Глава 4, 1944 г.

Глава 4, 1944 г.

И… покатился колобок далеко-далеко, аж, до самой латвийской границы. Там стояло красивое имение — Пакамачай, и жили очень добрые люди Вера, и Петрас Эффертас, которые управляли этим имением.

Точно не помню когда, но после того, как у Петронеле собралось слишком много еврейских детей, меня посадили в кузов грузовика и велели ехать в г. Пасвалис. В Пасвалис, так в Пасвалис красивое название — подумалось мне.

— А дальше что?

Дальше — напутствовали меня, пойдешь на базар и там покрутишься немного, и к тебе подойдут.

— Пароль? — спросила я, начитавшись детективов.

— Тебя вычислят — был ответ.

Деревенские всегда узнают городского по им одним известным приметам. Конечно, я немного беспокоилась. Меня тревожил этот извечный вопрос, «А если?» Но выбора не было. И самое интересное, что все сошлось тютелька в тютельку. На базаре ко мне подошел мужчина, и сказал: «Поехали!». Я вскарабкалась на телегу, и снова отправилась в путь. Проехали мы по проселочным дорогам километров 20 или 30, точно не помню, пока не достигли имения. Там меня радушно приняла жена управляющего Вера, которая являлась сестрой Петронеле. Вера не знала, что я еврейка. Ее сестра решила, что так оно будет спокойнее. А была я блондинка с голубыми глазами и говорила бегло по-литовски. Легенду сочинила Петронеле: я сирота, ее ученица больна начальной стадией туберкулеза и нуждаюсь в свежем воздухе и калорийной пище.

Имение находилось недалеко от литовско-латвийской границы. Рядом уже шли бои за освобождение Литвы.

Пакамачай стоял на маленькой, но очень бурной речке Камате. Рядом шумел лес. Место было живописное и тихое. Здесь я нашла приют до прихода Красной Армии, помогая в хозяйстве, выполняла разную посильную работу. Первое мое задание было отгонять скворцов. Я замещала собою пугало в большом вишневом саду с изумительно вкусными вишнями, которые пришлись по вкусу не только мне, но и скворцам. Мне дали две деревянные колотушки, и надо было ходить по саду и стучать ими. Скворцы вначале пугались, но вскоре привыкли. Зато я объедалась вишнями за обе щеки, благо петь меня не заставляли. Я полола цветы, ухаживала за пчелами и даже пробовала доить корову, но этот мой опыт кончился печально. Корова взбрыкнула, и драгоценное молоко разлилось. Мне очень нравилось сбивать масло. В деревянный сосуд вливала сливки, вставляла деревянный поршень, который долго двигала вверх-вниз, пока не образовывалось масло.

Часто вспоминала рассказ Петронеле о двух лягушках, которые упали в сливки. Одна из них сразу сдалась и погибла. Другая карабкалась по стенкам сосуда, шлепалась вниз, и опять карабкалась до тех пор пока не сбила масло, и выбралась наружу. Эту притчу рассказывала нам Петронеле на уроке истории.

Так протекала моя жизнь среди добрых людей, красивой природы и легкой работы.

Случались, конечно, неприятности и здесь, но, по сравнению с городом, это была тихая заводь пока не приблизился фронт. Бои то приближались, то откатывались куда-то. Изобретательный Пятрас повесил на одной и той же рамке двухсторонний портрет. С одной стороны смотрел ненавистный Гитлер, с другой — тиран и диктатор Сталин. И так, в зависимости от того какие войска были ближе, Пятрас переворачивал портреты.

Но в один не совсем прекрасный летний день Вера и Пятрас засобирались в дорогу. Они очень боялись большевиков и понимали, что Сибири не избежать. Тем более что брат Веры был сослан в ГУЛАГ еще в 1940 г.

Зуд «писательства» не оставил меня и здесь и, раздобыв толстую тетрадь в клетку, я опять начала почти каждый день записывать что с нами происходит. Этим записям я не придала форму дневника, ибо не могла обо всем писать откровенно, как в дневнике. Я все еще была вне закона, и об этом никто не должен догадываться, а тем более прочесть. Здесь привожу отрывок из этих записей.