КОМАНДАРМ

КОМАНДАРМ

В июне 1966 года генерал-лейтенанта М. Г. Григорьева, проявившего исключительную способность успешно руководить большими воинскими коллективами, ракетную эрудицию и оперативно-стратегический кругозор, назначают командующим крупнейшей ракетной армией, имеющей десятки ракетных комплексов различного назначения, размещенных в основном на Украине. Управление армии, как уже упоминалось, находилось в городе Виннице.

Винницкая армия располагалась на территории трех республик — России, Украины, Белоруссии. Места, столь густонаселенные, что порой удивительно: как здесь еще находили территорию для размещения ракетных комплексов?

На вооружении ракетных дивизий были самые различные установки. На вооружении отдельного полка в Крыму, например, — ракеты Р-5М. В других дивизиях — комплексы с ракетами Р-12, Р-12У, Р-14, Р-14У самого различного базирования: подвижные, стационарные, смешанные. Позже, в середине 60-х годов, две дивизии, дислоцирующиеся в городах Первомайске и Хмельницком, начали перевооружаться на межконтинентальные ракеты шахтного базирования.

Бытовало устойчивое мнение, что Украина очень благодатное место для службы. Оказывается, и там можно было найти места, где жизнь порой не уступала по сложности районам Сибири. Пообщайтесь с теми, кому пришлось служить в Белокоровической ракетной дивизии. Места для дислокации полков ухитрились выбрать в самых неудобных районах. Для размещения одного из ракетных полков облюбовали площадку среди болот. Привязались к какой-то дороге, которую строили еще под руководством генерала Д. М. Карбышева накануне войны. Дорога была далеко не шоссейной. Просто в болотистую местность были навалены громадные камни разной конфигурации. Затем их присыпали щебнем. Уже построили стартовые позиции полка, организовали боевое дежурство, а офицеры ежедневно тряслись на службу по изматывающей душу и нервы грунтовке. Вечером тем же путем обратно. Писали жалобы, но все без толку. Нормальную дорогу проложили только через десяток лет.

Было немало и других трудностей, связанных с дислокацией частей. Например, полки и дивизионы ракетной дивизии (со штабом в городе Орджоникидзе) были разбросаны по всему Северному Кавказу — в Дагестане, Северной Осетии, Чечне — и находились друг от друга на расстоянии в несколько сотен километров, что создавало дополнительные трудности в управлении.

Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что армия дислоцировалась на территории пяти военных округов — Одесского, Белорусского, Прикарпатского, Киевского, Северо-Кавказского. В этой ситуации командующему армией надо было быть и дипломатом, и просто толковым офицером, чтобы вовремя решать назревшие вопросы. Отношение к ракетчикам со стороны представителей других видов Вооруженных Сил было далеко не однозначным. Им порой было непонятно, почему ракетчикам уделяется так много внимания, почему строят жилье в первую очередь в ракетных гарнизонах, почему округа обязаны их снабжать иногда в ущерб себе. Ведь все вещевое, продовольственное и прочее тыловое снабжение ракетных частей шло через соответствующие службы военных округов. Квартирно-эксплуатационные части ракетных соединений подчинялись также КЭУ округов. Но когда представители округа приезжали в ракетный гарнизон, их сразу ставили в определенные жесткие рамки — туда нельзя, это не по вашей части, туда необходим специальный допуск, который вы никогда не получите. Все это вызывало у соответствующих начальников глухое раздражение, которое находило самые неожиданные выходы.

Так как жалоб по всем видам обеспечения поступало много, то округа оправдывались довольно-таки своеобразно — в донесениях, представлениях на имя министра обороны соответствующие начальники соглашались с имеющимися недостатками, не преминув отметить, что особенно плохо дела с распределением жилья, с решением жилищных проблем обстоят в ракетных гарнизонах, которые находятся на их территории. По отношению к Винницкой армии особенно «изощрялись» представители Прикарпатского военного округа.

Я с интересом ознакомился с несколькими представлениями на имя министра обороны со стороны КЭУ ПрикВО. Ощущение такое, что у округа проблем с жильем не было бы вовсе, если бы не ракетчики. И жилье у ракетчиков распределяется незаконно, и жилой фонд поддерживается в неудовлетворительном состоянии, и жалоб от них поступает больше всего.

У командующего армией был поистине безграничный круг обязанностей. Ежедневно приходилось решать массу всевозможных задач. Это и поддержание ракетных комплексов в постоянной боевой готовности — они очень быстро устаревали морально. Поэтому начиная с конца 60-х на многих ракетных установках с целью продления сроков их эксплуатации начали проводиться ревизии. В этой работе принимали участие представители десятков министерств и ведомств, сотен НИИ, заводов. Представителей промышленности надо было принять, разместить, обеспечить транспортом, трехразовым питанием, обеспечить фронт работ, строго выдерживать графики снятия и постановки ракетных комплексов на боевое дежурство.

С началом строительства новых точек с межконтинентальными ракетами очень остро встали вопросы отчуждения земель под их размещение. Одно дело решать эти вопросы в условиях пустыни или тайги — и там решения порой принимались на правительственном уровне. Другое дело, когда аналогичные вопросы решаются на территории Одесской, Николаевской, Кировоградской, Винницкой, Хмельницкой областей, где земли плодородные и каждый гектар на учете. За каждый квадратный метр земли шла упорная борьба. Михаил Григорьевич знал всех партийных и государственных руководителей этих областей, многих районов, занимался этими вопросами лично, убеждал, доказывал, и во многом благодаря его высоким человеческим качествам удавалось все недоразумения снимать своевременно и без каких-либо издержек.

Очень много внимания уделял Михаил Григорьевич вопросам боевой подготовки, боевой выучки расчетов. При этом он высоко ценил старание и самоотдачу воинских коллективов ракетных частей, добивался, чтобы ратный труд ракетчиков оценивался по достоинству. Известны примеры, когда командующий не боялся отступить от некоторых положений инструкций, если считал, что это наносит вред делу.

Вот два характерных примера. Первый: инструкторская группа армии ставит неудовлетворительную оценку одному из боевых расчетов стабильно подготовленного полка за превышение установленного норматива выполнения операции, которая в целом не повлияла на общее время подготовки пуска. Командарм на месте создал две независимые группы экспертов, каждая из которых, изучив вопрос, доложила, что боевой расчет своевременно выполнил учебно-боевую задачу. Оценка была изменена.

Второй случай: двигателисты боевого расчета не законтрили в соответствии с инструкцией на ракете Р-12 один из четырех графитированных рулей. Это была типовая неудовлетворительная оценка. Но командарм был другого мнения, хотя все авторитеты согласились с положением инструкции. Михаил Григорьевич, переживая за судьбу расчета и всего полка, ночью дозвонился до главного конструктора ракеты М. К. Янгеля и объяснил ситуацию. Академик твердо заявил, что на точность ракеты это не повлияет, хотя лучше, конечно, выполнять инструкцию. Этот пример — яркое свидетельство того, что в любых условиях Григорьев глубоким анализом доходил до истины, искал справедливость, чтобы не были обижены рядовые труженики-ракетчики и вместе с тем не страдала боевая готовность.

Грозная ракетная техника сама по себе не могла существовать — она создавалась людьми и ими эксплуатировалась.

В то же время возникла парадоксальная ситуация — вовсю строились ракетные комплексы, а людей как бы и не существовало. В 1963 году в очереди на жилье, а также на улучшение жилищных условий в объединении стояло более 12 тысяч военнослужащих. Кроме того, сюда можно добавить несколько тысяч рабочих и служащих Советской Армии.

Конечно, и в других ракетных объединениях дела обстояли не лучше.

Закончилось все это коллективным письмом офицеров-ракетчиков и их жен Йошкар-Олинской ракетной дивизии на имя Н. С. Хрущева, в котором они писали: «Для всех необходима хотя бы крыша, угол, где можно разместить семью. (Для вещей нам ничего не надо, их у нас нет.) Даже собаке и то требуется конура. Что же имеем мы — офицеры? Мы не имеем ничего. Квартира наша частная за 20–30 рублей в месяц, 6–9 кв. м на семью 3–4 человека. А сколько мы зарабатываем? В среднем 110–130 рублей… В условиях гражданских при наших способностях и подготовке мы имели бы оклад выше армейского…

Разве сейчас нельзя создать нормальные жилищные условия? Разве нельзя повысить наше денежное содержание, учитывая особенности нашей жизни? Разве нельзя упорядочить нашу службу, наш рабочий день? Все это можно». Как это созвучно нынешнему времени!

Письмо дошло по адресу. Командира дивизии и начальника политического отдела примерно наказали. Мотивировка интересная — за то, что не поставили заслон на пути жалобщиков. Письмо-то писали коллективное и подписи собирали почти месяц, а командование об этом не знало.

Посылали прошения и обращения в различные инстанции и офицеры Винницкой ракетной армии. В 1963 году, например, от офицеров поступило 239 рапортов на увольнение из рядов Советской Армии, около 1000 жалоб от членов семей военнослужащих, в основном по вопросам бытовой неустроенности. Поступали письма и в ЦК КПСС. Люди требовали включать в продолжительность рабочего дня время, затрачиваемое на поездки к месту службы и обратно, дополнительных отпусков за переработку. Ведь во многих ракетных частях, вооруженных ракетами средней дальности, рабочий день с учетом дороги в часть и обратно составлял как минимум 12–13 часов.

В марте 1963 года вышло постановление Президиума ЦК КПСС о состоянии дел в Ракетных войсках. В нем говорилось, что пусковые установки и в целом боевые стартовые комплексы не должны приниматься в эксплуатацию и ставиться на боевое дежурство без жилья и объектов соцкультбыта как для солдат, так и для офицеров и членов их семей.

Только после этого значительно были увеличены ассигнования на обустройство войск и строительство жилья. Только в Винницкой ракетной армии за период с 1963 по 1973 год было построено 235 домов (13841 квартира), 93 казармы, 75 офицерских общежитий, 74 клуба, 158 офицерских и солдатских столовых, 53 спортивных зала. Это как раз в тот период, когда армией командовал Михаил Григорьевич.

Очень остро вставали кадровые вопросы, связанные с нехваткой специалистов-ракетчиков. В 1967 году, например, некомплект офицеров в Винницкой ракетной армии составлял 703 человека, а с учетом предстоящего увольнения офицеров, призванных на два года, — около 900. Поэтому по указаниям сверху велась борьба за сохранение в кадрах каждого человека.

Часто приходится слышать, что существовавшая у нас тоталитарная система была очень жестокой и негуманной. Не оспаривая некоторой доли истины, которая есть в этом утверждении, хочу сказать, что действительность порой перекрывала все возможные представления о гуманности.

В 1969 году после окончания училища я прибыл в ракетный полк Винницкой армии для дальнейшего прохождения службы. Был определен в группу одного из шахтных ракетных дивизионов. Уже через два дня меня назначили дежурным по дивизиону, хотя я толком пока еще не представлял, где что находится. На инструктаже начальник штаба дивизиона предупредил, что дежурным по автопарку заступает лейтенант Б. Оружие ему ни в коем случае не выдавать, особо не церемониться — пусть отправляется сразу в автопарк. Я удивился — в автопарке, как правило, дежурили сверхсрочнослужащие. На мой недоуменный вопрос начальник штаба ответил, что на этот раз толковый сверхсрочник назначен к лейтенанту Б. помощником дежурного.

Позже выяснилось, что Б. в дивизионе уже второй год. Числится на должности командира взвода в роте электротехнических заграждений и минирования. Освоить специальность не в состоянии по причине необыкновенной тупости. Уволить пока невозможно, потому что есть установка сверху — бороться за каждого офицера, воздействовать на него всеми имеющимися формами, средствами и методами воспитательной работы.

Я потом еще в течение целого года имел возможность наблюдать эту упорную и безуспешную «борьбу за каждого человека». Лейтенант Б. действительно был дебилом по сути своей. Но он лично разговаривал по громкоговорящей связи с Главнокомандующим РВСН Маршалом Советского Союза Н. И. Крыловым. В ходе беседы маршал прямо «намекал», что пора уже взяться за ум и освоить какие-нибудь должностные обязанности. Б. соглашался, но ссылался на то, что детство было трудным, послевоенным, учился он плохо и ему сейчас тоже тяжело. По щекам полководца «скатывалась скупая мужская слеза», и он, отправив лейтенанта «на дальнейшее освоение ратного дела», еще долго распекал командира дивизиона за черствость, равнодушие, слабое оказание помощи молодому офицеру и т. п. Лейтенант Б. приглашался и на заседание военного совета Винницкой армии, где генералы коллективно «боролись за него».

Наконец «черствый и грубый» командир дивизиона, окончательно «озверел» и отправил Б. в окружной госпиталь в город Одессу на обследование к психиатру. Дали сопровождающего — майора. Он привез Б. обратно в часть и долго потом со смехом рассказывал, как проходило обследование. Психиатр задал Б. несколько вопросов. Тот ответил аргументированно, четко, по-военному, но на украинском языке. Затем доктор, постучав по его коленке молотком, поинтересовался, как у Б. обстоят дела с половой жизнью, и, получив ответ, что все в самом лучшем виде, пожал плечами и, завершая обследование, сказал: «Вася, передай, что те, кто тебя сюда послал, сами нуждаются в обследовании».

На другой день после возвращения из Одессы Вася «гоголем» расхаживал перед строем дивизиона и победоносно говорил, что уж теперь он этому придире — командиру дивизиона — покажет, где раки зимуют. «Мне в госпитале дали справку, что я не дурак!» Его все-таки уволили через полгода, даже не знаю с какой формулировкой, и вполне может быть, что в запасе он даже дорос до старшего офицера.

Да и позже многократно приходилось наблюдать, как возились с отпетыми бездельниками, алкоголиками и прочим сбродом, ссылаясь при этом на то, что они тоже люди и у них семьи. Что будет с семьей, если мы его уволим? Надо додержать его хоть до малой пенсии.

Зато сотни толковых, грамотных, порядочных офицеров добросовестно выполняли воинский долг, жертвовали во имя службы интересами семьи, усердно по ночам конспектировали в трех тетрадях «бессмертные» доклады руководства страны и Вооруженных Сил на различных съездах, пленумах и т. п. И не дай бог возразить что-либо, усомниться в правильности этой линии — расправлялись быстро, держали всю службу в черном теле, не выдвигали на вышестоящую должность, задерживали очередное воинское звание и лепили в аттестациях ярлыки на всю жизнь. Зачем? А чтобы не высовывался!

РВСН, как и все Вооруженные Силы, переживали и другие сложные моменты. Вдруг было объявлено о необходимости «омоложения кадров». Взялись за это дело серьезно и обстоятельно. И, конечно, не без примеси глупости. Установили для всех должностей жесткий возрастной ценз, нарушить который было позволено только в условиях крайней необходимости. Не знаю, что подразумевало это требование. То ли надо было военачальникам срочно продвинуть своих чад и протеже различного рода, то ли… Но исполнялось все очень тщательно и неразумно.

Думаю, что командующему армией М. Г. Григорьеву, который ценил людей прежде всего по их деловым качествам, самоотдаче в работе, порядочности, была не по душе, нелегко давалась такая «кропотливая» и ненужная работа по воспитанию бездельников и безответственных людей.

Я специально перечитал протоколы заседаний военного совета Винницкой армии в годы командования Михаила Григорьевича, особенно обращая внимание на те заседания, на которых рассматривались вопросы работы с офицерским составом.

16 мая 1967 года М. Г. Григорьев выступает на военном совете армии с докладом «О мерах по улучшению работы с офицерскими кадрами». «Надо смелее выдвигать на должность командиров частей и подразделений перспективных офицеров, взяв при этом за критерий не молодость, а хорошую инженерную и командирскую подготовку, — отметил командарм. — Если офицер хорошо знает ракетную технику, умело воспитывает и обучает подчиненных, сам является образцом дисциплинированности, то ни у кого не должно возникать сомнений при назначении такого офицера на вышестоящую должность. Если это хороший инженер, то всеми силами надо помочь ему приобрести командирские навыки в работе, а если толковый командир, то — в приобретении прочных инженерных знаний. К сожалению, мы упускаем из виду именно эту сторону — подготовку командиров, их селекцию, выращивание».

Далее в выступлении приводится несколько конкретных примеров, из чего можно сделать вывод, что Михаил Григорьевич понимал проблему очень правильно и судил обо всем не понаслышке. Об этом свидетельствуют и обсуждения на военном совете вопросов кадрового размещения офицеров, отправки их на учебу в академии и т. п.

Из выступления командующего армией на другом заседании военного совета, рассматривавшего стиль работы руководящего состава в войсках:

«Не надо хитрить и юлить. Если офицер не справляется со своими должностными обязанностями и вы видите, что он не на своем месте, доложите правдиво — не надо ничего придумывать. Возможно, человеку еще рано работать в этой должности, давайте поможем ему найти что-либо более подходящее в соответствии с его способностями. Но дело не должно страдать.

С другой стороны, давайте будем учиться работать грамотно и конкретно. Видите, что командир, любой офицер старается, но в чем-то еще недорабатывает — помогите ему. Мы ведь нередко работаем в таком ключе — приезжаем в часть, вскрываем недостатки, фиксируем их, и на этом работа заканчивается. Через год — та же картина. Это формальный подход. Нашли недостатки — помогайте устранять их словом и делом».

Как видно из этих примеров, подходы к кадровой проблеме у Григорьева были зрелые и верные.

Поражает дотошность, с какой Михаил Григорьевич как командующий вникал во все стороны подготовки и жизнедеятельности ракетчиков. Когда читаешь воспоминания тех, кому довелось с ним служить, создается впечатление, что для этого человека не существовало неразрешимых проблем, неясных вопросов.

Вот как вспоминает о М. Григорьеве полковник Ф. Л. Устюжанинов: «Я очень уважал его не только как командующего, генерал-полковника, но и как человека, обладающего смелостью мышления, прекрасной логикой, четкостью аргументации, великолепной эрудицией и отменным чувством юмора. Меня покоряла в этом человеке способность мыслить оперативно, конструктивно, быстро находить правильное решение и в то же время глубоко, философски анализировать ту или иную проблему. Я знал, что он ведет особую тетрадь (в черной обложке), где записывает наблюдения, обобщения, выводы, словом, — мысли. Сам, имея к этому склонность, я очень хотел увидеть хоть краем глаза эту тетрадь.

И уж, конечно, я был однажды изумлен его технической эрудицией на уровне крупного ученого, причем знанием не только стоящей на вооружении наших войск техники, но и образцов технической оснащенности, как тогда говорили, нашего вероятного противника.

А было это так. Командарм прибыл в ремонтно-техническую базу, которой я в то время командовал, и, оставив за воротами локальной зоны свою свиту, обошел со мной хранилище головных частей ракет, сборочный зал, комнаты-лаборатории, рабочие места и боевые посты. Везде шли занятия согласно расписанию. Расчеты проводили тренинг на учебных головных частях и тренажерах. Я знал, что командарм будет у меня, и, естественно, сделал все возможное, чтобы занятия шли не только четко, но и эффектно. Надо сказать, что для большинства вышестоящих начальников головная часть ракеты и все, что с ней связано, было, как говорят, «темным лесом». И чем выше стоял проверяющий (исключая специалистов из соответствующих ведомств и отделов, конечно), тем чаще я при посещении ограничивался в пояснениях популярной литературой, чуть ли не учебником физики для средней школы. Это происходило отнюдь не из-за неуважения к проверяющему, скорее наоборот, мне хотелось, чтобы начальник получил удовлетворение от понимания, скажем, схемы, процесса, устройства, принципа действия того, что в глубине души, возможно, считает для себя недостаточно изученным и тем не менее вынужден выступать в роли проверяющего.

Так и на этот раз. Когда мы с командармом вошли в хранилище головных частей, а затем в «святая святых» — комнату за массивной сейфовой дверью, в которой хранились узлы, дающие радиоактивный фон в комнате выше допустимой дозы, я в доступной форме пояснил ситуацию. Мне показалось, что я объяснял, видимо, недостаточно доходчиво, поскольку генерал-полковник не испугался радиации и вышел из комнаты только тогда, когда тщательно проверил все многочисленные пломбы на упаковках, сверил стеллажные ярлыки и пересчитал все узлы.

Уже в сборочном зале, когда командарм на несколько минут остановился возле раскрытой учебной головной части, на которой проводил занятия расчет, я вновь пояснил детали операции, проводимой в настоящее время тем или иным номером расчета, особенно подробно растолковывая — почему именно данный специалист так обращается с этой деталью или узлом и что будет, если он сделает иначе, т. е. не выполнит обусловленные меры безопасности. Потом мы зашли в учебный класс. Там я увлекся и чуть ли не учительским тоном стал объяснять устройство и назначение отдельных узлов головной части, в частности, это были инициирующие устройства, проще — взрыватели.

В общей сложности генерал-полковник Григорьев, мой командарм, провел в расположении позиции подразделения без малого два часа. Когда я понял, что посещение командующим моего подразделения практически закончилось и вроде бы все прошло гладко, он вдруг пригласил меня снова зайти в учебный класс головных частей. Там он сказал мне: «Садись. И послушай теперь, что расскажу тебе я».

В течение тридцати минут мне, считавшемуся подготовленным специалистом не только в масштабе части, дивизии, но и в рамках учебного центра по переподготовке кадров, была прочитана лекция по устройству головной части ракеты и ее узлов, их назначении и эксплуатации, включая элементы теории ядерной физики.

«Лекция» состояла приблизительно из таких фраз: «А этот взрыватель мы поставили после того, как одна из головных частей при испытаниях попала в болото и не взорвалась». «То, что ты убираешь часовых при появлении головной части на площадке — правильно. Мы расстреляли девять головных частей из автоматов. Ни одна не взорвалась. Хотели было в документации указать, что головная часть не боится прострела из стрелкового оружия, как десятая рванула».

Я все эти полчаса сидел и слушал, сгорая от стыда. Для меня это был урок на всю жизнь».

Когда я читал эту историю, мне вдруг вспомнилась другая ситуация. Нидерландский гроссмейстер международного класса, пятый чемпион мира по шахматам М. Эйве как-то ехал в поезде. К нему пристал попутчик и назойливо уговаривал его сыграть в шахматы, не подозревая, что перед ним чемпион мира. Чтобы отвязаться от попутчика, Эйве согласился и в течение получаса выиграл подряд три партии. Потом отказался играть дальше, сославшись на усталость. Попутчик долго пытался осмыслить происшедшее и наконец вымолвил: «Но ведь этого не может быть в принципе. Я просто не мог так проиграть». — «Это почему же?» — поинтересовался гроссмейстер. Ответ был неожиданным: «Я — чемпион завода. Меня все называют "Эйве нашего завода"».

Кропотливая работа командующего армией, его заместителей генералов В. Н. Тарасюка, И. Е. Богданова, Б. Л. Осю-кова, Б. Г. Ханина, а также командиров дивизий генералов К. М. Воробьева, А. Т. Краснощека, Н. С. Никифорова, С. А. Бондаренко, Н. В. Лапшина, большинства командиров частей принесла заслуженные успехи. В 1967 году возглавляемая генералом М. Г. Григорьевым Винницкая ракетная армия по результатам проверки комиссии министра обороны получила хорошую оценку и была отмечена в приказе как лучшая в Вооруженных Силах СССР. В Винницкой ракетной армии Михаил Григорьевич стал военачальником оперативно-стратегического масштаба, способным руководить одной из крупнейших группировок Ракетных войск. Он вырос в высокоэрудированного военного и государственного деятеля, глубоко и всесторонне оценивающего военно-политическую обстановку, принимающего оптимальные крупномасштабные решения и твердо претворяющего их в жизнь. Занимая ответственную должность, Григорьев умело преодолевал возникавшие трудности, создавал в работе отношения раскованности и творчества, глубоко и досконально изучал любой вопрос, стремился решать его с оптимальной пользой.

Два года тому назад на одной из военно-научных конференций рядом со мной сидел высокий седовласый человек. Мы познакомились. Это был советник Министерства иностранных дел Василий Николаевич Таратута. В конце 60-х он работал первым секретарем Винницкого обкома партии. Выяснив, что наша группа из Ракетных войск стратегического назначения, он очень оживился: «Ну как же, я сам несколько лет был членом военного совета Винницкой ракетной армии». Мы разговорились, и, когда я упомянул фамилию Григорьева, собеседник оживился: «С Михаилом Григорьевичем я был знаком очень долгое время. Государственного масштаба был человек».

Вспоминает генерал-полковник А. Д. Мелёхин, сменивший М. Г. Григорьева на посту командующего армией: «В апреле 1968 года я был назначен на должность командующего объединением. К новому месту службы на Украину я прилетел 8 мая 1968 года. Встретили меня генерал-полковник М. Г. Григорьев, назначенный первым заместителем Главнокомандующего Ракетными войсками, и член военного совета армии генерал-лейтенант И. Е. Богданов. В первую очередь я был представлен руководству области. После возложения венков в честь Дня Победы собрали офицерский состав и представили меня. Затем мы с генералом М. Г. Григорьевым доложили главкому, и я вступил в должность командующего объединением.

Я отдавал себе отчет в том, что начинать командовать лучшим объединением всегда ответственнее, чем отстающим, тем более до меня были такие опытные командующие, как генералы А. Г. Шевцов, М. Г. Григорьев, ставшие затем моими начальниками. В этих условиях нужно было отдавать все силы, знания и способности, чтобы оправдать оказанное мне доверие. Этого принципа я и придерживался до конца своей службы.

Впечатление об объединении осталось хорошее, о чем я и доложил Главнокомандующему — Маршалу Советского Союза Н. И. Крылову».