ГЛАВА 4 ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И УЧИТЕЛЯ ГУСА

ГЛАВА 4

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ И УЧИТЕЛЯ ГУСА

Мы попытались представить взору читателя картину чешского и пражского общества начала XV века, познакомились с его составными частями, определили их интересы и экономическую силу; и перед нами раскрылись противоречия и несоответствия, двигавшие и сотрясавшие это общество.

Конечно, с такой наглядностью картина эта рисуется нам теперь, много веков спустя, человек же, живший в ту эпоху, ее современник, не представлял да и не мог представить себе все это с такой ясностью. Но хотя современники Гуса и не могли составить представление обо всех движущих силах и явлениях своего времени, однако и они чувствовали и более или менее осознавали основные недостатки и трудности той общественной жизни, с которой ежедневно сталкивались. Противоречия эпохи они ощущали как ее современники. Более всего донимала людей церковь, которая упорно и систематически выкачивала деньги из сундуков и кошельков богатых и бедных. Средневековый человек чувствовал, что что-то неладно в общественном устройстве: всюду недовольство, войны, борьба, неопределенность, и чем дальше, тем больше несправедливых обид и ударов, а так как был тот человек верующим и набожным, то и ожидал помощи прежде всего от бога и от тех, через кого он общался с богом, — от священников, от церкви. Но именно церковь и ее представители горше всех обманули его надежды. Он искал у них утешения и помощи, а вместо того слышал лишь кое-как прочитанные проповеди и небрежные богослужения; зато к верующим тянулись алчные руки служителей церкви, и все они. требовали одного: «Плати нам, заплати нам! До твоей души нам дела нет, но деньги твои нужны нам!» Вместе с тем верующие видели пышную роскошь монастырей и храмов, видели, что при капитулах больших пражских соборов сотни церковников жили беззаботно и праздно, алтари и ризы сверкали золотом, а жизнь высоких духовных сановников и богатых приходских священников являла образец распущенности и падения нравственности. Чего уж боле, если о некоторых пражских священниках было известно, что они содержали… публичные дома, извлекая прибыль из этих предприятий.

Дом, в котором родился Ян Гус, в Гусинце (до пожара). Прага «Стобашенная».

Собор св. Витта в Праге.

Недовольство и возмущение практикой церкви давно уже росли в городах и деревнях. И всегда напрашивалось сравнение между тем, что слово божье — библия — требовало от христиан, и тем, как эти священные заветы исполнялись священниками, то есть теми самыми людьми, которые должны были быть руководителями и наставниками верующих. Так вновь и вновь сопоставлялся образ первоначальной, неиспорченной христианской общины с действительностью.

Люди, так жестоко обманутые церковью и разочарованные в ней, делились своими мнениями, и постепенно стали группироваться вокруг тех, кто умел найти словесное выражение их недовольству. Так прежде всего в глухой провинции, вдали от городов, начали возникать самые разнообразные народные секты со своими глашатаями справедливости, проповедниками и народными вождями. Как бы ни отличались друг от друга все эти сектантские учения, их объединяло одно: требование очистить церковь от всего наносного, мирского и возвратить ей раннехристианский характер. Это было типичным не только для чешских сект, но и для всех религиозных движений в Европе того времени.

Интересно, что в Чехии народное сектантское движение более всего распространилось на юге, в той местности, откуда родом был Гус.

В больших городах, — если говорить о Чехии, то в Праге, — всеобщее недовольство церковью проявлялось иначе. С церковных и университетских кафедр начали раздаваться голоса выдающихся одиночек, которые критиковали церковь и указывали путь к исправлению. Причем заслуга этих одиночек состоит только в том, что они в меру своего разума и мужества умели выразить в словах общее стремление людей своего времени.

Из предшественников Гуса следует прежде всего назвать троих.

Первый, поднявший свой голос еще в шестидесятых годах XIV века, был немецкий монах Конрад Вальдгаузер, священник в Тынском костеле. Резко осуждая роскошь церкви и светских господ, Вальдгаузер уповал на то, что они исправятся сами. Но самое важное заключалось в том, что свои взгляды Конрад Вальдгаузер провозглашал публично, перед простыми слушателями. Он был первым в плеяде проповедников, которые сеяли свои мысли" в массах, обращаясь к общественности. И хотя Вальдгаузер был по происхождению немец, к его мнениям начало присоединяться все больше чехов.

По стопам Вальдгаузера, только гораздо энергичнее, пошел и другой проповедник, моравец Ян Милич из Кромержижа. Его выступления получили несравненно больший резонанс: он обращался к более многочисленной чешской аудитории и не только увлекал людей словами, но и примерным соблюдением собственных принципов в личной жизни: Милич отрекся от всех церковных и светских должностей (он был нотариусом королевской канцелярии и пражским каноником), одевался и питался крайне скромно, вел строго нравственный образ жизни. Того же требовал Милич и от окружающих; известно, как резко он выступил против самого Карла IV, которого публично назвал антихристом; известно, что он организовал прибежище для публичных женщин, которые под его влиянием отказались от своего ремесла и где им помогали перейти к честному труду.

Так как Милич видел спасение мира единственно в точном следовании закону божьему, то ему неминуемо пришлось столкнуться с многочисленными принятыми в то время общественными институтами и порядками. Так, прежде всего он столкнулся со светской властью вообще, ибо провозгласил принцип: «Все владыки духовные или светские, которые правят несправедливо, — не владыки, а грабители!» Он восставал также против торговли, осуждая продажу вещей по более дорогой цене, чем та, за которую они были получены, а в особенности ополчался против купчих сделок с вечной платой, что находило исключительно горячий отклик у пражских слушателей. В других своих проповедях Милич страстно боролся против чрезмерного возвышения священников над простыми верующими во время обряда причастия.

Правда, выступления Милича не были еще систематическими, касались лишь отдельных вопросов и по большей части не выходили из границ критики, но в сопоставлении с существовавшим тогда строем они являли образец бесстрашия и революционности и нередко затрагивали самые основы общественного порядка.

Последним из славной троицы проповедников-реформистов до Гуса был таборский уроженец Матей из Янова, впоследствии проповедник в староместском соборе св. Микулаша. Это был исключительно образованный человек. Учился он в Париже на факультете теологии и свободных искусств (так тогда именовали философию) и получил там звание магистра (профессора). Много ценных познаний приобрел он затем в Италии, в Риме. По возвращении в Чехию Матей с большой энергией отдался ученой литературной деятельности и проповедническим трудам.

В речах Матея из Янова с небывалой откровенностью и воинственностью прозвучали уже некоторые основные принципы будущей программы реформ. Матей из Янова резко восставал против внешней пышности церкви и требовал, чтобы она отвернулась от всего показного, поверхностного и обратилась к сущности своего послания.

Он отвергал чрезмерное почитание святых, икон и мощей: «Любая виселица в городе полезнее, чем самая почитаемая икона или скульптура в храме. Ибо виселица есть средство справедливости Божьей и уменьшает зло людское… в то время как от икон и почитания их пошло все языческое поклонение идолам». Гораздо последовательнее развил Матей из Янова протест Милича против возвышения священников при причастии: «Священники, служащие мессу, пользуются правом причаститься телу и крови Христовой. Почему же не дают они этого права и остальным мирянам? [16] Если ответят они, что сие им было дано, то это чистая ложь, ибо Господь дал себя всем. Если же говорят: достойны мы, но не миряне, или — мы достойны больше мирян, то сие есть гордыня, а от нее — зависть и неспособность, ибо не должность делает человека достойным причастия, но вера и любовь и добродетельная жизнь». С небывалой остротой рисовал он перед своими читателями и слушателями образ чистой ранней церкви и сравнивал ее с современной церковью, которая служит мамоне [17], погрязла в мирских заботах и подвластна уже не Христу, а антихристу. Ибо именно антихрист пользуется внешней пышностью для обмана людей, превращает слуг господних в рабов золота, и «чем более высокое место занимает кто в церкви, тем больший есть он у антихриста; если же на самом высоком месте во главе всех находится, гот и есть высший антихрист». Образец же, по которому следовало изменить церковь и весь мир, христианин мог найти в одной только библии.

Слова любимых проповедников падали на особенно плодородную почву в Праге, в большом городе, где жили сотни студентов, где в недавно созданном университете усердно занимались научными трудами и, главное, где в сознании населения острее всего отражалось бремя раздоров и напряжения.

В эту-то атмосферу, в гущу страстных университетских дискуссий, полемик и споров, которые велись и словом и пером, и попал Гус.

Возможно, что сам Гус еще слышал Матея из Янова или по крайней мере читал его труды. Но до него доходили голоса и более ранних проповедников. А учеба в университете захлестывала его волнами новых идей и знаний. Факультет свободных искусств давал своим слушателям все то, что было тогда достоянием различных наук, начиная с естествознания, истории и языков и кончая сложнейшими философскими системами. Двадцати двух лет Гус достиг звания бакалавра свободных искусств, в 1396 году стал магистром с правом чтения лекций, в 1400 году записался на богословский факультет и вскоре, уже посвященный в сан священника, получил звание бакалавра богословия.

Как раз во времена учебы Гуса в Пражский университет проникло еще одно реформаторское течение, на этот раз извне, из Англии. Тогда оба двора — лондонский и пражский — сблизились в результате брака сестры короля Вацлава IV с английским королем, и несколько чехов стали студентами Оксфордского университета. Возвратившись домой, они привезли оттуда копии некоторых трактатов английского реформатора Джона Уиклифа. Реформы Уиклифа тоже были направлены против церковных порядков и прежде всего против папы, да и в богословские вопросы учение оксфордского профессора вносило много нового.

Гус и многие его друзья приветствовали учение английского реформатора, видя в нем еще одного союзника в дальнейшей отечественной борьбе за реформу. Гус, переписывая трактаты Уиклифа, часто не мог справиться с волнением и сопровождал переписываемые слова восторженными комментариями на полях: «Золота стоит то, что здесь написано», и в другом месте: «Боже, пошли Уиклифу царствие небесное!»

Рассматривая все источники нового реформатского, критического движения, нельзя забывать еще об одном: не только богословы, университетские магистры и образованные люди, но все христиане вообще были тогда поколеблены в своем доверии к церкви расколом, разделившим само верховное руководство христианства. Ведь церковь столетиями внушала верующим, что их главою является папа, преемник апостола Петра, от которого он принял ключи духовного господства, владыка владык, наместник Христа на земле. Но в 1378 году произошел раскол: римскому папе, поддерживаемому Францией, противостоял антипапа, обосновавшийся в Авиньоне. Это раздвоение — схизма[18] — было продолжено в лице преемников обоих пап. Каждый из двух пап провозглашал себя единственно законным и предавал соперника проклятиям и анафеме; оба владыки спорили из-за оброчных владений, следовательно, боролись главным образом за десятину и прочие доходы. К концу первого десятилетия XV века к двум папам прибавился даже третий антипапа. Нужно представить себе доверчивый образ мышления средневекового христианина, привыкшего к почитанию папы и послушанию, чтобы понять, каким страшным смятением и ужасом должно было все это потрясти души верующих. Как внезапно открылись двери для сомнений и недоверия, которые, не будь этого, вряд ли пришли бы на ум христианину.

Вот что окружало Гуса, взывало к его знаниям и совести, обращалось к нему языком ученых трактатов и университетских диспутов. Но сильнее всех предшественников, учителей, писателей и ученых воздействовал на Гуса самый красноречивый, убедительный и властный наставник — сама жизнь, частью которой был и Гус, жизнь, от которой он никогда не отворачивался, чтобы замкнуться в безжизненных стенах ученого кабинета. Сын бедной деревни, с детства познавший нужду, тяжелый труд и заботь бедняков, Гус не переставал видеть то великое, коренное противостояние мира властителей миру угнетенных, с которым он впервые столкнулся в Прахатицах, а затем в Праге. Осознание этих противоположностей, соединенное со способностью видеть век вытекающую отсюда несправедливость и жестокость, становится постоянной основой всего мышления и деятельности Гуса. Так жизнь и страдания притесняемых, эксплуатируемых и униженных направляют и подстегивают Гуса на всем его дальнейшем пути гораздо сильнее, чем любой предшественник-реформатор и любое критическое сочинение.

Гусу мало было занятий университетского профессора, и центр тяжести своей деятельности он перенес на кафедру проповедника. Гус стал подлинно народным проповедником, лучше всех других умевшим понимать свою народную аудиторию.