СПОР
СПОР
Два года ведущие лаборатории института измеряли разными способами давление детонации взрывчатых веществ, от которого зависит эффективность создаваемой конструкции. Теория не давала однозначного ответа на этот вопрос. Экспериментаторам надо было самим решить, кто прав: немецкие ученые Бехер и Шмидт или Л. Д. Ландау и К. П. Станюкович. Разница в оценках для основного взрывчатого вещества была очень велика — 180 и 250 тысяч атмосфер, и сверхзадачей экспериментаторов стало устранение этой неопределенности.
Первые результаты были получены Софьиной и мной путем импульсного рентгенографирования взрывавшихся зарядов. Мгновенные рентгенограммы фиксировали путь, пройденный детонацией, и смещение датчиков по оси заряда. Таким способом измерялась скорость продуктов взрыва, а это позволяло определить давление детонации.
В первых опытах на небольших зарядах взрываемого вещества вложенные в них датчики — стальные шарики диаметром 1 мм — оставались практически неподвижными. Но вывод, что продукты взрыва были также неподвижны, был, конечно, очень поспешным. При обсуждении он вызвал бурную реакцию у приехавшего к нам академика Н. Н. Семенова. Он заявил: «Если ваша методика не регистрирует скоростей продуктов взрыва, это означает только, что она ни к черту не годится». Однако в принципе методика была хорошей. Нужно было только увеличить размеры заряда и заменить шарики тонкими фольгами. На таких «зебровых» зарядах мы получили значения массовых скоростей, близкие к предположениям Л. Д. Ландау и К. П. Станюковича. В настоящее время рентгенографирование зебровых зарядов при изучении динамики взрывчатых веществ широко применяется учеными США, Китая и Советского Союза.
К весне 1948 года были получены еще одни прямые подтверждения предвидения Ландау и Станюковича — в отделе Л. В. Семтищлера. Уже двумя независимыми способами было показано, что скорость движения продуктов взрыва в взрывчатом веществе равнялась 2000 м/сек, а давление — 250 тысячам атмосфер.
Неожиданно в сентябре 1948 года на совещании, проходившем под председательством Игоря Васильевича Курчатова, было сообщено, что в лаборатории Е. К. Завойского получены намного меньшие скорости продуктов взрыва — примерно 1600 метров в секунду. Это делало невозможным выполнение в срок основного правительственного задания. Тревожный интерес к проблеме возник поэтому сразу у всех руководителей, включая Ванникова. Евгений Константинович Завойский был крупным ученым-радиофизиком, достойным кандидатом на получение Нобелевской премии, а предложенный им электромагнитный метод основывался на бесспорных физических законах. Поскольку методы, применявшиеся в отделах Льва Владимировича и моем, также в своей основе не вызывали сомнений, попытки прийти к согласованному заключению в сформированной для этой цели комиссии не дали результатов.
Чтобы установить истину, в наших отделах была воспроизведена аппаратура электромагнитных регистрации по методу Завойского. После небольшого усовершенствования методика Завойского стала давать результаты, близкие к полученным в наших лабораториях.
Завершившаяся бурная дискуссия не всегда носила корректный характер. Нас обвиняли, например, в том, что трактовка рентгеновских опытов, полученная в нашей лаборатории, несовместима с материалистической диалектикой. Мы также (Альтшулер, Зельдович и я) не оставались в долгу, но в наших аргументах идеология не привлекалась.
В день памятного заседания Комельков спросил у Юлия Борисовича, к каким результатам пришло обсуждение. «15:0 в пользу Цукермана»,— не задумываясь, ответил Харитон.
К концу сороковых годов три метода определения параметров детонации были доведены до нужной степени завершенности и впоследствии легли в основу всех подобных исследований как в нашем Институте, так и в Институте химической физики Академии наук.