БОЛЬШЕВИК СКОРОХОДОВ
БОЛЬШЕВИК СКОРОХОДОВ
Александр Касторович Скороходов появился в Питере по своей воле, но доставили его жандармы из Николаева, с завода «Наваль».
Там он подбил на стачку одиннадцать тысяч рабочих. Те потребовали «военной надбавки» из-за дороговизны, кто-то стал выкрикивать лозунги против империалистической бойни.
Скороходов ультимативно выступил на митинге:
— Дадим клятву — от своих требований не отступать!
Он снял шапку, встал на колени, поднял руку. Навальцы последовали за ним. И выдохнули:
— Клянемся!
Семерых зачинщиков во главе со Скороходовым решили забрать в солдаты.
Однако власти просчитались. Рабочие «Наваля» заявили им в самой категорической форме:
— Вернуть товарищей! Иначе поднимем на стачку весь город!
Александра Касторовича потребовал градоначальник вице-адмирал Мязговский:
— Собственно говоря, чего вы добиваетесь, господин Скороходов?
— Надбавки для работающих — они не сводят концы с концами.
— Дадим. Еще чего?
— Не провоцируйте бастующих, ваше превосходительство. Нас отправьте не в солдаты, а в Петроград. И разумеется, на казенный счет.
Мязговский задумался: вся штрафная семерка была драгоценной элитой токарей и слесарей. И на военных заводах она шла на вес золота, особенно на фоне женщин без квалификации и желторотых подростков, которые изо дня в день толпились у конторы по найму.
Из столицы Мязговскому ответили:
— Отправляйте, черт с ними! Тут такой ералаш, что и света божьего не видать. Будет еще семеркой бунтовщиков больше, какая разница!..
Скороходова старые большевики знали давно: кто по Сормову, кто по ссылке в Яренск, кто по Оренбургу и Николаеву. В Нижнем Новгороде он сдружился с Горьким.
Горький был в Питере, и Александр Касторович тотчас же явился к нему на Кронверкский проспект.
А другие нижегородцы — старые друзья по революционной работе — рассыпались или пропали: Андрей (Яков Свердлов) отбывал ссылку в Туруханском крае, Лопата (Василий Десницкий) жил в Швейцарии, Петр Заломов, Яков Полозов и Иван Шибаев были в нетях, Ольгу Генкину растерзала «черная сотня» в Иванове.
И все же кой-какие земляки из Сормова держались на столичных заводах и негласно сбивались кучкой вокруг Дмитрия Павлова и его жены Марии на Выборгской стороне, где просто чудом сохранялась явочная квартира Русского бюро ЦК большевиков.
Дмитрий и устроил Скороходова у выборжцев, на заводе «Старый Лесснер». Однако администрация обнаружила нового рабочего в тайном «черном списке» и вышибла на другой же день.
Как говорят биографы Скороходова, горько шутили товарищи:
— Тебя, Саша, как Шаляпина — везде знают!
Но в беде не оставили. Познакомили со своими вожаками — Иваном Чугуриным и Мартой Лепинь, которая только что бежала из иркутской ссылки с паспортом на имя Евгении Николаевны Егоровой и была известна под кличкой «товарищ Женя». И помогли устроиться на Аптекарском острове Петроградской стороны у «Дюфлона». А жить он остался на Выборгской стороне, в том самом Головинском переулке, где два года назад подростки дрались на баррикаде…
Охранка весь год громила комитеты большевиков. И на Петроградской стороне осенью шестнадцатого года при немыслимом засилье меньшевиков и эсеров оставалось ленинцев человек сорок. Но и эта группа таяла на глазах после каждого митинга. Сидел в тюрьме Николай Комаров, сидел и Сергей Прохоров, чудовищно избитый при аресте: он пришел в сознание лишь на другой день в одиночной камере на Шпалерной. Кое-как держался Константин Блохин, да начал появляться на сходках Иван Лепсе — он вернулся с фронта по тяжелому ранению.
Скороходов — человек недюжинного ума и крепкой воли — стал крупнейшей фигурой в большевистском подполье Петроградской стороны и на год с лишним сделался духовным отцом Петра Смородина.
Пока сидел в тюрьме Прохоров, Александр Касторо-вич создавал заново организацию по заводам, руководил политическим кружком в Крестовском трамвайном парке, появлялся на сходках у шаплыгинцев, и по его совету Смородина избрали членом фабричного комитета профсоюза.
Как-то он сказал Смородину:
— Завтра воскресенье. А на Выборгской стороне, У рабочих «Нового Парвиайнена», — похороны. Погибли трое. В снарядной мастерской подростку приказали надеть ремень на шкив во время хода машины. Его разорвало на части. А в литейной выбило пробку из печи. Сгорели — старик и молодой. Ты собери денег на похороны, отвези венок. Будет случай — скажи от нас два слова. Только не зарывайся: кругом чужие глаза и уши…
Петр пришел на завод, когда люди, негодуя, клеймили позором буржуазию: она ради своего благополучия не ставит и в грош жизнь рабочего на фронте и в цехе. И подлил масла в огонь:
— Рабочие Петроградской стороны с вами, товарищи! Им близки и ваша скорбь, и ваше негодование. Довольно с нас крови на фронте, не допустим гибели товарищей в столичном тылу!..
В морге клиники Вилье три гроба подняли на руки и понесли к кладбищу. Петр нес свой венок в головной колонне, где были иконы и другие венки. На одном, обвитом кумачовой лентой, ярко выделялись слова: «Жертвам ненасытного капитала». Бравый унтер с тремя фараонами сунулся к этой ленте, но молодые рабочие молча схватились за руки и далеко оттерли полицию.
У кладбищенских ворот в людском море кто-то затянул: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» И все согласно подхватили слова траурной и боевой песни. На могилах порывались сказать слово большевики, но в толпе было много людей подозрительных, и им выступать не дали. Только один парень — Павел Бурмистров, — держась за новый деревянный крест над свежим холмиком, крепко сказал, за что невинно погибли товарищи.
Вместе с Павлом Петр прошел до остановки трамвая.
— Ты что ж, большевик? — доверительно спросил Смородин.
— Нет. Я анархист: бога нет, царя долой, анархия — мать порядка!
— Тю! — удивился Петр. Он еще мало знал про анархистов, а спросить постеснялся.
В тот же вечер Александр Касторович кое-что успел объяснить ему:
— На гребне революционной волны кого только нет! Всякий, кто протестует против существующего порядка, верит в свою правоту, но иной раз городит несусветную чепуху. Анархисты, хоть и говорят, что они тоже из лагеря социализма, как и мы, но их теория и их дела враждебны марксизму. Это мелкобуржуазное политическое течение. Оно отрицает всякую государственную власть, в том числе и диктатуру пролетариата. А переход к обществу будущего хочет осуществить без организованной политической борьбы пролетариата с буржуазией, без создания пролетарской партии. Но истинному пролетарию, который не мыслит себя вне коллектива и его борьбы, всякий анархизм — гиль и чистый вздор!.. Боюсь, что твой новый знакомый погнался лишь за крикливой анархистской фразой, а дела за ней не видит. Он ведь рабочий! Если умный, так разберется и от анархистов уйдет!..
В канун семнадцатого года и на Петроградской стороне события шли так, что Петр едва поспевал за ними: ни дня без стачки! То у одних, то у других. И непременно — демонстрация. И все громче, острее кричали лозунги с красных полотнищ. Сначала: «Долой войну!», затем: «Долой самодержавие!»
Подростки не отставали от старших, а иногда затевали заваруху и сами. Да и понятно: работали они как ляжет мастеру на душу. И тринадцать и четырнадцать часов, да еще убирали помещение после смены.
Правда, заработки стали выше. Но без толку: деньги крепко упали в цене, и за что недавно платили рубль, теперь надо было выложить два с полтиной. Хлеб, мясо, сахар, масло добывали с боем, в очередях, собиравшихся еще до рассвета. Подступал голод.
Одна за другой созывались конференции профессиональных союзов: у металлистов, печатников, текстильщиков, пекарей. Шума было достаточно, а дела на грош: фабриканты и заводчики, опьяневшие от барышей, не уступали ни пяди.
На одной такой конференции Петр просидел три дня. И время пропало бы даром, если б не знакомство с нужным человеком, который вскоре стал ему близким другом. Это был Вася Алексеев. Его не так давно выставили из пушечной мастерской Путиловского завода, посадили на три месяца в тюрьму. Теперь он представлял на конференции молодежь завода «Анчар».
Фигура была у него затрапезная: и ростом маловат, и худ, и бледен. Тонкую шею охватывал кольцом потертый серый свитерок, суконное пальтишко побито на локтях, люстриновый пиджак здорово выношен. Такой себе обычный питерский мастеровой. Но живчик и острослов, только говорил с придыханием, заикаясь.
Откровением было для Петра, что этот его сверстник уже четыре года в партии; и что в те же самые дни, когда открылся кружок в Детском клубе-очаге, Вася создал свой кружок в пушечной мастерской. И дело поставлено у него образцово: собираются только рабочие парни. Мыслят они согласно. На занятиях далеко углубились в теорию Маркса: от «Манифеста» до «Капитала». Собираются тоже скрытно, а в погожие, теплые дни в помещении не сидят. Рядом взморье, лодки: и петь можно, и шутить, и говорить без оглядки. И разносят ребята из кружка газеты, листовки, и поговаривают, как бы собрать в одно все молодые силы Нарвской заставы в борьбе за свои права.
Больше того, у путиловцев работает и другой тайный кружок. В нем заправляют друзья Алексеева — Иван Тютиков и Иван Скоринко.
Расстались они на Обводном канале. Вася направился к Нарвской заставе, в деревню Емельяновку, где жили его мать и невеста. Не о нем ли, зная, что он жених, товарищи его — путиловцы, сочинили песенку:
…Нарвская застава. Путиловский завод.
Там работал мальчик — двадцать один год.
Работал он работал, да вдруг перестал:
Он за забастовочку в тюрьму попал,
Деревня Емельяновка, самый старый дом,
Там живет девчонка и думает о нем.
Плачет, и рыдает, и сквозь слезы говорит:
— Как теперь кормиться, как я буду жить?
Шаль я заложила, юбку продала,
Но твои все книжки, милый, сберегла.
Сберегла колечко, сберегла любовь.
Выйди на свободу, миленький дружок!..
Скороходов в конце 1916 года стал членом Исполнительной комиссии Петербургского комитета большевиков и уже не мог отдавать все силы Петроградской стороне. Активистам из молодежного кружка выпала задача: поднимать рабочих у Шаплыгина, Семенова, Керстена и «Дюфлона». Правда, у «Дюфлона» на Петра насели меньшевики. Пришлось искать поддержки у Александра Касторовича. Он явился на завод 7 января и так выступил перед рабочими, что они почти единодушно решили не выходить к станкам девятого.
К этому дню определилось ясно, что без молодых рабочих, которые держались кружка Смородина, одним старым большевикам Петроградской стороны не справиться: на второй день Нового года охранка накрыла почти весь Петербургский комитет. Сел в тюрьму и Константин Блохин — правая рука Скороходова в районе.
Кружковцам теперь приходилось поспевать всюду: на митинги и сходки, и говорить толково, обстоятельно, чтоб их слушали; быть связными между районами, разносить листовки, выслеживать филеров и держаться в охране у ворот бастующих заводов.
Петр виделся со Скороходовым день в день и, как говорится, бога благодарил, что тот не попал к охранке в сети 2 января: сидеть бы ему непременно!
Скороходову помог спастись давний опыт подпольщика. Он уже добрался на трамвае до Нарвской заставы, до самого дома Федора Лемешева, где собирались комитетчики. Но приметил филера на улице, завернул на Выборгскую и успел предупредить Чугурина и Каюрова. Так накануне 9 января в ПК остались в основном большевики с Петроградской и Выборгской сторон.
Боевая тройка — Скороходов, Чугурин, Каюров — и кооптированные новые члены ПК в очередной листовке четко определили главные лозунги дня: «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Да здравствует демократическая республика!»
В ПК шел спор: надо ли еще раз повторить лозунг «О создании боевого органа рабочего класса — Совета депутатов трудящихся», как в ноябрьские дни 1915 года? Но, памятуя критику Ленина в тот раз, о Советах не написали. Зато выразили мысль: протянуть руку дружбы товарищам по классу в воюющих странах, чтобы совместно бороться против всемирной системы капитала!
9 января 1917 года началась в столице самая мощная стачка за все годы войны: двести тысяч человек оставили работу. На Выборгской стороне и за Нарвской заставой она носила всеобщий характер: пламенные призывы большевиков прямо на глазах превращались в лозунги революционного действия!
Александр Касторович как-то сказал Смородину: — Это первая революция, которую ты делаешь на своем веку. Не прозевай: за всю рабочую молодежь Петроградской стороны спрос с тебя! Сколачивай ее в крепкую боевую дружину. Требуй, бейся, организуй! От других дел тебя освобождаем!..
Данный текст является ознакомительным фрагментом.