М. ПРУДНИКОВ, Герой Советского Союза НЕУЛОВИМЫЕ ДЕЙСТВУЮТ

М. ПРУДНИКОВ, Герой Советского Союза

НЕУЛОВИМЫЕ ДЕЙСТВУЮТ

Теперь мы там пошуруем! — сказал Павел Алексеевич, потирая руки от удовольствия. — Понимаете, что это значит: иметь своего человека в полиции!

Начальник разведки нашей партизанской бригады, действовавшей в оккупированной немецко-фашистскими войсками Белоруссии под названием «Неуловимые», Павел Алексеевич Корабельников приложил много усилий, чтобы проникнуть в полоцкую полицию. И наконец пришло сообщение от одной из наших подпольщиц: «Задание выполнено».

Заброшенный домик лесника близ Полоцка был удобным местом для конспиративных встреч. Летней ночью 1942 года мы с Корабельниковым и Николаем Щенниковым, заместителем начальника штаба бригады, тихо подошли к своим партизанам, которые тайно присматривали за домиком. Они доложили, что туда только что вошли две женщины. В комнате нас ожидала разведчица Анна Наумовна Смирнова. С ней была та смелая женщина, которой удалось проникнуть в полицию. Увидев нас, увешанных оружием, бородатых, она поднялась, несколько смущенно подала маленькую руку:

— Лиля Костецкая, учительница.

— Рады вас видеть. Давно хотел познакомиться, — сказал я.

Лиля во всех деталях описала внешность и манеры своего шефа — немецкого офицера Мюллера, вспомнила некоторые брошенные им вскользь замечания. Все говорило о том, что Мюллер, очевидно, антифашист, однако тщательно это скрывает и ведет себя очень осмотрительно.

Мы посоветовали Костецкой проверить ее впечатления о Мюллере и как-нибудь осторожно испытать его.

— Среди немцев могут быть и противники Гитлера, — сказала Лиля. — Ведь среди них есть антифашисты.

— Вы правы, — согласился Корабельников. — И коммунисты есть, и подпольщики-антифашисты. Но Мюллер — полицейский офицер. Не попадитесь на крючок.

Было решено в переписке называть Мюллера «Инициатором».

Дальнейшие отношения Лили Костецкой с «Инициатором» развивались сложно. Подробности передавала в бригаду Смирнова. Постепенно у нас росла уверенность в том, что в лице Мюллера мы приобретаем человека, готового помогать партизанам и Красной Армии.

Ни жены, ни детей у Мюллера не было, но он любил своих сестер, показывал Лиле их фотографии и был возмущен одной мыслью о том, что их могли бы угнать куда-нибудь в Голландию или во Францию.

— Каждый человек должен любить свою отчизну, — как-то в минуту откровенности сказал он Лиле, — поэтому мне понятна ваша ненависть к нам, пришедшим на вашу землю. Но не все немцы одинаковы. Есть убежденные фашисты, есть бездумные автоматы — исполнители чужой преступной воли. Но есть и такие, которые настроены против этой войны, против зверств, против Гитлера.

С каждой беседой Лиля становилась смелее и однажды спросила круто: есть ли в Германии коммунисты?

— Конечно есть. За ними охотится гестапо. Вот и вы можете пойти в гестапо и рассказать о наших беседах. Тогда мне конец.

— Разве вы коммунист?

— На мне, фрейлен Лиля, офицерский мундир. Мое положение сложнее, чем вы думаете. — Улыбнувшись, он добавил: — Считайте меня своим другом, а я постараюсь доказать это.

По нашему совету Лиля попросила Мюллера помочь «одной своей знакомой». Ей нужно было поставить на паспорте штамп с указанием роста, цвета глаз, волос и других особых примет. Мюллер выполнил просьбу. Тогда Лиля попросила у Мюллера справку на имя одного из наших разведчиков. Офицер такую справку выдал. Не спрашивая ни о чем, он сделал отметку о прописке, поставил штамп и круглую печать.

Со второй половины 1942 года оккупанты ввели так называемые «аусвайсы» — удостоверения личности. На листе плотной желтоватой бумаги указывались имя, фамилия, возраст и место рождения. На другой странице записывались особые приметы. «Инициатор» по просьбе Лили выдал ей несколько бланков аусвайсов, которые очень пригодились нам в разведывательной работе. Гитлеровские патрули к таким документам относились с полным доверием.

Через некоторое время мы посоветовали Костецкой более открыто поговорить с Мюллером. Однажды вечером, когда все служащие уже разошлись, Лиля зашла в кабинет к Мюллеру и после нескольких малозначащих фраз, как бы между прочим, сказала:

— Выходит, герр гауптман, что мы делаем с вами одно дело.

— Да, фрейлен Лиля, это так.

— А вы не боитесь, что помогаете русским партизанам?

— Боюсь, — откровенно признался он, — но, если говорить прямо, я хочу и буду делать то, что велит мне совесть настоящего немца, не зараженного фашизмом.

— Значит, мы поняли друг друга?

— Уже давно. Только у меня есть к вам просьба. Передайте товарищам, что мне не стоит открыто переходить на вашу сторону. Здесь я буду полезнее.

Мы сообщили в Москву, что в полоцкой полиции теперь работают два наших разведчика — учительница Лиля Костецкая и немецкий офицер Карл Мюллер. В ответ последовало указание: «Неуловимому. Поручите вашим людям добыть возможное количество чистых бланков паспортов и аусвайсов».

Как выполнить это задание? Полицейские, несомненно, ведут строгий учет всех документов. Исчезновение такого количества бланков легко обнаружить, Костецкая и Мюллер попадут под удар. Несколько дней я, комиссар Борис Львович Глезин и Корабельников думали, как без особого риска добыть документы. Советовались с секретарями Полоцкого подпольного райкома партии Николаем Акимовичем Новиковым, Георгием Сергеевичем Петровым и, конечно, с Анной Смирновой, а через нее с Лилей и Мюллером. Выход нашла сама Лиля.

— Устроим в помещении паспортного стола небольшой взрыв и этим прикроем недостачу документов. Я сделаю все сама. Дайте мне, что нужно, и научите, как действовать…

Мы передали Лиле две гранаты с капсюлями, бикфордов шнур, толовую шашку и немецкие солдатские сапоги. Заложив гранаты, Лиля должна была надеть сапоги, незаметно выйти из здания и направиться в сторону солдатских казарм. Таким приемом мы рассчитывали сбить с толку гестаповцев, которые примчатся к месту взрыва с собаками.

Паспортный отдел полоцкой полиции размещался на улице Карла Маркса в двухэтажном доме. Специальной охраны не было, только ночью патрули каждые полчаса ходили вокруг дома, освещая его фонарями.

У Лили был ночной пропуск. Пользуясь темнотой, она подошла к зданию паспортного отдела и проникла в помещение, где стояли шкафы с документами. Взяла из разных папок несколько десятков чистых бланков, спокойно подложила тол, гранаты, вставила запалы, подожгла бикфордов шнур. Надев сапоги, Лиля выбежала на улицу и пошла к немецким казармам.

Взрыв произвел настоящий переполох. Гитлеровцы оцепили улицу. Собаки взяли след в сторону казарм и там закружились. Несколько месяцев гестапо тщетно искало диверсантов. А «неуловимые» тем временем вовсю пользовались добытыми паспортами и аусвайсами; тридцать комплектов мы отправили в Москву, а несколько штук, прихваченных Лилей сверх задания, заполнили фамилиями и приметами наших людей. Мюллер оформил их прописку, и это дало возможность разведчикам беспрепятственно разъезжать по оккупированной территории.

У Мюллера скапливались паспорта и аусвайсы умерших граждан. Теперь они попадали в наши руки. Все штампы и пометки о прописке уже были сделаны давно, и оставалось только менять фотографии и аккуратно подчищать год рождения. Такие документы брали с собой, уходя на задание.

Лиля и Мюллер обеспечивали документами не только разведчиков, но и бежавших военнопленных, местных жителей и многих советских людей, которым угрожала опасность.

С начала войны в Полоцке застряла группа наших медсестер. Со дня на день их могли угнать в Германию. Анна Смирнова попросила Лилю помочь им. Через несколько дней Лиля вручила Смирновой документы, оформленные в полиции, и девушки благополучно выбрались из Полоцка, а потом перешли линию фронта.

Костецкая и Мюллер доставляли важные секретные сведения о намерениях гитлеровского командования, выявляли предателей, работавших на гестапо. Особо ценным было их сообщение об операции «Нюрнберг».

Узнав от Мюллера об этой операции, Лиля решила немедленно известить нас. Но как это сделать? Анны Смирновой в городе не было. Лиля решила прибегнуть к помощи связной — зубного врача Ксении Смирновой. Она расковыряла себе десну и с кровоточащей раной пришла на прием. В ожидании очереди Лиля заметила что за ней пристально следит один из пациентов. Она сразу же шепнула об этом Ксении, как только села в кресло.

— Ничего, успокойся. Справимся, — сказала Ксения. — Я знаю этого подлеца, он здесь не впервой.

Лиля держала во рту, прижав языком, записку на папиросной бумаге. В ней она просила врача сообщить партизанам о готовящейся немцами карательной экспедиции. Прочитав записку, Ксения снова положила бумажку под язык и молча кивнула: она передаст сообщение «неуловимым».

Мы беспокоились за Лилю Костецкую. Ее жизнь каждую минуту была в опасности. И хотя она была нам очень необходима в аппарате полиции, мы предложили Лиле покинуть полицию. Но она отказалась, пренебрегая опасностью. Вместе с Костецкой в паспортном столе служила некая Ефременко. Ее завербовало гестапо для слежки за служащими городской управы и полиции. Ефременко пыталась заводить с Лилей провокационные разговоры, но Лиля была настороже.

И все-таки предательница выследила Лилю. Девушка сочиняла стихи и частушки, в которых обличала зверства гитлеровцев, и записывала «для души» стихи советских поэтов. Ефременко нашла однажды в кармане ее пальто листок со стихотворением:

Тот, кто нынче неизвестен,

Но бесстрашен, смел и честен,

Тот, кто любит свой народ,

Тот, кто что-то делать может,

Тот, конечно, нам поможет

В том краю, где он живет…

Школы новые откроем,

Все почистим и помоем,

Сорвем Гитлера портрет!..

Ефременко передала листок начальнику полоцкой полиции Альберту Обуховичу, а тот, минуя Мюллера, отправился в гестапо. Третьего марта 1943 года разведчицу арестовали.

Позже нам стало известно, что первые два дня гестаповцы допрашивали Лилию Павловну сдержанно, внешне корректно, старались уговорить ее выдать свои связи с партизанами. Для психологического воздействия даже разрешили свидание с сестрой Евфросиньей Павловной. Но Лиля молчала, и это взбесило гитлеровцев. Лилю пытали долго и изощренно, но отважная разведчица вынесла все пытки и ни словом не обмолвилась ни о партизанах, ни о капитане Мюллере. А он уже ничего не мог сделать для ее спасения. Восьмого марта 1943 года, когда Лилю вели на очередной допрос в гестапо, она неожиданно для конвоиров бросилась в прорубь. Западная Двина унесла с собой тайну разведчицы «неуловимых» Лили Костецкой.

А что сталось с гауптманом Карлом Мюллером? Связь с ним оборвалась. Мюллер вместе с немецкими учреждениями эвакуировался. Жив ли он? Удалось ли ему избежать кровавых рук гестапо? Если он подаст о себе весть, мы от всей души скажем ему большое русское спасибо.

Мы никогда не забудем зверств фашистов на нашей земле. Но не забудем и тех немцев, которые, рискуя жизнью, помогли нам в трудной борьбе.