В боевом содружестве
В боевом содружестве
С новым соседом, 13-м гвардейским авиаполком, мы тоже оказались в близком родстве, несмотря на различие наших частей по названию и назначению. Мало того, что у многих ребят нашлись там давнишние друзья по училищу, аэроклубу, но и «общих» однополчан оказалось немало. Даже и сам недавний наш командир полка, а теперь командир дивизии полковник Виктор Павлович Канарев первые полтора года войны командовал 119-м разведывательным. В разное время оттуда же пришли к нам замечательные летчики Бесов, Киценко, Козырин, Лобанов, Пресич, Саликов, Скробов, Трошин, штурманы Аглотков, Андриенко, Шильченко… Много ратных подвигов совершили они, многое прибавили к боевой славе 5-го гвардейского.
Посчастливилось и мне встретить друга среди прибывших, что там друга — родного брата! Сорок пять вылетов совершили мы вместе, в одном экипаже, в каких переделках не побывали. Ровно год назад, 30 апреля сорок третьего, пришлось мне садиться на горящей машине с торпедой. Все обошлось, по счастью, торпеду успели отцепить и откатить, экипаж был спасен, но штурман Володя Ерастов, спрыгнув с пятиметровой высоты через астролюк своей кабины, повредил ноги, попал в лазарет, затем в госпиталь, долго лечился и вот… И как все кстати — столовая, 1 Мая, награды… До полуночи просидели, вспомнили все приключения, всех друзей.
— Ну опять повоюем вместе, в одном строю!
— Насчет строя не знаю, — чуть заметно смутился Володя. — Как там тактика…
— Хо, так мы же с бомбардировщиками… Или уже забыл?
— Так мы же особые бомбардировщики… Про топмачтовое слыхал?
— Как же, легенды ходили!
— Ну уж легенды! Слухи, наверно. Легенды будут потом. Ведь мы же освоили только…
— Рассказывай, не тяни!
— Да все в принципе просто, — начал Володя. — В детстве тебе доводилось, конечно, бросать плоские камушки в реку, «блинчики» делать? Ну вот. Бомбометание с малой высоты, на уровне мачты корабля примерно. Скорость — двести семьдесят — двести девяносто километров, расстояние — двести пятьдесят — триста метров от цели. Взрыватель замедленный. Бомба пролетает в воздухе около двухсот метров, ударяется о воду, рикошетирует и бьет в борт или падает на палубу корабля. Даже делает два рикошета: между первым и вторым сто метров, между вторым и целью — пятьдесят. Вот тебе и «блинчики».
— Да, но… С торпедами-то, забыл? На четыреста подойти не всегда удавалось. А тут двести пятьдесят! Из ручного пулемета собьют…
— Вот я и говорю — тактика. Вместе с топмачтовиками летят штурмовики. Тоже наши, те же машины, только вооруженные мелкими осколочными бомбами. Проутюжат сначала как следует корабли, очистят палубы, подавят расчеты зениток. Ну и свои пулеметы у топмачтовиков…
— Сколько на ваших машинах их, в носовой части?
— Шесть! И для защиты задней полусферы два спаренных.
— Да, по теории все вроде так…
— Так мы и на практике испытали!
— В боевой обстановке?
— Ну. Всю вторую половину апреля чуть не каждый день летали. Из Геленджика. Еще и до этого…
— И удавались «блинчики»?
— Еще как! Вот хоть двадцать второго… 22 апреля вылетели на удар восемь штурмовиков и десять топмачтовиков. До их налета по конвою уже поработали двадцать три Ил-2 8-го гвардейского штурмового полка и двадцать четыре — 47-го штурмового. Прикрывали их двадцать шесть «яков» 6-го гвардейского Краснознаменного истребительного полка. Силища! «Илы» поработали на совесть, пустили на дно половину кораблей конвоя. Затем настал черед группы 13-го гвардейского. Штурмовики А-20, ведомые капитаном Николаем Ивановичем Тарасовым, навалились на оставшиеся сторожевые катера и баржи, обработали их пулеметным огнем, небольшими осколочными бомбами. Загорелся один сторожевик, задымил другой, потерял ход третий, завертелась в дыму быстроходная десантная баржа. Вот тут и налетели топмачтовики. Их объектами были танкер и транспорт. Первый загорелся, второй затонул.
— Но это факты, а посмотрел бы…
— Ты был в этой группе?
— Ага, со штурмовиками. Чуть не врезались в фашистскую самоходку. Фиряев у меня командир, отчаянный парень! Нагоняй потом от подполковника получили, доложили, не стали скрывать. Да что от него скроешь, сам с нами летает! Мусатов Николай Александрович, чай, слыхал?
О Мусатове я, конечно, слышал. Смелый и требовательный командир. Очень хороший методист. Воспитатель. Каждый летчик у него на виду.
— Да, сильно ваше топмачтовое! Правда, после такого налета «илов»…
— Ну, это такой был день. А вообще-то обходимся и своими штурмовиками. Сначала противник нас принимал за низкие торпедоносцы, рассредоточивал корабли. А это нам на руку — легче цель выбрать, сразу по нескольким кораблям нанести удар. И зенитный огонь пожиже. Потом фриц очухался, разобрался. Корабли охранения стали к транспортам жаться, сосредоточивать свой огонь. Ну тогда и мы тактику изменили: по два захода стали делать штурмовики перед тем, как бомберам выйти. Так же и с прикрытием. Немцы усилили охрану конвоев с воздуха, пришлось и нам больше ястребков просить. А вообще-то, похоже, будущее за комбинированными ударами. Так что, возможно, и вместе с торпедоносцами полетаем…
Предположение Володи оправдалось на следующий же день. Недаром нас с ними расположили на одном аэродроме. С рассветом 2 мая поступил приказ: от 5-го гвардейского полка заступить в боевую готовность четырем низким торпедоносцам и трем высотным, от 13-го гвардейского — семи бомбардировщикам и четырем штурмовикам.
На земле отработали вариант совместного удара. Ведущим нашей группы был назначен капитан Чупров, группы соседей — майор Ильин. Прикрытие четырнадцать истребителей 7-го авиаполка.
Четверку низких торпедоносцев приказали вести мне. В первой паре со мной шел Николай Новиков, мой земляк и давний знакомый. Вместе учились летать в Минераловодском аэроклубе, оба затем пошли в Ейское авиационное училище. Он поступил на год позже меня, а на фронт попал на год раньше. Начинал в 40-м бомбардировочном, в июле сорок первого.
Сидели, ждали данных воздушной разведки. Метеоусловия ей не благоприятствовали — туман. Как всегда на дежурстве, коротали время в беседе.
— Да, жарко было, — вспоминал Николай о начале войны. — Немец пер на Одессу, мы на своих СБ за штурмовиков работали. Не то что скопления, батареи, но и передний край их бомбили, когда удалось их на время остановить. Делали по нескольку вылетов в день, на счету каждая боевая машина. Потерял ее — безлошадник, сиди загорай…
Как-то в августе вылетели шестеркой из Крыма, а «ишачки» из Одессы навстречу нам выходили, отчаянные ребята, сколько раз выручали, а тут… То ли мы раньше времени к месту встречи пришли, то ли они запоздали. Ну, стали в круг, поджидаем, А тут «мессеры», две четверки. Мы первые атаки отбили, но дело-то ясно, где ж справиться без ястребков. Ждать больше невмоготу, наш ведущий решил идти к цели. А «мессеры» вьются вокруг как осы, одного ужалили, взорвался, другой наш задымил… Но тут уже нас их зенитки встречают, стервятники отстают. Ведущий на боевом, за ним мы, сбросили бомбы по цели там как раз фриц накопился перед атакой, — вышли из зоны огня. А «мессеры», сволочи, поджидали. Очередь — левый мотор у меня задымил. Чих, бах — вовсе остановился. Маневрировать на одном — сам знаешь. А те снова заходят. Заклинило элерон, перебило руль поворота… Ну, все, думаю, доклюют. И тут, откуда ни возьмись, три «ишачка»! С ходу атаковали «мессеров», отогнали, пристроились к нам. Проводили нас километров на десять — пятнадцать, помахали крылышками и обратно в свою Одессу…
Летим дальше над морем. Мотор продолжает дымить, вот-вот загорится. Ничего, дотерпел, показался берег. Но тут вдруг и правый мотор заглох. "Будем садиться, — передаю экипажу. — Штурман, выбери, где поровней". Штурман — мой тезка, Коля Поярков, — выбрал, а куда денешься, в первую очередь его же кабина всмятку, если капот. Спланировали на вспаханную полоску у железной дороги…
Рассказ прервал подошедший штурман эскадрильи Федор Николаевич Аглотков.
— Минаков со штурманом — к командиру полка!
— Посадил? — успел я спросить у Новикова, пока Прилуцкий укладывал в планшет карту.
— Посадить-то посадил. Даже не загорелась, а только… Инженер прибыл, осмотрел — ремонту не подлежит. Как же так, спрашиваю, ведь долетела! "Это, говорит, — она уже после смерти летела. Как убитый боец продолжает бежать…"
На командном пункте собралось семь экипажей.
— Днем вылетов не будет, — объявил майор Буркин. — Поступила задача поставить мины в районе Сулины и в Сулинском гирле. Время взлета первой машины — девятнадцать ноль-ноль, последующих — с пятиминутным интервалом. Очередность…
Не удалось в этот раз посмотреть топмачтовиков в работе.
В назначенное время первым взлетел сам Буркин. За ним Федор Федоров, я, Жестков, Дурновцев, Алфимов, Дарьин.
Через час земля скрылась облаками. Прилуцкий доложил: пересекаем береговую черту. Предлагаю снизиться. Через несколько минут выныриваем из облачного плена. Под нами море. Наступают сумерки, но горизонт еще просматривается.
— Впереди мощный грозовой фронт! — первым замечает Николай. — Что будем делать, командир?
До района постановок тридцать минут. Обходить грозу стороной, значит, потерять драгоценное время. Да и запас горючего строго рассчитан.
— Будем пробиваться, согласен?
Штурман молчит.
Погода портится с каждой минутой, все ниже опускаются облака. В них посверкивает, но пока не очень. Правда, темнота еще не наступила.
Больше спускаться некуда, иду напрямик. Выбираю, где посветлее, где меньше сверкает. Начинается болтанка, но пока терпимая.
Вскоре окунаемся в сплошную облачность. В кабине становится темнее и будто холоднее. То тут, то там вспыхивают молнии, багрово озаряя кисельную тьму…
— Держись, Вася! Влипли…
Не сразу узнаю голос Прилуцкого. Что с ним? Тьма вокруг раскаляется, как неон, штурвал вырывается из рук. Машину бросает в сторону, обратно, потом рывок вверх, в бездну бушующих воздушных потоков. Тяжелый, до предела нагруженный самолет кажется перышком, щепкой, бумажкой…
— Развалимся, командир!..
Кое-как снижаюсь. Постепенно облака редеют, болтанка прекращается.
— Уф-ф! Штурман, сколько времени пробыли в этом аду?
— Пять минут!
Сверяю свои часы с бортовыми — точно.
— Но ведь пробились?
Пробились. Подходим к району постановок… Впереди темной полоской вырисовывается берег.
— Влево шесть градусов, — уже бодрым голосом корректирует курс Прилуцкий.
Спустя несколько минут ложимся на боевой.
— Пошли!
— Парашюты раскрылись!
Разворачиваюсь на обратный. Опять засверкало — в стороне берега. Через минуту — мощные взрывы.
— Это еще что за…
— Береговая артиллерия! Решила поупражняться в стрельбе прямой наводкой. Мы же, от них глядеть, — как на воде…
На поверхности моря вспухают огромные белые кратеры.
— Вот чудаки!
— Да, такой чудачок бы врезал…
— А что бы ты выбрал, его или грозу?
— Пес его знает… Пожалуй, его.
— А я бы грозу. Чтобы им радости не доставлять, фрицам.
— О вкусах не спорят.
Трепотня для разрядки. Да, как там стрелки…
— Коля, Сашок, живы? Ну? Что молчите? Обиделись, что ли, что вас потрясли?
— Не на то, командир. Мы уж привыкли, как горошины в побрякушке… Но ведь и нас все же надо б спросить.
— Насчет чего?
— Ну вот, от чего на куски-то приятнее разлетаться.
— В самом деле! Как это мы, а, штурман? Веселенький экипаж. Задание выполнили, на кусочки не разлетелись, в темноте нас никто теперь не обнаружит, всех вчера наградили, наши войска гонят оккупантов с родной земли… Чем не жизнь?
— Извините, ребята! В следующий раз непременно посоветуюсь.
— Лучше не надо, командир. Следующего-то раза. Внизу вспыхивает луч прожектора: в районе аэродрома видимость есть. Прилуцкий записывает в бортовой журнал время посадки. Колеса шасси мягко касаются земли у знака "Т"- последняя точка многочасового полета… 3 мая 1944 года. В готовности десять наших торпедоносцев и десять бомбардировщиков соседей. В море рыскают разведчики в поисках цели.
Появляется неизменный Иван Григорьевич. Первые вопросы, конечно, о Севастополе. Немецкое командование рассчитывает удержать город. Гитлер сместил командующего 17-й армией, объявил Севастополь городом-крепостью, увеличил обороняющийся гарнизон. Одновременно прилагаются все большие усилия к эвакуации оккупационных войск. 4-й Украинский фронт планомерно готовится к штурму фашистских укреплений.
И дальше — о действиях авиации. Воздушные разведчики изучили и многократно сфотографировали всю систему вражеской обороны. Бомбардировщики и штурмовики авиачастей, поддерживающих сухопутные войска, не дают противнику возводить и совершенствовать инженерные сооружения. Самолеты дальней авиации наносят мощные удары по причалам. Успешно работает и наша, морская, авиация. Коммуникации, связывающие фашистские войска в Крыму с западными портами Черного моря, постоянно контролируются нашей разведкой. Торпедоносцы и бомбардировщики нашей дивизии, пикирующие бомбардировщики и штурмовики дивизий Корзунова и Манжосова топят транспорты и корабли в открытом море и на подходах к Севастополю. Так, например…
— Товарищ майор, извините, — появился из-за капонира комэск Чупров. Командир полка приказал всех построить. Получено задание…
— Ладно, примеры потом, — махнул рукой Иван Григорьевич. — Тем лучше! Надеюсь, привезете свеженьких. Эх, не могу полететь с вами… Так бы хотелось! Интересная предстоит работка…
Крик души. Значит, в самом деле интересная. Обычно майор Шевченко старается не бередить своих чувств и вести себя так, будто он никогда не был летчиком. Мы понимаем: так ему легче. И тоже делаем вид, что не помним. А Шевченко — летчик. И какой! Еще в сорок втором получил орден Красного Знамени, летал на истребителе с Херсонесского маяка, севастополец! Но — ранение, комиссия, запрет вообще подниматься в воздух…
Молча жмем ему руку, преувеличенно делая вид, что спешим.
На летном поле построено двадцать экипажей.
— Воздушной разведкой 30-го разведывательного полка, — чеканит майор Буркин, — в семь часов тридцать пять минут обнаружен конвой противника в составе одного транспорта водоизмещением пять тысяч тонн, одного эскадренного миноносца и двух быстроходных десантных барж. Курс двести семьдесят, ход десять узлов. Погода в районе цели… Задача: одновременным ударом высотных и низких торпедоносцев во взаимодействии с бомбардировщиками топмачтового бомбометания уничтожить эсминец и транспорт.
Далее указывался состав ударных групп и порядок атаки.
— Вести все группы приказано мне, — закончил майор Буркин. — Я же ведущий торпедоносцев. Майору Ильину определить боевой порядок в группе бомбардировщиков.
Аэродром давно подсох, порос ровной малахитовой травкой. Как футбольное поле. Наша группа высотных торпедоносцев построилась прямо на этом газоне, в «походном» порядке. Взлетели почти одновременно.
Наблюдавший эту картину техник Миша Беляков после выразил свое впечатление одной фразой:
— Эффектно получилось!
И эффективно — не нужно собираться в воздухе.
Идем на Саки. За нами четверка низких торпедоносцев, ее ведет Ольховой. Встреча с истребителями сопровождения проходит без задержки. «Мессеров» пока не видно. Под ними море, до цели двести километров.
Время от времени взглядываю на Буркина: наши машины идут почти рядом. Михаил Иванович — мой давний знакомый, вместе служили перед войной на Тихоокеанском флоте. Он летал там на пикировщике ДБ-ЗБ. Отлично летал, был командиром звена, мастером техники пилотирования. Потом участвовал в обороне Севастополя. Однажды попал под ураганный огонь зениток, сумел пробиться к цели, нанести удар. Но машина получила такие повреждения, что должна была погибнуть. И все-таки не погибла. Сам командующий военно-воздушными силами Черноморского флота генерал-майор авиации Николай Алексеевич Остряков написал об этом случае во флотской газете: "Находчивость и хладнокровие экипажа спасли положение. Стрелки Еременко и Северин, взявшись руками за концы перебитой тяги, как бы «сварили» ее, обеспечив обратный полет и хорошую посадку своей машины".
Фантастический случай!
За мужество и находчивость Буркин был награжден орденом Ленина. К нам он пришел с должности инспектора ВВС Черноморского флота. Сразу проявил себя как умный, рассудительный командир. Знает каждого летчика, штурмана, воздушного стрелка, трезво оценивает его возможности. Всегда ровен, спокоен, собран. Вот и сейчас за остеклением кабины вижу его невозмутимый профиль, глаза чуть сощурились, губы отвердели.
Цель, корабли!
На горизонте четко вырисовываются два транспорта — один большой, другой поменьше, — их окружают эсминец, шесть быстроходных десантных барж, пять катеров. Над конвоем на малой высоте барражируют два Ме-110.
— Рубеж маневра! — докладывает Прилуцкий. По сигналу Буркина высотные торпедоносцы с ходу устремляются на конвой, низкие пикируют до тридцати метров. Идем на головной транспорт встречным курсом. Небо вздрогнуло, раскололось от сотен разрывов. Первый залп, самый опасный для высотных торпедоносцев. Миновал, прошел метров на двести выше.
— Ведущий на боевом! — подсказывает Николай.
— Вижу!
Запахло гарью. Снаряды ложатся точно по высоте, справа, слева, за спиной, позади кабины. Взрывы заглушают гул моторов. Маневр исключен. Секунды, равные вечности. Тело сжато в тугой комок, машина занимает полнеба…
— Ведущий торпеду сбросил!
Сбросили все. Все парашюты раскрылись. Стальные рыбы устремились вниз, пятьдесят метров в секунду. Зенитки перенесли весь огонь на огромные парашюты.
— Приводнились в пятистах метрах от носа… Начали циркулировать…
Все сделано как надо. Молодец Дуплий Сергей Прокофьевич, флаг-штурман полка. Если транспорт не сумеет уклониться…
— Взрыв! Взрыв на головном транспорте! — в один голос кричат Жуковец и Должиков.
И только когда легли на обратный курс, вспомнили: что-то не видно было у цели ни штурмовиков, ни бомбардировщиков.
— Да и низких торпедоносцев тоже, — добавил Должиков.
В самом деле. Казалось, все было расписано до минуты, а комбинированного удара не получилось.
Потом на земле узнали: торпедоносцы, ведомые лейтенантом Ольховым, уже при заходе в атаку увидели справа на горизонте самолеты 13-го авиаполка. Решили погасить время петлей и провести атаку, как и планировалось, после их штурмовки. Но бомбардировщики почему-то замешкались, а появились три Ме-109 с подвесными баками и один Ме-110 — шли на пересекающемся курсе в сторону конвоя. Один Ме-109 атаковал торпедоносцы. Прикрывающие ястребки отогнали его, но Ольховой уже развернулся вправо и взял курс на север.
Через сорок минут эта группа обнаружила другой конвой в составе небольшого транспорта, двух сторожевых катеров и трех быстроходных десантных барж. Ольховой решил нанести удар по нему, но был атакован двумя Ме-110. Ввиду отсутствия истребителей прикрытия от удара отказался и вернул группу на свой аэродром.
Штурмовики и бомбардировщики 13-го полка, не дойдя до назначенной цели, встретили транспорт водоизмещением две с половиной тысячи тонн в сопровождении двух сторожевых катеров и также переменили решение. В атаку на сторожевики устремились две пары штурмовиков. Первую вел капитан Николай Тарасов, вторую лейтенант Петр Гоголев. Двадцать четыре крупнокалиберных пулемета били по яростно отстреливающимся вражеским кораблям. Один катер затонул в результате взрыва. На втором возник пожар.
В атаку пошли топмачтовики. Две пары машин сблизились с транспортом на триста метров, сбросили двадцать четыре бомбы. Эффект был поразительным. Восемь прямых попаданий сто- и двухсотпятидесятикилограммовых фугасок в центральную часть транспорта! Судно затонуло в течение одной минуты.
Но и топмачтовики понесли тяжелую потерю. При выходе из атаки один из бомбардировщиков был подожжен прямым попаданием снаряда. Пройдя пятьсот восемьсот метров, он взорвался. Это был самолет комэска майора Ильи Ивановича Ильина. Вместе с ним погибли штурман капитан Михаил Федорович Лисин, воздушные стрелки старшина Александр Давыдович Карпухин и сержант Петр Никифорович Гречаник.
От конвоя остался на воде один сторожевой катер. Пара самолетов, возглавляемая капитаном Николаем Казаковым, накрыла его бомбами и отправила на дно.
В тот же день на удар по обнаруженным разведчиками двум конвоям вылетели три штурмовика и пять бомбардировщиков-топмачтовиков, ведомые комэском капитаном Либерманом и штурманом майором Мотицыным. Один караван состоял из двух транспортов по две с половиной тысячи тонн, трех сухогрузных барж, трех сторожевых катеров и четырех быстроходных десантных барж. Второй — из двух транспортов по тысяче тонн, четырех быстроходных десантных барж и двух сторожевых катеров.
Либерман решил нанести удар по первому. Штурмовики основательно обработали корабли охранения, топмачтовики под огнем зениток тройкой и парой машин атаковали транспорт и две сухогрузные баржи. Все цели были поражены прямыми попаданиями бомб.
На другой день утром командир дивизии полковник Канарев произвел тщательный разбор вчерашних вылетов. Главное внимание сосредоточил на недостатках в организации взаимодействия.
Общий итог был, однако, неплохим: за день 3 мая экипажами 5-го и 13-го гвардейских авиаполков было потоплено два транспорта, одна самоходная баржа, одна быстроходная десантная баржа, два сторожевых катера, повреждены транспорт и два катера.
Комдив поставил в пример действия группы высотных торпедоносцев майора Буркина, отметил отличившиеся экипажи бомбардировщиков — майора Ильина, капитанов Либермана и Казакова, младшего сержанта Галушко (16 мая 1944 года Илье Ивановичу Ильину было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.)
Конкретные выводы из этого боя были сделаны в эскадрильях. Капитан Чупров подробно разобрал действия группы Ольхового, указал, какие решения можно было принять. Потребовал от всех командиров настойчивости в достижении целей. Посоветовал секретарю партбюро старшему технику-лейтенанту Сезоненко обсудить этот вопрос на открытом партийном собрании.
Собрание состоялось на другой день. С докладом выступил опытнейший воздушный боец штурман эскадрильи Федор Николаевич Аглотков. Особое внимание он уделил точности расчетов выхода на цель и в атаку, всесторонне проанализировал ошибки, допущенные низкими торпедоносцами.
Много конкретных советов и предложений последовало за его вдумчивым, деловитым разбором. Выступали коммунисты, комсомольцы, беспартийные, ветераны и молодые воздушные бойцы. Одни делились опытом, другие заверяли товарищей в том, что будут верны традициям славной гвардейской части, не пожалеют сил, а если понадобится, и жизни для окончательной победы над врагом.