Глава 4. На казанском съезде

Глава 4. На казанском съезде

В ноябрьские дни в Казани бесновалась непогода. Порывистые ветры рвали провода, валили фонарные столбы, гнали по улицам, пустырям вывески лавок и магазинов.

Но сильнее непогоды бушевали политические страсти. Назревало вооруженное восстание, подготавливаемое большевистской организацией Казанского Совета.

Казань — центр военного округа, одного из крупнейших тыловых военных округов России. Здесь размещался штаб управления и службы, склады боеприпасов и пр. Военный гарнизон Казани насчитывал до 40 тысяч солдат и офицеров.

1917 год, во всяком случае, его первая половина, совсем не изменил тяжелейшей солдатской жизни: они по-прежнему отправлялись на фронт и приносили себя в жертву «на алтарь отечества». Мобилизовались и выписанные после ранений из госпиталей.

И все-таки перемены неутомимо приближались. Из Петрограда, Москвы пришли вести о вооруженном восстании пролетарских масс и революционных солдат. Казанские красногвардейские отряды обсуждали дошедшее до них эхо залпа «Авроры» и выступления моряков Балтики. Они тоже решили вступить в баррикадные бои с юнкерами военных училищ и школ, поддержавших Временное правительство.

26 октября (8 ноября) 1917 года народная власть Казани провозгласила себя полномочной.

В последующие дни в городе на улице Лево-Булачная в здании гимназии, названном «Домом солдата», собрался 2-й военно-окружной съезд солдатских Советов. На съезд прибыло около 300 человек, представлявших многотысячную армию Казанского военного округа. Предстояло решить много вопросов, выдвинутых Октябрьской, и в их числе: переизбрание членов военно-окружного комитета, замена единоличного командования коллегиальным, осуществление демократических реформ в войсковых частях, планомерная демобилизация и отправка их по домам.

Вокруг этих вопросов возникла острая борьба делегатов от большевистских организаций с представителями эсероменыиевистских течений, пытавшихся сохранить свое влияние на солдатские массы и направить работу съезда в нужное им русло.

Так, на одном из заседаний, когда обстановка до предела накалилась, председатель съезда большевик Александр Евлампиев объявил:

Слово имеет от Николаевcкого гарнизона Самарской губернии фельдфебель Василий Чапаев.

В левом ряду поднялся вызванный делегат и неторопливой походкой направился к трибуне.

Давай только покороче, дружок, поближе к делу! — крикнул кто-то из зала, недовольный многословием предыдущих ораторов.

Чего переливать их пустого в порожнее! Много разглагольствовать не привык, не умею, — отпарировал в ответ Чапаев.

Зал насторожился. Чапаев поднялся на трибуну. Среднего роста, худощавый, с чисто выбритым лицом, вздернутыми кверху усами над тонкими губами, со впалыми щеками и смелым взглядом голубоватых глаз. Его грудь украшали георгиевские кресты и медаль и большой красный бант. Он сразу же ополчился на «правоскамеечников». (Тогда враждующие партии занимали противоположные ряды, к примеру, большевики всегда сидели слева, а меньшевики и эсеры — справа. — Примеч. авт.)

— Который день выслушиваю некоторых, — кивнул Чапаев в сторону делегатов — эсеров и меньшевиков, — и чего только не говорят! Как попы с амвона. Большевиков обвиняют в анархии, произволе и в этой самой узурпации прав командования — слова-то всё какие-то ученые. А ежели толком разобраться что хотят — дело ясное: агитируют за старые порядки. А может, кто-то из вас хочет продолжить войну до победного конца?..

Справа поднялся шум и раздались протестующие голоса.

— Что? Аль не так сказал? Я три года воевал в Белгорайском, а здесь являюсь делегатом от 138-го запасного и знаю, чего хотят солдаты и о чем они мне наказывали. Не согласны они с вами, — Чапаев сделал жест в правую сторону. — Кто вас уполномочил говорить от имени солдат о продолжении этой войны? Быть того не может! От своего имени солдатским мандатом козыряете!..

Взрыв протеста прервал его.

— А-а! Не по нутру мои слова! — крикнул Чапаев. — Значит, чует кошка, чьё мясо съела...

Закончил Василий Иванович своё выступление под одобрительные возгласы большинства делегатов призывом избрать Совет комиссаров Округа. А ещё провести выборы командиров.

Во время перерывов Чапаев много беседовал с другими делегатами. Вспоминал о службе в Карпатах, делился своими впечатлениями о работе проходящего съезда. Говорил о личных делах. До нас дошел его диалог с солдатом:

— Воевал, как все солдаты, не то чтоб с охотой, но трусости не проявлял, а иной раз и сам напрашивался на рискованное дело. Правильно ли поступал, плохо ли — не разбирался, пока не грянула революция. Теперь-то понял, кому нужна и выгодна война...

Об офицерах Чапаев говорил, когда его спрашивали:

— Так разные они, офицеры-то, бывают. И подлецы встречаются, особливо которые повыше чинами бывают. Раз я чуть сам под военно-полевой суд не попал. Не выдержал и грубо сказал одному из штаба полка, ударившего солдата нашей роты. А тот подал на меня рапорт по команде. В лучшем случае закатили бы на год-два в каталажку. Выручил командир нашей роты поручик Прихожаев. Справедливый был офицер, да мои кресты-медали помогли.

На вопросы о своей семье Чапаев отвечал более чем сдержанно.

— Дома пятерых детей оставил; своих трое и двои приемышей.

И всё, больше ни о чем не рассказывал. Только мрачнел, как туча. Видимо вспоминал о своей самой прекрасной и самой любимой Поленьке-предательнице. Никак не мог отпустить её, красавицу.

Семью друга Петра Камишкерцева он действительно содержал довольно долго. Пелагея Камишкерцева получала аттестат якобы от мужа и жила припеваючи, радуясь его повышению. После февральской революции Василий разыскал их и рассказал, как погиб её Петруша. Долго та не могла во всё это поверить. Плакала. Но Чапаев ей объяснил, что бросать её семью не собирается. Мол, она — как хочет, пусть так и поступает, а детей (двух девочек) он забирает. Так он поклялся другу. Так и поступить должен.

Пелагея тогда быстро узлов накрутила и своё нехитрое барахлишко по корзинам распихала. Василий сильно удивился и спросил: «А ты куда собралась?» «Как куда? — ещё сильнее удивилась Пелагея. — К тебе, куда же ещё?»

Чапаев постоял, покусал свой пшеничный ус и снова спросил как-то с хрипотцой:

— И в качестве кого?

— А всё едино — твоей жены, разумеется... — ответила Поля не мигая, заливаясь краской по рябому лицу.

— Но мне не нужна ещё одна жена. Я свою Пелагею имею, — сказал он и замолчал, стиснув зубы.

— Ну, не знаю, не знаю, какая у тебя Пелагея есть, только мне маманя вчерась говорила, что она от тебя сбегла. Так что, выходит, нет у тебя жены, нет Пелагеи.

Василий вспыхнул и ответил:

— Нет и не надо, а только ты мне тоже не нужна. Мне кроме моей венчанной жены вообще никто не нужен!

— Ах, не нужен? — вспылила та. — Не нужен, говоришь? А раз не нужен, так и детей своих не дам. А детей не дам — не выполнишь волю умирающего, а не выполнишь волю умирающего Петра — большой грех на душу возьмешь! Так-то, выбирай, Вася!

Не любил вспоминать эту сцену Василий Иванович. Омерзительна была она, да жена Петра ровна пиявка присосавшаяся. И лицом страшна, и совсем ему не по нраву, да и старше. Только дал слово — умирай, а выполняй. И пришлось тогда ему брать её с собой к родителям. Вместо хозяйки. Но только видимость одна от того хозяйства. Он теперь любой удобный предлог ищет, чтобы домой пореже появляться. Только вот о детях сильно тоскует, да и предлогов особо не надо искать — вон они, предлоги эти, по улицам ходят, народ дезориентирует. Не до любви теперь. Война продолжается...

Советская власть в Казани восторжествовала, но не унималась притаившаяся контрреволюция. Из-за угла гремели выстрелы, антисоветские выступления были почти ежедневными.

В работе съезда принимали активное участие видные большевики Казанского Совета и руководители большевистской фракции Яков Шейкман, Николай Ершов и Карл Грасис. Они являлись фактическими руководителями октябрьского вооруженного восстания и возглавили Казанский ревком, или, как его тогда называли, Революционный штаб Казани.

По предложению Ершова и Грасиса, из делегатов съезда было образовано несколько небольших красногвардейских отрядов для локализации контрреволюционных выступлений и поддержания порядка в городе. В одном из таких отрядов оказался В.И. Чапаев.

Шло патрулирование города.

— Эх, послали ли бы меня с десятком красногвардейцев против контры, — говорил Василий Иванович Николаю Ершову и Карлу Грасису, называя улицы, где засели белогвардейцы. — Словами-то их не убедишь — рубить надо под корень. Безо всякой пощады!

— Не горячись, Василий, не все там контра. Есть среди них обманутые, несознательные. Туда ворвешься — резня получится, невинные жертвы будут. Выждем немного и, если не выдадут главарей и зачинщиков — рубить под самый корень будем, — урезонивал его Грасис.

— Так-то оно так, — соглашался Чапаев, — всё же лучше скорее ликвидировать эту сволочь и съезд закончить!

Однако дождаться окончания работы съезда Чапаеву не пришлось, его срочно вызвали в Николаевск. Накануне отъезда он говорил:

— Видать, не совсем ладно, коль решили со съезда отозвать! Жаль уезжать. Хороших людей здесь встретил, у которых можно многому научиться. Но что поделаешь — революция. И всяких кадетов, меньшевиков, эсеров, кулачья и прочих там хоть пруд пруди.

Находясь в Казани, Василий несколько раз заходил в гости к своему старшему брату Михаилу. Тот встречал его не слишком любезно. Хотя понимал, что если бы не брат Василий, ему сейчас пришлось бы ох и туго...

А размолвка между ними произошла вот на какой почве.

Всё началось с женитьбы Михаила. Он выбрал себе в жены купеческую дочь. И всё бы ничего, да только не по любви он женился. Жадность в нём взыграла, капиталец купца второй гильдии захотел без труда прибрать. Узнал об этом отец Иван Степанович и проклял сына за жадность. Проклял и забыл о нем. Василий решил всё исправить. Он долго думал, как получше это сделать. Думал и наконец придумал.

Вначале он навестил брата и убедился, что тот превратился в самого настоящего купчишку с двумя лавками скобяных товаров. Василий понимал, что, вкусив денег и навара с обмана, брат ни за что не откажется от выбранного им пути. И тогда Василий Иванович решил пойти на небольшую хитрость, вроде тактического маневра в боевой ситуации.

Зная скопидомство своего брата, он предложил Михаилу срочно продать свои лавки, а деньги вложить под очень большие проценты в английский клуб, который гостеприимно открыл свои двери в Саратове для обеспеченных людей.

Михаил довольно долго не соглашался, советовался со своей супругой, но жажда выгоды и легкой прибыли всё же вскружила ему голову. Он продал тогда свои лавки и деньги отдал Василию, для того чтобы тот незамедлительно повыгоднее вложил их под большие проценты или же приобрел акции клуба, открывающие светлую дорогу в безоблачное и успешное будущее.

Василий Иванович, разумеется, взял его деньги. Но вложил их не в акции английского клуба, а в развитие Красного креста и помощь неимущему классу. Долго ждал прибыли Михаил. И почувствовав недоброе, приехал в отчий балаковский дом. Там он выяснил, что никакого английского клуба нет и не было, а Василий его деньги обернул в прах. Злобе Михаила не было предела. Трудно описать его гнев. Он всё громил на своем пути. В ход шла вся нехитрая утварь. И неизвестно чем бы всё кончилось, если бы ему на хребет не опустился тяжелый кулак отца. Михаил пришел в себя, но пригрозил, что при первой возможности убьёт Василия.

Маленькая дочь Василия Ивановича Клавдюня после этих слов долго благодарила своего Боженьку, что в тот день её любимого папочки не оказалось дома. А когда тот приехал, с дрожью в голосе передала все угрозы нелюбимого и злого дядьки Миши.

Отец сидел на стуле и хохотал до слёз. Он далее стал на нем раскачиваться в такт своего смеха.

— Не бойся, детка, никто меня не убьёт, не зарежет! А я всё сделал правильно. Мишка мне ещё большое спасибо скажет, что бескровно его раскулачил. Теперь время другое пришло. Конец эксплуататорам и купцам. Да здравствуют трудовые люди!

Девочка долго заучивала папино слово «эксплуататоры». Но выходило как-то смешно «эксплутаторы», «таторы» и «эксиски». Ну, ничего, ей ещё будет время его выучить. Много много времени...

Михаил лютовал. Но вскоре понял, от чего избавил его брат Василий. И в революцию он пришел голым, босым, почти нищим. Почти, не считая его запасливой жены Гани...

Теперь братья встречались и даже мирно беседовали, но всё же нет-нет, да промелькнет тень злобы и раздражения у Михаила. А уж Ганя-то... Поэтому Василий долго у них не засиживался. Жили они теперь в маленькой комнатушке и вроде еле-еле сводили концы с концами. Михаил устроился на завод и стал пролетарием. В ногу со временем...

Из Казани Чапаев уехал за несколько дней до закрытия съезда. В конце ноября 1917 года в ряде районов Поволжья сложилась тревожная обстановка. В Оренбурге атаман Дутов поднял мятеж против Советской власти, разогнал Советы, угрожал Самаре и Саратову. В Уральске и области существовало двоевластие: наряду с новой властью продолжало свое правление и казачье войсковое правительство, которое категорически не признавало Советской власти.

Многие делегаты съезда и не предполагали, что вскоре вновь встретятся с Чапаевым, но уже совсем в другой ипостаси...

Вернувшись в Николаевск, Чапаев увидел, что офицеры 138-го полка встретили его не слишком гостеприимно. Подполковник Отмарштейн категорически отказался признать его командиром. Отмарштейн пытался склонить на свою сторону весь полк. В связи с этим военно-революционный комитет и Совет рабочих и солдатских депутатов вынесли этот вопрос на обсуждение полкового собрания. Солдаты выбрали командиром Чапаева. Но в полку все еще сильно эсеровское влияние. Оценив обстановку, Василий Иванович предложил ревкому и укому партии ускорить демобилизацию солдат, которая в это время шла повсеместно. Так решил Казанский военно-окружной исполнительный комитет. Но при этом он предпринял все усилия, чтобы сохранить надежное ядро революционно настроенных солдат.

13 декабря 1917 года в Николаевск прибыл представитель Саратовского губернского исполкома Блинов. Он выступил с докладом на гарнизонном собрании о положении дел в районе Царицына, призвав оказать военную помощь Царицынскому Совету, отражавшему натиск отрядов генерала Каледина.

Одним из первых ораторов, горячо поддержавших предложение Блинова, был Василий Иванович. Было решено привести 138-й полк в состояние боевой готовности. Всякие отлучки разрешались только с санкции командиров рот. В протоколе был назван и срок выступления в Царицын — не позднее 17 декабря.

Поскольку подполковник Отмарштейн все еще продолжал упорствовать, тормозя сдачу дел, гарнизонное собрание записало 7-м пунктом в протоколе: «Отстранить командира полка бывшего подполковника Отмарштейна и утвердить командиром полка Чапаева».

14 декабря в установленном порядке произошла сдача дел новому командиру. Позже в анкете при поступлении в Академию Генштаба Чапаев запишет: «С 14 декабря 1917 года командир полка 138-го»...

Василий Иванович Чапаев, как и многие другие, формировал свои взгляды относительно нового времени, новой жизни и будущего. Только все это сопровождалось уж слишком большими усилиями, большой кровью и огромными потерями.

Хотя, если вспомнить старое время, то усилий было не меньше, крови и потерь — тоже. Итак, в большевики он вступил. Что же дальше?