из самых важных сотрудниц в этом здании — составляет платежные ведомости на всех работников компании каждые две недели. Три месяца назад она должна была рожать. И спросила моего совета, как ей подступиться к Майклу по поводу ее предстоящего декретного отпуска — может быть, она могла бы составлять платежные ведомости дома? Я пошутила: «Отпуск? Тебе повезет, если ты сможешь покинуть офис в день родов». Проблема была как раз в том, что пророчество, как оказалось, было верным.
— Ты шутишь! Что произошло? — спросила я, пересаживая Брэндона на другое колено.
— Больше всего Майкл не хочет, чтобы кто-то знал о доходах сотрудников агентства.
Это секрет, который охраняется так же тщательно, как конверты от «Прайс уотерхаус»[69] ночью перед присуждением премии «Оскар». Карен — вероятно, единственный человек, помимо финансового директора, который это знает. Я уверена, Майкл заставил ее кровью подписать сорокастраничный договор о неразглашении информации.
— Во всяком случае, как выяснилось, она собиралась стимулировать роды в субботу вечером и в случае удачи надеялась разродиться в воскресенье. Я сообщила Майклу, что Карен, очевидно, будет не в состоянии прийти в офис в понедельник и что она, вероятно, будет отсутствовать по меньшей мере недели три, а возможно, и больше.
— И что он сделал?
— Он приказал мне отправить компьютер, принтер и все необходимое для составления отчетности ей на дом и заявил, что она может составлять платежные ведомости у себя.
Я уставилась на Сару.
— О, Карен была счастлива, — заверила меня Сара. — Так она могла проводить больше времени с младенцем.
Легко понять, почему такое решение проблемы было для Майкла естественным. В конце концов, его собственные дети имели сиделку, а затем няньку — чем же должна была заниматься мать?
Это заставило меня задуматься о том, как будут жить его дети, когда вырастут. По-видимому, они проживут всю свою жизнь с людьми, которым будут платить за то, чтобы те заботились об удовлетворении всех их потребностей. Они никогда не научатся многое делать самостоятельно.
С другой стороны, возможно, это не будет проблемой.
Я представила себе, что Брэндон, Аманда и Джошуа — все выросли и пробуют выяснить, как пользоваться веником или совком, задаваясь вопросом, где найти такие инструменты. Я могу представить себе каждого из них, имеющего свой собственный автомобиль: «порше» для Аманды, «феррари» для Джошуа и «хаммер» для Брэндона. И конечно, в их жизни не будет такого опыта, как у меня в старших классах школы, когда я помогала моей подруге Кристине толкать ее старенький «фольксваген» с горки, чтобы он завелся. Эми и я толкали сзади, а Кристина сидела за рулем. Я пыхтела и задыхалась от выхлопных газов, держась за бампер древнего «жука». Кристина крикнула, когда мы разогнались достаточно быстро, и тогда Эми и я, обе рванули на себя дверные ручки и успешно запрыгнули на пассажирские сиденья, свалившись друг на друга. Кристина выжала сцепление, и мы поехали. Она даже не пыталась установить нормальный стартер. Иногда друзья удачно заменяют деньги. Однако я не думаю, что обратное бывает верным.
Что будут делать эти дети, став подростками, если у них возникнут проблемы с автомобилем? Я с трудом могу представить себе их, делающих что-то более сложное, чем вызов своих личных помощников по телефону. Однажды вечером, когда мы с Кармен ужинали, я затронула эту тему:
— Что будут делать эти дети, когда вырастут? Их ведь даже ни разу не просили сложить собственные вещи в корзину для белья, и они никогда не вынули ни одной тарелки из посудомоечной машины за все время своего детства.
— Су-зита, это не имеет значения, — ответила она. — У них будет так много денег, что им не придется делать ничего подобного.
Я же не могла не думать об этом в течение нескольких последующих дней. Чем такие дети закончат? Как они будут ходить в колледж и заботиться о самих себе, готовить еду, гладить рубашки, знать, что при стирке нельзя смешивать светлое и темное? Ради всего святого, Аманда даже не знала, что в мире есть люди, ездящие на автомобилях без автоматических стеклоподъемников. В первый раз, когда я взяла ее с собой в магазин на автомобиле Делмы, она вопрошающе переводила взгляд от ручки стеклоподъемника на меня и обратно.
— Где оконная кнопка?
— Некоторые автомобили не имеют электропривода стекол, Аманда. Иногда приходится крутить ручку самой, — сказала я, делая особое ударение на последнем слове. — Вот как это делается.
Я продемонстрировала ей, как обращаться с ручкой. Она смотрела на меня так, будто я дала ей детальное объяснение теории относительности.
Я тогда не знала, что многие потомки знаменитостей жили подобным образом защищенной жизнью. Годы спустя знакомая рассказала мне историю о сыновьях четырех и шести лет одного из наиболее популярных ведущих ток-шоу в Америке. Когда они разместились в креслах салона первого класса, дети спросили няню: «А кто все эти люди на нашем самолете?» За всю свою короткую жизнь они еще ни разу не летали на рейсовых.
* * *
В те редкие выходные, когда Мэнди и я были свободны, мы любили ходить по магазинам. Мы не мечтали о том, чтобы посетить поражающий воображение дизайнерский бутик на Родео-драйв; вместо этого мы часто проводили вторую половину дня в «Беверли-центр» в Западном Голливуде, огромном торговом центре с «Хард-рок кафе», выходившем на улицу. Мой рабочий гардероб по-прежнему состоял большей частью из шорт, джинсов, футболок и джемперов — одежды, которой не страшны были рвота, грязь, краски и сопли. Это не было тем, что большинство женщин называют профессиональным гардеробом, если они не относились к моей профессии. На одной заслуживающей особого внимания вылазке ко мне прилипла одна очень настойчивая продавщица, пригласившая половину своих коллег к трехстороннему зеркалу, чтобы они помогли ей уменьшить счет на моей кредитной карте.
— О, моя дорогая, это как раз для вас, — сказала одна из продавщиц.
— Вы путешествуете? Это прекрасно подойдет для путешествия.
— Превосходно, абсолютно сногсшибательно; это вас так стройнит, — сказала другая.
Стройнит? Никогда не думала, что я толстая, но это делало меня более худощавой, фантастика!
— Я беру это, — сказала я. — Упакуйте.
Продавщица бережно сложила аккуратным квадратом белый хлопчатобумажный цельный спортивный костюм типа комбинезона и положила в пакет. Мэнди молча следила за мной во время примерки. Это было непохоже на нее, но я от комплиментов парила так высоко, что даже не заметила ее необычного поведения. Сейчас, вспоминая этот эпизод, я понимаю, что в магазине имелась только та одежда, которую ты видишь на экране «Телемагазина» и которую можно надевать пятьюдесятью шестью разными способами. Но я услышала только то, что продавщица сказала, будто этот костюм отлично подходит для путешествия, а я вскоре собиралась путешествовать.
Это верно, мы собирались в Аспен вместе с семьей Эйснер. Во время собеседования Майкл спросил меня, катаюсь ли я на лыжах и могу ли я управлять автомобилем на заснеженных дорогах. Возможно, я помогла бы детям на некрутых склонах? Я представила себя изящно съезжающей вниз по склону горы и опрятный ряд укутанных малышей, двигающихся по моему следу. Однако когда я начала упаковывать детские вещи, никто не спросил, есть ли у меня самой лыжная одежда. Я ничего не собиралась говорить; я придерживалась своей политики справляться с проблемами по мере их поступления, вместо того чтобы задавать вопросы. Поэтому я просто бросила в чемодан пару орегонских свитеров на случай холода, рассчитывая, что смогу взять лыжи напрокат, если потребуется. И кроме того, у меня был новый комбинезон для полета на частном самолете.
Когда наконец наступила суббота, я бросила на себя в зеркало торопливый взгляд. Поскольку оно было небольшим, я видела мой новый ансамбль только до талии. Ужасно стильно, подумала я. Когда я спустилась по ступенькам лестницы, Джошуа и Аманда остановились как вкопанные в прихожей со своими чемоданами. Их глаза буквально вылезли из орбит.
— Ты выглядишь как астронавт! — выпалил Джошуа.
Аманда указывала на красный пояс, опоясывавший мою талию.
— Что это? — спросила она так презрительно, как только может трехлетка с косичками.
— Характерный штрих, — объяснила я неуверенно.
Появился Майкл. Выражение его лица при виде меня я не могу описать точно — нечто среднее между досадой и смущением.
Я решила подняться наверх и переодеться.
Придя в свою комнату, я встала перед зеркалом на стул и поинтересовалась, чем же это я произвела такой фурор. Дети и их отец были правы. Я была похожа на снеговика из детской школьной пьесы. Когда же я повернулась, то отчетливо увидела маленькие красные сердечки на моем нижнем белье. Они просвечивали сквозь белую ткань костюма. Боже всемилостивый!
Пристыженная, я переоделась в свою стандартную униформу: шорты и футболку. Крадучись спустилась вниз и начала загружать багаж в лимузин, пытаясь втиснуть в багажник гору поклажи, которую мы брали с собой на шесть дней в Колорадо.
Семью Эйснер мы встретили в аэропорту. Их «караван» состоял из самих супругов Майкла и Джейн; их няни-мужчины по имени Пол, который был на несколько лет старше меня; и трех их сыновей в возрасте девяти, двенадцати и восемнадцати лет. В Колорадо мы должны были встретиться также с матерью мистера Эйснера плюс девушкой его старшего сына, которая должна была прилететь откуда-то с восточного побережья. Эйснеры были хорошими друзьями семьи, и Майкл Эйснер, главный исполнительный директор компании Диснея, предложил использовать диснеевский корпоративный реактивный самолет. Оказавшись на борту этого самолета, можно было забыть, где находишься. Все предметы в самолете были украшены изображениями или Микки Мауса, или Гуфи — от карандашей до салфеток и стаканов. Я не могла не усмехнуться, когда увидела, что с каждого квадратика туалетной бумаги мне улыбается большой Микки.
Я забеспокоилась, как бы мне не пришлось глазеть на эту туалетную бумагу в продолжение всего полета — мой желудок выписывал «мертвые петли» все время, пока мы были в воздухе. Я вообще чувствовала себя нехорошо, но сумела держать себя в руках весь полет. После приземления, несмотря на тошноту, я помогла погрузить более двадцати мест багажа опять в лимузин, затем еще и разгрузить его у дома Эйснеров. Однако затем я почувствовала, что покрываюсь холодным потом, и тошнота накатила на меня, как приливная волна. Я подумала, что это из-за полета, и убедила себя, что все быстро пройдет, если только я смогу добраться до стула и посидеть несколько минут. Но к тому времени как все уже были в доме, я поняла, что со мной действительно не все в порядке. И само это не пройдет. Я догадалась, что вдобавок к обильной начинающейся менструации я, вероятно, подцепила какую-то разновидность гриппа.
С трудом я доползла до спальни, которая предназначалась для Брэндона и меня, но не прошло и минуты, как я услышала, что меня зовут. Я вышла. Мистер Эйснер и его мать стояли в холле и оба внимательно смотрели на меня. Мое лицо было белым, как простыня, и по нему струился пот.
— Бог мой, Сьюзи, ты выглядишь ужасно. С тобой все в порядке? — спросила миссис Эйснер.
— Тебе надо прилечь, — сказал ее сын.
Я начала отвечать им, когда увидела Джуди. Выражение ее лица как бы говорило: «О чем вы толкуете? Я не заметила, чтобы с ней было что-то не так!»
Я быстро прошла в ванную комнату, заперла дверь и нечаянно услышала, как Джуди начала жаловаться, что в комнате недостаточно чисто. Это строение было небрежно декорировано в стиле полудеревенского дачного дома, но — для отдыха, для детей, собак и катания на лыжах — этой педантичной семье тут было очень неуютно.
Но даже это не могло расстроить меня: через несколько секунд я уже лежала на ледяном кафельном полу, свернувшись калачиком. Я знала, у Джуди нет времени на мою болезнь, и я полагала, что ее автопилот с программой отказа был уже активирован. В этом плане она была похожа на своего супруга; иногда казалось, она не испытывает никакой симпатии к своим работникам. Мне чудилось, что я уже слышу ее голос: «Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы подстраивать наш отдых под физическое состояние нашей прислуги».
Я слышала, как Майкл громко вопрошает в холле:
— Где Сьюзи? Где же Сьюзи? Нам пора отправляться.
Мне было так плохо, что я не могла собраться с силами, чтобы откликнуться. Я знала, что Брэндон спит в своей кроватке. Если они сейчас уйдут, я могла бы добраться до постели и отлежаться. Но сейчас мне было слишком больно, и не хватало сил отозваться. Я только молча продолжала молиться, чтобы они ушли: «Уйдите, уйдите, уйдите. Пожалуйста, оставьте меня в покое».
— Где Сьюзи?
Я все еще слышала его крик по другую сторону двери и детские голоса, отвечающие хором:
— Я не знаю, папа. Пойдем!
Наконец, к счастью, я услышала, как открывается и закрывается входная дверь. Дом опустел и погрузился в тишину. Когда мне удалось заставить себя подняться на ноги, я обнаружила, что все ушли — за исключением Брэндона, который лежал в кроватке, спокойно играя своими ножками. Неужели они действительно все ушли, не зная, где я? Почему они не взяли с собой малыша? Что, если я серьезно заболела и не могла бы следить за ним?
Это поразило меня. Они действительно обращали на меня слишком мало внимания, чтобы заметить, что у меня могут быть собственные проблемы. Я чувствовала себя очень, очень одинокой.
К следующей ночи болезнь, которую я подхватила, навалилась на меня, как зимний шторм. Спазмы составляли мне компанию два последующих дня, но мне удалось справиться с этим. Однажды, когда я выползла из своей комнаты, я обнаружила, что весь огромный дом заполнен людьми. Старший сын Эйснеров сидел на кухне со своей девушкой. Она была богатой наследницей какого-то очень известного состояния и была наиболее эгоцентричной и надменной из всех, кого я встречала до сих пор. Думаю, что из сказанного ею за всю поездку нашлось лишь несколько слов, не связанных с богатством ее семьи. Мне пришлось отдать должное ее умению находить изобретательные способы, чтобы по любому поводу упоминать свое исключительное финансовое положение, независимо от темы: снегопад на улице, ее ночной сон, способ соления картофеля. У нее был очень необычный талант, в значительной степени отшлифованный. Сознаюсь, я терпеть ее не могла.
На третий вечер нашего пребывания в Аспене вся компания отправилась в дом Голди Хоун на обед. Брэндон и я остались дома, поскольку они предполагали задержаться в гостях допоздна. Нянь Эйснеров тоже остался дома. Он оказался достаточно симпатичным парнем — невысокий и очень скромный. Редко приходится встречать мужчин, ухаживающих за детьми. Я была более чем заинтригована.
После краткой вежливой беседы я застенчиво спросила:
— Могу я узнать твое мнение кое о чем?
— О чем же? — взглянул он на меня с любопытством. Может быть, готовился услышать нечто приятное?
— Джуди намекала, что я встречаюсь со старшим сыном Эйснеров, — сказала я, сама смутившись своих слов.
Пол разразился хохотом. Это не было так уж смешно.
— Погоди минутку, Пол!
— Нет, нет. Прости! Я смеюсь не над тобой. Это потому что мы, няни, находимся на самой нижней ступени в неофициальной иерархии. Фактически я даже не знаю, включены ли мы в нее вообще. Совершенно исключено, чтобы Эйснер стал встречаться с няней. Этого просто не может быть. Они никогда не снизойдут до прислуги.
Он встал и вышел из комнаты, посмеиваясь.
Очевидно, мне еще многое нужно узнать о социальной лестнице богачей. Но Джуди, возможно, тоже. Свое предположение она высказала искренне, причем дважды. Возможно, она считала, что это прозвучит для меня комплиментом? Или, может быть, это ей показалось, поскольку мы с ним были одного возраста, а что может быть иначе, ей даже не приходило в голову. Я всегда думала, что выражение некоторой неловкости на лице Джуди объясняется ее социальным статусом, и задавалась вопросом, насколько комфортно она чувствует себя при всем своем богатстве. Уверена, что подростком она никогда не думала, что выйдет замуж за человека, стоящего миллионы. Может быть, она считала это просто счастливой случайностью, чем-то таким, с чем я, например, даже не могла бы столкнуться.
Разговор с Полом помог мне разобраться кое в каких мучивших меня чувствах. Я старалась быть незаметной именно из-за такого отношения к себе. Я никто! Мы никто. Сейчас он это очень точно сформулировал. Я все больше и больше привязывалась к детям, но способ построения наших отношений все больше запутывал и их, и меня. Извращенное отношение, которое практиковал Джошуа, имело свою подоплеку — я действительно заботилась о них, потому что мне платили. Не имело значения, что моя любовь и привязанность были подлинными. Я начала понимать, что богатые рассматривали статус няньки как очень низкий и считали ее легко заменимой.
Пол был прав. Я всего лишь прислуга. Даже если я в десять раз более привлекательна и весела, чем мисс Присси[70], это не имеет значения. Просто я не в той лиге. Я даже не играю в нужную игру, чтобы присоединиться к ним. Моя проблема в том, что я не люблю слушать правду. Пол лишь пытался объяснить мне, где мое место. Кажется, он смирился со своей ролью в семье Эйснер. Он поделился со мной тем, что у миссис Эйснер, как оказалось, была достаточно странная стандартная практика ведения собеседования — каждого парня, который приходил на собеседование, она спрашивала, не гей ли он. Его предшественник предупредил его об этом и порекомендовал «не принимать это на свой счет». Я решила обратиться к этой логике и в моей ситуации. Мне просто надо постоянно напоминать себе, что мои хозяева не друзья мне и что нет ничего личного. Почему я сетую? Эту работу я выбрала сама, и мне платят гораздо больше, чем другим няням. Приободрись, Сюзанна! И попроси какое-нибудь болеутоляющее средство в медицинском кабинете за чужой счет.
Майкл был единственным, кто на следующий день действительно отправился кататься на лыжах, а мы все потащились по склонам и сели в гондолу, которая доставила нас прямо к вершине. Там на самом верху стоял фотограф, делавший семейные снимки, снимая всех в их яркой и дорогой лыжной экипировке. Джуди подошла к нему и стала обсуждать стоимость группового портрета. Вернувшись, она спросила, не могу ли я подождать в стороне, пока они будут фотографироваться. Они хотели бы сфотографироваться «только семьей».
— Да, конечно, — ответила я, мысленно закатив глаза. «Да, я понимаю, что вы не желаете видеть няньку на своих фотографиях в семейном альбоме».
И они дружно начали снимать свои лыжные куртки и шапочки, сваливая их мне в руки.
— Сьюзи, как хорошо, что ты здесь, — бросила Джуди через плечо, отходя. — Ты замечательная вешалка для одежды.
Это путешествие заставило меня почувствовать себя тетушкой Эдной из семьи Грисволд в «Рождественских каникулах», связанной брачным аферистом и брошенной по пути в «Уолли Уорлд»[71]. Когда мы наконец вернулись домой, я позвонила Мэнди, которая только что вернулась из поездки в Нью-Йорк с семьей Голдберг. Она сообщила, что некий парень по имени Дэвид Геффен[72] и его подруга Кэрри Фишер летели вместе с ними на том же самолете. Она узнала в Фишер принцессу Лею из «Звездных войн», но не имела понятия, кем был этот мужчина. Она отнесла бы его к классу владельцев студий звукозаписи. Он проводил время, болтая с ней о детях, и, как оказалось, был очень милым, поэтому мы обе высказали предположение, что он не мог быть кем-то уж очень важным. Большие «шишки» не тратят свое время, болтая с няньками.
Разрешите девушкам из провинции ошибиться снова. Мы не знали имени Геффен, музыкального колосса нашего времени.
Поездки Мэнди всегда были более богаты событиями, чем мои.
Ее семья дружила также с Куртом и Голди — однажды она летела с ними из Нью-Йорка. Она описывала их как поразительно доступных людей. Во время полета Курт готовил сандвичи для детей, а Голди заставила всех петь хором. Я попыталась представить себе Майкла, обращающегося к каждому пассажиру самолета с вопросом: «Тебе сандвич с майонезом без холестерина, конечно же?», а затем Джуди, распевающую куплет «Девяносто девяти бутылок импортного пива на стойке»[73].
Почему-то мне никак не удавалось представить это.