Школа выживания
Школа выживания
Вот вы поете и играете,
а работаете вы где?
(Записка из зала)
Нет, нет, нет, — человеку, который никогда не бывал на гастролях, невозможно понять, что это такое. Представьте себе, что половину времени вы проводите вне дома, то есть должны как-то питаться, сохранять здоровье (зимой часто без горячей воды) и, наконец, по возможности хорошо выглядеть; порою в самых антисанитарных условиях.
О личной жизни, разбитых семьях говорить пока не будем. В конце концов, такую жизнь мы сами себе выбираем, но вот о сложных отношениях гастролирующий артист — окружающая среда (гостиницы, поезда, самолеты) можно рассказать немало интересного.
Я постараюсь познакомить Вас с некоторыми секретами и маленькими хитростями школы выживания в экстремальных гастрольных условиях. Секретами, наработанными десятилетиями концертных командировок по самым отдаленным местам, но хочу предупредить:
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не читайте раньше времени главу Запретный плод, во избежание самых непредсказуемых последствий.
С возникновением групп и выходом их на профессиональную сцену у подавляющего большинства людей (и не только работников сервиса) создался эдакий стереотип гастролирующего музыканта: длинноволосый (а в просторечии — нестриженый), одетый в заграничное, непременно пьяный, гребущий деньги лопатой, хамоватый ухарь, живущий для того, чтобы портить нервы нежным проводницам купейных вагонов и дежурным администраторам переполненных гостиниц.
Дело в том, что обычный командировочный или приехавший на отдых человек, прекрасно знающий, как трудно с билетами, гостиницами и т. д., считает за счастье и третью полку в плацкарте, и койку в коридоре. Его можно разбудить шваброй и на белье мокрое положить, и прикрикнуть, а вот зарвавшиеся артисты, катающиеся по стране по десятку и более лет, иногда начинают робко понимать, что и у пассажира, и у "гостя" (так называют в гостиничном сервисе своих горемык-проживающих) тоже есть свои, определенные конституцией и разумом, права.
Вот тогда-то и получаешь на свои сногсшибательные претензии насчет горячей воды в январе или по поводу отсутствия известных сантехнических приспособлений (удобства во дворе) интересный ответ: "Шибко умный", надо думать в ироническом смысле.
Братья, гастролирующие артисты! Кто из вас после позднего концерта, а то и длительного переезда не просыпался в 7.30, как в страшном сне, от присутствия в вашем номере тетки в синем халате и двух огромных мордатых дядек, непонятно как прошедших через закрытую дверь и деловито осуществляющих какую-то таинственную работу. И лучшее, на что вы можете рассчитывать в этой ситуации, это реплика длиною в девятнадцать сантиметров (на бумаге) "лежичегодергаешьсячтоямужиковневидалаголыхнакурилтокак". И уж в самом крайнем случае, в припадке необъяснимого человеколюбия кто-нибудь из мужиков может буркнуть: "Инвентаризация" или "Тараканов морим".
Вот так, просто и изящно: "Тараканов морим", — и довольные артисты отправляются в гостиничный буфет.
Итак, чем больше вы ездите на гастроли, тем делаетесь опытней и хитрее — вас уже на козе не объедешь и голыми руками не возьмешь.
И вот, въезжая в гостиничный номер, вы, сбивая дежурную с ног, бросаетесь к телефону (если он есть) на предмет тайной трещины, затем к телевизору (если он есть), работает ли? Отворачиваете штору на окне (если она и оно есть) в поисках абстракционистского черного пятна (оно почти наверняка есть) и, наконец, торжествующе показываете дежурной отбитый край хрустальной вазы, заботливо замаскированной под целую.
И упаси вас бог прохлопать один из этих пунктов, тогда при выезде, во время сдачи номера (есть такая милая трупоедская процедура) вам предъявят и не работающий телевизор, и треснутый телефон, и испачканную штору, и испорченную вазу; вы будете оштрафованы в ужасающекратном размере и под гиканье и улюлюканье персонала пойдете вон…
Но это, конечно, фантазии, не забывайте, мы опытные и хитрые, мы все проверили; и уже хочется вытащить на свет пословицу, что, мол, на каждую гостиничную старуху есть своя артистическая проруха, как в последнюю секунду выясняется, что по каким-то своим вафельным делам отсутствует полотенце (только что было тут), и вы, опытный и хитрый, покрывшись стыдливым мужским румянцем (нехорошо красть вафельные полотенца), плотите деньги и, сидя в автобусе, стараетесь не смотреть на стройные ряды персонала, который, печатая шаг, проходит под вашим окном с плакатами "Не на тех нарвался".
Мне лично с гостиницами всегда очень везло. Постоянно попадался номер напротив специальной комнаты, где горничные и дежурные по этажу держат свои таинственные коммунально-бытовые атрибуты и где вообще находится их штаб-квартира. Как это хорошо и полезно все время находиться в самой гуще их личной жизни и интимных подробностей, находиться, так сказать, на самом острие пищевых, мыльно-порошковых и тряпочных интересов.
И как близко к сердцу все принимаешь. В прошлом году я в течение нескольких часов с трепетом следил за развитием леденящей кровь драмы о похищенной половой тряпке, и, когда добро восторжествовало, а зло было, если не наказано, то осуждено, слепая недетская радость переполнила все мое существо — какие уж тут могут быть концерты.
Побывав несколько раз за границей и увидев, как у них решаются вопросы тишины в гостиницах (при помощи специальных табличек "просьба не беспокоить"), я однажды решился (за отсутствием фирменных) написать собственное обращение. Долго корпел вечером, и вот что получилось: "Дорогие товарищи дежурные! Ваши гости устали после концерта. Убедительная просьба утром не орать или орать потише. Спасибо." "Спасибо" — это я попозже приписал для пафоса.
Вы бывали когда-нибудь на шабаше ведьм? Нет? Может быть, вы участвовали в драке пьяных жестянщиков с пьяными жестянщиками же? Примерно от таких звуков проснулся я на следующее утро. За дверью грохотало, ухало, дикий хохот, безумные вопли несколько нарушали тишину. В дверь стучали швабры, плюхались тряпки, и кто-то очень ритмично (нельзя не отметить) молотил по замку пустым ведром. Наконец, из-под двери по сквознячку разлетелось по номеру кусочков сто моего не удавшегося опыта наглядной агитации.
До пересменки из номера не выходил, боялся.
Однажды пришло записка: "Это правда, что артисты только и делают, что пьют?" Вашими бы устами, господа зрители, да мед пить, — к сожалению, артисты еще и едят.
А как удачно на гастролях решаются вопросы с питанием! Вы утром, чисто побрившись и одевшись по выходному, приступаете к ожиданию обеда. На суточные в 2 р. 65к. позавтракать и поужинать невозможно, а вот позволить себе обед из первого, второго и, чем черт не шутит, может быть, и третьего никто вам не запретит. Поэтому обед — это событие, которое обставляется, по возможности, пышно, и вот вы, пригласив для кампании (какой же обед в одиночку?) приятеля (естественно, из той же "Машины времени"), гремя всеми суточными, входите в гостиничный ресторан.
Сначала вас сбивает с ног, но не лишает аппетита устрашающий транспарант "Берегите хлеб — в нем соль земли и пот хлебороба". Гигантским усилием воли вы не даете себе расслабиться (в крайнем случае, даете друг другу слово не есть хлеб вообще) и усаживаетесь за один из прекрасно сервированных вилками и ложками (ножи крадут) столов. По непонятной оплошности официанта здесь же оказывается и меню. Какие широкие, в пределах суточных, конечно, горизонты открываются перед вами. Вот рубрика "Полакомтеаь", вот "Разрешите вам предложить", а вот "Если вам позволяет здоровье" (но, не суточные). Если вы давно не были в цирке, то можно заказать неизвестно как сюда затесавшуюся Брюссельскую капусту, а если вы последний день в городе и прилично знаете каратэ, то яйцо всмятку — блюдо, которое оказалось в меню не иначе, как по разгильдяйству типографского мальчика, явлению, видимо, достаточно, распространенному, так как давало мне возможность раз шесть в равных городах заказывать этот редкий деликатес. Я думаю, простительно — в жизни так мало радостей.
Происходило следующее: сначала официантка переспрашивала, потом обижалась, потом из кухни по очереди выглядывали всякие изумленные морды, официанты бычились по углам (но мы-то, опытные и хитрые, последний день в городе и знаем каратэ), наконец, после кофе приносили (а чаще вообще не приносили) сырое или тухлое (насмешка), или крутое (как директор ресторана) яйцо. Яйца всмятку отведать так и не удалась, видимо, кроме моей мамы и меня самого варить их никто не умеет, и горькими слезами по яйцам всмятку плаката "Красная книга СССР", а теперь СНГ.
Со временем это развлечение стало приедаться (каламбур), тем более что в Общепите стали удивляться по поводу яйца все меньше, наверное, ресторанщики разных городов обмениваются на своих тайных слетах необходимой информацией о своих ошибках, и, действительно, положение выправляется, видимо, создана специальная цензура (последние полтора года пресловутое яйца в меню не попадалось) и со временем этот недостаток будет изжит общепитом навсегда, как, впрочем, и само блюдо. Но надо отдать им должное — машину из сумасшедшего дома они ни разу не вызывали. А мы-то по-прежнему в ресторане и поведать эту сумрачную историю про яйцо дало возможность полное отсутствие официантов и вообще кого-либо; наверняка, подглядывают, выжидают, чтоб меню получше изучили, а потом так и бросятся.
Точно. Вот на всех парах, как "Ермак" на помощь "Красину" летит официантка, и только состояние крайней эйфории и общей благожелательности не дает мне возможности констатировать, что для официантки золотых перстней и зубов вроде бы многовато. Вот так номер- да это ж метрдотель! — Вы что?! У нас же румыны!!! Я вообще- то всегда знал, что наши люди, а особенно артисты, хуже румын, но чтоб настолько…
В общем со всем написанным может столкнуться любой человек, просто артисты много ездят, то бишь гастролируют, поэтому видят немного резче и слышат немного громче.
С годами гастролей становишься мудрее (и опытнее, и хитрее), начинаешь понимать, что все они хотят тебе (себе) добра, только не у всех получается.
Хочет добра администрация гостиниц (чаще всего многоэтажных), когда в 20 часов выключает лифт, а концерт сплошь и рядом заканчивается позже; а в одном городе пошли еще дальше: выключают не только лифты, но и вообще электроэнергию. А чего, экономия и "гости" вовремя засыпают.
Хочет добра проводница, запирающая туалет, стюардесса, не дающая пить, и единственная возможность выбраться без потерь из этой бездны доброжелательства — это стать как можно более известным артистом, чтобы вас все узнавали (тут отношение несколько меняется). Вот по каким причинам "Машина времени" стала популярной и часто показываемой по ТВ Группой. А вы думали почему?! Нужда заставила.
А за кого только не держит администрация гостиниц своих "гостей" в разных городах, Я сознательно не называю названий, чтобы не обидеть невинных людей, хотя о городах можно и прозрачно намекнуть.
Так, например, в одной столице (солнечной Татарии) в гостиничных номерах висит интересный документ: "Руководство по пользованию телефоном", где сначала написано, что телефон предназначен для слуховой связи двух абонентов, для чего, нужно левой рукой (если вы правша) снять трубку, убедившись, что есть гудок, указательный палец (а почему не мизинец?) вставить в специальное отверстие на специальном круглом (вы, видели квадратный?) диске, плавными круговым движениями… и т. д., я понимаю, учили бы компьютером пользоваться…
В другом городе-герое — городе самоваров, пряников и оружейников — в общем, кто еще не понял то в Туле, в гостинице правила поведения проживающих при пожаре и в мирное время, не мудрствуя лукаво, были озаглавлены: "Памятка для проживающих в гостинице людей".
Единственное, что утешало, так это то, что гостиница была цирковая, а значит существовала "Памятка для проживающих в гостинице зверей".
А вот еще одна выдержка из правил для людей: "В случае пожара (!) тепло оденьтесь, выйдите на балкон (!), закройте за собой дверь, затем жестами постарайтесь привлечь внимание пожарных и спокойно взывайте о помощи".
Я так и вижу составителя этих инструкций, тепло одетого на балконе, тихо и проникновенно взывающего: "Товарищи, помогите".
Гастрольная жизнь несколько напоминает фронтовую, поэтому не обойтись без солдатской смекалки. Кто как не артист может вымыться в стакане, в два счета побриться с холодной водой без мыла и в темноте, кто способен в считанные минуты из куска проволоки, двух спичек и лезвия изготовить качественный кипятильник и кто, наконец, обычным феном ухитряется сушить носки, гладить брюки, греть, лежа с ним в обнимку, свою одинокую постель и даже сушить волосы.
В чемодане у музыканта можно найти самые неожиданные предметы: моток изоляции — заклеивать окна в номере, когда сквозь щели с палец шириной рвется к вам под одеяло ледяной ветер; непременная отвертка для отключения громкоговорителя, который с садистским сладострастием разражается в 6 утра громовым гимном; нож на все случаи жизни, но в основном для отгибания металлических уголков у зеркало, дабы его перенести: как известно, зеркала в номерах непостижимым образом находятся на максимальном удалении от электрической розетки, в противном случае бриться и сушить голову приходится наизусть; рулон туалетной бумаги, который используется для перевязок, служит салфетками, утеплителем, затычкой в ванне или раковине, а иногда даже используется то своему прямому назначению.
Если покопаться, можно найти старую батарейку, палочки для добывания огня, кусок железнодорожного сахара, портативный стакан, иностранный паспорт и другие приятные и нужные в обиходе предметы.
Итак, вы при помощи различных ухищрений превратили стандартный номер в пятизвездочный люкс. Но самое главное — это при выезде не забыть произвести полный демонтаж приспособлений, потому что любое действие, направленное на выживание в экстремальных условиях, рассматривается администрацией гостиницы как коварное преступление, сравнимое по тяжести лишь с кражей полотенца.
Упаси вас боже пригласить вечером в гости понравившуюся девушку. Бесполезно объяснять дежурной, что вы хотите поговорить о музыке или поэзии, бесполезно передавать девушке свой ключ или визитную карточку: во многих гостиницах не поленились отпечатать женский вариант визитки, отличный от мужского. Вся нравственность накопленная за 75 лет нашей непорочной жизни, встает непреодолимой преградой.
Выручает опять же смекалка. Для провода гостей существует несколько способов. Все они почему-то носят имена героев войны и пионеров.
Самый популярный и простой — "Константин Заслонов". Это когда группа музыкантов окружает плотной толпой дежурную, и каждый задает ей какой-нибудь вопрос. Таким образом, как бы создается заслон, который, видимо, и дал название акции.
"Зоя Космодемьянская" — ваш товарищ первым входит в свой номер, наливает полстакана воды и выплескивает на потолок в ванной. Затем бежит к дежурной и жалуется на протекающий потолок. Дежурная идет смотреть, а в это время босоногой стайкой…
Хорош еще "Павлик Морозов" с вынесением на улицу полотенца и тапочек, а также "Зина Портнова", "Петя Клыпа", "Сергей Лазо" и др. Всех секретов раскрывать не буду.
Самое простое, конечно, это дать денег, но их часто под рукой не бывает, тут-то и появляется возможность блеснуть мастерством.
Интересно, что все эти ужасные строгости почему-то на лиц кавказской национальности, которых в любой гостинице половина, не распространяются. Видимо мы хуже не только румын, но и всех остальных тоже.
Отдельная песня — это швейцары. Как правило это бывшие военные, причем не маленьких чинов, так что они инстинктивно ненавидят любого гражданина с прической более 2-х сантиметров.
Недавно в городе Бресте нас днем швейцар долго не пускал в вокзальный ресторан.
— Снимите куртки, — говорит. А гардероб не работает, а в куртках деньги, документы и т. д.
Наш Директор, объясняет, что "Машина Времени", что час до поезда и т. д.
— Та яка така "Машина часу" — не положено и все!
В то же самое время Макаревича, Кутикова и других окружили любители автографов — с трудом отбивались.
Швейцар смотрел, смотрел, наконец говорит: " Я не знаю, но вижу народ вроде вас уважает, а против народа мы никуда. Идите в куртках.
Не стоит говорить, что в зале ресторана, когда мы зашли, половина посетителей сидела в пальто и в шапках.
Да, со швейцарами шутки плохи.
Однажды зимой, после выездного концерта мы возвращались в гостиницу около двух часов ночи. Декабрь и очень холодно, но автобус теплый (не знаю уж, что у них там разладилось), поэтому большинство поехало налегке. Высаживают нас у гостиницы, где мы живем уже три дня, автобус уезжает. Стуча зубами, летим к закрытым стеклянным дверям с надписью "Мест нет" Вестибюль полутемный, никого нет Молотим по стеклу, кто ключами, кто так, кулачищем Наконец, в дальнем конце намечается какое-то движение, с раскладушки поднимается фигура и, медленно шаркая, направляется к нам. Не доходя метров пять, швейцар головой и бровями вопрошает "Чего, мол, надо?" А мы уж друг друга отталкиваем, чтобы первым в тепло вскочить.
Тут Петька Подгородецкий со своим французским гроссе спрашивает — А что, отец, номега есть? Тот показывает на табличку и руками, и спиной делает отрицательные жесты, неспешно удаляясь к раскладушке
Ну, ткнули Петьку пару роз в бок, кричим, ключи показываем, Швейцар издали, с раскладушки только руки скрещивает и головой мотает.
Минут двадцать пять "дрожжи продавали"..
Конечно, сейчас кое-что изменилось, но осталась постоянная боязнь закурить в коридоре или забыть визитную карточку в номере. Все это настолько въелось в кожу, что сохраняется даже за границей
Так, например, после долгих ожиданий и отказов "Машина времени" приехала в США. На шестой или седьмой день приводят нас в дискотеку. Первое, что удивило — это великолепные музыканты, днем записывающиеся на студиях с различными суперизвестными певцами и группами, а вечером уже распрягающиеся в дискотечном угаре. Второе удивление — это контингент, возрастной разброс от 18 до 60 лет. Лихие бабушки в коротких юбках отплясывали с юнцами западные обезьяньи танцы.
Я стою, прижавшись к стенке, всего трясет. Во-первых, от того; что я в Лос-Анджелесе, во вторых, что вокруг никаких руководителей тургрупп — полная свобода Но на всякий случай опасаюсь провокаций — после стольких собеседований и инструктажей боязнь непременных провокаций очень нескоро выветрилась.
Все кругом курят. Я тоже курю сигареты "Родопи" — привез с Родины, чтобы не тратить валюту. Очень нервничаю. Тут подходит один плечистый в черной водолазке, уши прижатые, нос приплюснутый, и берет под локоть явно с провокационными целями.
— Ты что, не знаешь, что здесь нельзя курить марихуану? Я — в шоке, так как меня приняли за настоящего американца, а также от того, что я сразу понял, что он мне сказал.
Начинаю бормотать, пачку показывать, даже затянуться дал. Уж не стал объяснять, что сигареты болгарские — он и страны-то такай, наверное, не знает. "Рашен", — и все тут.
Затянулся пару раз бедняга.
— Сорри, — говорит.
В борьбе с сервисом крепла и набиралась сил могучая советская эстрада и рок музыка С годами научились обращаться и с поездами, и с гостиницами, и с самолетами, и даже с пароходами.
Много раз приходилось бывать в круизах и по Черному морю, и в загранплаваниях. Каюты обычно двухместные. Сложились уже постоянные пары. Я, например, все время плаваю с нашим барабанщиком Валерой Ефремовым. Я ведь сам бывший барабанщик, и интересов общих у нас с ним много. То обсуждаем прочитанные книги и просмотренные кинофильмы, то молчим тупо об одном и том же. А когда уже совсем делать нечего, беззлобно ругаемся, кому наверху спать, а кому на нижней койке. Но сначала, как люди опытные, стараемся выбрать каюту поближе к середине коробя, потому что качает меньше, затем отверткой отключается громкоговоритель, так как ночью и утром над ухом орет непонятный голос: "Двенадцатому срочно к тринадцатому", а иногда "Четырнадцатому очень срочно к пятнадцатому". Потом Валера из привезенной из дома проволоки пристраивает к кондиционеру держатель, в который помещается пара бутылок воды, и мы имеем холодный лимонад. А было несколько случаев, даже выпивали алкоголь.
В Италии приходим в винную лавку. Глазастый Валерка быстро из всякой тухлятины на полке выудил бутылку "Алкоголь Пуро", то есть чистый спирт; на этикетке даже огонек изображен: мол, горючее.
Продавец даже ухом не повел. Мало ли для каких целей мы берем (в той лавке и лак, и бензин, и средство для мойки стекол продавались), потом услышал русскую речь — сразу смикитил.
— Нон посибиле, — кричит, то есть никак невозможно.
Да еще свои ручки пухлые на груди скрестил и зубы оскалил, как на табличке "не влезай, убьет". Откуда только знает, что у нас на столбах написано.
Ну, нам-то что? Мы на "Солнцедаре" росли, камни можем есть. Пожали плечами, заплатили и пошли.
Продавец еще долго за нами бежал: АКВА, АКВА — это он воду намекает. Значит, чтобы мы уж в крайнем случае водой разбавляли в пропорции один к ста семидесяти.
Не надо!!! Валера — химик по образованию, МГУ заканчивал, наверно, уж получше какого-то макаронника знает, где чего добавить.
В три секунды в каюте из одной бутылки "Алкоголь Пуро" шесть "Столичных" приготовил. Будут нас еще учить!!! Как видите, с умением и сноровкой быт наладить можно.
Вот только с Прибалтикой осечки случались.
Это все равно как вы собираетесь поднять очень тяжелый чемодан, напрягаете мышцы, делаете вдох-выдох, а он пустой — ну, в общем, разбежался и упал.
В Риге приходим в кафе. У нас в Москве его назвали бы рестораном, а у них нет — кафе. Швейцар стоит — баки, как у собаки. "Прошу, господа", — говорит по-латышски. "Ну это нам вообще непонятно, хотели было уйти, но пообедать-то надо. Ладно. Зашли, сели. Подходит официант с внешностью и манерами владетельного гранда. Провозглашает меню по-латышски минут десять. Мы, конечно: "Извините, не понимаем". Он — ничего, даже не ударил. "Суп, — говорит, — и второе". Ну, диктовали мы ему то да сё, никак его не собьешь — стоит с каменной мордой, записывает. Наконец Сашка, чтобы его как-то из транса вывести, говорит: — И, пожалуйста, четырнадцать стаканов чая…
Гранд одну бровь приподнял и спрашивает: — С ложечками?
В Таллин приехали в день какого-то еще всенародного праздника. Концерт только завтра, сегодня день свободный. На вечер ресторан заказан а гостинице Виру, а днем по старому города бегали, дыхание веков ощущали.
Я перед поездкой, еще в Москве, себе сапожки ковбойские справил, надел в Таллине с утро, хожу-радуюсь. Единственно, что постеснялся джинсы в сапоги заправить — слишком уж было бы "знойно".
За целый день набегались, ноги гудят, да я еще страшно натер себе икры новыми голенищами. Принял душ, лежу, отдыхаю. В 8 часов наш Директор всех обошел, предупредил: форма одежды N 1 (пиджаки, галстуки).
Настроение отличное. Я костюмчик надел, галстук повязал полюбовался — то, что надо, пусть эстонцы умоются. Сапожки натянул — шагу ступить не могу.
Края голенищ прямо в больные места впиваются. И надо-то всего лишь носки высокие или там "гольфы", а где в полдевятого вечера возьмешь? Пошел по товарищам, нет ли у кого чулок длинных или колготок? Так нет.
Заплакал. Не в кроссовках же идти, да и не пустят — Европа чертова.
Открываю гастрольный чемодан: вот отвертка, вот нож — пока не то. Ба! Туалетная бумага! Обмотал на манер красноармейских портянок, надел сапожки — шикарно.
В ресторане сидим солидно: коньяк, шампанское, официанты скользят неслышно, оркестр шуршит что-то хорошее, красивые пары танцуют медленно.
Я даже девушку себе присмотрел, как положено блондинку, дождался музычки повеселей, поклонился (знай наших), пригласил. Она книксен сделала, танцуем Я вообще танцую очень хорошо, Макаревич все время хвалит, а тут партнерша попалась послушная, чувствую себя Джоном Травольтой из "Лихорадки в субботу вечером". Народ вокруг смотрит с уважением, даже круг немного для нас освободили, некоторые аплодировать собрались, еле сдерживаются И тут я во время какого-то особенно удачного поворота опускаю голову и вижу, что за моей правой ногой тащится примерно с метр туалетной бумаги Что девать?! Вы бы, наверное, растерялись. Я — нет Прижимаю партнершу к сердцу кок можно крепче, чтобы хоть она не видела, делаю хитрое па и, как бы между прочим, наступаю левой ногой на бумагу, чем вытаскиваю еще полтора метра.
Тут и танец кончился. Я под видом поклона нагнулся, нагло оторвал проклятую бумагу и пошел спать.
На выходе у швейцара спрашиваю: — Зачем все-таки вы в слове "Таллин" в конце вторую букву "н" начали добавлять? Он говорит — Лучше вторая "и" в конце, чем "с" в начале.
На следующий день собрался я в гости к своему давнему другу поехать. А он, между прочим, Яак Йоала — лучший певец всех времен и народов.
Мы с ним однажды на гастролях в городе Хмельницке вместе случились. Вот он мне вечером после концерта звонит: — Макс, ты чего сейчас делаешь? Не можешь ко мне зайти, а то тут в гости пришли два мужика мощных, боюсь не справлюсь.
Я прихожу, смотрю — действительно мощные — пять бутылок принесли.
Яак показывав на здоровенного дядьку в тренировочном костюме.
— Знакомься, Макс, Николай Болясник — чемпион мира и Европы по поднятию тяжестей.
Коля застенчиво улыбается, потом схватил меня за руку, пожал рукопожатием, в котором гибнут все микробы.
— А это, — Яак показывает на второго мужчину в сером костюме, серой рубашке с серым галстуком, — товарищ Тишков. Он милиционер и следователь, сюда на убийство приехал.
В общем, познакомились, сидим выпиваем Мы с Яаком разговариваем, гости молчат: товарищ Тишков тайну хранит, о у Коли в голове одни штанги да гири.
На четвертой бутылке вышел казус Товарищ Тишков вдруг в голос разрыдался. Мы спрашиваем, что случилось? Яак его утешает: бутылку показывает закрытую, что, мол, не все еще выпили, даже Коля подошел, два раза по спине треснул.
Наконец, товарищ Тишков сквозь слезы говорит в таком смысле, что никто из сослуживцев ему не поверит, что он за одним столом с самим Яаком Йоала и чемпионом мира (про меня, правда, ничего не сказал) сиживал.
Ну кое-как успокоили его, Яак афишу подарил, а Коля — гирю, дальше сидим. Коля пыхтел, пыхтел, потом: — Знаешь, Яак, я никогда тебя не слышал, все времени не было. Спой чего-нибудь, ты ж певец.
А Яак не растерялся и говорит — Коль, ты ж чемпион. Подыми вот этот шкаф.
Даже товарищ Тишков улыбнулся. Стали прощаться. Тут Коля со шкафом подходит: Может споешь, а?
Так вот собрался я к Яаку в гости, а чтобы национализм какой не вышел, он мне еще раньше по-эстонски на бумажке написал название улицы и номер дома. "А если, — говорит, — заплутаешься, спроси у любого, где Йоала живет, — меня все там знают"
Сажусь в такси, говорю: — Тере (Здравствуйте), и дальше, как выучил по-эстонски.
Таксист оборачивается: — Чиво, чиво?
Я по-русски объясняю, мол, около железной дороги.
Он опять: — Куда тебя везти-то, сволочь?
Я вежливо: — Ну, знаете, где Яак Йоала живет? — Знаю, — говорит, — в Москве.
В "Машине времен и", как в любой другой группе, смекалка в большом почете, а пример в этом смысле всегда подавая Директор, Ему без конца приходилось улаживать всякие мелкие эксцессы и недоразумения, и он очень сильно в этом поднаторел.
В той же Прибалтике на концертных площадках, так же, как и — везде, самыми главными начальниками являются пожарные, которые "от нечего делать" у световиков и директоров кровь пьют просто литрами.
На сцене происходит расстановка аппаратуры и подвеска прожекторных ферм. Тут же расхаживает Директор и всем руководит. Как любой директор, он в тонкостях не очень разбирается, но на работе "горит" и искусство осуществляет.
Появляется стройная белокурая женщина в полувоенной форме, на высоком каблуке и с красной папкой — местная пожарница. С сомнением смотрит на цепи, фермы и, безошибочно обращаясь к Директору, говорит: — Извиныте, пожалюйста. А цепи выдержат, докумэнты есть? Директор, равно как и все остальные, понятия не имеет, — какие тут нужны "докумэнты", но (на то он и Директор) горячо заявляет, что выдержат и что есть любые документы, но в гостинице.
Пожарница: — Извиныте, пожалюйста! Пока не вижу: докумэнт, концерт не начинается.
Директор бежит в какой-то кабинет, берет бумагу и на машинке быстро отпечатывает:
АКТ об испытании цепей
ГОСТ ЦЦ-21/324 от 25/5 1989
1. Испытание на разрыв в горизонтальной плоскости — 25 т.
2. Испытание на разрыв в вертикальной плоскости -28 т.
3. В кислотной среде, вакууме, космосе и т. д. и т. п.
— всего девятнадцать пунктов. Подписал в трех местах, помял бумагу, даже ногой наступил и приносит "богине" огня якобы из гостиницы.
Очень убедительная бумага, но какие-то подозрения у женщины-капитана все-таки остались, и чтобы их рассеять, она собрала весь свой эстонский сарказм и спрашивает: — А не принадлежит та эта грамота некоэму Филькэ? Директор отвечает чистую правду (его-то самого Валерой зовут): — Нет! — Ну, тогда другое дело. Пожалюйста.
Чем больше город, тем больше в нем начальствуюших чиновников. Мы все вместе придумали начальственно-руководящую фамилию — Симак Николай Иванович, и если что, то в какой-нибудь инстанции Директор как последний довод говорил: — Как же так? Ведь нам сам Николай Иванович Симак обещал! Срабатывало почти безотказно, Один начальник особенно упирайся, не хотел подписывать какую-то бумагу. Тут Директор ему и ввернул: — А ведь нам Симак обещал. Тот берет ручку, подписывает: — Ну, если я сам обещал…
В Красноярске прямо с самолета на концерт. Потом вечером в гостиницу. На улице -35 градусов. В номерах тоже очень холодно. Буфет закрыт, холод, неустроенность, выпить хочется страшно.
Наскребли немного денег. Швейцар говорит: — Нету у меня, сынки, с удовольствием. Попробуйте у таксистов, хотя их тоже сейчас шерстят.
После получасового томления на морозе посинели все. Нет не только водки, но и самих такси. Только одна машина стояла с самого начала с работающим двигателем, так там водитель сразу раскричался, что сам не пьет и вообще с этим делом борьба. Собрались идти по номерам. Тут он говорит: — Ладно, повезло вам (оказывается полчаса приглядывался, не провокация ли), для брата берег. Вижу, — ребята хорошие.
И достает бутылку из двигателя. Оно горячая, как кипяток. Прибежали в номер, но как горячую пить — мы ж не японцы какие. Маргулис говорит: А смекалка на что? Вы дуйте за стаканами, в я пока на форточку ее пристрою охлаждать.
Через пять минут собрались, кто со стаканом, кто так, с открытым ртом. Маргулис потянулся к форточке, а бутылка — раз! и за окно с 6-ого этажа птицей.
Минуты полторы били его, потом смекалка свое взяла. Гурьбой все вниз (некоторые, кажется, прямо из окна) выбегаем. Ночь лунная, на белом снегу темное пятно выделяется, и давай этот темный снег жрать, только стекла выплевывали.
Никогда бы в жизни пять человек с одной поллитры такими пьяными не сделались. Вот!
Сразу хочу сказать, что общенародное мнение, будто артисты очень много пьют, ошибочное. Пьют точно так же, как и все остальные, а может быть даже чуть-чуть меньше.
В Магадане, после концерта, подходит мужик загорелый. Очень мне нравится, — говорит, — ваше солнечное искусство. Я моряк, на палубу бряк, желаю вас сегодня на корабль пригласить, ребята будут очень рады.
Мы посовещались и пошли втроем, а остальные спать — устали очень.
Корабль — немецкой постройки, в смысле ГДР, СРТ (средний рыболовецкий траулер), новенький, много автоматики. Команда собралась, 24 человека, только капитана не было — он с женой на берегу живет. Оказывается, пока они в море — сухой закон, а здесь сам бог велел. Мужик, который нас привел, коком оказался. Как начали они на стол метать: крабы натуральные, крабы запеченные, печень макроруса и т д. Водка, конечно, рекой.
Слева от меня старпом сидит, серьезный мужчина — после капитана он здесь главный.
Сначала морячки всё столичных артистов послушать хотели, потом сами разошлись — не остановишь. Рассказали историю о том, как у них на корабле два щенка жили; белый и черный. Тайком от капитана: он не любил животных. И как гад-капитан на них в плавании наткнулся и приказал выбросить за борт. А потом через неделю корабль в порт пришел, а на пирсе два мертвых щеночка рядышком: море выбросило. И как потом, в течение месяца погиб один блондинистый моряк, другой — брюнет.
Нам-то после таких дел и крыть нечем.
Тут наш Саша вдруг увидел, что нам наливать стали меньше Толкнул меня в бок — что, мол, за понты. Мы — в обиду. Старпом застенчиво объясняет: — У вас же завтра два концерта, мы думали…
— Вы о нас не волнуйтесь, — говорим, — все в порядке.
Справедливость была восстановлена, и старпом, чокаясь со мной, тихо говорит: — Ты не думай, мы добра хотели, а так все нормально. Я, кстати, сам с Питера буду.
Ну, я, чтоб ему приятное сделать, спрашиваю: — Неужели с самого?! — С самого — не с самого, а с Парголова (около 25 км от Питера). Ты вот что. Сейчас наши напьются и повезут вас в Бухту Радости рассвет встречать. Я то эти дела знаю: или на мель сядем, или вообще потонем, так что вы ни под каким видом! Сразу говорите, что завтра концерты, мол, спасибо, но никак не можем, а то я эти дела знаю.
У меня к нему сразу возникло теплое чувство; остальным передал, те тоже с благодарностью посматривают.
Минут через пятнадцать после того, как возникло чувство, старпом вскакивает (чуть меня со стула не сбил), глаза выпучены, как у того макроруса.
— А ну, семь футов вам под киль! Свистать всех наверх, везем ребят в Бухту Радости! Мы, конечно: нет, спасибо, завтра два концерта и т. д.
— Никаких концертов! Отдать все концы в воду…
В общем еле-еле отбоярились. Провожали нас всем пароходом, договорились, что завтра они на первый концерт придут.
На следующий день на первый концерт никто из них не пришел. Только после второго у служебного входа стоит один — морда вся разбита, на груди разбитый фотоаппарат.
— Мне, — говорит, — повезло. Я у самого трапа заснул — идти было близко, так что извиняюсь.
В "Машине" с этим делом всегда было очень строго — если выпить кто хочет, так только дома под одеялом. А если какой банкет солидный, то все выпьют по рамочке, а потом Директор зыркнет глазом и объявляет — Спасибо большое! Мы больше не хотим. Мы практически вообще не пьем.
Очень на разных начальников и на иностранцев это сильное впечатление производило.
Но вот приехали мы в Испанию, в Барселону по приглашению Коммунистической партии. Коммунисты тамошние не такие, как у нас — запросто в джинсах ходят и винцо испанское попивают. Сразу же устроили нам концерт в тюрьме, чтобы перед выборами престиж компартии повысить. Никогда не забуду. Сижу за пультом, о сзади мне двое испанских кабальеро в наколках в шею дышат, договариваются, каким способом меня моей советской шкуры лишить.
Ну, ничего, бог миловал. На следующий день культурная программа: рыбный ресторан, прогулка по городу и т. д.
Мы поначалу-то продолжали обычную "дуру гнать" типа спасибо, у нас это дома есть. А потом смотрим они обижаются. Оказывается, чтобы нас хорошо принять, деньги со всех коммунистов провинции собирали. Мы быстро доказали Директору, что так вести себя — просто свинство, и стали нормально пить и есть.
Общение осуществлялось через переводчицу, молодую девочку, не знающую ни слова по-русски. Она немного говорила по-английски и переводила с испанского на свой слабенький английский, а мы с ее слабенького английского на свой слабенький русский.
Около двух часов ночи она решила показать ночной бар, где, по ее словам, работал самый лучший бармен города. Он на память знает полторы тысячи рецептов коктейлей и от головной боли и для повышения потенции и — самое главное — имеет под рукой все, чтобы эти самые коктейли воспроизвести.
Я этим вопросом особенно заинтересовался, и вот она меня подводит к стойке, а ребята пошли стол занимать.
Мужчина лет пятидесяти, с благородной сединой, зовут Мигель, наверное, в юности был жонглером, потому что стаканчики, бутылки и шейкеры у него над стойкой так и летают.
Он говорит: — Буэнос ночас.
А я на всякий случай — Патриа о муэртэ!
Девушка объясняет, что вот, мот, Макина де Тампо — советика. Я через нее наврал этому Мигедю, что еще в Москве о его чудном искусстве слышал.
Он рад, предлагает какой-нибудь коктейль за счет заведения. И тут я с ужасом понимаю, что не зною ни одного названия, вертится в уме "Даури" какие-то (это д позже вспомнив, что "Дайкири" — Хемингуэй очень любил).
Бармен показывает, что ничего страшного, может у сеньора какой свой рецепт имеется.
Я смотрю у него за спиной бутылок триста сверкает и все незнакомые. Наконец, любимый силуэт гостиницы "Москва".
Показываю на "Столичную" и три пальца. Он смотрит с уважением, наливает в узкий стакан А ведь надо-то коктейль, да и на три пальца маловато будет.
Смотрю опять знакомая бутылка, джин "Бифитер", я такой у Макара на даче видел, там мужик на этикетке идет с палкой и в шляпе.
Чуть-чуть "Бифитера" — бармен улыбается: оценил мой тонкий вкус, собака. Опять маловато. Тут уж я, не мудрствуя лукаво, говорю: — Давай еще две бульки "Столичной" и хорош! А потом для пафоса два кубика льда и соломинку.
Он доволен, я — тоже. "Грациас" — и пошел. Пока шел до стола, все это выпил.
Бармен еще немного с нашей девушкой поговорил, она к нам присоединилась, а он собрался мой коктейль повторить — видно в новинку ему.
Воровато озираясь, налил водки, джина, потом опять водки, попробовал, вроде не понравилось, потом просиял: конечно, а два кубика льда-то забыл. Положил два кубика, размешал, попробовал — Тьфу, — говорит по-испански, — какая гадость.
Так этого рецепта он в свои полторы тысячи и не записал.
Сам виноват — не надо было размешивать.
Проходит два дня. Все очень хорошо, сыграли еще один концерт, но, по мнению Директора, очень хорошо значит плохо. Любимое выражение его было: "Что, жить хорошо стали?" Собирается собрание. Выступает Директор: — С этого дня за границей могут пить только Андрей Вадимович, Александр Викторович и я, ваш покорный слуга. Остальные, то бишь, Капитановский, Ефремов и Зайцев выпивать права не имеют: штраф 700 песет.
Я прямо чуть сигарету не съел. Что же это такое? Деление на "чистых" и "нечистых"? Заяц потом отошел в сторону, шепчет — Пил, пью и буду пить! А жили мы в симпатичной трехэтажной гостинице. Я в одном номере с Директором. Потолок у нас покатый, типа "мезонин", и в нем окно имеется, на крышу выходит.
Приходим в номер, я молчу — обижаюсь. Директор говорит: — Ну чего ты? Тебе ж не пятнадцать лет! Я: — Что за дела? Почему это Макару, и Кутикову, и тебе можно, а мне, к примеру, — нельзя? Что за дискриминация такая? — Потому что Андрей меру знает и за Кутиковым никогда ничего этого замечено не было. А я, вообще, как ты знаешь, мало пью, ты же взрослый человек, а на тебя Зайцев смотрит.
Я говорю — Ты еще взрослей меня.
Он еще минут двадцать мне вкручивал, потом дверь запирает, достает "Лимонную" с винтом, которую из Москвы для контакта с Испанской компартией привез: — На, наливай, пойми меня правильно.
Я смягчился, думаю может прав, и тут кое-что в окне замечаю.
— Валер, — говорю, — у тебя среди родственников не было сердечных болезней? Он говорит: — Вроде нет, а что? — Ты присядь, на всякий случай, — он садится, — а теперь обернись.
В плафоне над нашими головами двое "чистых", Андрей Вадимович и Александр Викторович, сидя на крыше, высунув языки, делают нам всякие рожи, видимо, "трезвые" абсолютно.
Директор посмотрел, спал с лица, говорит: — Налей-ка, брат, мне тоже.
Так в Испании закончилось борьба за трезвость. Но потом в Союзе сильно продолжилась.
Директор вообще обожал собрания собирать и всякие судилища устраивать.
Приходит однажды на Росконцерт бумага из милиции, вот, мол, ваш работник Буренков был задержан у станции метро, за киоском — мочился в неположенном месте.
У нас собрание сразу, суд. А происходит между концертами, все есть котят, но Директор настроен решительно. Наша костюмерша Танечка протокол ведет, подсудимый Буреннов, по кличке Дед, на скамье сидит. Директор прокурором выступает.
Дед — он, вообще то, рабочий, колонки у нас таскает. Судить его можно, как хочешь. Директор долго прокурорствовал, описывал преступление Деда, потом творит Ну, что Буренков, можешь сказать в свое оправдание? Деду самому смешно, но говорит чистосердечно.
— Трезвый был. Искал туалет, сил больше не было, зашел за метро "Текстильщики", а там менты меня и ждали.
Директор говорит — Ну, кто хочет выступить — случай безобразный.
А все на часы смотрят, как бы в буфете до концерта бутерброд перехватить.
— Нам это дело осудить надо. Позор проклятому Буренкову. Вот Андрей Вадимович в такой ситуации так бы не поступил, правда, товарищ Макаревич? Макар, клевый, говорит, глядя на часы: — Ну, почему?! Вот мне однажды приспичило, я зашел за Министерство культуры…
Так Деда и не расстреляли.
А в Испании еще случай был. Пошли мы с Андреем как-то вечером по Барселоне погулять. Он, когда настроение хорошее, даже в Союзе меня гулять берет, а уж в Барселоне сам бог велел.
В общем оделись во все чистое, я даже брюки белые надел, и пошли. Ходим по центральному бульвару, впечатления впитываем, благо их полно, — вот оно, счастье-то.
Кругом акробаты всякие, фокусники и вообще большой праздник. Андрей идет, радуется, что не все прохожие его узнают и с автографами не надоедают, рассказывает мне, какая тяжелая жизнь у знаменитостей.
И тут как раз из толпы девица длинноногая к нам бросается. Андрюшка приосанился, за ручкой потянулся, а девица у меня на шее повисла, щебечет что-то на разных языках: — Френч? Инглиш? Америко? — все старается выяснить, из какой страны такой видный парень, как я, приехал.
— Амур, амур, говорит и на соседнее здание показывает — там, мол, у нее девичья светелка.
И вот здесь я начинаю соображать, что, возможно, она попросту несчастная проститутка, вынужденная в условиях суровой испанской действительности продавать за кусок хлеба свое барселонское тело.
Честно говоря, у меня до этого было несколько знакомых девушек, но мы же за границей, нам же нельзя, а уж когда я почувствовал, что она правой рукой меня особенно сильно за шею обнимает именно в том месте, где у меня замочек от моей тоненькой золотой цепочки расположился, тут я совсем против проституции настроился. Мужественно оторвал ее нежные руки от своей цепочки.
— Баста, — говорю, — никаких амуров.
Она огорчилась, но не сильно и по принципу "с драной овцы — хоть шерсти клок" говорит в смысле: мужчина, угостите папироской.
А это — всегда пожалуйста! Дал ей сигарету "Родопи" — пусть хоть насмерть отравится. У нее, у гниды, и огня не оказалось, дал.
Наконец она отвалила, мы дальше пошли. Я вздохнул облегченно — фу ты, напасть какая, ну, будет хоть о чем друзьям рассказать. Чувствую себя легко, а особенно легко себя чувствует моя левая рука, на которой еще недавно на ремешке красовались скромные часики "Картье", а тут, как испанская корова языком слизнула.
Кинулся назад, да девки той уж и след простыл.
Правда я ее на следующий день видел: стоит на том же бульваре с четырьмя здоровенными громилами, смотрит на меня нагло. А у мужиков ейных глаза выпучены, как у тех быков, что в Испании на каждом углу за красными тряпками гоняются, — пришлось сделать вид, что первый раз ее вижу. Но все равно, когда проходил мимо, улучил момент и подмигнул ей смело — носи, мол, на здоровье.
Через два дня я вынужден был новые часы купить, на таком мощном браслете, который можно только вместе с рукой оторвать. С тех пор много проституток пыталось с меня часы сорвать, ни у кого не вышло.
Я даже сейчас все это пишу, а часы те с браслетом на мне, как гвоздями прибиты.
Покупка часов сильно подорвала мои финансовые возможности. Очень хотел я в Испании курточку себе купить на молнии. Люблю на молнии — вжик и готово. Но на оставшиеся деньги смог позволить себе только на кнопках. Кнопки такие тугие, стал застегивать и два ребра сломал.
Счастливые часов не наблюдают.