Наши корни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Наши корни

В постоянной спешке, в бесконечности неотложных дел мы не можем остановиться, оглянуться и подумать. Если бы человек не уподоблялся Иванам, не помнящим родства, если бы не прерывалась связь поколений, мы обрели бы для себя и своих детей нечто очень важное – здравый смысл, мудрость, достоинство (благо нашим предкам всего этого было не занимать). И кто знает, может быть, принимая ответственные решения в своей жизни, мы не совершали бы досадных ошибок и опрометчивых поступков.

Чуть позже, более подробно узнав о жизни и судьбе своих предков, я поняла, откуда во мне эта жизнестойкость и духовность.

В Греции я встретилась с двоюродным братом по маминой линии Виктором Рыковым, который живет там более двадцати пяти лет, и узнала о происхождении маминых предков из рода Обориных.

Шел 2002 год, я отдыхала в Греции. Мы сидели у Виктора дома, в одном из красивейших районов Афин, Святая Варвара, и рассматривали семейный альбом. Виктор вдруг закрыл альбом и сказал:

– Светлана, я покажу тебе то, что никому не показывал больше двадцати пяти лет. Эту реликвию рода Обориных я собирал несколько лет по всем нашим родственникам и очень этим дорожу.

Он встал, ушел в другую комнату и вернулся оттуда с маленькой потрепанной картонной коробкой, достал из нее старые фотографии, наклеенные на толстый картон. На одной из фотографий, пожелтевшей от времени, был изображен молодой, крепкий, подтянутый мужчина в военной форме и адмиральских погонах – брюки галифе, начищенные до блеска сапоги. В ногах, мирно положив голову на лапы, лежала большая, красивая, породистая борзая. В уголке фотографии написано: «Привет из Японии!», а на обратной стороне текст: «Тебе, любимая Полинушка! Помни, не забывай. Твой муж Иван Оборин».

Это была фотография нашего прапрадеда. Я внимательно вглядываюсь в лицо человека, который жил более ста лет назад, ищу знакомые черты. На второй фотографии большая семья – отец, мать и трое сыновей. Мужчина одет в строгий мундир с погонами, с глухо застегнутым воротником, борода красиво подстрижена. Сидящая рядом женщина, в пышном платье с кружевными пелеринами, спокойно улыбается, по бокам стоят двое мальчиков-подростков в коротких шортиках и матросках. Самому маленькому на вид три-четыре года, он сидит на коленях у мамы, прижимая к груди какую-то коробку. Виктор, держа эту фотографию, спросил у меня:

– Можешь ли ты узнать здесь нашего деда Вячеслава, отца наших матерей?

Я вгляделась в лица этих мальчишек. В глазах самого маленького ребенка, мне показалось, я увидела искорку, которую помню в глазах своего дедушки.

Да, это был дедушка Вячеслав. Он сидит на коленях нашей прабабушки. Это была многодетная и обеспеченная семья.

До революции отец Вячеслава владел одним из железнодорожных вокзалов в Северном Казахстане и элеватором по переработке зерна. После революции, когда шло массовое раскулачивание, у прадеда почти все забрали и за строптивость сослали в Сибирь, откуда он уже не вернулся. Вячеслав окончил гимназию, получил бухгалтерское образование и многие годы работал управляющим того элеватора, который раньше принадлежал его отцу. Женился он на бабушке Марии, и у них родились три дочери. В годы сталинских репрессий моему деду, как сыну врага народа, грозил арест, и судьба всей семьи была под угрозой. Чтобы спасти жену и трех дочерей, он по совету друзей бросил все в Казахстане, в городе Петропавловске, и переехал жить на Урал.

Долгое время, чтобы семью не обнаружили, дед с бабушкой боялись даже купить себе жилье и прожили несколько лет в старых, убогих бараках, среди беженцев и тюремщиков. Потом был куплен большой дом, в который и перебралась жить семья дедушки Оборина. У них было три дочери – старшая Валентина, средняя Тамара, моя мама, и младшая Александра. Наши дедушка с бабушкой дали своим дочерям хорошее образование, но волей судьбы ни одна из них не была счастлива.

В этот вечер мы долго рассматривали старинные фотографии предков, вспоминали их и пробовали восстановить, кто еще из рода Обориных остался на этой земле. Было очень печально осознавать, что практически никого не осталось. Судьба дедушки сложилась трагически: он получил серьезную травму головы и через несколько красивые, одухотворенные лица моих предков по маминой линии, я много раз спрашивала себя: почему у нас не принято хранить родовую память? Отчего так редко интересуемся историей своей семьи, стесняемся узнать у бабушек и дедушек, что они помнят о прошлом? Почему не чтим семейные традиции, не сохраняем реликвии, не дорожим их жизненным опытом?

На одном из семинаров, которые Компания проводила в Киеве, ко мне после выступления подошла одна из участниц и спросила, не имею ли я отношения к изданной на Украине книге «Семья Кайдашовых». Я сказала, что нет, но очень хотелось бы прочитать эту книгу. Пока мне не удалось ее найти, возможно, она о моих предках. Мне сказали, что Кайдаш – это старинный род на Украине.

До меня дошли сведения, что самые дальние наши предки по дедушкиной линии Кайдаш жили в Венгрии, потом эмигрировали в Польшу, а затем на Украину. До этого мне было известно, что мои прадедушка и прабабушка Кайдаш вместе с родственниками переехали из Черниговской области Украины в Северный Казахстан, на большие земли. Они поселились в пяти километрах от села Семиполка. Построили хутор на несколько домов и выкупили кусок земли вместе с лесом. Семейство Кайдаш держало коров, лошадей, овец, птицу и кроликов. В этом селе до сих пор говорят про то место, где стоял хутор прапрадеда, – кайдашовский лес.

Папа, вспоминая свое раннее детство, рассказывал, что в 30-е годы, когда началось раскулачивание и повсюду создавались колхозы, в один день приехали колхозные трактора и снесли весь хутор. Забрали и угнали в колхоз практически всю живность. На телеги загрузили домашнюю утварь и всю семью перевезли в село, предоставив для жилья маленькую избу-мазанку. Он вспоминал, как много работали в колхозе его мать и отец, да и ему вместе с пятью братьями и сестрами рано пришлось испытать сильный голод и тяжелый крестьянский труд… Суровой зимой, работая в колхозе, бабушка Матрена уходила рано утром работать на элеватор. Возвращаясь поздно вечером, замерзшая и уставшая, вставала посередине избы, развязывала веревку на поясе юбки и вытряхивала на пол несколько горстей промерзшего зерна, чтобы потом смолоть горсть муки и испечь своим пятерым голодным детям лепешку. Он вспоминал, как в военные годы был отправлен в Караганду на шахту и по десять часов работал в забое: четырнадцатилетним подростком он познал каторжный труд шахтера.

В маленькой избе с крохотными окошками и соломенной крышей всю оставшуюся жизнь прожили мои бабушка и дедушка, в ней взрослел мой папа, и я часто гостила там у родственников. Через много лет в этом селе проживало уже двести человек, и практически все – Кайдаши. Родственники не родственники, но – Кайдаши!

Что бы ни говорили, но мне лично было бы очень интересно больше узнать о нашей родне. Так хочется подержать в руках какую-либо вещь, которая переходила из рода в род, – светлое воспоминание о предках. Жаль, что этого сегодня у нас нет. Эта встреча подтолкнула меня к мысли возродить старые традиции. Я знаю, что смогу оставить в наследство своим будущим внучкам и внукам нечто большее, чем состояние.