Первый шаг

Первый шаг

Василий Иванович Минаков.

Дощатый, с облупленной довоенной побелкой барак, служивший нам попеременке то клубом, то классом, то временным штабом для разработки очередного удара, напоминал в этот вечер до отказа забитый вагон-теплушку. На уплотненных рядах скамеек, на приставленных к ним табуретах и чурбаках плечо к плечу стиснулись летчики и штурманы. Стрелки-радисты и воздушные стрелки по привычке расположились в "заднем отсеке" — на составленных в два этажа столах. Экипажи, прибывшие с аэродрома последними, — прямо на полу, привалившись к стене, протянув под скамейки натруженные в кабинах ноги. Эти парились в летном — в регланах и яловых сапогах, с планшетами и шлемофонами на коленях. Туго надышанный воздух с гарью от крупнокалиберных гильз — штабных «катюш» — едва не грозил взрывом. В разборе полетов участвовал сам комдив. По обычаю это означало одно из двух. Или полковник доволен работой полка и почитает своим непременным долгом лично поблагодарить отличившихся, или весьма недоволен, что также предпочитает выразить в устной форме, пока готовится в штабе приказ.

И то и другое им делалось с блеском, запоминалось надолго, передавалось из уст в уста. Как, впрочем, и все, что ему доводилось делать в авиации: имя Героя Советского Союза Николая Александровича Токарева было известно каждому из присутствующих еще с незабвенных курсантских времен.

К настоящему случаю, однако, ни один из двух вариантов не подходил. Экипажи высотных и низких торпедоносцев, как это явствовало из обстоятельного доклада начштаба и сдержанных выводов командира полка, действовали в сегодняшнем бою грамотно, атаковали продуманно и смело, в результате чего уничтожили вражеский транспорт и нанесли повреждения охранявшим его кораблям. Но это гвардейцам давно уже было не внове. Учинять же разнос оснований и вовсе не находилось.

Полковник взял слово последним. Коротко высказав несколько замечаний по тактике проведенного боя, пытливо вгляделся в тонущие во тьме ряды.

— Попробуем, однако, взглянуть пошире, — бережно передвинул одну из взрывоопасных «катюш», так чтобы свет ее падал на карту. — Предпринятое в конце прошлого месяца — сентября сорок третьего года — наступление войск Южного, ныне 4-го Украинского, фронта на сильно укрепленную оборонительную линию противника по реке Молочная встретило ожесточенное сопротивление и было приостановлено во избежание лишних потерь. До 9 октября длилась оперативная пауза: наши войска перегруппировывались и пополнялись всем необходимым для новой попытки прорыва "Восточного вала". Гитлеровское командование, со своей стороны, стремясь любой ценой удержать этот важный рубеж — опору южного фланга всего Восточного фронта, — спешно организовало переброску сюда значительных подкреплений. За три недели в район Мелитополя было передислоцировано — в основном из Крыма — до восьми свежих дивизий противника…

Плавно текущая в русле военных приказов речь вызвала поначалу у слушателей лишь любование. Но оно вскоре сменилось недоумением: с чего это вздумалось комдиву отбивать хлеб у замполита? Южный фронт в стороне, его поддерживает 8-я воздушная армия…

Полковник сделал паузу. Неторопливо достал из кармана вчетверо сложенный безукоризненной белизны платок, щурясь на жаркий огонь коптилок, провел по сухому, без капельки пота, лбу.

— До восьми, — повторил. — За неполные три недели. Дальнейший ход операции, надеюсь, известен. Возобновив наступление и вновь натолкнувшись на сильное сопротивление, командование фронта предприняло смелый маневр. Искусно перегруппировав войска в ходе сражения, перенесло основные усилия на вспомогательное направление, где наметился наибольший успех. В результате оборона врага на участке южней Мелитополя была окончательно сломлена, и под угрозой потери коммуникаций он начал общее отступление. Стремительно развивая успех в степных просторах Северной Таврии… — Комдив вновь оторвался от карты, пощурился в настоявшуюся тьму.

— Северной Таврии, — повторил. — Собственно же Таврией, или Тавридой, в древности именовался… Старший лейтенант Киценко, какое значение для противника имеет Крым?

В замершем, как по коварному уговору, бараке раздался ничем не прикрытый всхрап, стук контактов упавшего шлемофона.

— Стратегическое! — бухнул порядком осипший, но неожиданно бодрый бас.

Полковник помедлил, как бы обдумывая ответ. В напрягшейся тишине было слышно потрескивание соли в заправленных авиационным бензином «катюшах».

— Во! — поднял вверх палец. — Опыт! Поставив себя на место противника, Киценко представил, что тот спит и видит…

Хлипкие стены барака потряс богатырский хохот. Затем новый взрыв: кто-то из задремавших в заднем отсеке стрелков загремел с перепугу с «балкона» в «партер».

— Виноват, товарищ полковник, — словно сквозь бурю пробился голос обескураженного Киценко. Лицо комдива вновь стало серьезным.

— Садись, Иван Иванович, садись, дорогой! Уж если кому извиняться… Хорош командир, одно слово — отец! Мало, что не дает отдохнуть после многочасового полета… Не обижайся, пожалуйста, пришлось за твой счет встряхнуть хлопцев. А то от моей академии…

Вот он, Токарев! А? Не отец? Какая уж тут обида. Ивана сейчас хоть обратно к румынскому берегу посылай. Да что его — любого!

— И правильно — стратегическое! И политическое! Сосредоточив в Крыму почти двухсоттысячную армию, фашистская Германия оказывает давление на Турцию, удерживает в своем блоке Румынию и Болгарию. Центральное положение Крыма на черноморском театре военных действий позволяет противнику осуществлять быстрые маневры живой силой и техникой. С выходом войск 4-го Украинского фронта к низовьям Днепра и Крымскому перешейку вся эта группировка будет захлопнута, как в мышеловке. В этих условиях решающее значение для врага приобретут морские коммуникации…

Головы летчиков больше не опускались. В самом деле, ну разве стал бы комдив их задерживать попусту? Что-то тут было, сверх всех этих слов…

Это мы узнали буквально через несколько часов.

В ночь на 1 ноября 1943 года части 318-й Новороссийской стрелковой дивизии и батальон морской пехоты, погрузившись на катера и вспомогательные суда, совершили дерзкий бросок через штормовой Керченский пролив и высадились на крымский берег в районе рыбачьего поселка Эльтиген…

Наутро наш прифронтовой Геленджикский аэродром напоминал растревоженный улей. В небо один за другим взмывали истребители 11-го гвардейского, тяжело взбирались наши нагруженные «линкоры», над горизонтом выстраивались в боевые четверки и шестерки бронированные «утюги» соседей — штурмовиков…

Метеообстановка не благоприятствовала полетам: низкая облачность, резкий, порывистый ветер с дождем. Однако бывалые черноморские асы давно привыкли к капризам осенней погоды в здешних местах. А главное, понимали: помочь десантникам кроме них некому…

А десант зацепился. Своими глазами видели, кто летал. Отбил себе клочок берега, окопался, сумел организовать огонь…

Появились и первые слухи. Рассказывали о слепящих лучах, о сплошь засверкавшем навстречу береге, о какой-то «сестричке», отчаянно бросившейся впереди всех: "За мной, братишки!.."

Постепенно все прояснялось.

…Отчалившие от Таманского полуострова вереницы мелких суденышек катеров, сейнеров, мотоботов, до отказа забитых людьми, вооружением, боеприпасами, — отважно устремились в штормовой, бурлящий пролив. Их заливало волнами, кидало друг на дружку и на не видные в кромешной тьме мины. Многие потонули. Но большая часть дошла. И — сколько раз приходилось на фронте дивиться правдивости самых, казалось, невероятных слухов — были и резанувшие по глазам лучи мощных прожекторов, и засверкавший сотнями орудийных и пулеметных вспышек — до самого неба, казалось, — берег… Но только чуть после, время врагом было упущено. Пехотинцы и моряки уже бросались с палуб в ледяные прибойные волны, плыли, брели, выбирались на отмель, не успев отдышаться, бежали наверх, врывались в окопы, разили фашистов огнем в упор, штыками, прикладами, кулаками…

Была и «сестричка» — санинструктор батальона моряков главстаршина Галя Петрова, — был и призыв: "Пошли, братишки!" Галина первой бросилась со своего катера в воду, первой выбралась на берег, взяла на себя командование группой бойцов. За этот подвиг отважная девушка была представлена к званию Героя Советского Союза…

Затем начались контратаки. По пятнадцать, по двадцать раз в день до зубов вооруженные гитлеровцы бросались на занятый храбрецами клочок земли — пять километров по фронту, два в глубину, — пытаясь во что бы то ни стало сбросить их в море…

Десант устоял.

А в ночь на 3 ноября был высажен и второй — основной — десант 56-й армии, у поселка Маяк, северо-восточнее Керчи…

Первый шаг в Крым был сделан.