глава 22 ЗВЕЗДНАЯ ПЫЛЬ

глава 22

ЗВЕЗДНАЯ ПЫЛЬ

…когда ты ушла, время стало тяжелым как свинец и, как всегда, скоро потянется медленно… вслепую цепляться за постель,

желая воскресить остатки старой любви,

наполнить впадины глазами, как твои,

и, как всегда, лучше скорей бы, чем так.

Сэмюэл Беккет «Неназываемый»

На семинарах ожесточенно спорили по поводу того, как одеваться на лекции, и этими дискуссиями завершался каждый день интенсивной работы. После провала в Туле я твердо решила в компании ведьм всегда одеваться соответственно их вкусам. Первой заметила это Тайша, сказав мне: «Ты изменилась, и так скоро! В группе ты самая элегантная».

Для подготовки недельного семинара в UCLA потребовались напряженные усилия, он обещал стать особенным, поскольку в нем должен был участвовать весь высший эшелон. Программа была составлена настолько плотно, что только нашего недосыпания было бы достаточно, чтобы участники вошли в состояние повышенного осознания.

За неделю до этого я отправилась за покупками и выбирала их с огромной тщательностью. В конце концов я обнаружила платье, которое, как казалось, соответствовало требованиям ведьм и нравилось мне. Оно было из белого атласа, чуть выше колен, с тоненькой талией, слегка расклешенное внизу и с мягким, женственным воротником-лодочкой. По фасону оно напоминало слегка модернизированную моду пятидесятых годов. Я купила к нему белые атласные бальные туфельки на тоненьком каблучке (не слишком высоком из-за боязни выговора: высокие каблуки были очень чувствительной темой) и надела нитку жемчуга. Поглядев на себя в зеркало, я осталась довольной, не увидев ничего, что могло бы быть оскорбительным. Моя шея и плечи были видны, но это не было откровенным декольте, длина платья, с точки зрения магов, была идеальной, силуэт — классическим. Утром Карлос сделал мне самую лучшую из своих стрижек, очень короткую, с несколькими локонами. В мире магов, где тщеславие было грехом, с которым надо было бороться, я редко ощущала себя пьяняще хорошенькой — а вот сегодня так оно и было. Я надела просторную черную вельветовую курточку, чтобы дополнить ансамбль, и направилась в аудиторию.

По дороге я прошла мимо группы мужчин — новичков. «О-о-о! Ух ты!» — сказал кто-то.

Я улыбнулась. В мире магов я натворила столько дурного и наконец-то, казалось, достигла успеха в том, что они очень ценили, — выглядела элегантно.

Я обернулась, чтобы поприветствовать ведьм и других инструкторов по тенсегрити — «триггеров».

Остановившись поодаль, я помахала Гвидо и Рамону. Они замерли, прервав беседу. Пвидо уставился на меня:

— Элли… Ты сногсшибательна, — он взял меня под руку и притянул ближе к себе. — Посмотри, Рамон, посмотри на нее, она…

Рамон вспыхнул и сказал:

— Эллис, тебе не следует выглядеть так хорошо…

Гвидо нежно гладил мои волосы, как будто они были хрупкими:

— Взгляни на ее волосы, Рамон… Ты могла бы всегда носить такую прическу. Всегда. (Разве он не знал, что я никогда не выбирала стрижку, если я хотела остаться в группе. Возможно, мужчины этого не знали!) Рамон, потрогай ее волосы.

Рамон протянул руку и робко погладил.

Радость переполняла меня. Мы замолчали. Гвидо и я стояли, уставившись друг на друга и краснея.

Это был «Сон в летнюю ночь».

Я взяла себя в руки, улыбнулась и подошла к двери в раздевалку. Я покинула Шекспира, чтобы попасть на «Все о Еве». Все стоящие в комнате оценивающе уставились на меня. Я сжалась, как будто мне в спину вонзились кинжалы.

Первой заговорила Флоринда.

— Что за куртка! — сказала она, покачав головой. — С чего это ты так экстравагантно вырядилась?

— О-о-о, — нервно ответила я и сняла курточку. Меня встретили знаменитой оглушительной тишиной. Кто-то нарушил молчание, похвалив чье-то другое платье, и все вдруг заговорили разом, перестав замечать меня. Я сделала несколько комплиментов и, не получив ни одного в ответ, исчезла.

— Позвони мне, — процедила Флоринда зловещим тоном.

Книжная ярмарка открылась вечером, я немного помогла в аудитории, потом отправилась искать телефон-автомат, чтобы позвонить Фло.

— Привет! Что случилось, Фло? Сегодня было что-то не так? Все в раздевалке выглядели несколько обескураженными. Закулисная борьба?

— NO JODAS! PENDEJA! Что-то не так — это ты! Это… Это платье означает, что что-то не так с тобой. НЕМЕДЛЕННО ОТДЕЛАЙСЯ ОТ НЕГО! Могу представить, сколько оно стоит, — продай его, — она бросила трубку.

Я чувствовала себя так, будто меня укусило ядовитое насекомое. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить, но у меня закончилась мелочь для автомата и я искала кого-нибудь, чтобы занять ее.

Гвидо маячил рядом, наблюдая за мной.

— Хочешь мой мобильник?

Я кивнула.

— Что случилось?

— Я не могу сказать, сама толком не знаю.

Я позвонила Муни. Служба новостей, должно быть, работала сверхурочно, потому что Муни была полностью подготовлена.

— Флоринда рассказала мне о твоем платье. ПОНИМАЕШЬ ЛИ ТЫ, КАК БЛИЗКА ТЫ К ТОМУ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ВЫШВЫРНУЛИ? Ты висишь на волоске! Ты оделась, чтобы привлечь внимание, ты пытаешься выделиться, выглядеть особенной! Почему ты не можешь просто быть как все, как другие! Послушай, Эллис… Ты говоришь по мобильному?

— Да, я взяла у Гвидо.

— Отключись быстро. Он смотрит на тебя?

Я посмотрела вокруг.

— Нет, — солгала я. — Правда, он даже не знает, где я.

— Хорошо, прекрасно. Я не хочу, чтобы мой номер был на его телефоне. Лучше отключись. Позвони мне с телефона-автомата.

Я отдала Гвидо телефон, взяла мелочь и вышла на улицу. Набирая номер, я заметила, что Гвидо следовал за мной на расстоянии.

Муни начала с того, на чем закончила:

— У тебя последний шанс. Тебе дали ВСЕ! Тебе кажется, что ты должна иметь все, как другие люди. Ты уже имела это как данность! Бросай все. Все, что тебе осталось, — это отказываться. Ты никогда не сможешь заплатить за то, что тебе было дано, даже если потратишь на это всю жизнь! Я не могу поверить, ты здесь уже так долго и до сих пор это НЕ ПОНЯЛА! — Она истошно орала еще довольно долго, до тех пор пока у меня не кончилась мелочь.

Я ушла из телефонной будки в абсолютном замешательстве. Гвидо ждал в нескольких метрах от меня.

— Я все видел. Что происходит? — спросил он.

— Ой, ты… знаешь, я не могу… — я устало улыбнулась ему. — Спасибо, мне надо заскочить домой.

Дома я искромсала платье и туфельки острыми ножницами и выбросила их в мусоропровод. Меня тошнило только от одной мысли: ездить по городу с платьем и разыскивать комиссионные магазины, чтобы продать платье подороже.

Я надела мою старую проверенную одежду: белый свитер, как у школьницы, немного похожий на свитер Тайши, села на кровать и стала размышлять, кто поможет мне это понять. Я решилась на крайнюю вещь, я позвонила Буле, которая меня ненавидела: я полагала, если попрошу у нее помощи, это сократит пропасть между нами.

Она, естественно, была шокирована, когда услышала меня. Когда я рассказала, что произошло, она ответила:

— Да уж… Нагваль говорил мне «Тебе больше никогда ничего нельзя будет иметь. Все, что тебе осталось до конца жизни, — это ОТДАВАТЬ, ОТДАВАТЬ, ОТДАВАТЬ и быть благодарной».

Поэтому обмозгуй-ка это, милочка!

— Спасибо, Була. Это очень разумный совет.

— Пожалуйста. Звони в любое время.

Когда я вернулась в лекционный зал, Гвидо выглядел озадаченным. — Почему ты переоделась?

— А-а, — я сделала неопределенный жест, — разве это не более уместно в данной ситуации?

Он сел рядом со мной и улыбнулся:

— Ты безумно красива.

Во время доклада Карлоса Гвидо растянулся, как кот, во весь рост, и его нога открыто прижалась к моей, рукой он обнял меня сзади. Он слегка играл моими волосами, а указательным пальцем ласкал ухо. Во время двухчасового доклада мы все теснее прижимались друг к другу ногами, и я постепенно оказалась в его объятьях Потом у нас с Гвидо установился контакт особого рода. После инцидента с белым платьем я просто не знала, что делать. И у меня было странное ощущение, что это действительно был «сон в летнюю ночь» и что Карлос практикует свою коронную магическую технику на двух любимых учениках.

Я отважилась предпринять решительное действие, Гвидо уезжал по делам на несколько дней в Даллас, в Техас. Я нашла почтовую открытку — трогательную и умильную: двое детей, около десяти лет, обмениваются невинным поцелуем. Девочка с хвостиком, в платье с оборочками, мальчик со стрижкой ежиком, в синих джинсах с микроскопической надписью на заднем кармане «Даллас» (в который он засунул руку и поэтому изогнулся вперед, как Джеймс Денишли, чтобы дотянуться до ее губ).

Я собрала пакетик ему в дорогу — открытка и несколько книжек. Среди них — одно из моих величайших сокровищ, — тоненькая потрепанная книжка поэзии Сэмюэля Беккета, моей любимой поэмой «Неназываемый». Я аккуратно завернула их и тем же вечером после занятий подсунула Гвидо свой подарок. Его брови удивленно поднялись.

Я отвела его в сторону: «Это тебе почитать в самолете — обещай, что не откроешь раньше». Мои пальцы нервно перебирали пуговицы. В полном молчании мы расстались.

Потом я ждала. Для двух магов, которые не верили в «человеческую любовь», да еще учитывая викторианскую мораль окружающей обстановки, это было чересчур. Какая разница, размышляла я, была ли это «магическая любовь» или нет? В глубине души я знала, что эта безрассудная влюбленность расцвела в моем сердце по ряду причин, одной из которых было то, что Карлос откровенно пренебрегал мной. Я не знала, что Гвидо в течение многих лет испытывал такие же душевные муки из-за одной ведьмы.

Я ждала, преследуемая строчками Беккета

Избитые фразы толкутся в ступе сердца снова:

Любовь, любовь, любовь — гулко выстукивает старый пестик, Неизбежно вверх взбивая слова.

Опять потрясение

Из-за нелюбви,

Из-за любви, но без тебя,

Из-за любви, но не твоей,

Из-за понимания, но без понимания притязаний,

Притязая.

Я и все остальные будут любить тебя,

Если тебя любят.

Через два дня Гвидо позвонил. В его голосе слышались слезы:

— Малыш, спасибо тебе. Я был… потрясен. Ты понимаешь?

— Да.

— Ты… — голос сбивался, и я едва слышала его. — Ты видела, что на кармане у маленького мальчика написано «Даллас»? Ты знала это?

— Конечно.

— Так мелко…

— Да.

Внезапно изменившись, как в фильме ужасов, его голос стал жестким — на грани срыва. Он отрубил:

— Это не… Я… — раздался какой-то гортанный звук. Связь оборвалась. Я усмехнулась: «Как все банально» — за последние пять лет никогда так часто не бросали трубку, как в эти дни.

Я ждала, как невеста во время войны.

Я думала: а вдруг он… любит меня? У меня не было объяснений. Когда Гвидо вошел в офис, я стояла к нему спиной и рассказывала по телефону о «пути воина» восторженному японцу. Мое сердце вдруг сильно заколотилось и чуть не выскочило из груди в отчаянной попытке освободиться, как у больного клаустрофобией в лифте. Но я изо всех сил старалась не подавать вида.

Гвидо был в черном комбинезоне, легкомысленном и нелепом, поверх которого был накинут черный плащ, как у бандита. Поглядывая на него уголком глаза, не поворачивая головы, я продолжала говорить о дриминге, цитируя Кастанеду своему собеседнику, который беспокоился о тратах в шестьсот долларов плюс перелет и проживание.

Гвидо принес мне стакан перье и, широко улыбаясь, поставил его передо мной, как идеальный… возлюбленный. Как влюбленный или как официант. Я оттаяла. Он больше не злился на меня. Я была так счастлива, как когда-то, когда встретила свою школьную любовь после каникул.

Я вышла на кухню, где собрался весь офис послушать техасские рассказы Гвидо. Он был лучом света в нашем суровом «храме», как Карлос называл «Клеаргрин», и буквально ходил по тонкому льду из-за своего юмора, не щадящего никого.

Во время общего ланча мы с Гвидо и Рамоном ели простую и вкусную еду пластиковыми вилками из бумажных тарелок: сыр с луком, бублики с горчицей, оливки и копченую рыбу. Остальные питались из индивидуальных глиняных плошек, ели без соли и приправ низкоуглеводное мясо на пару, принесенное в офис в специальных пластиковых контейнерах. Это напоминало тюремную еду.

Гвидо отрезал роскошный ломоть копченой лососины, смазал бублик плавленым сыром и шлепнул сандвич на мою тарелку со словами:

— Главное — уметь преподнести.

Гвидо заставил нас смеяться целый час.

Я была взвинчена и эгоистична, как влюбленная женщина, и была уверена, что все за столом читали мои мысли. Когда я говорила, мой голос казался странным и чужим. Я не могла встречаться глазами с Гвидо.

Когда вся группа разошлась, я осталась мыть посуду и вдруг почувствовала, что Гвидо приближается ко мне сзади. Он притворился, что тянется за тарелкой, и всем телом прильнул ко мне. Когда он обхватил меня руками, чтобы помыть тарелку, по мне прошла дрожь. Его грудь тепло прижалась ко мне, я почувствовала себя маленькой и беззащитной, как загнанный зверек.

Он прошептал мне прямо в ухо:

— Играем в домик.

Мы не говорили друг с другом до закрытия офиса, только однажды наши пути пересеклись в темнеющем фойе. Мы инстинктивно потянулись друг к другу он погладил мои волосы, я слегка прикоснулась ладонью к его груди, а кончиками пальцев дотронулась до шеи.

Гвидо позвонил мне вечером перед занятиями. У нас родилась странная форма интима по телефону, я понимала ее как «неделание» (термин из книг Карлоса) секса по телефону. Нам понравилось молча сидеть у телефона по пять, десять, пятнадцать минут, слушая дыхание друг друга. Время от времени один из нас шептал: «Ты хочешь сейчас уйти?»

Другой хрипло отвечал: «Нет».

Когда мы решили закончить общение, чтобы подготовиться к занятиям, я выпалила:

— Я ненавижу тебя, Гвидо.

И услышала, как он затаил дыхание:

— В самом деле? — прошептал он. — Я тебя тоже, Элли.

Тем же вечером на занятиях он кинулся ко мне с широкой улыбкой на лице — Ты действительно ненавидишь меня? Так же как и я ненавижу тебя, я надеюсь?

— Да, так же как и ты ненавидишь меня.

Он развернулся и убежал, радостно сияя.

Когда он провожал меня до машины, то незаметно вручил мне тяжелый конверт. Я бросила его на сиденье. Там был дагерротип в деревянной рамке счастливая девочка в кудряшках, с улыбающимися зелеными глазами. (Гвидо позже рассказал мне, что это маленькое сокровище он нашел в магазине Мехико давным-давно). Сувенирная ложечка из серебра выпала из конверта, на ее ручке было написано «Даллас». Еще там была простая белая открытка с надписью: «Я думаю, ты знаешь, кому это принадлежит». Карлос без конца подшучивал надо мной, повторяя: «Эллис родилась с серебряной ложкой в culo».

Но за этой фразой Гвидо стояло нечто большее, — его доброе сердце.

Вскоре Флоринда стала приглашать Гвидо в наши регулярные походы в кино. Несколько месяцев мы ходили втроем. Часто получалось два или три вечера в неделю. Я точно знала, что выходы Флоринды обычно управлялись Карлосом. Он, они, что-то задумав, проверяли нас. Придерживаемся ли мы правил группы? Поднимемся ли мы над страстями человеческой любви? Или, может быть, Флоринда опять играла в куклы? Нет, все было не так просто; она никогда не режиссировала представление без нагваля. Они хотели с грохотом ударить по нашему эго — за всеми этими безобидными ширмами Кастанеда сжигал своих учеников.

Однажды вечером Гвидо посадил нас в «большую черную американскую машину», которую всегда арендовал, и повез в любимый суши-ресторан.

Удивительно, что Флоринда пригласила Алису, давнего, но вечно маргинального члена группы, которую недолюбливали и Гвидо, и я. Флоринда сказала:

— Умные еврейские детки, такие как ты и Гвидо были проклятьем для Алисы в школе. Чтобы получать хорошие оценки и быть лучшей ученицей, ей приходилось сидеть, как проклятой над уроками, в то время как вы, насмешливые и благополучные еврейчики, никогда не пускали ее в свой круг. В отношении меня это звучало бессмысленно, кроме того, я не училась в Беверли-Хиллз. В частной школе Вермонта не было еврейских групп и совсем не было таких бедных chicanas, как Алиса. Флоринда утверждала, что Алиса была безумно влюблена в Гвидо, который игнорировал ее годами.

Возможно, из-за возникшего напряжения мы напились сильнее, чем обычно. Алиса была «на пути к выздоровлению» и не принимала спиртного лет двадцать. Гвидо — не любитель выпить — шумно и экстравагантно ухаживал за ней. Флоринда сказала мне, что такое беспрецедентное внимание смущает Алису.

Та стала задыхаться, распухла и покраснела.

Мы с Флориндой, оцепенев, наблюдали за ней. Когда одышка уменьшилась, потекла слюна.

Флоринда брезгливо отвернулась. Только Гвидо, работавший парамедиком[39], понял, что это смертельно опасная ситуация. Одним прыжком он подскочил к Алисе и по методу Хеймлиха резко надавил на ее грудную клетку ниже роскошного бюста. Огромный комок риса с реактивной скоростью выскочил у нее изо рта и чуть не попал Флоринде в глаз.

Постепенно у Алисы восстановился цвет лица. Преодолев неловкость, она начала причитать:

— Это была морская капуста, это была морская капуста..

Гвидо погладил ее и успокоил. Флоринда прошептала мне на ухо: «Это отвратительно. Она больше не пойдет с нами в кино!» — и рьяно взялась за дело:

— Ладно, ладно, Алиса, теперь ты в порядке. Тебе необходимо выпить! Сакэ прочистит тебе горло.

Гвидо, налей чашечку.

— Нет, нет, я не могу, — взмолилась Алиса. — Я двадцать лет не дотрагивалась до спиртного!

— К черту! Ты должна выпить! — настаивала Флоринда.

Наконец Алиса сдалась, вновь обрела достоинство и сказала свое последнее слово:

— Это была морская капуста!

Когда мы собрались уходить, Флоринда откровенно отделалась от Алисы (та уже много лет получала болезненные отставки), и мы втроем сели в черную колесницу Гвидо. Я расположилась на заднем сиденье.

Флоринда начала представление в духе Карлоса, который мог демонстративно положить руку девушки себе между ног на виду у ревнивых женщин. Однажды я отказалась участвовать в подобной акции, травмирующей других женщин, и он с отвращением выгнал меня.

Я была уверена, что Флоринда и Карлос заранее готовили разные магические провокации. Она стала гладить бедра Гвидо, ласкала его уши, переплела свои пальцы с его, показывая мне руки.

— Видишь, Эллис, видишь, что мы делаем вместе?

Я выложила свой козырь — наклонилась к ней и подарила ей французский поцелуй. Она вспыхнула.

Еще недавно Флоринда по указанию Карлоса пыталась шокировать меня, приветствуя в дверях страстными поцелуями.

Гвидо повернулся к ней:

— Ее в этом не замечали, правда же?

— Нет, не замечали — бойко ответила Флоринда. В отместку она стала усиленно ласкать бедра Гзидо, рискованно приближаясь к его члену, выдавая тем самым, чего она хотела добиться своей игрой. Гвидо посмотрел на меня в зеркало заднего обзора и поднял обе руки, жестом показывая: «что же я могу поделать?»

Прибыв на место, — открытый торговый пассаж, — мы с Гвидо пошли рядом. Внезапно Флоринда остановилась:

— Подождите, нам лучше взять друг друга под руку, так будет безопасней — вдруг нас увидит Клод?

Гвиди, может быть, тебе лучше отправиться домой, поработать? У тебя же есть работа?

— Фло, я пьян, возбужден, я сейчас много не наработаю.

Обнаружив, что на все фильмы, которые мы планировали посмотреть, билеты уже распроданы, мы пошли на триллер класса «В» с Дэймоном Вайенсом.

Внезапно Гвидо остановился как вкопанный. Он указывал на ближайшее кафе-мороженое:

— Смотрите, это Астрид.

Астрид держала огромную порцию бананового мороженого, от души сдобренную шоколадным кремом и взбитыми сливками.

— Что будем делать? — весело спросил Гвидо.

— Пойдем к ней, — усмехнулась Фло.

Увидев нас, Астрид невероятно побледнела, кожа стала почти прозрачной, казалось, она упадет в обморок. Увидев наши улыбки, она облегченно вздохнула. Мы обняли ее, потом двинулись в сторону прилавка.

— Это вы! О боже мой, это вы! Если бы это был кто-то другой — Клод, Була, Зуна, — я бы… я бы… О-о-о, слава богу! Только вам троим я могу доверять! Это знак!

Мы сели, чтобы поесть, и пригласили Астрид в кино. Гвидо поедал свое фруктовое мороженое, явно нервничая по поводу сексуального напряжения, все еще ощутимого среди нас троих Астрид была слишком потрясена тем, что ее застали врасплох Моя реакция была противоположной — я не могла есть и бросила свое недоеденное мороженое.

Вскоре мы были в кинотеатре. Я нырнула на сиденье, Гвидо придвинулся вплотную ко мне, Флоринда села рядом с ним, а Астрид с края. Обе женщины захотели сладкого поп-корна и содовой.

Оставшись одни в темноте, мы с Гвидо добрались друг до друга. Я мгновенно поняла, что он не станет целоваться — слишком интимно. Но он не терял времени даром и стал ласкать обнаженные икры, нежно, тихонечко поглаживать мои бедра под юбкой. Он ласкал мочки моих ушей и, держа меня за руку, водил кончиками пальцев по моей ладони. У меня все плыло перед глазами.

Я положила руку на его бедро и слегка поглаживала пальцами (куда же пропадает этот ханжа Дэвид Герберт Лоуренс, когда он вам нужен…) В Гвидо стала просыпаться мужская сила. Но он не отшатнулся, как от поцелуя.

Когда Астрид и Флоринда уселись, началось кино. Повернувшись в сторону Флоринды, Гвидо широкими плечами полностью закрыл меня от нее. И мы ласкали друг друга на протяжении всего фильма, причем Гвидо не прекращал произносить комические комментарии и мне, и Флоринде на ухо.

В конце фильма Флоринда повернулась к нам с извинениями:

— Это было, наверно, ужасно скучно для вас. Нам с Астрид понравилось это барахло, но я знаю, что у вас более тонкий вкус Ладно, может быть, завтра вечером.

— Нет, нет, — отвертелись мы. — Все в порядке, нам совсем не было скучно!

— Мы отлично провели время, правда, Элли?

— О! Все было прекрасно, не обращай внимания.

— Отлично!

Когда мы обнимались на прощание, Фло сказала:

— Ты даже не представляешь, что это значит — столкнуть вас троих! Какой заряд энергии я получила!

По дороге домой мы смеялись над тем довольно затруднительным положением, в которое попала Астрид, планировали в ближайшее время посмотреть другой фильм. Остановившись около моего дома, Гвидо вышел из машины и обошел ее сзади. Здесь он мог, по-прежнему, не целуясь, незаметно меня обнять, уткнуться лицом в шею и глубоко вдохнуть запах моих волос. Шепнув друг другу: «До встречи на занятиях», — мы расстались.