"Морская паника" 1909 г
"Морская паника" 1909 г
Для того, чтобы понять причины политического кризиса, охватившего Англию и получившего название "морской паники" 1909 г., необходимо вернуться к "Дредноуту", а точнее, к последствиям, вызванным появлением этого корабля.
Появление "Дредноута" в один миг сделало устаревшими все существовавшие линейные корабли, независимо от их срока службы. В Европе в течение 12 месяцев не было заложено ни одного броненосца, поскольку это событие опрокинуло все планы военно-морских ведомств ведущих держав. Фишер ликовал: "Тирпиц подготовил секретную бумагу, в которой говорится, что английский флот в четыре раза сильнее германского! И мы собираемся поддерживать британский флот на этом уровне. У нас 10 дредноутов готовых и строящихся, и ни одного германского не заложено до марта!"[444].
Оптимизм Фишера базировался на определенных расчетах, которые казались ему безошибочными. Адмирал никогда не отрицал, что появление "Дредноута" аннулирует существующие эскадренные броненосцы, даже самые новые. Первый морской лорд прекрасно понимал, что это даст определенные преимущества главному сопернику Англии — Германии. Теперь немецкое отставание на морях будет исчисляться не на десятилетия, как до 1905 г., а, в лучшем случае, на годы. Следовало также принимать в расчет, что средние сроки строительства линейного корабля на германских верфях были такими же, как и на английских. Но у Фишера не было выбора. Появление линейного корабля, вооруженного как можно большим количеством тяжелых орудий единого калибра, стало неизбежным. Идея уже носилась в воздухе. Военно-морской департамент США принял решение о строительстве двух линейных кораблей "Саут Каролина" и "Мичиган", ставших первыми американскими дредноутами, еще в марте 1905 г.[445]. Почти одновременно с англичанами, с той только разницей, что американцы подошли к проблеме с большей осторожностью и их дредноуты строились гораздо дольше.
На что же рассчитывал первый морской лорд? Выше уже говорилось о невиданно коротких сроках строительства "Дредноута". За счет этого Англия получила "фору" по времени. Почти год адмиралтейства европейских держав размышляли и выжидали, стоит им следовать примеру англичан или нет. Британские верфи тем временем работали. Не следует также сбрасывать со счетов фактор Кильского канала, хотя эта проблема по сей день остается спорной, и историки-маринисты трактуют ее по-разному.
В 1940 г. профессор Мардер писал: "Существует часто повторяемый миф о том, что имелись "стратегические и международные" соображения для появления "Дредноута", поскольку оно ударило по Германии сильнее, чем по Англии, из-за необходимости расширения и углубления Кильского канала, не пропускавшего через свои шлюзы корабли такого водоизмещения, как "Дредноут"[446]. Но появление "Дредноута" действительно имело такие последствия для Германии. Фактор Кильского канала играл определенную роль и до 1905 г. Именно по этой причине германские броненосцы строились гораздо меньшего водоизмещения — 11 000 — 13 000 т., по сравнению с английскими кораблями, имевшими водоизмещение 15–16 тыс. т. Поставленным перед необходимостью строить дредноуты и линейные крейсера, немцам пришлось затратить годы и огромные средства на реконструкцию Кильского канала. Мардер утверждает, что "этот аргумент на 100 % ошибочный. Нет ни одного документа, ни в бумагах Фишера, ни в архивах Адмиралтейства, ни в отчетах конструкторского бюро, в которых Германия упоминалась хотя бы косвенно. Соображения были чисто технологическими, обусловленными уроками русско-японской войны, а также информацией о том, что в других странах начаты разработки проектов линейных кораблей нового типа"[447].
Против доводов американского историка можно привести только одно возражение: сам Фишер задним числом признавал, что при разработке проекта "Дредноута" принимался во внимание и фактор Кильского канала. В 1919 г. старый адмирал писал: "Германское Адмиралтейство ломало голову над проблемой "Дредноута" в течение восемнадцати месяцев и ничего не могло поделать! Почему? Потому, что это означало расходование 12,5 млн. ф. ст. на расширение и углубление их Кильского канала, на расчистку бухт и фарватеров, ибо, если бы они этого не сделали, строительство германских дредноутов потеряло бы смысл…"[448].
Как бы то ни было к 1907 г. дополнительные трудности немцев, связанные со строительством дредноутов, были очевидны. Это дало повод Фишеру чувствовать себя уверенно и даже самоуверенно. 9 ноября 1907 г. первый морской лорд произнес речь на большом официальном банкете. В присутствии лиц, облеченных властью, Фишер заверил своих соотечественников, что они "могут спокойно спать в своих кроватях". Адмирал заявил, что морские рубежи Британии находятся в полной безопасности и все "жупелы" о возможном вторжении, которыми пугают народ, не имеют под собой почвы. Речь Фишера была принята хорошо и по истечении нескольких дней опубликована почти во всех крупных газетах[449]. Впоследствии это выступление дало дополнительное оружие в руки политических противников первого морского лорда.
Между тем, из Германии еще в начале 1907 г. стали поступать тревожные сообщения. В январе пришло известие из Берлина от посла Лэссэлса и военно-морского атташе Думаса о том, что германские военные и морские эксперты якобы всерьез заняты идеей вторжения в Англию[450]. На протяжении весны и лета 1907 г. Думас засыпал министерство иностранных дел цифровыми выкладками о новых германских морских программах. Эта информация, наряду с воинственными высказываниями некоторых немецких газет, навела британских политиков, на серьезные размышления. Осенью 1907 г. по распоряжению премьер-министра было создано особое подразделение Комитета имперской обороны временного характера. С 27 ноября 1907 г. по 28 июня 1908 г. подкомитет провел 16 заседаний. Главным предметом обсуждения стали различные аспекты обороны морских и сухопутных рубежей Великобритании. Некоторые военные чины, например Репингтон и Робертс, полагали, что при определенных обстоятельствах попытка вторжения на Британские острова может увенчаться успехом.
Первый морской лорд отмел их предположения, как "чистейшую невозможность"[451]. Виконт Эшер, неизменно покровительствовавший адмиралу, настоятельно рекомендовал ему не отмахиваться от высказываний военных, а постараться использовать нагнетаемые страхи в пропагандистских целях в борьбе за увеличение военно-морского бюджета. "Страх перед вторжением — это божья мельница, которая намелет Вам целый флот дредноутов и поддержит в английском народе дух воинственности"[452]. Но тогда Фишер не внял мудрым советам. Дальнейшие события показали, что оптимизм первого морского лорда был преждевременным.
Слухи о "Дредноуте" привели в движение гигантскую машину, созданную в Германии усилиями гросс-адмирала Тирпица. В течение многих лет он, будучи начальником морского штаба, а с 1897 г. — морского министра, готовил страну к строительству "большого флота". По его инициативе к популяризации флота привлекались издатели, художники и литераторы. Начал издаваться военно-морской журнал; школьникам за сочинения на морские темы выдавались награды; премировались художники и писатели, посвятившие свое творчество военно-морскому делу. А пока шла кропотливая подготовка общественного мнения, казенные верфи из "простых жестяных мастерских" превращались в отлично оборудованные крупные предприятия, обучались рабочие, велись исследования по непотопляемости и бронированию кораблей, по совершенствованию морской артиллерии. Усилия Тирпица не пропали даром: не успели еще отчаянно торопившиеся англичане достроить "Дредноут", как в июле 1906 г. на имперской верфи в Вильгельмсгафене был заложен "Нассау" — головной корабль первой серии германских дредноутов.
Первые сведения о германских дредноутах вызвали в Англии вздох облегчения: по сравнению с новыми британскими линкорами немецкие выглядели менее внушительно[453]. Хотя на "Нассау" имелось 12 орудий против 10 на "Дредноуте", они были размещены так неудачно, что в бортовом залпе могли принять участие лишь 8, то есть столько же, сколько на "Дредноуте". А если учесть, что калибр германских орудий был 280 мм, а английских — 305 мм, то сравнение складывалось не в пользу немцев. Не решившись отказаться от промежуточной 150 мм артиллерии и 6 торпедных аппаратов, Тирпиц вынужден был пойти на ухудшение условий обитаемости. И, наконец, поскольку в Германии лишь один завод мог изготавливать паровые турбины нужной мощности, гросс-адмиралу пришлось довольствоваться поршневыми паровыми машинами, развивавшими скорость только до 20 узлов.
Компенсацией за все перечисленные недостатки была превосходная защита. Высшим качеством корабля Тирпиц считал его способность сохранять устойчивость в вертикальной плоскости и продолжать бой. Спроектированный и построенный в соответствии с этим принципом, "Нассау" нес 306 мм главный броневой пояс, доходивший до верхней палубы, противоосколочную броню для защиты казематных орудий и мощное бронирование оконечностей и шахт орудийных башен. Превосходная подводная защита и оборудование борьбы за живучесть сочетались с высокой остойчивостью. В результате усиленного бронирования "Нассау" оказался на целую 1000 т тяжелее "Дредноута" и на 300 т тяжелее "Беллерфона" — английского дредноута следующей серии[454].
Но было бы неверно считать "Нассау" перезащищенным, но недовооруженным кораблем. Неприятным сюрпризом для англичан оказалось то, что 280 мм снаряды германских пушек лучше пробивали броню, чем 305 мм снаряды английских. На кораблях этого класса впервые были применены металлические гильзы для зарядов орудий главного калибра. Вероятно, именно поэтому за всю войну был только один случай самовозгорания взрывчатых веществ на германском флоте, да и то на устаревшем корабле. На немецких дредноутах также были более мощные прожекторы и усовершенствованные приборы для ночной стрельбы.
За четырьмя дредноутами типа "Нассау" ("Позен", "Рейнланд", "Вестфален") в 1908 г. последовали 4 линкора типа "Гельголанд" — "Остфрисланд", "Тюринген", "Ольденбург". Будучи сходными с "Нассау" по расположению башен, они отличались тем, что несли более тяжелые 305 мм орудия и были на 4 тыс. т тяжелее.
В 1909–1910 гг. на германских верфях заложили дредноуты следующей серии — типа "Кайзер" — первые турбинные линкоры Германии. Они несли 5 двухорудийных башен: 3 в диаметральной плоскости и 2 в средней части корабля, несколько отнесенные к бортам в шахматном порядке. Такое расположение позволяло 4, а при определенных курсовых углах и всем 5 башням участвовать в бортовом залпе. Хотя по сравнению с предыдущим типом количество 305 мм орудий уменьшилось с 12 до 10, водоизмещение возросло до 25 390 т. За счет этого толщина главного броневого пояса увеличилась до 350 мм! "Кайзеры" оказались более чем на 2000 т тяжелее соответствующих им английских "Орионов"[455].
Из четырех дредноутов следующей серии, заложенных в 1911–1912 гг., — "Кениг", "Гроссер Курфюрст", "Маркграф" и "Кронпринц" — только один был закончен к началу войны, остальные достраивались уже в ходе военных действий. На этих кораблях — последних германских дредноутах с 305 мм пушками — башни, наконец, были расположены в диаметральной плоскости, как на английских линкорах. Водоизмещением новые дредноуты на 1 тыс. т превосходили "Кайзера", благодаря чему удалось увеличить на 1 узел скорость и усилить защиту.
Морское соперничество в области линейных крейсеров развивалось не менее драматично. Как ни скрывали англичане тактико-технические данные своего первого линейного крейсера, кое-какая информация о нем в Германию все же просочилась. Выяснилось, что "Инвинсибл" станет подобием "Дредноута", только вместо 305 мм орудий будет нести такое же количество 234 мм пушек. Не раздумывая долго, немцы заложили крейсер "Блюхер" — облегченное подобие "Нассау", вооруженный 12 орудиями калибром 210 мм. Увы, дошедшая из Англии информация оказалась дезинформацией. Вот почему "Блюхер" получился настолько слабее "Инвинсибла", что у немцев язык не повернулся назвать его линейным крейсером. Он получил необычную для тех времен классификацию тяжелого крейсера и рассматривался как переходный тип между прежними броненосными и новыми линейными крейсерами.
В конструкции следующего корабля — "Фон дер Танна" — в полной мере проявились те особенности, которые отличали все немецкие линейные крейсеры от английских. При разработке проектов линейных крейсеров Тирпиц остался верен себе, поставив во главу угла принцип живучести и способности выдерживать удары вражеской артиллерии. У германских кораблей данного класса эскадренные качества преобладали над крейсерскими. На немецких линейных крейсерах устанавливались лучшие марки броневой стали, использовались наивыгоднейшие способы расположения брони, было принято во внимание свойство угля поглощать энергию подводных взрывов и значение цельных водонепроницаемых переборок ниже уровня ватерлинии. Одновременно разрабатывались новые принципы организации службы по борьбе за живучесть корабля в бою.
Значительную роль сыграло впоследствии и превосходство немецкой морской артиллерии. На первых трех типах германских линейных крейсеров устанавливались 280 мм орудия против 305 мм на английских. Когда англичане перешли на 343 мм пушки, немцы применили 305 мм. Почему же им удавалось обходиться более легкими орудиями? Боевой корабль представлял собой такой симбиоз брони и вооружения, в котором мощь нападения тесно связана со стойкостью защиты. Последние немецкие линейные крейсеры имели по восемь 305 мм орудий, против 343 мм на английских, зато толщина их брони составляла 300 мм против 229. В итоге 305 мм немецкий снаряд пробивал тонкую английскую броню с дистанции 11 700 м, а более тяжелый английский снаряд становился опасным для германских линейных крейсеров лишь на расстоянии 7 880 м!
В числе недостатков немецких линейных крейсеров специалисты называли установку орудий среднего калибра (150 мм) и большого количества торпедных аппаратов, которые, как явствовал опыт, были ненужным балластом на крупных кораблях. При сравнении "Фон дер Танна" и "Инвинсибла", нетрудно заметить, что немецкий корабль был на 1000 т тяжелее, имел броню на 75 мм толще и развивал скорость на 1 узел больше[456].
Недостатки "Фон дер Танна" были устранены на крейсерах следующей серии — "Мольтке" и "Гебене". При водоизмещении в 22 616 т и скорости хода 28 узлов, они несли по десять 280 мм орудий, двенадцать 150 мм и столько же 88 мм пушек[457]. Утолщение барбетов башен, две дополнительные броневые палубы, броневая защита оконечностей корабля, дымоходов и дымовых труб, пятая кормовая башня главного калибра, стреляющая поверх другой — все это потребовало увеличения водоизмещения на 3600 т по сравнению с "Фон дер Танном". Для повышения живучести в бою на "Мольтке" и "Гебене" установили два руля (один за другим), приводимые в действие из разных отсеков, что должно было свести к минимуму возможность их одновременного выхода из строя.
За "Фон дер Танном" и "Мольтке" последовал, линейный крейсер "Зейдлиц", вооруженный, как и его предшественники, десятью 280 мм орудиями. Орудийные башни на нем располагались так же, как и на "Мольтке", за исключением носовой, установленной на высоком полубаке, возвышающемся на 10 м над ватерлинией. Высокий полубак, усиленная защита носовой части, увеличенный объем боеприпасов и дополнительная 30–70 мм броневая защита погребов повысили водоизмещение корабля до 24 610 т.
В 1913 г. был заложен "Дерфлингер" — головной корабль последней серии немецких линейных крейсеров, вооруженный 305 мм орудиями главного калибра. Он вступил в строй в 1914 г. за ним в 1915 и 1917 гг. последовали однотипные "Лютцов" и "Гинденбург". В Германии так тщательно секретили данные новых кораблей, что вплоть до начала войны в мировых военно-морских кругах считали, что у немецких линейных крейсеров скорость и артиллерийское вооружение принесены в жертву защите. Отчасти такое мнение не было лишено оснований. Толщина броневого пояса на "Дерфлингере" составляла 300мм на 75 мм больше, чем на английском "Тайгере", а 100мм броневая палуба крейсеров этого типа была толще палубы любого из иностранных броненосных кораблей тех лет. Более совершенной была и система обеспечения живучести немецких кораблей. Затопление одного главного машинного отделения и прилегающих к нему боковых отсеков на "Дерфлингере" создавало крен всего в 6,9°, в то время, как на английском "Принцесс Ройял" целых 17°.
Большой неожиданностью для англичан оказалась быстроходность немецких линейных крейсеров. Фактически они развивали скорость на 1–2 узла больше, чем указывалось в официальных справочниках. Так, "Мольтке" вместо 25,5 узла давал 28,4, а "Дерфлингер" вместо 26,5 — 28 с лишним. Удачно разрешили немцы и проблемы мореходности: сильно увеличив высоту носовой части своих кораблей, они получили достаточный надводный борт при пониженном расположении главной артиллерии. Это дало экономию в весе, улучшило остойчивость и уменьшило размер цели для артиллеристов противника.
Считали, что расплатой за эти достижения окажется меньшая огневая мощь германских крейсеров. Но немцы и артиллерию не оставили в забвении, не только создав более совершенную оптику, прицелы, заряды и снаряды, но и отлично натренировав своих артиллеристов. Вот почему в боевых столкновениях линейных крейсеров успех далеко не всегда сопутствовал более мощным английским кораблям. Если немецкие артиллеристы пристреливались за 3 минуты, то англичанам на это требовалось вдвое больше. Если 5 попаданий немецких снарядов было достаточно, чтобы отправить на дно английский линейный крейсер, то "Зейдлиц" и "Дерфлингер", получив соответственно 21 и 17 попаданий, смогли удержаться на плаву и дойти до своей базы. И еще: "Индефатигебл" и "Инвинсибл" ушли под воду в течение 3 минут, "Куин Мери" и того быстрее — за 38 секунд, в то время как единственный погибший в том бою немецкий линейный крейсер "Лютцов", затонул после 24 попаданий, возвращаясь на базу.
Естественно, что в 1907 г, Фишер и его сподвижники не могли знать всего этого и предвидеть все неудачи, которые поджидали британский флот в грядущей войне. Однако известия, поступившие из Берлина осенью 1907 г., сильно встревожили первого морского лорда. 3 октября капитан 1-го ранга Думас информировал в Берлине посла Лэссэлса, что по имеющимся у него данным, германское Адмиралтейство готовится вынести на обсуждение предстоящей сессии рейхстага Закон о военно-морском строительстве от 1900 г. для внесения в него поправок. Сообразно новой ситуации, германские военные моряки планировали сократить срок службы эскадренного броненосца с 25 до 20 лет, после чего корабль подлежал замене новой боевой единицей. Было решено, что впредь все новые линейные корабли будут дредноутного типа. Под термином "большие крейсера", фигурировавшем в программе 1900 г., отныне следовало понимать линейные крейсера. Это означало, что выполнение программы 1900 г. даст Германии вместо 38 эскадренных броненосцев и 20 броненосных крейсеров, как предусматривалось ранее, 58 дредноутов и линейных крейсеров[458]. Предсказания Думаса сбылись очень скоро. 18 ноября проект Закона с внесенными в него изменениями был опубликован в прессе, а 6 февраля 1908 г. получил одобрение рейхстага и вступил в силу.
Первыми забеспокоились в Адмиралтействе. "Дорогой Э., — писал Фишер Эшеру 8 мая 1908 г., — сожгите это, когда прочтете. Вчера в присутствии всех морских лордов Маккенна формально согласился на четыре дредноута, а если потребуется, шесть дредноутов на следующий год (возможно, самый большой из известных триумфов)"[459]. На расширенном заседании Совета Адмиралтейства было решено, что Англии для удержания превосходства на морях необходимо закладывать в год по 4 дредноута, а возможно и по 6. Сам Фишер предпочел бы 8, но он полагал, что требовать такую цифру безнадежно. Адмирал предвидел, что и более скромные запросы вызовут большие трения в парламенте и "протащить" их через палату общин будет очень сложно.
Между тем, из Германии доходили все новые и новые слухи об увеличении мощностей немецкой судостроительной промышленности, о расширении производства броневых плит, орудий, орудийных башен и других подразделений, на которых базируется военная судостроительная промышленность. Часть информации просочилась в прессу, что вызвало брожение общественного мнения в Англии. Фишер принялся убеждать Маккенну, что минимальное число ежегодно закладываемых дредноутов нужно увеличить с 4 до 6: "Меня очень пугают приближающийся кризис и неурядицы. Я совершенно убежден, что цифра, которую вы назвали Ллойд Джорджу, абсолютно недостаточна… Мы подошли уже к той стадии, когда на следующий год необходима закладка 6 дредноутов, а не 4…Я боюсь, что если вы будете настаивать на цифре в два миллиона (ф. ст.), вы окажитесь в очень трудном положении и я не вижу, как его можно оправдать или поддержать"[460].
18 декабря 1908 г. Маккенну принял король, которому морской министр доложил о настоятельной необходимости увеличения числа дредноутов, планируемых к строительству на 1909–1910 финансовый год, с 4 до 6. Для обоснования своих требований Маккенна выдвинул следующие аргументы. Адмиралтейству из официальных и неофициальных источников стало известно о значительном расширении мощностей германской судостротельной промышленности. На германских оружейных заводах снижены сроки по производству орудийных башен главного калибра, а это определяющий фактор времени, затрачиваемого на сооружение самого корабля. Адмирал Джеллико получил сведения из секретных источников о расширении производства в оружейных подразделениях фирмы Круппа. Производственные мощности соответствующих площадок Круппа значительно превысили возможности английских фирм, производящих морскую артиллерию. По словам Маккенны, Адмиралтейство имело "все основания полагать", что Германия способна вводить в строй по 8 дредноутов в год (здесь он явно преувеличил возможности германских верфей). Далее морской министр сообщил, что Крупп тайно создавал запасы никеля, который, как известно, является одним из главных компонентов для производства лучших сортов стали и броневых плит. Все эти факты говорили о том, что Германия собирается предпринять рывок в наращивании своей морской мощи, и что ее возможности в данной области по крайней мере сравнялись с английскими. Времена, когда британские верфи по темпам строительства почти на 1/3 опережали лучшие предприятия других европейских держав, по-видимому, миновали.
Обрисовав Эдуарду VII столь мрачную картину, Маккенна был не так уж далек от истины. К 1908 г., благодаря развитию технологии на заводах Круппа, в Германии на строительство дредноута или линейного крейсера в среднем затрачивалось 27 месяцев, вместо 36, отпущенных Тирпицем в качестве минимального срока[461]. Несколько позднее стало известно, что из 4 дредноутов, запланированных в Германий к строительству в 1909 г., 2 были заложены еще в октябре 1908 г., до того как программа была одобрена рейхстагом. Поначалу германский морской атташе всячески отрицал данный факт, но когда Меттерних вынужден был признать наличие 2 дополнительных строящихся дредноутов, немцы окончательно утратили доверие Лондона. Теперь в британском Адмиралтействе решили, что от Тирпица можно ожидать всего. Исходя из новой ситуации, морские лорды немедленно подсчитали, что к весне 1912 г. Германия будет иметь 17 дредноутов вместо 13, как заверяли в Берлине. Английские военные моряки естественно отталкивались от предположения, что 4 корабля программы 1910 г. будут заложены в 1909 г., точно так же, как дредноуты программы 1909 г. были сдвинуты на 1908-й. Некоторые даже, полагали, что Германия сможет построить к 1912 г. не 17, а 21 дредноут. И если это так, то соотношение сил линейных флотов двух держав, включая броненосцы додредноутного типа, в первом случае составит 4:3, а во втором — 5:4. Таким образом, двухдержавный баланс будет полностью опрокинут. Все эти выкладки и предположения содержались в меморандуме, представленном морскими лордами Реджинальду Маккенне[462].
Как часто бывает в таких ситуациям, начали искать виновных, из-за которых "просмотрели" грозящую опасность. Тревога, нагнетаемая усилиями Германии по наращиванию своей морской мощи, послужила причиной политического скандала, получившего название "дела Мулинера".
Г. Мулинер был молодым талантливым менеджером нового военного завода по производству артиллерийских орудий в Ковентри, возникшего в 1904 г. как дочернее предприятие трех крупнейших судостроительных фирм — "Джон Браун", "Кэммел Лайярд", "Фэйрфилд Шиллинг Компани", — получавших крупные военные заказы от Адмиралтейства. B начале XX в. промышленный шпионаж частных фирм приобрел уже довольно широкий размах. В мае 1906 г. Мулинер направил в Адмиралтейство докладную записку, в которой подробно сообщалось об угрожающих темпах расширения производств в Германии, занятых изготовлением морских вооружений. Мулинер также сделал весьма обоснованный и аккуратный прогноз на обозримое будущее[463]. Данные английского оружейника почти полностью подтвердились как фактами последующего развития, так и сообщением отдела военно-морской разведки, возглавлявшегося в то время Чарльзом Оттли.
В феврале 1909 г. британские адмиралы могли констатировать, что прогнозы их соотечественника сбылись почти полностью. С 1902 по 1909 г. количество рабочих на заводах Круппа увеличилось с 45 до 100 тыс. человек. Показатели по изготовлению морской артиллерии фирмой Круппа в 2 раза превысили максимальные возможности трех самых крупных английских производителей вместе взятых. При этом немцы изготовляли орудия в 3 раза быстрее англичан[464]. Мулинер еще за три года до "морской паники" предупреждал, что если в один прекрасный день Германия всерьез решит соревноваться с Англией в строительстве линейных кораблей, она рано или поздно выиграет эту гонку. Немцы будут иметь возможность вооружать свои дредноуты так же быстро, как будут строиться их корпуса.
Утверждение профессора Мардера о том, что Мулинер действовал сугубо из "патриотических побуждений"[465], можно, пожалуй, поставить под сомнение. Скорее всего, молодой честолюбивый директор хотел напугать адмиралов, чтобы получить дополнительные заказы для своей фирмы. Можно предположить, что морские лорды именно так и поняли его послание и никак на него не прореагировали. Однако во время "морской паники" 1909 г. Мулинер вновь появился на сцене. Он публично заявил о том, что в свое время предупреждал Адмиралтейство о грозящей опасности. "Дело Мулинера" даже фигурировало на парламентских дебатах. В Адмиралтействе это вызвало крайнее раздражение. Морские лорды официально объявили всем оружейным и судостроительным фирмам, что те из них, которые будут пользоваться услугами мистера Мулинера, военных заказов не получат. "Докучливый" менеджер был отовсюду уволен[466].
Эпизод сам по себе не заслуживал бы упоминания, если бы не был связан с проблемой взаимоотношений военных ведомств с частными оружейными фирмами и ролью последних в "большой политике". Давление оружейных фирм на правительство и военные ведомства, нагнетание военного психоза через прессу, начиная с 80-х гг. прошлого века, стало уже привычным фактором внутриполитической жизни европейских держав. В начале XX в. крупнейшие фабриканты вооружений имели сильное лобби в палате общин и довольно тесные связи с правительством. Именно с этого времени можно отметить начало процесса сращивания монополий со структурами управления военного флота и армии. Это проявилось в использовании крупных военных специалистов на управленческих постах частных фирм, занятых производством вооружений. Британское Адмиралтейство в рассматриваемый период дает немало ярких примеров такого сотрудничества.
Достаточно сказать, что злополучного Мулинера на посту управляющего артиллерийским заводом в Ковентри сменил никто иной, как контр-адмирал Реджинальд Бэкон, приглашенный на работу руководством фирмы после его вынужденной отставки в 1909 г.[467]. Три года спустя на руководящие посты в частные фирмы придут: адмирал Чарльз Оттли и секретарь по делам финансов флота Джордж Меррей. Фирмы охотно использовали знания, опыт, а главное, старые связи людей, которые "знали толк, в такелаже".
Необходимость организованного давления на правительство и нагнетания паники показали дальнейшие события. Маккенна, как и предсказывал Фишер, столкнулся с большими трудностями и "кризисом", когда представил кабинету министров коллективные соображения Адмиралтейства по увеличению военно-морского бюджета. Несмотря на обоснованность доводов морского министра и подробные описания угрожающей ситуации в меморандуме морских лордов, в правительстве сложилась сильная группа противников увеличения расходов на военный флот. Возглавили "экономистов" такие энергичные и влиятельные люди, как Дэвид Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль, Ллойд Джордж, выдвинувшийся к тому времени в число лидеров правящей либеральной партии, занимал ключевой пост министра финансов и от его позиции многое зависело. Он отнюдь не был противником двухдержавного стандарта и поддержания морского превосходства Великобритании. Еще в марте 1905 г., выступая в Розайте, Ллойд Джордж с большим пылом говорил о необходимости иметь сильный флот. Однако требование адмиралов увеличить военно-морской бюджет с 1909 г. ставило под удар честолюбивую программу социального обеспечения, намеченную министром финансов либерального кабинета. Это обстоятельство и привело Ллойд Джорджа в лагерь пацифистов[468].
В готовящемся противоборстве известную роль сыграл личностный фактор. У министра финансов уже давно не сложились отношения с Маккенной. По свидетельству осведомленного чиновника А. Фитцроя, Ллойд Джордж питал к морскому министру глубокую неприязнь, что также повлияло на его отношение к предложениям Адмиралтейства[469].
Ллойд Джорджа активно поддерживал Черчилль. "Мне пришлось, — писал Черчилль много лет спустя, пытаясь объяснить свою позицию по отношению к военно-морскому бюджету в 1908–1909 гг., — на скорую руку проанализировать характер и состав британского и германского военных флотов на текущий момент и на перспективу. Я не мог согласиться с утверждением Адмиралтейства, что к 1912 г. возникнет опасная ситуация. Я находил, что цифры, приводимые Адмиралтейством на этот счет, были очень преувеличены. Я не верил, что немцы тайно строили дредноуты помимо тех, которые были заявлены в Законе о флоте". Черчилль пришел к выводу, что "программа из 4 кораблей удовлетворит все наши потребности"[470].
Таким образом, основной спор развернулся вокруг вопроса — 4 или 6 дредноутов должны быть заложены по программе 1909 г. В правительстве за Ллойд Джорджем и Черчиллем пошли Морли, Берне, Лореберн и Хэркорт. Главным аргументом "экономистов" против увеличения военно-морского бюджета было подавляющее превосходство британского флота по эскадренным броненосцам додредноутного типа.
Надо отдать должное Фишеру — он не потерял присутствие духа перед лицом могущественной оппозиции. Первый морской лорд подозревал, что Ллойд Джордж и Черчилль не станут биться за свои принципы до конца и, будучи "припертыми к стенке", уступят. Когда во время встречи с ними Фишер высказался за 8 дредноутов, его собеседники заявили: "Хорошо, но тогда мы все уйдем". В письме к Дж. Л. Гарвину адмирал язвительно прокомментировал: "Не такие они дураки"[471]. Точку зрения первого морского лорда разделял и виконт Эшер. Его письмо Кноллису свидетельствует, что большинство старой гвардии "великой либеральной партии" не только не одобряет позицию двух не в меру честолюбивых политиков, но и не доверяет им. "Джордж (Д. Ллойд Джордж, — Д. Л.) в один прекрасный день переметнется к тори…Джордж — это круглый человек в квадратной дырке. Он верит в военный флот, но в настоящий момент вообразил себя представителем радикалов. Поэтому он тащится в хвосте у Черчилля.…Я никогда не поверю, что эти люди будут бороться до конца. Их дело плохо"[472].
К концу января 1909 г. отношения внутри правительственного кабинета окончательно зашли в тупик. 23 февраля Фишер встретился с Остином Чемберленом — влиятельным политиком консервативной партии. На протяжении нескольких месяцев, предшествовавших решающей схватке в Парламенте по поводу военно-морского бюджета, консервативная пресса и политики в самых резких тонах требовали принятия программы строительства 6 дредноутов ежегодно и обеспечения бесспорного британского морского превосходства. Остин Чемберлен и другие лидеры консерваторов призывали морских лордов "стоять до конца" и выражали надежду, что они своего добьются, как это уже было в аналогичной ситуации с программой Спенсера в 1893–1894 гг. Страсти накалялись. Когда 26 февраля "Дэйли Кроникл" сообщила, что в правительстве якобы достигнуто соглашение о 4 дредноутах, Чемберлен взорвался: "Если морские лорды согласились на это, они заслуживают, чтобы их расстреляли, и если вся эта история не вранье, Асквит заслуживает, чтобы его повесили"[473].
Но главную ставку Фишер делал на поддержку премьера Асквита и министра иностранных дел Грея. И не ошибся. Как это часто бывало в Великобритании, когда к власти приходила левая партия, в ее среде всегда находились политики, которые старались показать, что могут быть столь же твердыми и решительными, как любой консерватор. К такой категории либералов, без сомнения, принадлежал Эдвард Грей, и персонал министерства иностранных дел скоро стал выражать "приятное удивление" жесткой политикой нового шефа. Первый морской лорд начал именно с Грея. 4 марта Фишер встретился с министром иностранных дел и имел с ним продолжительную беседу. До последнего момента Грей не видел особой необходимости в расширении морских программ, но после встречи с Фишером его мнение, по-видимому, кардинально переменилось, поскольку адмирал в письме к Эдуарду VII, написанному по горячим следам беседы, не скупился на похвалы главе Форин Оффис: "У Вашего величества есть один замечательный слуга в кабинете министров — министр иностранных дел. Он на голову выше всех остальных"[474].
Грей впервые сталкивался с Фишером непосредственно и еще не имел понятия о тех методах, которыми пользовался старый адмирал. Несколько дней спустя после их беседы глава внешнеполитического ведомства, еще ничего окончательно для себя не решивший, вдруг с изумлением обнаружил, что редактор "Обсервер" Дж. Л. Гарвин уже поведал народу со страниц своего издания, что министр иностранных дел Грей настаивает на закладке 4 дополнительных дредноутов и угрожает отставкой в случае несогласия[475]. При этом Гарвин подкреплял свои утверждения авторитетом первого морского лорда. Грей был возмущен и страшно разозлился на обоих. Фишер вынужден был констатировать: "Боюсь, что мы с ним отдалились, но теперь уже ничего не поделаешь и лучше всего помалкивать"[476].
Приближалась кульминация кризиса — решающая схватка между противоборствующими группировками по поводу военно-морского бюджета в парламенте. Пропагандистская машина работала на полную мощность. Английской публике, обезумевшей от страха перед морской блокадой и вторжением, нагнетаемого прессой, 6 дредноутов в под уже казалось мало; Чеканная фраза, брошенная депутатом парламента от консерваторов Джорджем Уиндхемом — "Мы хотим восемь и восемь просим!" — стала лозунгом британских ультрамаринистов.
Дебаты по военно-морскому бюджету в палате общин начались с выступления Маккенны 16 марта 1909 г. Морской министр, просто и печально поведал депутатскому корпусу об усилиях, предпринимаемых в Германии по строительству военно-морского флота и подрыву британского господства на морях. В связи с угрожающей ситуацией Маккенна потребовал увеличения ассигнований на морское строительство на 2 823 000 ф. ст. в 1909–1910 финансовом году по сравнению с предыдущим и закладку 6 дредноутов ежегодно[477]. Маккенна отстаивал свои взгляды решительно, его аргументы были продуманы и обоснованы, но в одиночку выиграть это дело ему бы ни за что не удалось. Политический вес морского министра был явно недостаточным. Но в решающий момент на чашу весов Адмиралтейства был добавлен авторитет Эдварда Грея.
29 марта 1909 г. шеф Форин Оффис произнес перед палатой общин одну из самых важных речей в своей жизни. Грей начал с того, что лично ему не нравится наметившаяся за последнее время во всех европейских державах тенденция к увеличению расходов на военные флоты и армии. Но, к сожалению, всеобщее разоружение пока что невозможно, а одностороннее разоружение не решит проблемы. Великобритания не может себе позволить сокращение военно-морского бюджета, поскольку это может повлечь за собой введение всеобщей воинской повинности и, в конечном счете, к утрате ею своего суверенитета. В отличие от Германии, для Англии военный флот был и остается основой ее обороны и жизненно важным фактором ее существования. В связи с вышеизложенным, министру иностранных дел представляется, что Германия должна первой предпринять шаги по сокращению своего флота, и тогда Британия со своей стороны также сделает шаг навстречу. Такая договоренность, естественно, должна базироваться на превосходстве британского военного флота. Если она будет достигнута, сказал в заключение министр иностранных дел, Европа получит стабильный и гарантированный мир[478].
Речь Грея произвела большое впечатление в палате общин и как считает профессор Роббинс, министр иностранных дел в значительной степени несет ответственность за наращивание военно-морского бюджета Великобритании в 1909 г. Чаша весов качнулась в сторону ультрамаринистов. Теперь решающее слово было за премьером. Недаром военно-морской официоз "Нейвал энд Милитари Рекорд" еще за четыре года до описанных событий восклицал: "…K счастью, у нас есть мистер Асквит"[479]. И либеральный премьер оправдал надежды своих адмиралов. На открывшемся очередном заседании кабинета министров Герберт Асквит "с подачи" Грея заявил, что военно-морской бюджет должен быть пересмотрен. И он был пересмотрен! Компромисс, найденный главой кабинета, поистине был невообразим. "В конце концов, — писал Черчилль, — было найдено удивительное и любопытное решение. Адмиралтейство требовало 6 кораблей, "экономисты" предлагали 4, и в заключение мы сошлись на 8"[480]. Таким образом, Маккенна и Фишер выиграли это политическое сражение. Военно-морское ведомство добилось увеличения бюджета на строительство флота на 3 млн. ф. ст. и вместо требуемых 2 дополнительных дредноутов получило 4. Строительство 8 дредноутов одновременно — это был максимальный предел возможностей британского военного судостроения того времени. Причем дело упиралось не в верфи и строительство корпусов, а в отсутствие достаточных мощностей по сооружению башен и орудий главного калибра.
Как и ожидалось, два главных "борца за социальную справедливость" — Ллойд Джордж и Черчилль — в отставку не подали, а позорно капитулировали. Стремление удержаться в министерских креслах перевесило моральные принципы. О принципиальности Ллойд Джорджа здесь уже говорилось. Что касается Черчилля, то лучше всех о нем в данной ситуации сказал Морли. Наблюдая "крестовый поход" за разоружение, возглавленный молодым честолюбивым политиком, он предположил: "Если Черчилль когда-нибудь станет морским министром, он потребует не восемь дредноутов, а шестнадцать"[481].
Тем не менее, тогда, в марте 1909 г., Черчилль был искренне расстроен исходом борьбы. Фишер, зная о готовящемся решении еще до заседания кабинета, на котором оно было принято, не удержался, чтобы не написать "гадость" своему новому знакомцу: "Я думаю, как замечательно было бы назвать четыре дополнительных дредноута:
№ 1. "Уинстон"
№ 2. "Черчилль"
№ 3. "Ллойд"
№ 4. "Джордж"
Как они будут сражаться! Непобедимо! Зачитайте это кабинету министров"[482].
Подводя итог событиям политического кризиса 1909 г., заметим, что "морская паника" не имела под собой реальной почвы, поскольку немцы не собирались увеличивать свои и без того обременительные морские программы. К лету того же года стало известно, что предполагаемое увеличение морского бюджета Германии оказалось блефом. Чтобы как-то спасти положение, Фишер устроил большой парад военных кораблей в Спитхеде, на который пригласил многочисленных представителей прессы. Этим шагом первый морской лорд рассчитывал привлечь на свою сторону газетчиков. Поведение Фишера на устроенном, им спектакле вызвало неодобрение многих его сослуживцев.
Герберт Ричмонд облегчил свою душу пространной записью в дневнике: "Фишер должен иметь газетчиков для себя, он должен устраивать представления, он должен иметь саморекламу. Это было отвратительно. Там он был всегда прав — в центре толпы людей, ни один из которых не имел понятия о военном флоте, рассказывая им это, рассказывая им то… Вот откуда начинается деградация — с первого морского лорда, который считает себя первой и единственной звездой, а своих сослуживцев — ничем…"[483].
Но положение, по-видимому, уже нельзя было исправить никакими военными игрищами. "Морская паника" оказалась палкой о двух концах, и другим своим концом она ударила именно по создателю "Дредноута". Еще в марте "Дэйли Экспресс" провозгласила, что Фишер "несет всю ответственность за то, что военно-морской флот содержался на "голодном пайке" в течение трех последних лет… Даже если он и угрожал отставкой в случае принятия неудовлетворительной программы, его уход только развязал бы руки сторонникам экономии. Более того, его пресловутая речь "спите спокойно в своих кроватях" (ноябрь 1907 г.) явилась прямым оправданием политики радикалов"[484].
Вслед за "Дэйли Экспресс" и другие газеты принялись обвинять первого морского лорда в том, что он "проспал" германскую опасность, что он с самого начала не требовал 8 дредноутов и т. д. Критики адмирала как либерального, так и консервативного толка утверждали даже, что Фишер отчасти повинен в ускорении морского строительства Германии. Появление "Дредноута", по их мнению, дало в руки немцам дополнительные преимущества, а реклама, которую адмирал обеспечил своему детищу, способствовала началу строительства этих кораблей другими державами. Общественное мнение и без того, было возбуждено слухами, об усилении германского флота и выпады в прессе против первого морского лорда только подлили масла в огонь.
Фишер пытался оправдаться. Обвинение в том, что он "проспал" германскую опасность, адмирал назвал "наглой ложью". "Мы знали уже через неделю об ускорении германского кораблестроения, а также о расширении заводов Круппа сразу, как только оно началось, и у меня есть копия докладной записки Туидмауту (3 декабря 1907 г.) для кабинета министров"[485].
Между тем, требования отставки Фишера усиливались. Особенно усердствовал Чарльз Бересфорд. Бересфорд официально спустил флаг командующего флотом 24 марта 1909 г., в самый разгар "морской паники". Момент против обыкновения был обставлен очень торжественно. У причалов Портсмута собралась огромная толпа, выказавшая энтузиазм и бурные эмоции. Когда он прибыл в Лондон, у вокзала Ватерлоо его также приветствовала толпа. Впечатление было такое, будто восторженные жители столицы встречают не отставного адмирала, а национального героя, только что выигравшего большое морское сражение. Все громко вопили, мужчины кидали вверх головные уборы, а женщины махали носовыми платочками.
Как уже было отмечено, карьера бравого адмирала завершилась за два года до истечения положенного срока, и в свете "морской паники" события получили совсем иную окраску. "Он был уволен министром Маккенной, потому что бесстрашно говорил правду. В этом предложении вся суть ситуации"[486]. И Бересфорд решил использовать представившийся ему шанс, тем более, что теперь он был свободен от любых условностей, налагаемых военной службой и статусом командующего флотом. Не откладывая дел в долгий ящик, он добился приема у премьер-министра и 30 марта встретился с Асквитом. Отставной адмирал в самых общих чертах обрисовал положение дел в Адмиралтействе, которое, по его мнению, было совершенно недопустимым с точки зрения безопасности морских рубежей Англии.
2 апреля Бересфорд направил письмо главе кабинета, в котором уже подробно по пунктам обосновал свою мысль об отсутствии должной организации на флоте, начиная с 1907 г. Имевшее место недавно переформирование соединений кораблей не ликвидировало слабых мест, писал Бересфорд, и не способствовало надлежащей подготовке флота к войне. Далее адмирал жаловался, что за время его пребывания на посту командующего Флотом Ла-Манша он ни разу не получил от Адмиралтейства сколько-нибудь подробного стратегического плана, согласно которому он должен был бы действовать в случае военной необходимости. В заключение Бересфорд угрожал, что если правительство не предпримет мер, то он будет действовать на свой страх и риск и дезавуирует руководство военно-морского ведомства[487].
Асквит, посовещавшись с Маккенной, решил создать правительственную комиссию по расследованию положения дел в Адмиралтействе. 19 апреля стал известен ее состав: четыре члена кабинета министров — Крю, Морли, Грей и Холден. Председателем комиссии стал сам премьер Асквит[488]. В большинстве своем это были люди, лояльно настроенные по отношению к Фишеру, и они не стали бы "топить" своего коллегу Реджинальда Маккенну, поскольку это, в конечном счете, могло вызвать падение либерального кабинета. Тем не менее, решение правительства привело Фишера в крайнее раздражение. Он обозвал либеральный кабинет "бандой подлецов" и поначалу даже хотел подать в отставку.