ГЕНЕРАЛ-МАЙОР-ИНЖЕНЕР БОРИС ГЛЕБОВИЧ МУЗУРУКОВ

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР-ИНЖЕНЕР БОРИС ГЛЕБОВИЧ МУЗУРУКОВ

Борис Глебович Музруков... Когда я произношу это имя, в памяти возникает высокий стройный человек с очень светлыми серо-голубыми глазами. Вероятно, благодаря такому цвету глаз многие при первом знакомстве говорили о его суровости. На самом деле это был по-настоящему добрый, отзывчивый и чуткий к чужой беде человек. Выпускник Ленинградского политехнического института, главный металлург Кировского завода в Ленинграде, один из ведущих специалистов страны, наладивший массовый выпуск легендарных танков Т-34 и самоходных артиллерийских установок ИС, дважды Герой Социалистического Труда, генерал-майор инженерных войск — Борис Глебович Музруков принадлежал к славной плеяде выдающихся руководителей промышленности, талант и самоотверженный труд которых в предвоенные годы и особенно во время войны обеспечили нашу победу над фашизмом.

В 1956 году мне довелось быть в служебной командировке в Свердловске. Хотя со времени директорства Музрукова на Уралмаше прошло уже несколько лет, его громкая слава была у всех на устах. Величали его не иначе как Царь Борис. Разные люди по разному рассказывали множество историй о трудовых подвигах и добрых делах его.

Уралмашзавод 27 раз подряд получал переходящее знамя. После окончания войны это знамя перешло к нему на вечное хранение. Последний танк, выпущенный Уралмашем, установлен на территории завода. На броне этого танка сделана надпись: «Снарядами, танками, тоннами стали священную клятву уральцы сдержали».

Борис Глебович был назначен директором нашего института в 1955 году. Состояние души и характер человека лучше всего познаются не во время плавно текущей жизни, а в тех сравнительно редких ситуациях, когда приходит пора принимать быстрые и точные решения. За два десятилетия работы под руководством Бориса Глебовича было несколько подобных случаев. Об одном из них хочется рассказать подробнее.

Это случилось в последних числах января 1960 года. Не успел я приехать на работу, как зазвонил директорский телефон. Говорил секретарь Музрукова: «Борис Глебович просит вас отложить все работы и срочно приехать к нему». Я не любил таких директивных приказов. Но распоряжение начальника следует выполнять. Свернул все дела и через 15 минут был на заводе. Сразу увидел — случилось что-то не очень обычное. У входной двери находилась дополнительная охрана. Весь состав рабочих и ИТР, несмотря на сильный мороз, был на улице. Первым ко мне обратился начальник политотдела Александр Степанович Силкин. «Очень прошу как можно быстрее установить, не нужна ли будет эвакуация жителей города. Для любой эвакуации нужно время». Вскоре из корпуса вышел Борис Глебович. «А, товарищ профессор, пойдемте переодеваться. Вы очень нам нужны». Переоделся, прошел в зал, поднялся в комнату дозиметристов. Они периодически включали дозиметры. Раздавался мелодичный звон, сигнализирующий о повышенной радиоактивности. Доза в рабочем помещении раза в три превосходила допустимую. При таком превышении активности в эвакуации города не было необходимости. Успокоил Александра Степановича.

Основным производственным участком в зале были боксы из органического стекла, соединенные в общую линию. Видимо, боксы были не очень герметичны и сквозь неплотности радиоактивные газы и аэрозоли проникали в зал. Вспомнил старое средство для ликвидации подобных неплотностей — пластилин. Обратился к Музрукову: «Борис Глебович, пожалуйста, дайте команду срочно достать килограммов двадцать пластилина». Спустя три часа пластилин был доставлен к нам. С помощью счетчиков начали разыскивать неплотности и замазывать их. Счет заметно уменьшился. Вечером возникла еще одна идея: в темноте должна быть хорошо видна люминесценция аргона — основного газа, заполняющего линию. Действительно, когда погасили свет, внутренний объем бокса стал светло-голубым. В местах утечки газа интенсивность свечения была выше, чем в остальных участках. Зрелище очень эффектное.

Для отбора проб газа стеклянные пробоотборники с помощью кранов временно присоединялись к линии. Для подключения пробоотборников применялась толстая вакуумная резина. Первый отбор закончился неудачно: при одевании вакуумной резины на пробоотборник Виктор Александрович Давиденко раздавил его. Присутствовавшая при этой процедуре Вера Викторовна Софьина обратилась к Музрукову:

— Борис Глебович, попросите подсоединить пробоотборник Вениамина Ароновича.

— Так ведь он же ничего не видит!

— Это не имеет значения. Когда мне надо надеть толстую вакуумную резину на стеклянный патрубок, я эту операцию доверяю только ему.

— Товарищ профессор,— обратился ко мне Музруков,— верно ли, что вы можете надеть толстую вакуумную резину на стеклянный патрубок и не раздавить его?

— Когда-то умел. Думаю, что и сейчас справлюсь.

Принесли штук пять пробоотборников. «На ощупь» разбраковал их по весу. Потом смазал патрубок спиртом и благополучно натянул резину.

— Видите, Борис Глебович, вы, как и большинство зрячих, недооцениваете способность слепых работать с деликатными устройствами.

Музруков принял решение все работы по применению пробоотборников поручить мне. Он трогательно помогал переодеваться в защитный костюм. Как правило, во время таких переодеваний я забывал о калошах. Внимательно наблюдавший за этой процедурой Музруков сам нагибался, приговаривая: «А калоши, товарищ профессор, вы опять забыли надеть. Давайте я за вами поухаживаю».

Одновременно в лаборатории проводились напряженные исследования по поглощению и выделению газов различными металлами. Семь дней и семь ночей велась упорная борьба за снижение уровня радиоактивности в воздухе основного корпуса. К концу этого периода активность в помещении лишь на 2 5% превышала допустимый уровень. На протяжении всего этого срока Борис Глебович отлучался на какие-нибудь два-три часа в ночное время. Он был на самых ответственных участках, не считаясь с уровнем радиации. Мы говорили ему: «Радиоактивные газы и аэрозоли не знают, что вы директор. В равной степени они воздействуют на оператора установки и на начальника предприятия». Эти уговоры мало помогали. В итоге при контроле уровня радиоактивности в организме оказалось, что Музруков получил 0,1 условных кюри. Автор этих строк набрал 0,025. Человек «старой закалки», Музруков считал, что руководитель подразделения, несущий всю полноту ответственности за технику безопасности, должен сам присутствовать на наиболее опасных участках.

Помимо радиоактивных газов большие неприятности нам доставлял мороз. Чтобы быстрее очищать воздух в рабочих помещениях, мы по нескольку раз в сутки открывали ворота корпуса, а температура воздуха в эти дни на улице была —25, —30 °С.

К 50-летию Октябрьской революции в одном из научных подразделений института был организован Клуб интересных встреч (КИВ). Он быстро завоевал популярность, к нему потянулась интеллигенция города. Вскоре КИВ перерос рамки одного подразделения. Он стал центром пропаганды научных знаний, местом общения и организованного досуга. Однако постоянного зала не было, вечера-встречи проводились в случайных помещениях, что сильно затрудняло работу. За помощью обратились к Борису Глебовичу. Несмотря на сомнения отдельных ответственных товарищей, он организовал проектирование и строительство специального здания с залом на 270 мест, просторным вестибюлем, радио- и киноустановкой. Первоначально оно называлось кафе «Наука», но вскоре было переименовано в Дом научных и инженерно-технических работников. Дом был открыт 3 февраля 1973 года. Нет сомнений, что без активной помощи Музрукова это строительство нельзя было бы осуществить.

Рассказывая о Борисе Глебовиче, нельзя не остановиться на еще одной черте его характера — очень внимательном отношении к людям и их нуждам. Мне рассказывал один из сотрудников института, что Борис Глебович, узнав о тяжелой болезни его жены (раковое заболевание), организовал снабжение семьи продуктами, для ухода за больной в домашних условиях прикрепил специального человека. Через день справлялся о здоровье. Женщина поправилась, работает. С помощью Бориса Глебовича семья преодолела эту беду.

Борис Глебович был очень скромным человеком. В архиве мы нашли копию его письма в связи с предполагаемым празднованием ого юбилея. Это письмо не нуждается в комментариях.

«Секретарю парторганизации института, директору института, председателю Комиссии

Мне стало известно, что в связи с моим семидесятилетием создана юбилейная Комиссия. Я как коммунист принципиально против проведения каких-либо юбилейных чествований и прошу вас в связи с этим никаких мероприятий но моему адресу не планировать.

17 сентября 1974 года

Б. Г. Музруков».

Доброе отношение Бориса Глебовича ко всему живому в известной степени ускорило его кончину. На стене дома, в котором он жил последние полтора десятилетия, была устроена кормушка для птиц. Он сам ежедневно наполнял ее зернами или семенами подсолнечника. Во время сильного гололеда 15 февраля 1978 года он пошел к кормушке, поскользнулся и упал. При этом произошел высокий перелом бедра в непосредственной близости от тазобедренного сустава. Для пожилых людей такой перелом весьма серьезен. Он умер 31 января 1979 года.