ГЛАВА 4 «Деготь — большевик с бриллиантами»

ГЛАВА 4

«Деготь — большевик с бриллиантами»

Владимир (Волько) Александрович Деготь родился 20 февраля 1889 года в небольшом селении Голубовка-Брикваново Каменец-Подольской губернии Балтского уезда. Отец его, человек необычайно набожный, батрачил на еврея-колониста, мать, болезненная женщина, работала мало. Через четыре года семейству пришлось переехать в местечко Валегоцелово под Одессой, а позже — и в город. Закончив всего два класса школы, Владимир был вынужден поступить на фабрику Кузнецова, где склеивал коробочки для чая. Было это в 1899 году, то есть когда ему исполнилось лишь 10 лет — малоподходящий возраст для начала профессиональной деятельности. Однако и его В.А. Деготь в своих мемуарах почему-то понизил до 8 лет. Может быть, из-за того, что вместе с ним «на фабрике работало около 50 детей в возрасте от 8 до 14 лет»[120].

Семья жила в страшной бедности. Ходил Владимир в ветхой оборванной одежде, в дырявых башмаках, питался в основном хлебом, картошкой и селедкой. Материальное положение В. А. Деготя значительно улучшилось, когда ему удалось выучиться на переплетчика и поступить в артель, которая объединила лучших мастеров Одессы. Тогда же он приобщился к рабочему движению, а в. июле 1904 года вступил в большевистскую фракцию РСДРП.

В 1905 году он руководил забастовкой печатников, входил в состав одесского районного комитета партии. Чтобы избежать ареста, В.А. Деготь в 1907 году уехал из Одессы в Екатеринослав, где проработал около года в мастерской, одновременно являясь членом большевистского районного комитета. Когда В. А. Деготь вернулся в Одессу, обнаружилось, что партийная типография, которой он активно помогал, провалилась. Пришлось перейти на нелегальное положение, а затем эмигрировать из России. В. А. Деготь принял решение ехать во Францию. В Польше, около маленького городка Дубно, он ночью перешел австрийскую границу. «Приходилось долго бежать, зачастую ложиться в грязь, прислушиваясь к малейшему подозрительному шороху. Так я добрался доодной австрийской деревни, где переночевал, а утром был уже на станции, чтобы отправиться в Вену, а оттуда — в Париж. Одно смущало меня — мысль о том, как трудно мне будет без знания французского языка и без копейки денег жить в таком большом городе, как Париж… Когда, наконец, я приехал в Париж, я буквально не знал, куда двинуться. Масса народу, чужая, Непонятная речь, шум автомобилей, трамваев, омнибусов — все это ошеломило меня. Идя по улице, я часто останавливался, боясь, чтобы на меня не налетел автомобиль или извозчик. Я удивлялся, глядя на парижан, которые так свободно себя чувствовали во всем этом хаосе шума и движения»[121], — вспоминал В.А. Деготь. К слову сказать, не одного Владимира Деготя потрясло движение на парижских улицах. Посетивший в 1911 году столицу Франции поэт и художник Максимилиан Волошин написал очерк «Все мы будем раздавлены автомобилями», в котором на основании увиденного предсказывал тяжкое будущее человечеству, если только не изобретут «воздушные тротуары на высоте верхних этажей домов и переходы над крышами»[122].

В Париже В. А. Деготь стал работать переплетчиком в большевистской типографии, располагавшейся на авеню д’Орлеан в маленьком зданьице под номером 110. В частности, ему пришлось заняться выпуском печатавшихся там протоколов лондонского съезда РСДРП.

В посланном в 1954 году на имя Н. С. Хрущева заявлении сын В. А. Деготя, В. В. Деготь, утверждал, что его отец учился в основанной В. И. Лениным под Парижем в Лонжюмо партийной школе для рабочих. Эта легенда не имеет под собой никаких оснований. Большевистская школа в Лонжюмо открылась для слушателей лишь весной 1911 года. Фамилии учеников сейчас известны, В. Деготя среди них, конечно, нет. Да и как он мог посещать эту школу, если, по собственным словам, с января 1910 года по май 1912-го находился в лапах российских жандармов; сначала как заключенный, затем как ссыльнопоселенец. Напомним, что парижский период эмиграции В. И. Ленина завершился 17 июня 1912 года.

В реальности речь шла о другой школе — предшественнице Лонжюмо, организованной в Париже в начале 1909 года с занятиями для слушателей по вечерам 2–3 раза в неделю. Кроме В. А. Деготя, в ней занимались Абрам Беленький, позже работавший в ГПУ и отвечавший за охрану В. И. Ленина, Исаак Раскин (псевдоним Косой), Юрий Фигатнер, член ЦКК ВКП(б) в 1925–1934 гг., и Борис Бреслав (псевдоним Захар), а преподавали В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев. Интересно, что все вышеперечисленные ученики, за исключением Абрама Беленького, после октябрьского переворота вновь оказались в Париже в качестве сотрудников различных учреждений. Борис Бреслав был заместителем полпреда СССР во Франции, Юрий Фигатнер — вторым секретарем полпредства, а Исаак Раскин работал в торгпредстве и в 1931 году отказался вернуться в СССР.

В качестве класса использовалась квартира в одном из домов, сплошь заселенном эмигрантами-большевиками. О том, что такие занятия проводились, косвенно свидетельствует письмо Б. Лейбовича из Парижа своему брату в одесскую тюрьму, сохранившееся в архиве департамента полиции и опубликованное в 1934 году. «Здесь Лент и у него кружок из всех парижских большевиков для занятий, или, вернее, лекций по философии, да, теперь здесь снова сосредоточивается партийная жизнь, здесь печатные органы двух тебе известных течений, здесь и лидеры их. Они читают рефераты, принимают участие в местных группах партий, — очевидно, сами много работают»[123], — писал Б. Лейбович. Впрочем, В. И. Ленин вел в школе занятия не только по философии (эта тема была тогда чрезвычайно модной), но и по аграрному вопросу, имевшему несравненно большее практическое значение. Этот факт подтверждается воспоминаниями Б. Бреслава, в то же время недвусмысленно отрицавшего участие В. А. Деготя в организованной В. И. Лениным школе[124]. Вместо В. А. Деготя он называл рабочего-наборщика Механкина. Противоречие, вероятно, объясняется временным зазором: Б. Бреслав приступил к занятиям в марте — апреле, а В. Деготь учился в январе — феврале 1909 года, а затем, очевидно, в момент отъезда В.И. Ленина на кратковременный отдых В Ниццу (26 февраля) бросил занятия.

После учебы Центральный комитет РСДРП послал Деготя на работу в родную Одессу. Не совсем, правда, ясно, когда это произошло. В автобиографии от 18 апреля 1924 года В. А. Деготь утверждал, что уехал «в начале 1909 года», в 1927 году он писал уже о «середине 1909 года». Так что вопрос остается открытым. Но во всяком случае Деготь лукавил, когда в третьем издании своих мемуаров утверждал, что занимался в школе «с Ильичом в течение почти года…»[125]. Очень, видимо, хотелось предстать в образе настоящего ученика основателя большевистской партии!

Нагруженный литературой, газетами «Пролетарий» и «Социал-демократ», и снабженный явкой от В. И. Ленина, В. А. Деготь явился к работавшему журналистом в «Одесских новостях» Вацлаву Вацдавичу Воровскому (партийный псевдоним П. Орловский). «Орловский заявил, что в практической работе он участвовать не может, так как провален, но в литературной работе мне поможет, если понадобится написать прокламации или статьи»[126], — вспоминал позже В. А. Деготь. Орловский также дал Деготю адреса двух местных социал-демократов, сумевших избежать ареста. С их помощью быстро удалось организовать несколько партячеек, в каждую из которых вошло до 25 человек. На созванной из представителей ячеек конференции был избран комитет, секретарем которого стал В. А. Деготь.

9 января 1910 года Деготь с группой товарищей был арестован. Революционеров выдал провокатор по имени Сильвестр, расстрелянный в годы советской власти. 11 марта 1911 года, после более чем годового пребывания в тюрьме, 22 заключенных предстали перед Одесской судебной палатой. Процесс продолжался три дня, подсудимых защищал адвокат Петр Николаевич Малянтович, впоследствии министр юстиции во Временном правительстве. Несмотря на все его усилия, только 6 человек были оправданы. Остальные получили каторгу и вечную ссылку, в том числе В. А. Деготь — 8 лет каторги, замененной ему, как и ряду других, пожизненной ссылкой в Сибирь. Замена эта мотивировалась молодостью обвиняемых (!) и легкомыслием.

Местом ссылки В. А. Деготя была определена деревня Подгорная Еланской волости Енисейской губернии[127]. Тогда это была настоящая глухомань. Окрестности кишели медведями, которые порой нападали на людей. В мае 1912 года, получив от Н. К. Крупской деньги, В. А. Деготь бежал из ссылки в Одессу, а оттуда вскоре снова перебрался во Францию.

Вторая эмиграция В. А. Деготя продлилась до июля 1917 года. Некоторое время Деготь работал переплетчиком в Париже, затем — чернорабочим на крупном заводе в Сен-Лазере, но через несколько месяцев вернулся в Париж.

Когда началась мировая война, парижская секция большевиков сразу заняла четко антивоенную, интернациональную позицию. Вместе с Инессой Арманд В. А. Деготь организует издание на французском языке брошюры В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева «Социализм и война (Отношение РСДРП к войне)». В 1916 году В. А. Деготь сменил Григория Беленького (брата Абрама) на посту секретаря секции большевиков Парижа[128]. Через В. А. Деготя шла вся переписка секции с находившимися в Швейцарии В. И. Лениным и Г. Е. Зиновьевым, поскольку лишь он умел, как искусный переплетчик, заделывать в корешки посылаемых почтой книг письма и другие материалы.

После Февральской революции В. А. Деготь вместе с Г. Я. Беленьким был вновь послан Центральным комитетом большевиков в Одессу, где первое время работал на фабрике, а затем был избран в правление Союза печатников и в Президиум Совета рабочих и солдатских депутатов[129]. Одесса с 485 000 жителей была тогда крупнейшем городом Украины. Остальные города были гораздо меньше: в Киеве насчитывалось 360 000 человек, в Харькове — 270 000.

В составе делегации от Одессы В. А. Деготь присутствовал на III Всероссийском съезде Советов, где мельком виделся с Г. Е. Зиновьевым.

В 1918 году Украина была оккупирована немецкими войсками. Одесса сдалась без боя, и В. А. Деготю пришлось бежать с семьей из города. Затем, после недолгого хозяйничания петлюровцев, 18 декабря город был занят французскими и греческими войсками. Одесский обком большевиков организовал группу, которую называли Французской агитационной коллегией, или Комитетом французской пропаганды. Вернувшийся в Одессу В. А. Деготь некоторое время возглавлял эту группу. На его квартире состоялось первое заседание подполыциков-пропагандистов, обсуждавших темы листовок и обращений к французским солдатам[130]. Кроме Владимира Деготя, в группу входили Исаак Дубинский, Яков Елин («Жак»), Александр Винницкий, бывший сосед В. А. Деготя по камере в Одесской тюрьме Михаил Штиливкер («Мишель»), Александр Вапельник, румынский коммунист Альтер Залик и в качестве представителя областного комитета КП(б) Украины — Софья Соколовская. Подчинялись подпольщики непосредственно руководителю обкома Ивану Федоровичу Смирнову (псевдоним Николай Ласточкин).

Одновременно В.А. Деготь был членом редколлегии выходившей нелегально на русском языке газеты «Коммунист»[131]. Редакция находилась на Княжеской улице на квартире у Петра Митковицера. Под руководством его брата Александра юный Владимир Деготь в 1903 году стал рабочим-активистом. Александр Митковицер был тогда арестован и сослан в Сибирь, откуда не замедлил сбежать. Он вступил в меньшевистскую фракцию РСДРП, избирался в 1905 году в Совет рабочих депутатов Одессы. Потом — опять тюрьма и Сибирь. Там он случайно попал в селение, где был Лев Троцкий, принял деятельное участие в его побеге, а затем бежал сам. В 1917 году А. Митковицер стал большевиком. После одесской эпопеи он под фамилией Тубин работал переводчиком и погиб в начале октября 1920 года вместе с французами Раймоном Лефевром, Марселем Вержа и Лепти (наст. фам. Жюль Берто) во время кораблекрушения в Баренцевом море. Что же касается Петра Вениаминовича Митковицера, то он после упрочения советской власти стал скульптором, автором ряда памятников в Одессе. В июле 1941 года добровольно вступил в народное ополчение и вскоре погиб на фронте.

В середине февраля по инициативе областного комитета большевиков была организована Коллегия иностранной пропаганды, объединившая французскую, польскую, румынскую, английскую, греческую и сербскую группы. Однако к этому времени В. А. Деготь из-за угрозы ареста вынужден был скрыться в партизанском отряде, в котором он занял пост комиссара. Вот как об этом писала в своем докладе в Центральный комитет РКП(б) Софья Ивановна Соколовская: «Вскоре… из состава Коллегии выбыл один из ценных ее работников — товарищ Деготь. Очевидно, его пребывание в Одессе стало известно охранке, и его стали разыскивать по городу; захватили и арестовали жену его брата, у которой без присмотра остались маленькие дети. Положение становилось серьезным. Я и товарищ Мишель решительно [убеждали] товарища Дегтя, что ему надо уехать. Однажды вечером мы поехали к нему на квартиру, где он скрывался, и предложили ему выехать в уезд, так как при создавшихся условиях он все равно не мог бы работать в Коллегии.

Товарищ Деготь согласился с трудом, но для него не было другого выхода. С его отъездом работа для меня лично осложнилась, так как товарищи из Коллегии легко увлекались разными несбыточными планами и парализовать их фантазию одной мне было трудно. Товарищ Деготь, более выдержанный и спокойный, чем они, был в этом отношении незаменим, но, к сожалению, его в Одессе не было»[132].

Созданный по инициативе Одесского обкома отряд насчитывал 400 штыков и 175 сабель при 38 пулеметах и 4 орудиях, но при этом именовался «Южной советской армией», а его командир Попов — «главковерхом». Штаб отряда располагался в селе Плосково в 22 км к северу от Тирасполя[133].

Примерно две недели спустя после того как В. Деготь ушел к партизанам, в Одессе была арестована и расстреляна группа подпольщиков, в том числе А. Вапельник, А. Винницкий, И. Дубинский, Я. Елин, М. Штиливкер и француженка Жанна Лябурб. Ивана Федоровича Смирнова деникинцы в ночь перед уходом из Одессы сначала ослепили, а затем утопили в море живьем, засунув в мешок.

После вступления 6 апреля 1919 года в город частей Красной армии В. А. Деготь возвращается и становится во главе президиума реорганизованной Иностранной коллегии при Одесском обкоме КП(б) Украины. Теперь она получает статус подотдела Южного бюро Коминтерна с центром сначала в Киеве, а позже — в Харькове. В составе Иностранной коллегии была и французская секция, в которую входили Жак Садуль, Розалия Барбере, ее сын Анри Барбере, Марсель Боди, Стелла Коста, Альтер Залик и Александру Николау.

Анри Барбере погиб в июле 1919 года под Одессой. Он был взят в плен восставшими немецкими колонистами, которые, экономя патроны, зарубили его, как и других, шашкой.

Жизнь румына Альтера Залика, как и у многих, трагически оборвалась в 1937 году. Его соотечественник Александру Николау попал в застенки румынской сигуранцы в июле 1920 года.

Журналистка из Люксембурга Стелла Коста оказалась авантюристкой: получив для переправки во Францию два рубина, она исчезла на территории Германии. Ходили слухи, что впоследствии она купила большое поместье[134]. Следы этой истории имеются в документе, опубликованном французскими исследователями Виктором Лупаном и Пьером Лорреном в книге «Деньги Москвы. Самая секретная история ФКП». Речь идет о составленной задним числом описи отправленных Исполкомом Коминтерна в различные страны в 1919–1920 годах ценностей и денежных сумм с указанием лиц, осуществлявших их перевозку за границу. Среди прочего для «группы Лорио» 27 декабря 1919 года были выделены драгоценности стоимостью 251 000 рублей. Рядом стоит полузачеркнутая фамилия, которую все же легко идентифицировать как «Коста», а по вертикали написана другая фамилия — «Абрамов»[135]. Уточним, что большевик Александр Абрамов с 1918 года работал за границей, в частности, формально числясь вторым секретарем Полпредства СССР в Германии, он в 1921–1926 годах возглавлял берлинский пункт ОМС и, следовательно, был в курсе происходивших там «оказий» с эмиссарами Москвы.

Иностранная коллегия занималась большевистской пропагандой среди моряков французского флота, в течение всего апреля блокировавших берега советского Юга, среди французских и румынских солдат Бессарабского фронта, а также в Румынии, Болгарии, Турции.

В ночь с 20 на 21 августа белый генерал А. И. Деникин высадил недалеко от Одессы десант. Стало ясно, что часы падения города сочтены. Перед эвакуацией В. А. Деготь получил шифротелеграмму, подписанную секретарем Южного бюро ИККИ Ж. Садулем и членами Южного бюро ИККИ Христианом Раковским и Анжеликой Балабановой, в которой ему, а также Софье Соколовской предписывалось отбыть для налаживания коммунистической работы во Францию, Даниилу Риделю — в Италию, а румыну Михаю Бужору — в Румынию[136]. Выполняя указание, В. А. Деготь перешел на нелегальное положение и остался в Одессе. Изменив внешность, отказавшись от очков, отпустив бородку и по-модному одевшись, он переехал с женой и восьмилетней дочерью в один из «буржуазных» домов города. Необходимый для поездки заграничный паспорт и визы удалось достать с помощью знакомого иностранного офицера. 25 сентября В. А. Деготь сел в одесском порту на пароход, взявший курс на Константинополь[137], За границу он ехал со значительной суммой денег, выдавая себя за коммерсанта.

Высадившись в Италии, В. А. Деготь поездом добрался до Рима. Здесь он, устроившись в хорошей гостинице, сбрил бороду и водрузил на нос очки, тем самым обретя свой прежний, доконспиративный облик. Несколько дней он потратил на знакомство с городом: ходил по музеям, театрам. Особенно сильное впечатление на него произвели развалины Колизея. «Какие роскошные, красивые ночи проводил я здесь! Нужно быть поэтом, чтоб хоть приблизительно передать тот восторг, то грандиозное впечатление, которое произвел на меня «старый» Рим»[138], — вспоминал В. А. Деготь.

Наконец, он направился в редакцию центрального органа Итальянской социалистической партии (ИСП) газеты «Аванти!». Секретаря газеты на месте не оказалось, и Деготю пришлось представиться секретарю парламентской фракции ИСП Костантино Ладзари (1857–1927). Ознакомившись с помощью К. Ладзари с положением в соцпартии, В. А. Деготь занял позицию на стороне секретаря ЦК ИСП Никола Бомбаччи (1879–1945) против редактора «Аванти!» Джачинто Менотти Серратй (1872–1926). Он положительно оценил деятельность туринского социалиста Антонио Грамши, оказав издаваемому им с 1 мая 1919 года еженедельнику «Ордине Нуово» материальную помощь[139]. Это решение было принято вопреки мнению Дж. Серратй и представителя Коминтерна в Италии Н. М. Любарского (псевдоним Карло Никколини), «страшно недовольных», по выражению В. А. Деготя, политическим курсом «Ордине Нуово»[140].

В. А. Деготь сделал верный выбор: в августе 1924 года А. Грамши стал Генеральным секретарем ЦК КП Италии. Этот пост он сохранил и после своего ареста фашистами 8 ноября 1926 года — вплоть до смерти. Все же, думается, «ставка» на А. Грамши была делом случая, а не результатом политической прозорливости. Демагогу и авантюристу Н. Бомбаччи В. А. Деготь в своей вышедшей впервые в 1923 году книге дал следующую характеристику: «Бомбаччи, который пользуется большой популярностью, — большой романтик, человек настроения, хотя безусловно преданный революции. Когда нужно будет, он станет в первые ряды выступающего пролетариата и с ним первым расправится буржуазия. Но у него не хватает того холодного марксистского анализа, которым владеют наши русские Товарищи». Этот «большой романтик» в 1928 году был исключен из КП Италии и вскоре стал одним из ближайших сотрудников Бенито Муссолини. 28 апреля 1945 года вместе с другими захваченными фашистскими сановниками его расстреляли партизаны.

Интересно, что даже в тексте, датированном 1931 годом, вышеприведенная характеристика Н. Бомбаччи сохранилась[141], что свидетельствует о явном отходе В. А. Деготя к этому времени от итальянских дел.

В.А. Деготь познакомился с А. Грамши через польского коммуниста Арона Визнера, который с осени 1913 года проживал в Италии и с января 1914 года состоял членом Итальянской социалистической партой. В.А. Деготю А. Визнера представил в начале 1920 года в Риме Н. Бомбаччи. С этого времени В. А. Деготь обрел надежного помощника. Когда в 1927 году у Арона Визнера возникли трудности со вступлением в Общество старых большевиков, Владимир Деготь в специальном заявлении охарактеризовал А. Визнера как «выдержанного большевика»[142]. Впрочем, помощь В. Деготя не принесла желаемого результата: А. Визнера так и не приняли в Общество старых большевиков, указав на «белое пятно» в его биографии с 1911 по 1917 год. Скорее всего, в этот период А. Визнер действительно был далек от политических баталий: приехав в Италию на лечение, он был вынужден задержаться из-за разразившейся Первой мировой войны. А. Визнер входил в генуэзскую секцию ИСП, но связи со своей родной социал-демократией Королевства Польского и Литвы не поддерживал, а работал в частных коммерческих учреждениях.

С одобрения Арона Визнера В. Деготь и С. Соколовская составили от имени Коминтерна декларацию, которая была оглашена Н. Бомбаччи на съезде социалистов в Болонье в октябре 1919 года[143]. Позже, несмотря на противодействие Дж. Серратй, эта декларация была напечатана в «Аванти!». Предварительно она обсуждалась в ЦК партии, который и санкционировал ее публикацию.

В середине марта 1920 года В. А. Деготь приехал во Францию. Устроился в Вокрессоне под Парижем, тогда это была дачная местность, и занялся активизацией агитационно-пропагандистской работы сторонников присоединения к Коммунистическому интернационалу. В частности, дал деньги на издание «Бюллетэн коммюнист», а также в сотрудничестве с Полем Вайян-Кутюрье, Раймоном Лефевром и Марселем Вержа принял участие в подготовке выпуска газеты «Пролетэр». Выезжал в Россию на Второй конгресс Коминтерна, но прибыл уже к завершению его. Марсель Боди заблуждался, когда писал в мемуарах, что виделся с В. А. Деготем «ежедневно, в течение всего периода работы II Конгресса»[144]. Ошибка французского сотрудника аппарата Коминтерна психологически легко объяснима: большинство делегатов тогда еще не разъехалось, и это запечатлелось в памяти Марселя Боди. Верно, однако, что ему пришлось выдать В. А. Деготю нечто вроде характеристики, которую тот попросил, чтобы отвести от себя обвинения в присвоении денег Коминтерна в момент захвата Одессы деникинцами. Соответствующий документ за подписью М. Боди, датированный 17 ноября 1921 года, хранится в РГАСПИ[145]. Дело рассматривалось Центральной контрольной комиссией РКП(б), и В. А. Деготь был оправдан.

После бесед с Г. Зиновьевым и В. Лениным (1 октября 1920 года), а также трехнедельного отпуска наш герой вернулся на нелегальную работу в Италию. В середине апреля 1921 года В. А. Деготь принял решение «на два или три месяца» отправиться во Францию. Причиной, судя по всему, стали обрушившиеся на французскую группу коминтерновцев репрессии: арест А. Е. Абрамовича, задержание И. П. Степанова и Р. Вуйовича, отъезд С. Соколовской в Россию[146]. «Там никого нет», — сообщал в письме Григорию Зиновьеву В.А. Деготь[147]. Процитированный документ опровергает более позднее утверждение В. А. Деготя о том, что он отправился во Францию, руководствуясь полученной «директивой»[148]. Возможно, так он хотел снять ответственность за провал своей миссии.

Покидая Италию, В. А. Деготь договорился сохранить связь со ставшим к этому времени уже полномочным представителем РСФСР в Италии В. В. Воровским, дабы через него информировать о событиях Исполком Коминтерна. 2 мая под видом коммерсанта со множеством рекомендаций от крупных «финансистов» В. А. Деготь выехал в Ниццу, где, как ему казалось, легче, чем в Париже, будет получить разрешение на проживание во Франции. В. А. Деготя сопровождал секретарь — француженка Селин Катель, в прошлом учительница и сотрудница Комитета III Интернационала.

Парочка остановилась в гостинице и в ожидании вида на жительство для В. А. Деготя начала осматривать достопримечательности Ниццы и ее окрестностей. Среди прочего посетили и Монте-Карло, где в знаменитом казино наблюдали за игрой в рулетку.

Однако 7 мая В. А. Деготь вместе со своим секретарем были арестованы. Об этом событии русскоязычных читателей проинформировала выходившая в Париже газета Владимира Бурцева «Общее дело». Тут же пустившись в инсинуации, она добавила в комментарии, что В. Деготь «занимал разные мелкие посты при большевистском правительстве. В 1919 году он занимал какой-то пост на Симбирском фронте, где он отличился тем, что подвел под расстрел целый ряд рабочих»[149].

С. Катель скоро отпустили, а В. А. Деготь находился в заключении в местной тюрьме 3,5 месяца. Лишь 18 августа он вышел из камеры и вскоре был выслан из страны в немецкий город Майнц.

Так закончилась деятельность Владимира Деготя в качестве коминтерновского эмиссара. В том же году вернулся после работы в Италии Даниил Ридель. Позже он опять возвратился в эту страну, но уже в качестве первого секретаря советского полпредства. В 1926 году Д. С. Риделя перевели на аналогичную должность в Грецию[150]. Тяжелые испытания выпали на долю Михая Бужора. 18 марта 1920 года он был арестован румынской полицией, а затем приговорен военным судом к бессрочной каторге. В 1933 году М. Бужора выпустили по амнистии из тюрьмы, и он даже смог в 1936 году посетить Советский Союз, но в начале 1938 года его вновь посадили за решетку. В общей сложности 17 лет мыкался М. Бужор по тюрьмам, окончательно выйдя на свободу только благодаря Советской армии 23 августа 1944 года.

Длительное заключение сказалось на психике румынского революционера. Во время пребывания в составе делегации в Москве в 1947 году он упорно искал своих старых знакомых, включая Христиана Раковского. При посещении Музея революции М. Бужор «возмущался тем, что теперь там не освещается роль Троцкого в революции… Несмотря на неоднократные напоминания и предупреждения со стороны Магеру и нашей, — писал представитель ВОКС, — он ушел в универсальный магазин за 2 часа до приема делегации т. Сталиным и опоздал на прием, хотя знал час, когда был намечен прием»[151]. Умер Михай Бужор 17 июня 1964 года.

В апреле 1922 года В. А. Деготь был мобилизован ЦК РКП(б) в числе 150 москвичей на работу в провинцию. Его выдвинули на должность председателя Профсоюзного совета Иваново-Вознесенской губернии и одновременно ответственного редактора местного журнала «Труд». Тогда же он стал членом редколлегии губернской газеты «Рабочий край». Тяжело первоначально переживавший свое увольнение из Коминтерна В. А. Деготь на новом месте вскоре пообвыкся и с головой погрузился в новые заботы. В августе его в «Красном Манчестере» навестил член ЦК ФКП Шарль Раппопорт, сделавший в местном театре доклад о коммунистическом движении в Западной Европе[152]. Осенью в Иваново-Вознесенск приезжал новый представитель ИКП при ИККИ Антонио Грамши.

Пытаясь решать многочисленные материальные проблемы ивановских трудящихся, В. А. Деготь в то же время не забывал и о духовной пище для народа. В частности, живой интерес у него вызвал репертуар местного летнего театра, где, как он писал, «ставятся большею частью содержательно-художественные пьесы», но появляются и «вещи, которые подходят скорее к парижскому кабачку, где шампанское разливают рекой господа буржуа». Имелась в виду пьеса «Узкие башмачки», где «в продолжение всего акта одна «из хорошеньких актрис» подымает выше и выше свою ножку…».

Моралист Владимир Деготь, выразив свое возмущение в отношении подобных сцен, напрямую заявил, что «партийные, советские, профессиональные и др[угие] органы» могут «при такой постановке» отказать театру в «материальной и моральной» поддержке[153].

Строгость морали сочеталась у В. А. Деготя с мягкостью сердца: 26 октября 1923 года Иваново-Вознесенский губернский комитет контроля поставил ему на вид за то, что бывшему фабриканту Бурылину была предоставлена командировка на курорт.

В февральском номере журнала «Труд» за 1923 год В. Деготем была опубликована передовица, в которой он предостерегал от развязываемых европейской буржуазией военных авантюр, нацеленных как на подавление революционного движения собственного пролетариата, так и на уничтожение советской власти в России. «В общем события развертываются грандиозные. Порохом уже запахло, и война чувствуется. Начались мобилизации в целом ряде стран: в Чехословакии, Норвегии, Венгрии, Румынии. Буржуазия готовится к решительным выступлениям.

Наша «добрая» соседка Польша в лице своего министра иностранных дел Скржинского открыто заявила, что она будет делать все, что ей прикажет Франция, т. е. она может провокационно, как и в 20-м году, броситься на нас или на Германию — с целью задушить в крови рабочих пролетарскую революцию»[154], — уверял В. А. Деготь. Почему он наряду с Россией упомянул Германию? Потому что в этой стране была самая сильная и активная зарубежная компартия, действовавшая к тому же в обстановке всеобщего брожения, вызванного оккупацией в январе французскими войсками Рурской области.

В июле 1923 года в Россию к В. Деготю приехала Селин Катель. Она стала его второй женой, вступила в РКП(б) и начала работать в Иваново-Вознесенске учительницей французского языка. Позже, когда супруга перевели в Москву, ее устроили в Отдел переводов ИККИ. С 1931 года С. Катель занимала должность контрольного редактора Издательства иностранных рабочих в СССР. Это издательство подчинялось непосредственно Исполкому Коминтерна и занимаюсь выпуском произведений классиков марксизма и оригинальной литературы на иностранных языках[155].

С марта 1924 года В. А. Деготь — заместитель Председателя Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), руководитель его агитационно-пропагандистского отдела. В. А. Деготь избирался делегатом на III конгресс Профинтерна, проходивший в июле 1924 года в Москве[156].

По инициативе В. А. Деготя в Иваново-Вознесенске на площади напротив здания Дворца Советов был установлен один из первых памятников В.И. Ленину, а сама площадь переименована в площадь В. И. Ленина.

В 1926–1927 гг. В. А. Деготь учился в Коммунистической академии. Это было время ожесточенной борьбы партийного руководства во. главе с И. В. Сталиным и Н. И. Бухариным с троцкистско-зиновьевской Оппозицией В. А. Деготь, сочувствуя оппозиционерам, в числе «40» старых большевиков подписал так называемое «буферное», или «вдовье», письмо в ЦК ВКП(б) от 20 июля 1927 года[157].

Его авторами были Варсеника Джавадовна Каспарова, Григорий Львович Шкловский и Николай Николаевич Овсянников.

В. Каспарова — жена умершего в Швейцарии члена Заграничного бюро ЦК РСДРП Владислава Минасовича Каспарова (1884–1917) — родилась в 1888 году в городе Шуше и вступила в партию большевиков в 1904 году. В годы Гражданской войны она была политработником Красной армии, одно время являясь секретарем И. Сталина, а в ноябре 1920 года перешла на работу в аппарат Международного женского секретариата ИККИ, возглавив в сентябре 1923 года его Восточный отдел.

Г. Шкловский родился в 1875 году и состоял в партии с 1898 года. На XIV съезде партии в 1925 году его избрали в ЦКК. В 1918–1925 гг. он являлся сотрудником НКИД: сначала советником советской миссии в Шбейцарии, затем Генеральным консулом РСФСР в Гамбурге. В 1926 году — активно поддерживал так называемую ведцингскую оппозицию в компартии Германии, получившую свое название от одного из кварталов Берлина. Ее руководители Ганс Вебер, Макс Ризе, Вильгельм Кёттер вскоре были исключены из КПГ. «Кликушеством» назвал в октябре 1927 года позицию Г. Шкловского секретарь партколлегии ЦКК Емельян Ярославский[158].

Н. Овсянников (лит. псевдоним Н. Оков) родился в 1884 году в дворянской семье, а в партию большевиков вступил в 1903 году в Таганской тюрьме[159]. Активно участвовал в вооруженном восстании в Москве и Подмосковье в октябре 1917 года. С 1922 года занимал руководящие посты в Верховном суде РСФСР, а затем в СССР.

Уже после исключения сторонников Л. Троцкого и Г. Зиновьева на XV съезде из партии, в декабре 1927 года, В. А. Деготь уверял, что поставил свою подпись под документом, лишь стремясь «содействовать единству партии». Однако анализ «письма 40» свидетельствует, что В. А. Деготь лукавил.

В. Каспарова, Г. Шкловский и Н. Овсянников «с глубокой тревогой» отмечали «вызываемый неправильностью режима рост пассивности даже в рабочей части партии». Развивая эту мысль, они писали: «Дискуссия на XIV съезде свалилась для партии как снег на голову. Сама партия в этой дискуссии участия не принимала. Не было дискуссии в партии и после съезда. Партии были предложены съездовские решения, в подготовке которых она не могла принять участия и должна была поэтому без всякой критики их подтвердить… Чрезвычайно вредное влияние на партию имели наши методы борьбы с оппозицией, путем дискредитирования ее вождей. Тут было проявлено явное излишество. Мы забыли при этом, что, дискредитируя их, мы дискредитировали ближайших помощников Владимира Ильича — тех, кого партия в течение десятков лет считала в числе своих вождей, верила им, ловила каждое слово их, как слово учеников Ленина; мы дискредитировали также того, кто был одним из главных руководителей Октября, кто по поручению партии стоял во главе победоносной Красной Армии в самые тяжелые годы гражданской борьбы».

Далее авторы письма обращались к китайским событиям, прямо заявляя, что сомневаются «в правильности руководства партии и Коминтерна в Китае». Они, по существу, солидаризовались с позицией Л. Троцкого и Г. Зиновьева по данному вопросу: «Тревожные сомнения представителей оппозиции, опасавшихся неизбежного и близкого предательства Чан Кайши, многие из нас считали, полагаясь на решительный и успокоительный тон «Правды», — неосновательными. Поэтому переворот Чан Кайши и неожиданная для многих измена национальной буржуазии глубоко потрясли партийную толщу и посеяли бесчисленные сомнения и вопросы». Наконец, группа «40» в своем письме недвусмысленно осудила репрессии сталинско-бухаринского, руководства в отношении левой оппозиции: «Трезвый анализ международного и внутреннего положения заставляет прийти к выводу, что партийное руководство было ослаблено тем, что оно было лишено тт. Зиновьева, Каменева, Троцкого, Радека, Пятакова, Преображенского, Серебрякова, Ив[ана] Н. Смирнова, Крестинского, Раковского и др[угих]. Многие из нас в свое время, как сторонники большинства, голосовали за выведение Зиновьева и Троцкого из политбюро. Партия произвела опыт — обновила руководство. Ныне, подытоживая опыт истекшего года, мы приходим к выводу: наше решение было неудачным и вредным…»

Письмо кончалось словами: «За единство ленинской партии! Против раскола, против откола!»

Таким образом, авторы письма и другие «подписанты» фактически возлагали основную тяжесть вины за тяжелую обстановку в партии не на левую оппозицию, а на партруководство. Кроме того, они оправдывали поведение и брали под защиту не только Г. Зиновьева и Л. Каменева, но и Л. Троцкого, а также лидеров группы «демократического централизма» («децистов»). Этого, разумеется, И. Сталин ни простить, ни забыть не мог.

Наиболее активно из авторской тройки общавшаяся с оппозиционерами В. Каспарова будет исключена из партии уже XV съездом, 5 января 1928 года — уволена из аппарата ИККИ. Впрочем, и без «вдовьего» письма участь Каспаровой была предопределена: она первая стала утверждать, что Сталин являлся агентом царской охранки. Документальных подтверждений тому до сих пор не обнаружено, однако доподлинно известно, что Сталину донесли, кто распространяет опасный слух. Первоначально сосланная в Минск, В. Д. Каспарова была затем переведена в Краснококшайск, а позже в Курган. После того как она подписала в 1935 году покаянное заявление, ей позволили вернуться в Москву, но ненадолго. 20 июля 1936 года В.Д. Каспарова была арестована и осуждена на 10 лет заключения. 11 сентября 1941 года ее в числе других заключенных расстреляли в тюрьме города Орла.

По сравнению с В. Д. Каспаровой дрейф Г. Л. Шкловского в сторону открытой оппозиции после сочинения цитированного выше письма был не столь прямолинеен. Однако и его в ноябре 1927 года сталинско-бухаринское большинство вывело из ЦКК ВКП(б), а заодно также из Общества старых большевиков. Именно Г. Л. Шкловский оказался первым, кто проинформировал Л. Б. Каменева о публикации троцкистами в листовке от 20 января 1929 года записи тайной беседы последнего с Н. И. Бухариным в момент июльского 1928 года пленума ЦК ВКП(б). В это время Г. Л. Шкловский уже работал в Химсиндикате. Позже его ввели в правление Химимпорта, а в 1931 году перевели в Объединение научно-технических издательств. 14 ноября 1936 года Г. Л. Шкловский был осужден на 10 лет заключения, а 10 октября 1937 года по постановлению тройки УНКВД Ленинградской области — расстрелян[160].

Судьба H. H. Овсянникова после 1937 года неизвестна.

Кроме В. Деготя, подписи под «буферным» письмом поставили ветераны партии Клавдия Тимофеевна Свердлова-Новгородцева, Людмила Николаевна Сталь, Александр Ильич Финн.

В 1928–1930 годах В. А. Деготь работал исполняющим обязанности проректора Тимирязевской сельскохозяйственной академии. В январе 1931 года В. Деготь становится членом коллегии, начальником управления кадров Народного комиссариата труда, а с декабря 1933 года — старшим помощником Прокурора РСФСР. На этом посту В. Деготь проработал до 27 июля 1937 года. В 1929–1931 годах он также являлся членом Президиума Центрального комитета МОПР, а с начала мая до 15 ноября 1932 года — заведовал французским сектором Международной ленинской школы (МЛШ).

22 июля 1937 года В. Деготя исключили из партии: ему припомнили «буферную платформу», а также попытки защитить ряд репрессированных лиц. 31 июля 1938 года его арестовали органы НКВД, обвинив во вхождении в 1934 году в «антисоветскую правотроцкистскую террористическую организацию» и в «подрывной деятельности» под ее руководством. Следователи НКВД утверждали, что в эту организацию В. А. Деготя вовлек народный комиссар юстиции РСФСР Н. В. Крыленко. Кроме показаний последнего, обвинение основывалось на показаниях арестованных по другим делам первого заместителя прокурора СССР Григория Моисеевича (он же Герш Мовшович) Леплевского, начальника авиации Главсевморпути Льва Павловича Малиновского, командира дивизии Алексея Александровича Глазкова и бывшего зиновьевца Павла Петровича Бурмистрова, работавшего до заключения в январе 1935 года в концлагерь заведующим организационно-массовым сектором «Ленпогрузсоюза». Все они были в 1937–1938 годах приговорены к расстрелу.

Ни в ходе следствия, ни в судебном заседании Владимир Деготь виновным себя не признал, категорически заявляя, что Н. В. Крыленко ни в какую организацию его не вербовал, антисоветских разговоров с ним не вел, а потому ничего плохого сказать о нем и не мог. Однако судебный вердикт был предрешен, и показания обвиняемого, поскольку речь не шла об открытом процессе, значения не имели. 21 марта 1940 года Деготь был осужден на десять лет заключения с конфискацией имущества и поражением политических прав на пять лет. Освобожденный в 1944 году по состоянию здоровья, он через два месяца умер.

17 июня 1954 года сын В. А. Деготя Владимир направил Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву письмо с просьбой о посмертной реабилитации отца. Больше года тянулось разбирательство. Наконец, 5 ноября 1955 года Военная коллегия Верховного Суда СССР определила приговор от 21 марта 1940 года «в отношении Дегтя Владимира Александровича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем за отсутствием состава преступления прекратить».