4.23   STS-74: Вторая международная миссия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4.23   STS-74: Вторая международная миссия

Первая стыковка Спейс Шаттла и орбитальной станции «Мир» подвела итог огромной работы, которую проделали за последние три года и завершили в июле 1995 года российские и американские космические специалисты. Первая интернациональная миссия середины 90–х годов открывала новую эпоху пилотируемых полетов, покорения космоса совместными усилиями двух стран, а далее — усилиями объединенного мирового космического сообщества. Лозунг «Стыковка — это уже сотрудничество!» реализовался по–настоящему, новая развернутая программа стала разрабатываться фактически еще до первого полета. После его завершения она без перерыва продвигалась вперед, американские астронавты оставались летать на российской станции «Мир», а Орбитер «Атлантис» готовился к очередным миссиям и совершал новые полеты по так называемой программе «Мульти–Мир», параллельно все быстрее и шире развертывалась программа Международной космической станции (МКС «Альфа»). По времени все эти планы растягивались аж до середины второй декады следующего века и следующего тысячелетия, еще на 20 будущих лет.

Все?таки первая международная миссия в космосе в середине 1995 года вошла в историю. Она была первой и открывала дорогу другим полетам — мультимиссиям. Каждый из них вносил что?то новое в общую программу, каждый имел свои особенности и проблемы. Стыковка — это всегда событие, и этот лозунг подтвердился с лихвой.

Второй полет STS-74 в конце 1995 года занимал среди них особое положение.

Наш АПАС снова, как и 20 лет назад ЭПАС-75, оправдал возложенные на него надежды: на этот раз он открывал дорогу на продолжение программы, на расширение международной кооперации. Стыковка — это всегда сотрудничество.

Следующий полет запланировали на ноябрь, всего 4 месяца спустя после первого. Его программа и конфигурация оказались существенно сложнее, чем в первом. Поэтому подготовка к нему началась загодя и велась уже в течение длительного времени. Такое усложнение объяснялось тем, что требовалось отодвинуть андрогинный причал станции на каких?то 5 метров. Это позволяло Спейс Шаттлу беспрепятственно стыковаться к орбитальной станции «на боку», без необходимости каждый раз выполнять сложную перестыковку этого модуля на осевой причал, как это делалось в первом полете. Однако для этого требовалось выполнить большой объем работ: подготовить новый стыковочный отсек (СО), модифицировать систему стыковки самого Орбитера, осуществить интеграцию и наземную проверку всей аппаратуры и программного обеспечения.

В начале июня, когда мы еще готовились к первой миссии, во Флориду на мыс отправили летный СО и большое количество испытательной аппаратуры, а с ними еще один модифицированный АПАС для «Атлантиса». Через пару месяцев его требовалось установить на Орбитере вместо того, который готовился к первому полету.

Тогда я вспомнил, как, рекламируя АПАС-89, еще в далеком 1989 году мне приходилось говорить об одном из его существенных достоинств — свободной периферии вокруг стыковочного шпангоута. Там располагались «навесные» элементы — электрические и гидравлические разъемы, автоматически соединявшиеся при стыковке. В 1992 — 1993 годах, формулируя ТЗ на первый полет, НАСА отказалось от всех этих разъемов. Теперь пришло время установить электроразъемы снова. Конструкция позволяла это сделать без существенной переделки АПАСа.

Дело в том, что электрические связи, которые образовывались после стыковки разъемов, потребовались для управления и контроля нового отсека СО, в том числе — одного из двух АПАСов, установленных на этом дополнительном модуле. В рассказе «Мир» — «Шаттл»: обеспечивая многократные полеты» (4.12) были описаны многие детали новой конфигурации. Настоящий рассказ — о заключительном этапе подготовки и самом полете STS-74.

Вслед за «железом» в Америку, на мыс, потянулись специалисты. Туда собралась опытная команда наших испытателей. Эти люди, предназначением которых являлись интегральные испытания ракет и космических аппаратов, привыкли выезжать в дальние длительные командировки, главным образом — на наш полигон Байконур, на Восток. Они знали свое дело и умели организовать работу и обустроить жизнь вдали от дома. Теперь им предстояло поехать на Запад, жить и работать в новых для них условиях, в другом мире, в Новом Свете. Там их ждали свои сложности; на Байконуре жизнь и работу наших командированных обеспечивали многие хозяйственные службы, так называемая экспедиция. Конечно, американцы брали многие заботы на себя. Когда моя группа выезжала на мыс в январе 1995 года, мы обходились малыми силами, без всякой дополнительной поддержки. Испытатели применили более фундаментальный подход.

Выездную команду в КЦК возглавил В. Гаврилов, начальник нашего испытательного отделения. Он умел быстро ориентироваться в обстановке, находить общий язык с разными людьми и эффективно обставлять свои действия.

Ему это очень помогло и в Новом Свете. Американцам тоже нравилась его открытость, простота в обращении. Они так же, как наши товарищи и близкие коллеги, звали его Славой. Короткое звучное имя гораздо больше подходило к американскому образу обращения, тем более что оно хорошо соответствовало образу общения Вячеслава Ивановича. Мне не пришлось побывать в КЦК в течение тех 150 дней, пока СО готовился к полету. Тем не менее могу себе представить, какая обстановка создалась там, вдали от центра.

Всего на мыс уезжали около 70 человек, большую часть составляло ядро испытателей и обслуживающий персонал, шоферы и переводчицы, которые провели там весь срок — подготовительный, рабочий и заключительный периоды. По мере необходимости на помощь основной выездной бригаде призывались специалисты по системам и аппаратуре СО. В их число входили специалисты по системам стыковки модуля, а также двух дополнительных солнечных батарей к нашей МСБ и похожей на нее ДСБ, которым предстояло лететь в космос на Спейс Шаттле. Последнюю уже создала группа специалистов, воспринявших, под руководством А. Маркова, эту тематику у нашего отделения.

СО в целом разрабатывал конструкторский комплекс А. Голландцева, а руководил всеми работами заместитель генерального конструктора И. Ефремов, который много сделал для того, чтобы отсек изготовили и отработали хорошо и вовремя. Планировалось, что Ефремов, как основной технический руководитель, полетит на Мыс, чтобы на важном заключительном этапе завершить непростой проект. Однако ко времени отлета у нас на заводе произошло очередное ЧП: обнаружился провал с изготовлением нового спутника связи «Ямал». Доложили генеральному, тот, как полагается, устроил разнос. В качестве одного из мероприятий Ефремова не пустили за океан, хотя до Ямала было еще ох как далеко.

Надо мной тоже посмеивались как доброжелатели, так и злопыхатели: как же так, с твоими двумя АПАСами больше хлопот, чем со всеми остальными системами СО, а от вас там только два человека. Я отмалчивался или отшучивался, хотя было обидно за своих людей, которым тоже не помешало бы съездить и поработать в новой обстановке и условиях, повидать Новый Свет и себя показать: они ведь были ничем не хуже других, может быть, даже лучше.

Тем не менее мы успешно справились с еще одной сложной задачей, в очередной раз — малыми силами. Два АПАСа на стыковочном отсеке с авионикой внутри него, соединенные паутиной внутренних и наружных кабелей, еще один модифицированный АПАС на самом Спейс Шаттле вместе с измененной системой управления и, наконец, солнечная батарея — последняя наша МСБ, все было подготовлено и испытано, сначала автономно, по отдельности, а в заключение в окончательной собранной конфигурации.

Начиная с первого «Салюта», постепенно, в течение почти трех десятилетий вырабатывалась методика испытаний орбитальных станций с изменяемой, постепенно наращиваемой в космосе конфигурацией. В процессе стыковки кораблей и модулей происходило соединение дополнительных электрических связей между различными системами и подсистемами, которые из?за большого количества сложной структуры стали называть орбитальным комплексом. Отдельные части этого комплекса соединялись между собой как раз при помощи электрических разъемов, устанавливаемых на стыковочных агрегатах. Одно из основных положений методики наземных испытаний заключалось в том, чтобы проверить работу всех электрических систем и аппаратуры во всех различных вариантах, конфигурациих, которые затем реализовывались в космосе. Сделать это, провести все испытания в полном объеме было совсем непросто: чаще всего полностью состыковать на Земле орбитальный комплекс было просто невозможно; отдельные части комплекса изготавливались и даже проектировались в разные времена, измерявшиеся годами.

Чтобы преодолеть все эти трудности и избежать ошибок, прибегали к разного рода ухищрениям. В частности, корабли и модули стыковали между собой только электрически: изготавливали и использовали для этого специальные длинные электрические кабели. Их так и называли — «удлинители». Длина этих удлинителей порой достигала нескольких десятков метров.

Весь этот подход и опыт очень пригодились при испытаниях стыковочного отсека (СО) в КЦК, на американском полигоне. Орбитер, его внешний шлюз, дополнительный отсек — СО, наземная испытательная аппаратура соединялись между собой при помощи подобных удлинителей. Испытания проводились многократно в разных конфигурациях и режимах.

То, что позднее в космосе все работало хорошо, без замечаний, то, что на орбите ничего не сгорело, ни разу «не пошел дым», не перегорел ни один прибор, ни один провод, стало хорошим подтверждением того, что подход к наземным испытаниям оказался правильным. Наземная игра стоила свеч.

Непростая конфигурация при испытаниях на Земле отражала сложность задачи, которую требовалось выполнить в предстоящем полете STS-74.

Уже осенью 1996 года, когда «Атлантис» снова вышел на орбиту, астронавты открыли створки отсека полезного груза Орбитера и перед тем, как идти на стыковку с нашим «Миром», им предстояло переконфигурировать свой корабль. Активизировав большой 15–метровый манипулятор, они открыли узлы крепления, освободив СО: первая задача заключалась в том, чтобы состыковать этот отсек с внешним шлюзом при помощи манипулятора, т. е. выполнить операции, которые американцы как раз и называли «берзинг».

После стыковки СО к внешнему шлюзу из отсека полезного груза торчала вверх длинная 5–метровая «труба», в верхней части которой находился еще один АПАС, имевший у нас № 2. Именно его предстояло использовать для стыковки с «Миром». Чтобы управлять этим АПАСом, предстояло переконфигурировать систему стыковки Орбитера. Проверив, что электроразъемы состыковались, а аппаратура СО функционирует нормально, астронавты включили электромеханический переключатель и перекоммутировали стыковочную авионику Орбитера так, чтобы управлять АПАСом № 2. Система подготовилась к стыковке со станцией. Орбитальная часть американского Спейс Шаттла продолжала погоню за российским «Миром».

Все это происходило уже в ноябре, после того, как «Атлантис» успешно вышел на орбиту. Этому кульминационному событию предшествовала большая подготовительная работа, которая завершала испытания СО на мысе, в КЦК.

Так как мне не пришлось побывать в это время в КЦК на мысе, я воспользовался пребыванием в Хьюстонском КЦД во время первой миссии STS-71, для того чтобы детально разобраться с важнейшей операцией, готовясь к следующему полету Спейс Шаттла STS-74. На комплексном тренажере, там же, где 2 года назад мне впервые удалось состыковать Орбитер с нашей орбитальной станцией, теперь подготовили обновленную модель — имитацию работы манипулятора и других систем Спейс Шаттла, всех операций от захвата стыковочного отсека (СО) в отсеке полезного груза, его освобождения, манипулирования, подвода к внешнему шлюзу до стыковки его при помощи двух АПАСов. Выполнив все эти операции, включая очень непростые манипуляции, самостоятельно, я тогда воочию убедился, какое умение, точность и внимание требовалось от пилотов, и стало ясно, на что еще надо обратить внимание в оставшиеся перед предстоявшим полетом месяцы.

Инструкторы, хозяева тренажера, похвалили меня за проявленное «мужество и героизм», как когда?то характеризовали деятельность наших космонавтов, совершивших полет в космос, каким бы он ни был: очень сложным и успешным или даже неудачным. Мне тоже было приятно, как любому человеку, проявившему «героизм вдали от своих берегов», а если серьезно, эта короткая тренажерная сессия стала для меня важным звеном, которое замкнуло, подвело итог в осознании наших систем в действии, выполняемых ими операций и роли человека — их оператора. Все это также пригодилось при проектировании систем для большой и сложной программы будущей международной космической станции (МКС).

Во второй половине лета и осенью все шло по плану, без особых проблем и приключений. Стыковочный отсек (СО) подготовили к полету и испытали. Мои небольшие подгруппы специалистов помогли, не подвели большую бригаду испытателей. Мои стыковщики без их помощи, взаимодействуя только с американцами, со специалистами «Локхида», «Роквелла» и НАСА, также сделали все, что требовалось, все, что относилось к системе стыковки самого Орбитера (ССО). На заключительном этапе, когда СО уже погрузили в отсек полезного груза, все бригады и подбригады провели заключительные комплексные проверки и дали «добро» на полет.

Дополнительная небольшая бригада, в которую попал наш В. Волошин, подготовила и испытала солнечные батареи — московско–киевскую МСБ и харьковско–сан–франциско–московскую ДСБ.

Приближалось время старта, готовились заключительные документы, консультативные группы собирались на мыс и в Техас. Так же, как в июне, на запуск Спейс Шаттла улетела элитная группа Семёнова, а в хьюстонский Центр управления направлялись две: небольшая группа стыковщиков и большая — под руководством космонавта С. Крикалева. Приближался конец года, и мой 45–суточный «заграничный лимит» закончился, я написал докладную записку генеральному о том, что мне следует быть там, где будут управлять всей сложной стыковочной операцией, но этот аргумент на нашего генерального никакого действия не оказал.

Все, кто надо, улетели за океан, а мы остались в Москве и продолжали свое дело.

Запуск Спейс Шаттла прошел нормально, начались орбитальные операции. Экипаж STS-74 работал нормально. Канадским манипулятором управлял канадский астронавт; он работал, пожалуй, медленно, но сделал все, как надо, благополучно пристыковав к внешнему шлюзу и подготовив «Атлантис» к основной стыковке. Сближение и причаливание также прошли без приключений. Единственной неожиданностью оказалось для нас то, что при стыковке американцы без согласования с нами решали использовать манипулятор, на этот раз для того, чтобы при помощи его телекамеры сбоку наблюдать стык. Дело в том, что в отличие от предыдущей стыковки (как, впрочем, и всех последующих), астронавты не могли хорошо наблюдать АПАС стыковочного отсека через иллюминаторы. Телекамера на схвате манипулятора позволяла частично компенсировать этот недостаток, заглянуть сбоку в соединяемый стык — это мечта любого стыковщика на Земле и в космосе. Здесь, в Москве, об этом никто не знал, и хотя мы понимали, что дополнительная видеоинформация помогала управлять сближением и стыковкой, волновались, не заденет ли торчавшая вверх механическая рука нашу станцию.

Все в конце концов закончилось благополучно. С небольшим опозданием от расчетного времени «Атлантис» соединился с «Миром».

Экипажи Спейс Шаттлов негласно соревновались в точности выполнения стыковки, во времени и в пространстве: их поддерживали консультативные группы, находившиеся в Хьюстоне и в подмосковном ЦУПе. Когда мы оценили промах при стыковке STS-74, американские консультанты немного расстроились. Я их успокаивал: в июне Худу П. Гибсону, было попроще, у них не было СО, все нормально, передайте экипажу, что их работой там, наверху, мы остались очень довольны здесь, внизу, на Земле.

Через несколько дней совместный полет закончился. Переконфигурировав нашу систему еще раз, Орбитер отстыковался по своему стыку, оставив СО присоединенным к станции. Орбитальный комплекс «Мир» потяжелел еще на 5 тонн, а его модуль «Кристалл» удлинился на 5 метров. Модернизированный «Мир» остался на орбите, готовый к новым стыковкам. Орбитер спустился на Землю, чтобы подготовиться к новому полету Земля — космос — Земля. Жизнь на Земле и в космосе продолжалась.

В конце декабря в кабинете Семёнова, по традиции, подводили итоги уходившего 1995 года. Как всегда, генеральный остановился на последних достижениях, называя главные события минувших месяцев и отмечая вклад основных подразделений. Как и всем другим присутствовавшим на торжественном собрании начальникам, мне хотелось услышать номер своего, одного из последних отделений. Напрасно, даже термин «стыковка» в выступлении генерального не прозвучал. Хотя нет, в качестве самого главного успеха было названо создание и запуск в космос стыковочного отсека (СО) и произнесены имена отличившихся специалистов: главного разработчика СО И. Ефремова и главного испытателя В. Гаврилова. В связи с этим президент поделился своими впечатлениями о ноябрьской поездке на запуск Спейс Шаттла STS-74, сказав, что, откровенно говоря, опасался откликов американцев о пребывании нашей команды на мысе. Однако вместо замечаний они услышали лишь похвалу из уст заморских коллег. Присутствующие на совещании правильно поняли услышанное из уст большого руководителя и заметно оживились.

После заседания я поздравил Гаврилова с высокой оценкой его деятельности нашим и американским руководством. Почувствовав некоторый подвох и сарказм, Слава стал говорить что?то вроде того, что, мол, зря это он стал вспоминать такое, в такой день, накануне Нового года.

Руководящая линия партии ушла в далекое прошлое, но генеральная линия, линия генерального выдерживалась неизменно.

Наступал 1996 год, нас ждали новые полеты на орбитальную станцию «Мир», новые миссии Спейс Шаттла STS-76, затяжные рабочие этапы по подготовке систем стыковки для международной космической станции (МКС), потерявшей в конце уходившего года последнюю собственную приставку «Альфа» и так и не нашедшей в новом году собственного имени.