XI Чигиринское дело

XI

Чигиринское дело

Под чигиринским «делом», бывшим в Киевской губернии, следует разуметь вполне организованное тайное противозаконное сообщество, состоящее почти из тысячи членов или дружинников, навербованных исключительно из крестьян бывших государственных имуществ, при содействии революционной пропаганды, с опасным характером и последствиями, которые могли бы случиться, если бы организация эта не была своевременно разрушена; главные деятели в этой организации сверх того обвиняются в составлении и распространении подложного манифеста от имени государя императора, а также подложных телеграмм «Правительственного вестника», имевших политическую зловредную цель.

Предварительно изложения самой сущности дела, бывшего на суде, я нахожу необходимым выяснить экономическое положение крестьян Чигиринского уезда, тех сел и деревень, которые вошли в организованное тайное сообщество, и те условия, в которых находились крестьяне, поддавшиеся влиянию и обману со стороны революционных деятелей, так как, по моему мнению, экономическое положение казенных крестьян и условия сложившегося их материального быта, состоящего в полной зависимости от земельного надела, — были главными причинами, вызвавшими организацию в среде крестьян тайного сообщества, поддавшихся легко влиянию и обману неизвестных личностей, из-за того только, чтобы выйти к лучшему из того невыгодного и невозможного экономического положения и условий, в которых они были поставлены независящими от них причинами.

Агитаторы пропаганды, зная условия и положение крестьян Чигиринского уезда государственных имуществ, накинулись на них смело и уверенно, с ловкостью повели свое преступное дело, сознавая вполне, что почва пропаганды как нельзя более окажется восприимчивою и плодородною в означенной местности, в чем и не ошиблись.

В юго-восточной части Киевской губернии протекает река Тясмина, впадающая в Днепр близ г. Новогеоргиевска Херсонской губернии; узкая полоса земли между обеими реками, текущими почти параллельно друг к другу, по случаю сыпучих песков, наносимых весенними разливами Тясмины и Днепра, далеко не удовлетворяет потребностям довольно многочисленного сельского населения ведомства государственных имуществ, раскинувшегося почти беспрерывною цепью хуторов и поселков по берегам двух рек и имеющих вдоль дороги от г. Черкасс до г. Новогеоргиевска и Чигирина, идущей по возвышенной местности, — свои поля; но пока крестьяне эти, по определению прежней люстрационной комиссии платили оброк соразмерно достоинству и пространству отведенных им участков земли, до тех пор они, по-видимому, довольствовались своим положением, исправно платили оброк и другие государственные повинности; средства же для сего те немногие крестьяне, которые пользовались крупными участками от 12 до 18 десятин на двор, частью извлекали из доходов от хлебопашества, а большая часть населения, наделенная малыми участками, пространством от одной до шести десятин на двор, пополняли эти платежи доходами от значительных заработков в Херсонской губернии, где при душевом наделе по пяти десятин земли, весьма плодородной, в имениях помещиков ощущается постоянный недостаток в рабочих силах, в особенности в летнее время при уборке трав и хлебов.

В таком приблизительно положении находились дела крестьян государственных имуществ в означенной местности до 20 октября 1867 года, т. е. до издания высочайшего указа о приведении государственных крестьян на выкуп. Мера эта, отнимающая у означенных крестьян надежду на возможность увеличения участков земли, находившихся в их пользовании при предстоящей люстрации (последняя происходила лет двадцать тому назад), заставила их домогаться настоятельно о дополнении земельного надела до размера пяти десятин на ревизскую душу, по примеру крестьян, близко граничащих с ними Херсонской губернии и бывших крестьян военных поселений в Киевской губернии. Домогательства эти вызвали переписку между местною люстрационной комиссиею и министерством государственных имуществ, которая продолжалась до 1870 года. Наконец, 28 мая того же года последовал высочайший указ, в силу которого было разрешено перевести крестьян в означенной местности на общинное пользование землею, но уже без всякой прирезки, а только с предоставлением им права передела всей вообще земли между собою, причем требовалось еще, чтобы в определенный срок крестьяне составили письменный договор с поименованием в нем каждого хозяина, изъявляющего согласие уступить свой участок обществу, для раздела между его членами, чтобы означенный передел был совершен ими полюбовно и без всякого содействия со стороны правительства.

Такой оборот дела крестьян Киевской губернии, не сочувствующих вовсе общинному владению, как совершенно для них чуждому и непонятному, до крайности их озадачил, тем более, что, домогаясь надела по пяти десятин на душу, даже те крестьяне, которые владели наиболее крупными участками, доходящими до 18 десятин на двор, ожидали приращения своего благосостояния, между тем общинное владение, вводимое в их полевое хозяйство без прирезки соответственного населению количества земли, — предвещало тем из них, которые своим трудолюбием и бережливостью упрочили уже свой материальный быт, крайний недостаток в будущем, тех же крестьян, которые снискивали для себя средства к существованию заработками в соседней губернии, лишало свободы действий и ставило в зависимость от общины с круговым поручительством за несостоятельных и находящихся в безвестной отлучке ее членов.

При объявлении сего высочайшего повеления, ведомство государственных имуществ возбудило еще большее неудовольствие крестьян с одной стороны предварением, что переход их к душевому наделу или к общинному пользованию землею лишает министерство возможности устроить их по правилам 20 октября 1867 года, а с другой — старанием убедить крестьян, что таковой переход для них невыгоден, ибо все вакантные земли, какие находятся еще в распоряжении министерства, получат другое назначение, а следовательно не будут предоставлены в их пользование, и что, как только упомянутый выше договор состоится между ними, то люстрация займется исключительно устройством к лучшему тех крестьян, которые останутся при участковом пользовании, доныне существовавшем.

Такое странное предварение заронило в умах крестьян сомнение в его справедливости, и они даже заподозрили ведомство государственных имуществ в намерении заставить их отказаться от своего первоначального домогательства, насчет душевого надела — для своекорыстных целей. Подозрение это отчасти подтвердилось назначением люстрационным чиновникам в награду за их усердную деятельность участков казенной земли (ферм), которые до сих пор отдавались в аренду частным лицам, а в дальнейшем будущем представляли как бы земельный фонд для прирезки к крестьянским наделам. Обстоятельство это было поводом, что в пяти волостях договоры о переходе к душевому наделу состоялись, а в остальных, за пропущением срока, крестьянское хозяйство оставалось в прежнем состоянии.

Такая путаница в устройстве государственных крестьян Липовской и Чаплинской волостей Чигиринского уезда, сопровождаемая разноречивыми толкованиями закона, для них непонятного и темного, несколько случаев пристрастного действия люстрационных чиновников в пользу более зажиточных крестьян и в особенности размер платежей, определенный для выкупа, далеко превышающий размер прежде платимого крестьянами оброка, в совокупности с разными другими неблагоприятными обстоятельствами вызывали раздражение между крестьянами, владеющими определенными участками земли и теми, которые подписали договор о переделе земли между собою по общинному положению, бесконечные распри и раздоры, дошедшие до ожесточения; причем (подписавшие договор) как потерпевшие полное разорение от члена губернской люстрационной комиссии Алифина и бывшего местного мирового посредника Шушерина, наделявших их сыпучими песками, причисленными люстрациею к разряду удобных земель и которыми они пользовались бесплатно, отказались от принятия таковых и взноса в казну причитающихся платежей, что и было поводом к понуждению крестьян к повиновению через посредство воинской команды. Когда же и эта, крайне разорительная для крестьян, мера не привела к желанным результатам, то киевский губернатор отправился на место происшествия для личного вразумления крестьян и подвержения наиболее виновных в сопротивлении законным властям и подстрекательстве надлежащей ответственности.

Поездка губернатора, возвратившегося в Киев 9 мая 1875 г., осталась однако же без всяких последствий, тем более, что по прибытии на место он удостоверился в основательности претензий крестьян и недобросовестных действиях Алифина и Шушерина. И хотя ни до приезда его в Чигиринский уезд, ни во время его там пребывания никаких беспорядков и буйств со стороны крестьян не происходило, которые к тому же встретили начальника губернии с хлебом-солью и всеми признаками должного уважения, за всем тем он приказал взять под стражу наиболее строптивых. Заслуживает внимание то обстоятельство, что при этом распоряжении крестьяне не только не старались скрыть задерживаемых, но сами представляли их полицейским властям.

При последней люстрации местный мировой посредник Шушерин, переведенный в 1875 г. за разные злоупотребления по службе за таковую же должность в Радомысльский уезд и затем уволенный от должности, и члены люстрационной комиссии частью из корыстных целей, а частью из желания заслужить благодарность министерства государственных имуществ, — неудобные земли и сыпучие пески причислили к разряду земель удобных и, наделив ими крестьян, изъявивших согласие перейти к общинному владению, обложили их несоразмерными платежами; в то же самое время удобные запасные земли, которыми пользовались иногда наиболее недостаточные крестьяне, были ими предоставлены во владение участковых зажиточных крестьян, причем, некоторые из них получили дополнительные участки от 5 до 50-ти десятин в одни руки, сообразно с средствами к платежу каждого. Таким образом в волостях Шабельникской, Чаплинской и Топиловской многие крестьяне получили в надел всего по полдесятины удобной земли, в Липовской же волости крестьянам прирезали 900 десятин сыпучего песку, совершенно неудобного к хлебопашеству. Кроме сего, так как движение песков со стороны Днепра и Тясмины угрожало огородам крестьян означенной местности, и они для удержания песков в значительном расстоянии от своих огородов развели ивовые насаждения, то люстрация, придерживаясь буквы положения, включила все пространство, ограниченное плетнями и ивовыми порослями в общую сумму огородной земли и показала ее вполне удобною, а одновременно с этим те казенные земли, которые можно было бы предоставить в пользование наиболее нуждающихся крестьян, были обращены в отдельные фермы и розданы в награду членам люстрационной комиссии Шушерину и бывшему правителю канцелярии генерал-губернатора Сабанееву, получившему ферму под названием Херсонка и несколько лет тому назад умершему. Упорство крестьян означенной местности, выразившееся в нежелании подчиниться установленным для их экономического устройства правилам, за всем тем ожесточало общинников против участковых настолько, что можно было опасаться, чтобы последние не пострадали от своих противников, на стороне которых имелся численный перевес. Угрозы общинников истребить огнем и железом достояние своих счастливых соперников и виновников их бедственного положения, которыми они считают крестьян участковых, уже повторялись неоднократно и вызвали несколько арестов.

Домогательства общинников, удовлетворение которых могло бы положить предел волнениям, заключались в понижении платежей до размера прежде платимого ими оброка и переделе отведенной им земли между ними подлежащими правительственными властями, ибо крестьяне откровенно заявляли, что передел земли по приговору общества ими самими не обойдется без насилий и кровопролития.

17 июня 1877 года бывшею киевскою соединенною палатою было рассмотрено уголовное дело, по обвинению 326 бывших государственных крестьян некоторых волостей Чигиринского уезда в сопротивлении правительственным распоряжениям. Из дела этого видно, что со времени приведения в действие высочайшего указа сената 16 мая 1867 г., поземельном устройстве государственных крестьян в девяти западных губерниях, с 1868 г. обнаружился целый ряд волнений между государственными крестьянами Чигиринского и Черкасского уездов Киевской губернии, вызвавший некоторые правительственные мероприятия и уголовные преследования за преступления, совершенные этими крестьянами. В этих волнениях выразились вначале стремления большинства государственных крестьян Черкасского и Чигиринского уездов к изменению земельного устройства, созданного указом 16 мая 1867 г., в смысле равномерного наделения землею на душу мужского пола, притом в количестве от 5 до 15–18 десятин.

Такие стремления порождены были и непониманием крестьянами относящихся до их земельного устройства законоположений, вызванным, быть может, также и не вполне ясной редакцией некоторых статей инструкции 20 октября 1868 г. для составления, предъявления и утверждения люстрационных актов и нелепым слухом о существовании какого-то «царского указа», скрытого чиновниками о всеобщем переделе земель.

Лица, являвшиеся вожаками движения, отчасти верившие в правоту своих желаний, отчасти действовавшие и из личных выгод, поддерживали волнение и укрепляли крестьян в решимости достигнуть своих требований посредством распространения всевозможных нелепых слухов, неправильного толкования законоположений и распоряжений по отношению к люстрационным актам и сообщением отчасти ложных сведений о действиях разных должностных лиц, принимавших какое-либо участие в исполнении земельной люстрации, а отчасти и справедливых, как сказано выше.

Все это вызвало, начиная с 1869 по 1872 г., пассивное сопротивление при исполнении люстрационных работ и стремления к осуществлению своих мечтаний путем хотя не насильственным, но противозаконным, именно — подачей прошений на имя его императорского величества. Встретив на этом пути препятствие, крестьяне произвели ряд насильственных действий против членов сельского управления, послуживших основанием для возбуждения в 1871 и 1872 г. уголовного преследования, из коих одно в отношении главного вожака движения, получившего известность в Киевской губернии, Фомы Прядки[180], разрешенное соединенною палатою 17 июня 1877 г.

После этого волнение по-видимому улеглось, и действительно, но только в Черкасском уезде и некоторых, хотя немногих, волостях Чигиринского уезда более не повторялось. В семи же волостях Чигиринского уезда в конце 1874 и начале 1875 г. при проведении в действие люстрационных актов многие из крестьян уже оказали такое сопротивление, которое привело администрацию к необходимости принятия чрезвычайных мер для установления законного порядка и послужило основанием для возбуждения уголовного преследования 326 крестьян.

Общий характер действий крестьян, привлеченных к этому делу, выражал стремление принудить правительство или оставить земельное устройство в прежнем виде, или исполнить требование о наделении по 5 десятин на душу. Еще до рассмотрения судом этого дела, на той же почве, но в этот раз при содействии нового фактора — революционной пропаганды — возникло так называемое «чигиринское дело», с опасным характером.

Дознанием и следствием по чигиринскому делу вполне установлен факт образования и распространения, по инициативе сына священника Якова Стефановича, рядового из евреев Льва Дейча и дворянина Ивана Бохановского[181] в Чигиринском уезде в начале 1877 года среди бывших государственных крестьян 12 селений тайного сообщества, усвоившего себе название «Тайная дружина». Цель этого сообщества выражена в его уставе, который вместе с тем служил основанием для организации.

Целью сообщества, как видно, было изменение существующего порядка землевладения путем захвата земель, не принадлежащих крестьянам, и раздел их между всеми жителями данной местности поровну, для чего предположено было нападение на помещиков, духовенство и членов других сословий и вооруженное сопротивление властям.

Сообщество делилось на отдельные кружки в 25 человек под названием «староства» с выборными старостами, которые, имея надзор за дружинниками и управляя ими, собирают денежные взносы, вербуют новых членов и, участвуя в старостной раде, избирают из себя казначея дружины и атамана, посредством которого дружина сносится с комиссарами. Полученные через этого атамана приказания комиссаров должны быть исполняемы старостами и отдельными дружинниками беспрекословно — так же, как и распоряжение старостной рады, которая уполномочена расходовать кассу и принимать меры в случае опасности.

Средства, коими вынуждалось подчинение требованиям устава и отдельным распоряжениям, заключались в присяге, даваемой каждым дружинником, и в угрозе смерти; эти же два средства служили и для сокрытия от правительства существования и действий сообщества, причем сохранение действий такового втайне облекалось еще установлением пароля.

Для успешного распространения сообщества были употреблены в дело два средства — распространение ложных слухов и уверений, что государь император давно уже даровал крестьянам всю землю для пользования без всяких платежей, но что помещики, духовенство и чиновники из корыстных видов скрыли «царский указ» об этом, и употребление подложного от имени его императорского величества манифеста, в коем к изложенному выше присовокуплялось, что государь император бессилен привести свою волю в исполнение, а потому призывает крестьян организовать тайные общества и, ополчившись против ослушников его воли, с оружием в руках завоевать себе дарованные им, государем, народу права.

Кроме того, из дел было видно, что сообщество это к половине 1877 года считало в числе своих членов около 1000 человек, что некоторые из них заготовили оружие и что начало действий для осуществления целей сообщества означалось не на неопределенно отдаленное будущее, а предполагалось в непродолжительном времени, не позже 1 октября 1877 года.

Некоторые из дружинников уже заготовили даже требуемые уставом пики.

Из данных, добытых дознанием, выяснилось, что тайное сообщество состояло почти из тысячи человек, или дружинников, навербованных исключительно из бывших крестьян государственных имуществ, и что пропаганда отнюдь не коснулась бывших помещичьих крестьян, что подтверждает, насколько действия членов люстрационной комиссии были неправильны и незаконны и в каком безвыходно-тяжелом экономическом положении находились крестьяне государственных имуществ, поддавшиеся, благодаря действий членов люстрационной комиссии, бессовестной эксплуатации со стороны революционеров-пропагандистов.

Чигиринское дело было закончено и препровождено к г. киевскому губ. прокурору 16 и 22 апреля 1879 г.

Дело это для слушания на суде было разделено на две половины: первая слушалась в киевской судебной палате 8–11 июня 1879 г. исключительно из преданных суду 42 крестьян, которые обвинялись в организации и принадлежности к тайному противозаконному сообществу, возникшему в 1877 году в среде крестьян Чигиринского уезда. Из 42-х человек пять признаны виновными в принадлежности в качестве главных руководителей к тайному противозаконному сообществу, имевшему цель возбудить неповиновение властям и вражду между сословиями и скрывавшему свое существование от правительства посредством особых мер, и приговорены платою: отставной унтер-офицер Олейник[182] — на 2 г. 9 мес. в арестантские роты, затем на 2 г. под надзор полиции, отставной фельдфебель Писковой[183] — на 2 г. 7 мес. в те же роты и под надзор полиции, крестьяне Тененик[184], Гудзь[185] и Прудский[186] — на 1 г. 7 мес. в арестантские роты, и сельский староста Дейнега — к 2-месячному тюремному заключению за недонесение начальству об образовавшемся сообществе; 25 крестьян, признанные виновными, действовавшими под влиянием обмана, освобождены от наказания, которому они подлежали бы как главные виновники, и 13 крестьян освобождены вовсе от суда.

Вторая половина Чигиринского дела слушалась в Палате 6, 7 и 8 июля 1879 г.; сын священника Яков Стефанович, рядовой из мещан, еврей Лев Дейч, дворянин Иван Бохановский и сын ст. сов. Владимир Малавский[187] обвинялись в организации сообщества, в составлении и распространении подложного манифеста от имени государя императора, а также подложных телеграмм «Правительственного вестника», имеющих политическую зловредную цель; сын свящ. Михаил Стефанович[188], дворянка Юлия Круковская[189], дворянин Георгий Шеффер[190], купеческий сын Василий Чернояров обвинялись в сокрытии и истреблении следов означенных преступлений, а дворянин Николай Полетика и сын священника Олимпий Стефанович — в сокрытии подсудимого Якова Стефановича.

8 июля 1879 г. палата приговорила: Малавского 24 лет, к лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в отдаленнейшие места Сибири, Круковскую 31 года, по лишении всех особенных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ, к ссылке на житье в Иркутскую губернию, с воспрещением отлучки в течение 3? лет, а в другие области Сибири в течение 11 лет; Михаила и Олимпия Стефановичей по обвинению их в недонесении на брата наказанию не подвергать, Шеффер, Чернояров, Полетика — оправданы. Приговор об этих лицах представлен в ревизионном порядке в правительствующий сенат.

Яков Стефанович, Лев Дейч и Иван Бохановский в ночь с 26 на 27 мая 1878 г. из киевского тюремного замка бежали до предания их суду.