Первый суд

Первый суд

9 сентября 1909 года наконец-то состоялось судебное заседание, которое постановило, что дело 27-летнего Тимофея Трифонова, 16-летнего Сергея Иванова и 14-летнего Владимира Маяковского, обвинявшихся в создании тайной типографии, открыто рассматриваться не будет.

Газета «Биржевые ведомости» сообщила читателям:

«Сегодня в Московской судебной палате при закрытых дверях слушалось дело гимназиста Пятой московской гимназии по обвинению в принадлежности к противоправительственной партии по 102 ст. Уголовного уложения. Во время обыска у Маяковского были найдены нелегальные брошюры и воззвания».

Газета «Московские ведомости»:

«В Особом присутствии Московской судебной палаты, с участием гг. сословных представителей, рассматривалось при закрытых дверях дело о мещанине Иванове, крестьянине Трифонове и 14-летнем дворянине Маяковском по обвинению их в принадлежности к социал-демократической партии и оборудовании для партийных целей тайной типографии, в которой ими печатались революционные издания».

Публику из зала попросили удалиться. По просьбе Иванова и Маяковского были оставлены лишь два брата Иванова и сестра Маяковского.

Людмила Маяковская:

«Перед судом Володя уговаривал маму не ходить на разбор дела, а сестру и меня просил не пускать маму, так как беспокоился, что она будет чересчур нервничать и тяжело переживать обстановку суда…

Володю ввели под конвоем. Он был худ и бледен, в своей неизменной чёрной сатиновой рубахе».

Адвокат подсудимого, помощник присяжного поверенного Пётр Лидов:

«Маяковский внешне бравировал деланным безразличием и спокойствием».

Людмила Маяковская:

«… он держал себя внешне спокойно, и только горящие глаза выдавали его состояние. Он улыбался мне и знакомым, которые были на суде».

Между тем обвинительное заключение оказалось весьма серьёзным. Про Маяковского, в частности, говорилось, что он…

«… проживая в марте месяце 1908 г. в Москве, принимал участие в преступном сообществе московской организации Российской Социал-Демократической партии, заведомо для него, подсудимого, поставившей ближайшей целью своей деятельности насильственное посягательство на изменение в России установленного законами основными образа правления путём организации вооружённого восстания, причём, будучи задержан во время прихода в означенную типографию, имел у себя с целью распространения политические издания, а именно…».

Далее шло перечисление прокламаций, изъятых у «дворянина Маяковского».

«Биржевые ведомости» напомнили, что задержанному гимназисту «в момент совершения преступления было всего 13 лет». Доставленному в суд обвиняемому Маяковскому было уже шестнадцать.

Обвинение ставило перед «сословными представителями» прямой вопрос: виновен он или нет? Сословные представители ответили:

«Да, виновен, но участия в преступном сообществе не принимал, сношений с членами сообщества не поддерживал и поручений членов сообщества не исполнял».

Обвинение ставило и другой вопрос: если Маяковский виновен в совершении некоего противоправного действия, то…

«… совершал ли он таковое с разумением, то есть мог ли он понимать свойство и значение совершаемого и руководить своими поступками»?

Суд ответил:

«Совершал без разумения».

Подсудимые виновными себя не признали.

Стали оглашать приговор.

О том, как встретил вердикт суда Маяковский – Пётр Лидов:

«Прозвучали первые слова приговора, касавшегося Трифонова. Юноша опустил голову, но тотчас глаза его открылись, и он, как говорят в школе, „уставился“ на фигуру председателя».

А приговор был достаточно суров. «Московские ведомости» написали:

«Особым присутствием Московской судебной палаты все трое обвиняемых признаны виновными и Трифонов приговорён к шестилетней каторге…».

Можно себе представить, какой ужас объял «мещанина Иванова» и «дворянина Маяковского», когда они услышали о шестилетнем каторжном сроке.

Но суд, проявив в отношении Иванова и Маяковского снисхождение, постановил:

«… признав невиновными в преступлении, предусмотренном 1 ч<астью> 102 ст<атьи> Угол<овного> уложения по недоказанности совершения ими этого преступления, считать по сему обвинению оправданными по суду, тех же Сергея Иванова и Владимира Маяковского, признав виновными в преступлении, предусмотренном 2 п<унктом> 132 ст<атьи> Угол<овного> улож<ения >, но действовавшим без разумения, не понимая свойства и значения совершаемого, отдать, согласно 41 ст<атье> того же Уложения, под ответственный надзор их родителей».

«Московские ведомости» представили это решение суда так:

«… несовершеннолетние Иванов и Маяковский – к отдаче родителям на исправление».

Маяковский мог ликовать – ещё бы, суд наказал его чисто символически и отпускал на свободу! Эта радость чувствуется и в строках автобиографических заметок:

«Во время сидки судили по первому делу – виновен, но летами не вышел. Отдать под надзор полиции и родительскую опеку».

Однако ни на какую свободу Маяковского не отпустили – из зала суда его под конвоем увезли обратно в ту же Бутырскую тюрьму – ведь следствие по делу о побеге каторжанок продолжалось.

Теперь пришло время рассказать об одном из старших соратников «товарища Константина», который в тот момент тоже сидел в Бутырке.