X Революционное движение в 70-х годах в Киеве
X
Революционное движение в 70-х годах в Киеве
Охарактеризовав вкратце общий ход социально-революционного движения в России вообще, я перейду к явлениям по этой части собственно в г. Киеве, который сделался питомником пропаганды, притоком и школою, из которой выходили убийцы, не только для г. Киева подготовлявшиеся, но и для других мест России, где нужно было осуществить злодейские замыслы. Киевская революционная партия первая проложила дорогу к убийствам, с политическими целями совершенным, и ни одного убийства и покушения на убийство не произошло в России, где бы киевские революционеры не были участниками.
Образованию в г. Киеве центра революционной деятельности социально-революционного движения и усилению их послужили следующие причины, давшие полную возможность не только сгруппироваться агитаторам движения, — но и сплотиться между собою в самой сильной степени в половине 1878 года:
1) безнаказанность лиц, привлекавшихся к дознаниям 1874–1877 гг.;
2) масса учащейся молодежи в Киеве, поддающейся влиянию, совращению и находящейся в периоде возраста, поддающегося наивысшей преступности вообще;
3) масса рабочего, ремесленного, фабричного люда, а также железнодорожных мастеровых и рабочих местного арсенала, представляющих готовый, восприимчивый элемент, по своему развитию, к политическому брожению;
4) народонаселения г. Киева, состоящее из народностей, враждебных друг другу: русские, малороссияне, поляки, евреи;
5) расположение самого города, растянутого на местности волнистой, гористой, дающей полную возможность к укрывательству всякого рода преступлений;
6) центр украинофильской партии с направлением противоположным русскому характеру и развитию, образовавшейся еще в начале 50-х годов.
Известная революционная деятельница Вера Фигнер в показаниях своих признавала самою сильною революционною организациею — киевскую, каковая местными усилиями была разрушена ко времени задержания Фигнер в 1883 году.
В сентябре 1873 года в г. Киеве возник киевский революционный кружок, носивший название «Коммуны». Этот кружок первоначально образовали: дворянин мекленбургшверинского герцогства, студент киевского университета Василий Фишер[101] 30 лет, дворянка Екатерина Брешковская[102] 33 лет, сестра последней Ольга Иванова[103] 25 лет, дворянин, студент Бенецкий[104] 25 л., и студент из дворян земский фельдшер Судзиловский[105] 26 л., которые и жили в одной квартире; эти лица держались того убеждения, что, живя жизнью интеллигентных людей, они живут, в сущности, на счет народа, а потому и мечтали об устройстве жизни собственным трудом; некоторые предполагали осуществить эту мысль на устройстве фермы и затем на ведении в ней хозяйства на артельных началах, для чего и предпринята была поездка в Витебскую губернию к дворянке Филипп[106], двоюродной сестре Брешковской; затем цель поездки изменилась и уступила место желанию воспользоваться доходом с имения или капиталом, по продаже оного, на народное дело, почему и советовалось Брешковской взять доверенность от Филипп на продажу имения, продав оное, купить взамен меньшее имение для Филипп, а остальными деньгами воспользоваться для устройства артели; однако же план этот не удался, эти лица, прожив на счет Филипп и проездив в разные места и в С.-Петербург, к марту месяцу 1874 г. вернулись в Киев. Фишер объяснял в показании, что образ их действий по отношению к Филипп был «грязною проделкою» и признавал, что хотел надуть Филипп. Брешковская от Филипп ездила в Петербург, где вошла в сношения с местными агитаторами. Затем весною 1874 года все вернулись в Киев, и уже в это время «Киевская Коммуна» окончательно получила характер революционного кружка, число членов которого увеличилось поступлением в него многих местных жителей, а также приехавших из С.-Петербурга агитаторов. В числе последних были: жена поручика артиллерии Рогачева, неокончившие курса Каблиц[107], Тетельман[108], Чернышев[109], студент-технолог Стронский[110], дворянин Дробышевский[111], студент-технолог Фрост[112], а из местных киевских членами коммуны состояли: студенты университета Дебагорий-Мокриевич[113], Левенталь — два брата[114], Аксельрод[115], Лурье[116], дочери врача Каминер[117], слушательница акушерских курсов Коленкина[118], дворяне Ильясевич[119] и Волкенштейн[120], сын священника Яков Стефанович[121], почетные граждане Ларионов[122] и Горинович[123], дочь чиновника Польгейм[124], сельский учитель Трезвинский[125].
Брешковская, Фишер, Бенецкий и Судзиловский принадлежали к кружку с момента его возникновения. Принимали участие в кружке — дворянин, председатель мглинского мирового Съезда, Сергей Ковалик[126] 31 года, и еврей Рабинович[127].
Киевский кружок держался идей Бакунина, изложенных в книге «Государственность и анархия», т. е. отрицания всякой формы государственного правления, всякого авторитета собственности и семейного союза; кружок имел целью посредством социально-революционной пропаганды в народе возбудить народ к восстанию, ниспровергнуть путем революции верховную власть и водворить анархию; в кружке проповедовалось — произвести переворот в политическом и социальном строе России, который бы сопровождался перерезанием чиновников и зажиточных людей.
Средством для осуществления своего идеала анархии кружок первоначально признавал пропаганду в народе революционных идей. Для успешного хода дела кружком были приобретены: крестьянские костюмы, географические карты юго-западных губерний, книги революционного содержания, доставлявшиеся из-за границы контрабандистами, фальшивые паспорта, печати; для письменных сношений между собою члены кружка имели шифр. Денежные средства «коммуны» были ограничены, на удовлетворение потребностей ежедневной жизни деньги собирались с лиц, живших в «коммуне», причем каждый вносил сколько мог; отправившихся в народ снабжали деньгами Дебагорий-Мокриевич, Стронский и Бенецкий, один из состоятельных членов кружка, поддерживавший средства кружка деньгами и провизиею в натуре; сверх того кружок получал денежные средства и из С.-Петербурга в количестве, доходившем до 500 рублей, и несмотря на это кружок сильно нуждался в средствах. Для добывания их не останавливались ни перед чем. Ложные обещания, вымогательства, обманы были в полном ходу, а также намерения поступить в почтальоны с целью ограбления почты. Идалии Польгейм, как красивой женщине, предлагали и настаивали на том, чтобы она поступила в любовницы к старику-помещику, с тем, чтобы обобрать его, отравить, а деньги доставить в пользу кружка. Из квартиры состоятельного члена кружка Ильясевича, в отсутствии его, были унесены все вещи и не возвращены. Члены кружка носили особые прозвища ласкательного характера, но несмотря на это мир и согласие нарушались крепкими ссорами и драками; в общих квартирах все спали вповалку, две-три пары мужчин и женщин, между которыми были девицы; это был вертеп разврата, грязи и нечистоты. К осени 1874 года, когда началось преследование членов кружка и большинство их было заарестовано, то в «Коммуне» проявилось большое возбуждение, было решено прибегнуть к террору. Рогачева запаслась револьвером, [который] предназначала пустить в дело против шефа жандармов в С.-Петербурге. Хотя эти преступные замыслы и не были приведены тогда в исполнение, но дальнейший образ действий успевших скрыться от преследования агитаторов доказал, на какие страшные злодеяния они способны: 11 июня 1876 года в г. Одессе на конной площади, вблизи вокзала был найден с пробитою головою Горинович, облитый серною кислотою, с запискою: «Такова участь шпиона». У Гориновича вытекли глаза, отвалились сожженные кислотою нос и ухо. Вопреки ожиданиям он находится и поныне в живых. Зверская расправа с Гориновичем, заподозренным лишь в шпионстве, чего в действительности не было, совершена членами киевского революционного кружка: сыном свящ. Яковом Стефановичем, евреем — бежавшим солдатом Дейч[128], сыном кандидата Давиденко[129] и неокончившим курс Костюриным[130] и Малинкою[131] (последние трое осуждены в Одессе).
Покушение на убийство Гориновича заслужило полнейшее одобрение именующими себя русскими революционерами.
Такова общая характеристика киевского революционного кружка, его целей, нравов, принципов, его воодушевлявших, и деятельности в период 1873–1877 годов.
Фактическое проявление деятельности киевского кружка было в означенные годы — устная пропаганда в среде народа, заводских и фабричных рабочих, распространение преступных изданий между ними, для чего члены бродили по губернии в простонародных костюмах с фальшивыми паспортами и поступали на работы, во время производства которых и вели пропаганду. На берегу реки Днепра около Киева собирались до 300 человек рабочих, слушавших лекции и примкнувших сочувственно к кружку.
1877 год был годом затишья в революционной среде.
В 1878 году революционеры, по освобождении лиц, привлеченных к процессу о 193-х, уже перешли к активным действиям, убийствам и ознаменовали деятельность свою следующими, выдававшимися из ряда обыкновенных преступлений злодействами, в которых почин и непосредственное участие принадлежат всецело киевским революционным деятелям.
1 февраля 1878 года в г. Ростове на Дону, был зверски убит, или скорее застрелен на улице города солдатский сын Аким Никонов; дознанием было установлено, что главными виновниками этого убийства, совершенного с политической целью, было два лица, именовавшиеся Иваном Петровичем и Генрихом Карловичем, но кто именно они были и где находятся — обнаружено не было дознанием, произведенным в месте совершения преступления, т. е. в Ростове. Обстоятельства к обнаружению этих убийц, принадлежавших к киевской революционной партии, были следующие: некто Иван Петрович, приехав в Ростов и проживая там еще до убийства Никонова, называл себя слесарем, и говорил, что он поступит на завод Фронштейна; когда же убийство Никонова совершилось, то вскоре было получено письмо, на заводе Фронштейна, из Киева со штемпелем 8 февраля на имя Ивана Петровича, а так как такого имени на заводе не оказалось и не было ранее в течение 2-х лет, то весьма основательно было предположено, что это письмо было адресовано именно убийце Никонова, имевшему в виду поступить на завод, а потому письмо было вскрыто и препровождено в Киев к предместнику моему г. М. Павлову[132] для установления почерка, но почерк тогда установлен не был, а письмо возвращено в Ростов, откуда вместе с законченным дознанием поступило в министерство юстиции. Затем в октябре 1878 г. дело это препровождено было киевскому губернскому прокурору в виду кажущегося тождества примет Ивана Петровича с одним из деятелей по чигиринскому делу. Губернский прокурор дело это препроводил мне. Когда дело было рассмотрено в подробностях при вверенном мне управлении, то было замечено, что находящаяся в конце письма фраза: «сестры твои здоровы, у Саши ребенок умер», может повести за собою открытие убийцы, то есть, вдумываясь в эту фразу можно было прийти к заключению, что у убийцы Ивана Петровича в Киеве (письмо было из Киева) есть сестры, что одну из них зовут Александрою, что у нее умер ребенок перед написанием письма. При этом было обращено внимание на то, что письмо было писано женщиною, находящеюся в очень близких отношениях с убийцей, так как письмо было на «ты». С этой стороны и были начаты розыски в Киеве. Прежде всего были затребованы из киевской консистории сведения обо всех умерших детях в Киеве с 1 января по 8 февраля 1878 г. — по день написания письма. Из доставленных таким образом сведений о 164 умерших детях было обращено внимание на матерей с именами Александра, а из числа последних на тех, кто имеет братьев и сестер; таким образом расследование установило, что у дворянки Александры Ивичевич (девица) есть родная и двоюродная сестра, с которой она проживала в Киеве, что у нее есть два брата Иван и Игнат Ивичевич[133], и что первый именовался слесарем, что у Александры Ивичевич умер сын Евгений 31 января, погребенный 1 Февраля 1878 года. Такое совпадение усилило энергию в розысках в Киеве — и дальнейшими расспросами было установлено, что Иван Ивичевич именно ездил в Ростов в период убийства Никонова и что он подходил вполне под приметы именовавшегося Иваном Петровичем; любовная связь Ивичевича была обнаружена с девицей Евгениею Калиновской, с которой был на «ты», а письмо и было подписано начальною буквою имени Калиновской, то есть буквою Е.; добыт был почерк Калиновской и сличен экспертами, которые признали тождество ее почерка с почерком письма, полученного в Ростове на имя Ивана Петровича; после чего уже не могло быть сомнения, что Иван Ивичевич был убийцею Никонова. Иван Ивичевич 11 февраля 1879 г. при взятии в г. Киеве тайной типографии участвовал в вооруженном сопротивлении, получил три раны в грудь и через несколько дней умер в больнице от нанесенных ему ран. Этот же Ивичевич участвовал и в деле покушения на жизнь товарища прокурора Котляревского в Киеве. Сообщником Ивичевича по убийству Никонова был тоже киевский революционный деятель прусский подданный Людвиг Брантнер[134], живший в Ростове под именем Генриха Карловича. Брантнер также участвовал в вооруженном сопротивлении 11 февраля 1879 г. при взятии тайной типографии, получил три раны, был излечен от ран и повешен 14 мая 1879 г. в Киеве.
23 февраля 1878 года в ночь было произведено покушение на жизнь товарища прокурора Котляревского[135]. Г. Котляревский с братом и женою возвращались из театра и подойдя к подъезду дома, находящегося в центре г. Киева, были встречены тремя неизвестными лицами, которые в упор стреляли около подъезда из револьверов, но благодаря случайности, неумению владеть револьверами и темноте — никого не убили и не ранили. Участниками в этом деле были: сын генерал-майора, не окончивший курса в корпусе путей сообщения Валериан Осинский[136], повешенный в 1879 году в Киеве; мещанин Медведев[137], осужденный в каторжные работы в Харькове под именем Фомина, и вышеупомянутый Иван Ивичевич, умерший от ран до суда.
25 мая 1878 года, в 11 часов вечера также в центре города Киева, был ранен в бок кинжалом адъютант киевского губернского жандармского управления штабс-капитан барон Гейкинг[138], который через несколько дней от полученной раны умер в страшных мучениях.
Убийца, несмотря на то, что Гейкинг шел вместе с чиновником Вощининым, подкрался сзади и воткнул кинжал в бок. Убийца был схвачен солдатским сыном Федоровым, но вырвавшись от него, выстрелил в упор, причем промахнулся; преследовавший убийцу полицейский был ранен сначала в руку, а затем в ногу и вследствие полученной раны свалился и не мог преследовать далее; затем убийца, бежавший по Внуковскому бульвару, был схвачен рабочим Виленским, которого убил наповал выстрелом в грудь и затем скрылся, по собранным сведениям впоследствии, в квартире сына священника, студента новороссийского университета Сергея Диковского[139], осужденного в каторжные работы киевским судом в 1880 году, и проживал у Диковского. Убийцею барона Гейкинга был студент медико-хирургической академии, носивший прозвище и именовавшийся Голопупенко[140]. Его настоящая фамилия не обнаружена и он не разыскан, но принадлежал к киевскому кружку.
После убийства Никонова, барона Гейкинга и покушения на жизнь тов. прокурора Котляревского в Киеве распространялись прокламации с извещением об этих совершенных делах и на этих печатных прокламациях были приложены красные печати исполнительного комитета русской социально-революционной партии, с изображением топора, револьвера и кинжала накрест сложенных.
27 марта 1878 года были наклеены в значительном числе экземпляров по всему городу Киеву объявления исполнительного комитета по поводу покушения на жизнь г. Котляревского и заключали объяснения от имени социалистов-революционеров мотивов этого покушения, полное оправдание лиц, совершивших таковое, и угрозы возобновить попытку, если Котляревский не оставит своей деятельности, а также и угрозы, обращенные к барону Гейкингу; угрозы эти перешли в действительность 25 мая 1878 г.
27 марта 1878 г. на месте расклеений этих объявлений в г. Киеве были задержаны дворянин волынский, католик, Владислав Избицкий 25 лет, студент киевского университета, и двоюродный брат его дворянин Генрих Избицкий, 26 лет[141], воспитывавшийся в белозерковском реальном училище, но курса не окончивший; при задержании Избицкие оказали вооруженное сопротивление, но были все-таки заарестованы. Владислав Избицкий пытался бежать из тюрьмы вместе с Беверлеем[142], и уже успели выбраться за тюремную ограду, но, быв замеченными часовыми, первый пойман, второй выстрелом часового убит на месте. Найденное при обыске у Вышнякова письмо от Владислава Избицкого в высшей степени характеризует как его личность, так и рекомендуемую им программу действий; в этом письме Избицкий, между прочим, рассуждает о способах подготовки народа к вооруженному восстанию, а также о плане организации, и в основу проектируемой организации вводит следующие положения: во-первых, самое многостороннее разделение труда, во-вторых, организация в организации, и в-третьих, непосредственное наблюдение всех интеллигентов за ходом всех дел и по возможности большее их участие в делах; затем говорит, что успешность дела зависит от умелой эксплоатации всевозможных способностей членов, следовательно главное внимание, как он говорит, должно быть обращено на отыскание каждому подходящего дела, как то: организатора, пропагандиста, агитатора, уестествителя, ушкуйника, притонодержателя, разведчиков etc. Организация в организации, т. е. общая организация должна служить источником или почвою, на которой могут самостоятельно развиваться так называемые социальные организации, представители которых собираются как для обсуждения вопросов, так и для отчетности в своих действиях. Участники-интеллигенты разделяются на две категории: сельских непосредственных и городских посредственных, роль которых снабжать организацию всем необходимым, как требуемыми вещами, так и людьми… По мере того как организация разрастается по соседним деревням, город доставляет новых интеллигентов. Проживать они могут в качестве кабатчиков, лавочников, работников, мастеровых, одним словом обращать внимание на то, чтобы не навлечь подозрения начальства. Во втором письме Избицкий дает совет распропагандировать несколько офицеров посредством женщин теми средствами, о которых автор письма, по его словам, подробно сообщил одной знакомой, и сомневается только, согласится ли она принять в этом участие.
8 мая 1879 года Владислав и Генрих Избицкие киевским военным судом приговорены к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы, первый в рудниках на 15 лет, а второй в крепостях на 10 лет; Генриху Избицкому суд ходатайствовал о смягчении наказания и о назначении ему лишения прав и ссылки на поселение в Сибирь, в не столь отдаленные места, каковой приговор и утвержден генерал-губернатором.
Затем в апреле месяце 1878 г. были распространяемы в огромном числе экземпляров, через почту, объявления того же исполнительного комитета, с теми же печатями; в этих объявлениях заявлялось, между прочим, что: «Новый путь, принятый в последнее время русской социально-революционной партией и выразившийся в убийствах Гейкинга, Никонова и других аналогических фактах»… и проч.
Содержание этих объявлений, рассылаемых из Киева, а также объявления об убийствах Гейкинга, Никонова и о покушении на жизнь Котляревского и приложенные к ним печати устанавливают тот факт, что они печатаются в подпольной типографии в г. Киеве, где должен был находиться и самый исполнительный комитет, на бланках которого, с приложением тех же печатей, были отправлены с угрозами письма к прокурору с.-петербургской судебной палаты Лопухину[143] после убийства ген. адъют. Мезенцова и к начальнику харьковского губ. ж. управления[144] после заарестования Фомина (Медведева), участвовавшего в освобождении из-под стражи политического преступника Войнаральского[145], в вооруженном нападении на конвой, причем был убит жандарм; в письмах этих категорически было сказано прокурору Лопухину и генералу Ковалинскому, что они будут убиты, если будут продолжать расследование дел; письма эти были написаны одним почерком, весьма четким и красивым, без всякого изменения.
Помимо этого, до сведения киевского жандармского управления из секретного источника дошло, что в Киеве должны находиться весьма серьезные и решительные личности, стоящие во главе исполнительного комитета, что типография находится в Киеве и что весьма важную роль в убийствах играют два лица, известные в преступной среде под именами Валериана и Волка, что последний настолько осторожен, что квартира его никому неизвестна, и он только по вечерам выходит для пропаганды к памятнику св. Владимира; примету имеет: два выбитых зуба в верхней челюсти.
Эти обстоятельства послужили к принятию со стороны жандармского управления усиленных мер розысков, денных и ночных, которые продолжались более полугода, пока личности не были установлены и не было установлено место нахождения типографии, и за ними было установлено систематическое наблюдение шаг за шагом, дабы не дать ошибки в задержании лиц и обысках.
24 января 1879 г. наблюдение и розыски увенчались полным успехом: капитаном Судейкиным[146] на Крещатике был арестован Волк с подложным документом на имя Вышнякова, оказавшийся студентом новороссийского университета Иннокентием Волошенко[147] 26 лет, и Валериан с подложными документами на имя Байкова, Ферапонтова и др., оказавшийся сыном генерал-майора, бывшим воспитанником корпуса путей сообщений, секретарем городской и земской управы в г. Ростове на Дону, Валерианом Осинским 26 лет, жившим совместно с дочерью генерал-майора Софьею Лешерн-фон-Герцфельд[148] под именем его жены 41 года от роду, привлекавшейся к делу 193-х и приговоренной сенатом к лишению прав и ссылке в отдаленные губернии, кроме сибирских. (Приговор этот по высочайшей милости не был приведен в исполнение.) Осинский и Лешерн оказали вооруженное сопротивление, причем Лешерн в упор два раза выстрелила в полицейского чиновника, но последовали две осечки, благодаря слабой пружине в револьвере — по заключению экспертов. При обыске у Осинского и Лешерн найдены: подложные паспорта, фальшивые свидетельства о вступлении в брак, револьверы, кинжалы, принадлежности для делания и оттисков печатей, брошюры возмутительного содержания, в количестве 81 издания, рукописи дела о волнении чигиринских крестьян 1875 года по поводу введения люстрационных актов (чигиринское дело, тайная дружина, опыт революционной организации), переписка с Лизогубом, казненным в Одессе, и яды кураре и цианистый калий, принадлежащие к числу самых сильных ядов. У Вышнякова найдено тоже много вещественных доказательств, уличавших его в государственных преступлениях и также яды. Рассылаемые по почте объяснения от исполнительного комитета по поводу совершенных убийств были не только разосланы Вышняковым, но и составлены им, в чем он на суде сознался, быв уличен экспертизою в тождестве его почерка с почерком на конвертах разосланных.
Письма угрожающего характера к Лопухину и Ковалинскому об убийствах эксперты безусловно признали писанными рукою Осинского; сверх того в одном из писем, отобранных в Петербурге при обыске и обращенном к Засулич[149] от Федоровой (Коленкиной), которая также ходила на убийство, указывалось и извещалось, что Осинский ходил также на убийство ? la Засулич, но неудачно и вернулся «? la я», т. е. как Федорова, тоже неудачно. Осинский был близок к Гартману, участвовал в убийстве шефа жандармов Мезенцева, и брошюра об убийстве Г. А. Мезенцева вышла из-под пера Осинского.
Осинский, Лешерн и Волошенко приговорены киевским военным судом 7 мая 1879 года: первые двое к смертной казни, а Волошенко в каторжные работы в крепостях на 10 лет. Лешерн заменена смертная казнь — 20-летней каторжною работою.
После заарестования Осинского, Лешерн и Волошенко, находившихся в непосредственных сношениях с лицами, проживавшими в г. Киеве в д. Коссаровской, где находилась тайная типография, в которой и печатались вышеозначенные объявления и жили другие члены исполнительного комитета, — усилия жандармского управления были направлены ко взятию типографии и к заарестованию всех лиц исполнительного комитета, но так как по собранным сведениям этих лиц было не мало и они решили оказать вооруженное сопротивление, взятие их представляло немало затруднений, пришлось употребить средство для отвлечения некоторых лиц из дома Коссаровской, во избежание перекрестного огня и пришлось заарестовать в двух местах и на улице; несмотря на трудности дела, они были обойдены, и шайка была заарестована с типографиею; вооруженное сопротивление было встречено в двух местах самое отчаянное, с обеих сторон было выпущено до 60 выстрелов. Заарестованы: прусский подданный Людвиг Брантнер 28 лет, сын полтавского полицмейстера Ростислав Стеблин-Каменский[150] 22 л., дворянин, бывший киевский студент Владимир Дебагорий-Мокриевич 31 года, мещанин Павел Орлов[151] 22 л., сын купца Николай Позен[152] 28 л., греческий подданный Степан Феохари[153] 23 лет, неизвестный — раненый в голову[154], именовавшийся Антоновым (впоследствии после повешения, личность установлена, учитель симферопольского городского училища Свириденко[155] 26–27 лет), жена дворянина, бывшего учителя киевской военной гимназии и киевского института благородных девиц, Марья Ковалевская[156] 29 лет, дочь чиновника, слушательница акушерских курсов при университете Екатерина Сарандович[157] 21 года, дочь действ. ст. сов. Наталья Армфельд[158] 30 л., дочь офицера Александра Потылицина[159] 19 л., вдова лекаря Екатерина Ниточаева[160] (притонодержательница) 27 л., дочь унтер-офицера Вера Васильева[161] (сестра Неточаевой) 17 л. и два брата дворянина Иван и Игнат Ивичевичи, 25–26 л.
При этом вооруженном сопротивлении контужен в грудь капитан Судейкин, контужен в живот жандарм, ранен в плечо жандарм и убит наповал жандарм Казаник выстрелом из револьвера. Из злоумышленников Брантнер, два брата Ивичевичи и неизвестный, не открывший своего звания, — ранены; из них два брата Ивичевичи от ран через несколько дней умерли.
При обыске в доме Коссаровской была взята масса вещественных доказательств, типография, до 40 фальшивых печатей, отлично вырезанных на камне и графите, всевозможных правительственных учреждений, инструменты для вырезки, брошюры, бланки правительственных учреждений и мест, револьверы, патроны, кинжалы и т. п. вещи.
Военный суд 4 мая 1879 г. приговорил: Брантнера и Антонова — к смертной казни, Мокриевича, Позена, Каменского, Орлова, неизвестного, Феохари — к лишению прав, ссылке в каторжные работы на рудниках, каждого на 14 л. и 10 месяцев, за исключением Феохари, который осужден на 5 л. и 4 мес. в крепостях; Ковалевскую, Армфельд, Сарандович, Потылицину — к лишению прав и ссылке в каторжные работы, первых троих на 14 л. 10 мес., а последнюю на 4 года. Ниточаева и Васильева оправданы.
По заарестовании этих лиц более объявлений от исполнительного революционного комитета — не появлялось.
Из вышеупомянутых осужденных лиц судом главные агитаторы Дебагорий-Мокриевич и Владислав Избицкий — бежали с дороги между Красноярском и Иркутском.
В г. Николаеве в конце 1879 года был задержан беглый матрос Петр Ключников[162] 27 лет, по показаниям его принадлежавший также к киевской партии социалистов и имевший большие знакомства с членами этой партии. Ключников был вытребован в Киев и 27 января 1880 г., дал в Киеве большое показание, не лишенное интереса в смысле характера действий членов партии. В нем рельефно рисуются социалисты, покушавшиеся на убийство командира флотского экипажа с целью грабежа и убившие содержателя харчевни Головкова, его жену, сына и служанку, причем взято было 750 рублей.
После взятия типографии и заарестования в большинстве членов исполнительного комитета в г. Киеве, до сведения киевского жандармского управления дошло, что злоумышленники, оставшиеся на свободе, приготовляют разрывные снаряды, с тем чтобы отмстить властям за задержанных лиц. Розыски и установленное наблюдение дали возможность установить местонахождение разрывных снарядов; дом, где они находились, был в такой местности города, что наблюдение могло быть только с высоты птичьего полета, для чего и была избрана колокольня ближайшей церкви. 6 мая 1879 г. было приступлено к обыску и аресту. При обыске взяты: ящик с прессованным пироксилином прусской фабрикации, приготовленные из металла пустые гранаты для отливки гранат, наполненные землею, 2 картечи с воронкообразным углублением, коловорот для выделки углублений в картечах, колодка, употребляемая для приготовления стержней для гранат, семь стержней, обмотанных мочалом, сита, решета для просеивания земли, принадлежности для растопки металла, кузня, револьверы, кинжалы, подложные паспорта, брошюры преступного издания и т. п. Арестованы: именовавшийся мещанином Анисим Федоров[163] около 40 лет, отказавшийся объяснить свою фамилию, личность его осталась неустановленной, сын дьякона Федор Предтеченский[164], воспитывавшийся в Мелитопольском духовном училище, затем был слесарем на железных дорогах, 23 лет, и обыватель г. Варшавы Владислав Красовский[165] 22 лет.
14 июля 1879 года военный суд приговорил Федорова и Красовского к смертной казни, а Предтеченского — к лишению прав и ссылке в каторжные работы на 20 лет. Красовскому затем смертная казнь заменена 20-летней каторжной работой, а Федоров повешен в Киеве.
Взятием пироксилина и разрывных снарядов покушения на жизнь властей были предупреждены.
9 февраля 1879 г. был убит харьковский губернатор князь Кропоткин; об убийстве его сделалось известным в д. Коссаровской, где была тайная киевская типография[166], ранее чем пришла правительственная депеша об этом в Киев, что наводило на ту мысль, что из проживающих в означенном доме кто-либо из членов исполнительного комитета получил через кого-либо условную депешу из Харькова и быть может убийца был из этой среды. Предположение оправдалось. Были предприняты розыски через агентов, которые приносили известие, что прибыл в Киев какой-то Володька Полячек, участвовавший в убийстве, за что и получил 300 р., на деньги эти оделся прилично, тогда как он прежде ни денег, ни порядочной одежды не имел, что этот Полячек обладает большой физической силой и употреблялся в дело как черная, грубая сила. Несколько месяцев ходили жандармы, наблюдавшие шаг за шагом за Полячеком, наконец удалось восстановить его квартиру на Крещатике в д. Ждановского; сверх того на Полячека были указания, что он прибыл в Киев как хороший стрелок для убийства из-за угла, но не посредством револьвера, а из ружья, так как местность в Киеве способствует подобным убийствам при проездах мимо гор и оврагов и что первый выстрел он располагал направить в помощника начальника киевского жандармского управления капитана Судейкина.
Эти указания послужили основанием к заарестованию Полячека 21 августа 1879 года; при нем найдены револьвер, ружье, патроны, кинжал в крови, яды etc; арестован он был с подложным паспортом на имя харьковского мещанина Григоренко, а впоследствии оказался дворянином Волынской губ. Людвигом Кобылянским[167]. С момента арестования Кобылянского началось собрание сведений по убийству князя Кропоткина в Киеве и Чернигове начальниками жандармских управлений черниговского и киевского, лично делившимися полученными сведениями; и первый из них, полковник фон-Мерклин[168], пришел к заключению, что князя Кропоткина убил Гришка Гольденберг, начальник киевского управления держался того, что Кобылянский был пособником и что между убийцами шло соревнование. 11 февраля была взята в Киеве тайная типография, и Кобылянский, по его словам, чуть было не попался; Гольденберг — тоже. 14 ноября 1879 г. с разрывными снарядами был задержан в Елисаветграде человек под именем Ефремова; по фотографии, присланной в Киев, начальник киевского управления восстановил тотчас личность Ефремова, признав в изображенном на карточке известного революционного деятеля киевского кружка Григория Гольденберга. Окончательно Гольденберг был установлен предъявлением карточки его отцу, проживающему в Киеве. Григорий Гольденберг долго не давал никаких показаний, ни о чем. Тогда начальник Одесского жандармского управления обратился к начальнику киевского жандармского управления, прося его содействия через родителей Гольденберга, проживавших в Киеве; и когда начальником киевского управления было исходатайствовано личное свидание Григория Гольденберга с родителями, которые были уговорены поехать в Одессу, то Григорий Гольденберг после нескольких свиданий с родителями сделался мягче, а затем приступил к даче обширного показания, которое известно из обвинительного акта, помещенного в номере «Правительственного вестника» за 1880 год. Гольденберг дал показание, благодаря только влиянию на него родителей и матери в особенности, которую он беспредельно любил и уважал.
Кобылянский для осуждения из Киева был передан в С.-Петербург, где и осужден.
3 июля 1878 г. в киевском военном суде слушалось дело по предмету покушения на ограбление казенной почты, следовавшей из Житомира в Киев со 102 тыс. рублей и казенного денежного ящика курского пехотного полка в г. Житомире. В деле этом принимали участие лица житомирского и киевского революционных кружков, а именно: отставной поручик Константин Козакевич[169] 39 лет, отставной подпоручик Роман Зундштрем[170] 41 года, коллежский регистратор Илья Кречетович[171] 32 лет, дворянин Корнелий Богряновский[172] 18 лет, сын чиновника Степан Чуйков 18 лет, крестьянин Савастьян Строганов[173] 19 лет, киевский мещанин Платон Горский[174] 28 л., сын тит. сов. Иосиф Бильчанский[175] 21 года, купеческий внук Александр Овчинников[176] 18 л., сын отставн. кандидата Филипп Давиденко[177] 18 л., и крестьянин Иван Зубржицкий[178] 18 лет. Шесть первых и Зубржицкий арестованы в Житомире, остальные — в г. Киеве. Строганов, Горский, Бильчанский, Давиденко, Овчинников и Зубржицкий принадлежали к киевскому революционному кружку — или правильнее выразиться — были завербованы как уестествители-ушкуйники. Сверх того, Бильчанский и Зубржицкий обвинялись в вооруженном сопротивлении, а Бильчанский, Горский, Овчинников, Давиденко и в предумышленном убийстве мещанина Курилова на берегу р. Днепра, а Овчинников сверх этого убийства и в убийстве дворянина Барановского в Киеве около памятника св. Владимира и в произнесении оскорбительных слов против особы его величества.
Партия эта представляла отборных лиц, по профессии убийств, грабежей, ограблений, готовых на все, сыздавна известных воровствами и завербованных в ряды социально-революционной среды для известных целей, как то: приведения в исполнение приговоров исполнительного комитета над властями и разными лицами, мешавшими революционному делу и для добывания средств всевозможными путями.
Циническая сторона жизни и характера некоторых из этих лиц превосходила всякое вероятие; так например на суде выяснилось показаниями, что, когда Бильчанский, Давиденко, Горский и Овчинников коварно затащили своего эксперта в глухое место, мещанина Курилова, для убийства, подозревая его, что он выдает их принадлежность к противозаконному сообществу, и Курилов, получивший первый выстрел в руку, бросился на колени, умоляя о помиловании, то Бильчанский в ответ выстрелил в упор в грудь, а затем в спину, когда повалился Курилов на землю. После этого, Бильчанский рассказывал, что он над Кириловым производил опыт в том, что человек изображает, когда в него выстрелят в упор, причем Бильчанский добавил, что Курилов, получив рану в грудь, выкатил так глаза, что они были похожи на бараньи яйца и в этот момент Курилов так был красен, что он, Бильчанский, влюбился в него и в его глаза.
Курилов убит был 13 апреля 1879 г. против Киева, на острове, в урочище Долбецком, вблизи Никольской слободки; разложившийся труп Курилова не дал возможности заметить насильственную смерть и он был похоронен.
В июне месяце 1879 г. киевскими жандармами была обнаружена могила Курилова; труп был отрыт и оказалось по медицинскому осмотру, что он был убит тремя выстрелами: левая локтевая кость перебита, на спине оказалась зияющая рана огнестрельная и под правой ключицей тоже зияющая рана и в ней найдена свинцовая пуля и сверх того на груди сквозное зияющее отверстие.
7 июля 1879 г. суд приговорил Горского, Бильчанского и Овчинникова — к смертной казни, Казакевича, Зундштрема, Кречетовича, Багряновского, Чуйкова, Строганова, Давиденко и Зубржицкого — лишить всех прав состояния, и сослать в каторжные работы: Багряновского — в крепостях на 6 л. 8 мес., а последних 7 человек, при уменьшающих вину обстоятельствах, Зубржицкого и Давиденко в рудниках каждого на 20 лет; Казакевича и Зундштрема и Кречетовича на заводах каждого на 6 лет, Чуйкова и Строганова на заводах каждого на 4 года, а по окончании работ поселить в Сибири навсегда. Горский и Бильчанский — повешены, а Овчинникову смертная казнь заменена 20 годами каторжных работ; Строганов помилован в виду данных им откровенных показаний и полного раскаяния.
10 июля 1879 г. киевским военным судом приговорен к лишению прав и ссылке в каторжные работы на заводах на 6 лет с водворением в Сибири навсегда австрийский подданный Флориан Богданович[179] 39 лет, содействовавший целям противозаконного сообщества; это содействие выразилось в присылке из-за границы Богдановичем в Киев огромного количества экземпляров книг и брошюр преступного содержания на имя почетного гражданина Льва Паночини в 1878 г., который суду предан не был, так как по освидетельствовании оказался одержимым сумасшествием в форме слабоумия.
20 октября 1879 года киевским военным судом приговорен к лишению прав и ссылке в каторжные работы на заводы на 4 года, с поселением в Сибири навсегда, минский мещанин Василий Татаринчик 24 лет за распространение письменных и печатных сочинений, возбуждающих к бунту и явному неповиновению верховной власти.
8 июля 1879 года бывшая киевская соединенная палата приговорила: дворянина Шеффера 18 лет, мещанина Лучинского 19 лет, дворянина ученика Галагановской коллегии Кандыбу 16 лет, виновных в умышленном распространении сочинений, возбуждающих к бунту, Шеффера, как главного виновника, к лишению прав состояния и ссылке в каторжные работы на заводах на 4 года, Лучинского, как участника, к лишению прав и ссылке в Сибирь в нестоль отдаленные места, Кандыбу, как участника, имевшего менее 17 лет и действовавшего без полного разумения — заточить в тюрьму на 4 месяца; крестьянина Ивана Кобыша 20 лет — за хранение тех сочинений — к аресту на семь дней, а крестьянина Антипа Кобыша 19 лет — оправдала. Имея же в виду несовершеннолетие Лучинского во время совершения преступления, палата определила ходатайствовать о смягчении наказания, соразмерно определенному Кандыбе. Приговор представлен в ревизионном порядке в сенат.
В марте месяце 1879 года решением правительствующего сената утвержден приговор киевской соединенной палаты, состоявшийся 27 июня 1878 г., по которому крестьянин Петр Кифоренко 33 лет признан был виновным в хранении сочинений преступного содержания и приговорен к аресту на 2 месяца и 15 дней при полиции; по приведении приговора в исполнение, Кифоренко отправлен по высочайшему повелению на жительство под надзор полиции в Архангельскую губернию за произнесение дерзких слов против особы государя императора во время содержания под стражей по первому делу.