Делопроизводитель на Парнасе
Делопроизводитель на Парнасе
Мне душу странное измучило виденье,
Мне снится женщина, безвестна и мила,
Всегда одна и та ж и в вечном измененье,
О, как она меня глубоко поняла…[11]
Верлен заболел «стихоманией» еще в пансионе. Однажды ему попался в руки небольшой томик, название которого он прочел как «Цветы мая»[12] — на самом деле это были «Цветы зла» Бодлера, который стал его любимейшим поэтом. В двадцать один год Верлен напишет эссе о Бодлере, где на его примере сделает попытку описать современного человека «с его болезненно изощренным умом, чей мозг отравлен табаком, а кровь сожжена алкоголем». Эту любовь Верлен пронесет через всю жизнь: в 1892 году, невзирая на свой тогдашний пылкий католицизм, он назовет Бодлера «самой дорогой фанатической привязанностью». Однако Верлен-подросток (да и юноша тоже) видел в «Цветах зла» книгу прежде всего эротическую — обольстительную и одновременно пугающую.
2 сентября 1867 года Верлен окажется среди тех немногих людей (числом не более тридцати), которые пришли проводить Шарля Бодлера в последний путь. Все тогдашние знаменитости похороны проигнорировали: отсутствовали даже Леконт де Лиль и Готье, которые были близкими друзьями покойного. Только Теодор де Банвиль (для Верлена второй по значению поэт) не счел возможным уклониться — именно он и произнес надгробную речь, в которой сказал о безмерности утраты, о совершенстве поэтического творения, о достойной славе в грядущих поколениях.
Выйдя из пансиона и поступив на необременительную службу, Верлен быстро вошел в круг тех людей, которым суждено было стать основателями «Современного Парнаса». Излюбленным местом встреч стало кафе «Газ», а излюбленным временем — шестой час. Это был священный, демонический, «зеленый» час — иными словами, час аперитива, час абсента. Настоянная на полыни водка вошла в моду лишь после войны в Алжире — так, Бодлер, который отдал дань чуть ли не всем способам опьянения, об абсенте не говорит ни слова. Но в шестидесятые годы без абсента не обходится ни одна встреча литераторов и художников. Франсуа Порше приводит длинный и скорбный список тех, кто пристрастился к «страшной зеленой ведьме» (определение принадлежит Верлену): поэт и математик Шарль Кро; Вилье де Лиль-Адан; Альбер Глатиньи — тот самый, кому Гюго дал лестное прозвище «Шекспир-дитя» (позднее приписанное Рембо); карикатурист Андре Жиль, умерший в психиатрической больнице в Шарантоне; композитор Эммануэль Шабрье; музыканты Шарль де Сиври (будущий шурин Верлена) и Кабанье, поражавший всех небесной голубизной глаз («Господи Иисусе, говорил Верлен, и это после трех лет абсента!»). Не миновали подобной участи политики и журналисты: абсенту отдали дань знаменитый Виктор Нуар, чье убийство в 1870 году всколыхнет всю Францию; Рауль Риго, в будущем префект полиции Коммуны; Эжен Вермерш, еще один будущий коммунар, которому смертная казнь будет заменена на изгнание — они встретятся с Верленом в Лондоне, где Вермерш сойдет с ума и окончит свои дни в психиатрической больнице в Кольни; наконец, Камилл Пельтан, который станет морским министром Третьей республики — это один из немногих «благополучных» любителей абсента. Достойное место в этом ряду занимает и двадцатилетний Поль Верлен, в жизни которого кафе уже заняло громадное место: это главная пристань в его «земном странствии», ибо здесь он имеет возможность заниматься тремя вещами, без которых уже не мыслит своей жизни — пить, беседовать, грезить. Лишь под конец жизни (видимо, в трезвую минуту) Верлен разразится гневной филиппикой против любимого времяпровождения и обожаемого напитка:
«О, источник безумия и преступления, идиотизма и позора, который правительства должны были бы если не запретить (в сущности, почему бы и нет?), то подвергнуть самому ужасному налогообложению — абсент!»
В 1863 году Верлен познакомился с Луи Ксавье де Рикаром, который был старше его всего лишь на год, но уже успел создать себе некоторое имя, поскольку был прирожденным журналистом. Он принадлежал к семье аристократов-бонапартистов: его отец дослужился до генеральского чина, получил титул маркиза и должность губернатора Мартиники. Тем не менее, к республиканским убеждениям своего неистового сына старик отнесся снисходительно — под влиянием обожаемой жены, которая была значительно его моложе. Салон мадам де Рикар быстро стал центром притяжения для талантливых молодых литераторов, а Луи Ксавье использовал наследство, доставшееся ему от старой набожной тетки, чтобы основать журнал самых передовых взглядов — «Ла Ревю дю Прогре». Именно в этом журнале Поль Верлен опубликовал первое свое стихотворение «Господин Прюдом», подписанное псевдонимом «Пабло». Верлен изучал тогда испанский язык, но главное было не в этом: он не слишком желал афишировать свое участие в журнале, за которым бдительно следила полиция. 27 мая Луи Ксавье де Рикар был арестован за публикацию статьи о христианстве. Совершенно безобидная по нынешним временам критика была квалифицирована как оскорбление Империи и Религии, в результате чего издатель получил три месяца тюрьмы. Характерный штришок: Лепелетье, очень точный в том, что касается фактов, приписал к этому сроку лишних пять месяцев — невинная ложь республиканца, желающего подчеркнуть произвол властей. Как бы там ни было, отсидка Рикара в тюрьме Сен-Пелажи нанесла журналу смертельный удар — «Ла Ревю дю Прогрес» прекратил свое существование.
Тут на сцене появляется молодой книготорговец по имени Альфонс Лемер, который занимался продажей разного рода назидательных книжонок и явно этим тяготился. Он соглашается издавать литературный журнал за счет нескольких молодых литераторов — Луи Ксавье де Рикара и его приятелей: Поля Верлена или «Пабло» и Эдмона Лепелетье по прозвищу «Зуав». Естественно, основную часть расходов взял на себя Рикар, безусловный лидер в силу двух обстоятельств: он уже успел отсидеть в тюрьме и удостоился закрытия своего журнала. Еженедельник «Ар» («Искусство») прекратил свое существование после выхода нескольких номеров, но благодаря ему образовалось «ядро» будущего Парнаса: к уже сложившейся группе примкнули Катюль Мендес, Франсуа Коппе, Жером Сюлли-Прюдом и Маргарита Турне (псевдоним очаровательной Жюли Алар, которая через два года станет мадам Альфонс Доде). Именно в этом журнале сформировалась первоначальная доктрина «Парнаса». По словам Мендеса, слово «бесстрастность», ставшее лозунгом новой школы, впервые было использовано Рикаром, который ко многим своим достоинствам присовокупил еще одно — он пил только воду. Маститый Леконт де Лиль отдал в журнал свое стихотворение «Девственный лес» — это означало, что он официально благословил молодежь на доброе дело.
Впрочем, бесстрастной осталась и публика: никто не заметил появления нового журнала. Нужно было действовать, чтобы привлечь к себе внимание — устроить что-нибудь вроде новой «битвы за „Эрнани“. Поводом послужила постановка пьесы братьев Гонкуров, которых прогрессивные литераторы упрекали в том, что они пользуются покровительством императорской семьи. Пьеса провалилась — возможно, это произошло бы и без вмешательства будущих „парнасцев“, но Гонкуры затаили зло именно на них. Верлен участвовал в знаменательном событие и был крайне возбужден: несомненно, он принял для храбрости несколько порций абсента.
Но даже битва против Гонкуров не прибавила журналу подписчиков, и его решено было закрыть. Неистощимому на выдумки Рикару пришла в голову новая идея: выпустить поэтический сборник в несколько приемов. Не хватало одного — звучного и привлекательного названия. Много лет спустя Луи Ксавье де Рикар писал, что слова „Современный Парнас“ произнес какой-то незнакомец, поднимавшийся по винтовой лестнице на антресоли лавки Альфонса, где группа обычно держала военный совет. Слова эти были мгновенно подхвачены и единодушны приняты как название сборника.
Новая школа, которая выступила против эпигонов романтизма, опиралась на авторитет пяти поэтов: к лику ее официальных „святых“ были причислены — Гюго, находившийся в изгнании; Готье, бывший „красный жилет“ и ветеран прежних литературных битв; Леконт де Лиль, воспринимавшийся как наследник Гюго; Бодлер, который уже доживал последние дни в полном беспамятстве; наконец, всеобщий любимец Банвиль. Первый выпуск „Современного Парнаса“ вышел 2 марта 1866 года. В сборник вошли стихотворения тридцати семи поэтов. Полю Верлену принадлежат восемь стихотворений, и среди них выделяется бесспорный шедевр — „Сон, с которым я сроднился“.
Появление „Парнаса“ наделало шума — по крайней мере, в литературной среде. Явным свидетельством успеха были посыпавшиеся на сборник пародии и критические статьи. Самыми ярыми противниками парнасцев оказались Альфонс Доде и несколько его друзей, с одним из которых Катюль де Мендес даже дрался на дуэли. Верлен принимал активнейшее участие в полемике, однако храбрость никогда не была его сильной стороной, поэтому когда ему показали в одной из пивных Доде, он со словами „так вот эта свинья!“ набросился на автора „Писем с моей мельницы“ со спины. Взбешенный Доде обернулся, чтобы ответить, но, увидев, Верлена, которого уже оттащили от него, с улыбкой промолвил: „Пустяки, это просто пьяница“.