Пушки и торпеды

Пушки и торпеды

С момента, когда Фишер покинул «Фыориес», в конце августа 1861 г. и до середины января 1862 г., он находился на берегу, продолжая числиться лейтенантом действующего флота и получая полное жалование. За это время он успешно сдал квалификационный экзамен на чин лейтенанта, о чем уже говорилось в предыдущей главе. На берегу Фишеру жилось не так уж плохо. Он имел в Англии двух замужних теток, и двери дома леди Хортон также всегда были открыты для него. Родители Фншера, по-прежнему жившие на Цейлоне, следили за продвижением своего первенца с восхищением. Спустя несколько месяцев после боев на реке Байхэ, Фишер писал миссис Уарден: «На Цейлоне я превратился в настоящего героя. Моя дорогая матушка думает, что я совершил не меньше подвигов, чем сам адмирал Хоуп»[61].

Успехи Фишера при сдаче экзамена на офицерский чин не прошли незамеченными. 17 января 1862 г. он получает назначение на «Экселлент» — главный артиллерийский учебный корабль британского флота.

В 1830 г., по решению Адмиралтейства, 74-пушечный парусный линейный корабль «Экселлент» был поставлен на стационарную стоянку в Портсмуте. Ею решили использовать в качестве школы по инструктажу морских офицеров в артиллерийском деле[62]. С того времени «Экселлент» начал играть весьма важную роль своего рода технической лаборатории, где испытывались многие нововведения на флоте. К началу 60-x гг. учебный корабль превратился в своего рода элитарное заведение, где готовили военно-морских офицеров с высшей технической квалификацией. «Экселлент» стал воплощением новой тенденции на военном флоте, выразившейся в росте интереса офицеров к новой боевой технике. Новые веяния нашли также свое выражение в создании в 1860 г. Института военно-морских архитекторов и некоторых других подразделений, подчиненных Адмиралтейству.

С назначением Фишера на этот корабль в качестве артиллерийского инструктора начинается период его научно-технической деятельности. На английском флоте это было время настоящей технической революции, которая у многих ассоциировалась с именем Астли Купера Кея. Кей был назначен командиром «Экселлента» только с июня 1863 г., когда Фишера уже перевели на другой корабль. Их пути пересекутся несколько позднее. Но и предшественник Кея был высококвалифицированным артиллерийским экспертом, и Фишер всегда с удовольствием вспоминал свою службу под его началом.

Первый биограф Фишера Реджинальд Бэкон приводит свидетельства офицеров, проходивших в то время инструктаж на «Экселленте». Они отмечали, что молодой лейтенант был «очень строгим экзаменатором по практическим стрельбам. Обычно он смотрел на свои „жертвы“ пустым, ничего не выражающим, взглядом и только по движению его карандаша, ставившего точки и черточки, можно было догадываться о потерянных или приобретенных очках. Он был абсолютно беспристрастен»[63].

К сожалению, до наших дней почти не дошло документальных свидетельств о службе Фишера на «Экселлснте» с января 1862 г. по март 1863 г. Несколько лучше в этом плане обстоит дело с последующим назначением, которое он получил на «Уорриор».

«В те времена „Уорриор“ был тем, чем стал „Инфлексибл“ в 1882 г., а „Дредноут“ — в 1905 г., и приковывал к себе всеобщее внимание. Им командовал знаменитый капитан, сын великого моряка лорда Дандональда, и еще более известный старший офицер — сэр Джордж Трайон, который впоследствии погиб на „Виктории“. На нем была отборная команда офицеров и матросов, и мне очень посчастливилось стать на нем артиллерийским офицером в таком молодом возрасте… Мы все жили очень дружно, и меня баловали словно ребенка. Я почти не ходил в увольнение на берег, и другие лейтенанты меня очень любили за то, что я их иногда подменял на вахте»[64].

«Уорриор» был знаменит, прежде всего, тем, что он стал первым английским броненосным кораблем. Он был заложен в мае 1859 г. и вошел в состав флота в октябре 1861 г. «Уорриор» явился своего рода ответом англичан на успехи французов в вооружении кораблей такого типа. Его конструкция была существенным отступлением от традиций и общепринятых канонов английской школы военного судостроения. «Уорриор» не только олицетворял растущую зависимость морской мощи от технического прогресса и уровня экономического развития государства. Он, по сути дела, открыл новую эру в развитии военно-морских флотов, продолжающуюся и в наши дни, когда корабль, спущенный на воду, по прошествии десяти лет, являлся уже устаревшим. В эпоху парусников линейный корабль мог оставаться в составе флота и пятьдесят лет и более и при этом не считаться устаревшим.

Фишер, проведший свои юные годы под парусом и получивший образование от офицеров старой школы, к 22 годам превратился в блестящего технического эксперта с передовыми взглядами благодаря службе именно на этом, в полном смысле слова, эпохальном корабле британского военно-морского флота.

«Уорриор» имел водоизмещение 9 215 т и на ходовых испытаниях показал максимальную скорость 14 узлов. Главная концепция его конструкции состояла в том, чтобы он превосходил любой существующий корабль. Такая концепция навсегда осталась руководящим принципом Фишера, когда он, 40 лет спустя, находясь в зените славы и могущества, возглавил создание и разработку кораблей для британского флота.

«Уорриор», считавшийся фрегатом, нес также и парусную оснастку и мог под парусами развивать скорость до 13 узлов. Но Фишера, как артиллерийского офицера, интересовали, главным образом, 40 пушек, составлявших вооружение корабля. Артиллерия «Уоррнора» состояла из восьми 110-фунтовых орудий Армстронга, заряжавшихся с казенной части, и двадцати шести 68-фунтовых пушек Уитворта, расположенных вдоль бортов на батарейных палубах. Еще шесть малокалиберных пушек были размещены на верхней палубе. Со временем предполагалось заменить, все гладкоствольные пушки на корабле новыми орудиями Армстронга, как только они будут изготовлены. Жизненно важные части корабля защищал пояс из стальных плит толщиной 4,5 дюйма, укрепленных болтами на деревянной основе борта.

В августе и сентябре 1863 г. «Уорриор» крейсировал вдоль побережья Англии, часто заходя в порты и подолгу там простаивая. Во время стоянок корабль был открыт для посещения местной публикой, которая активно этим правом пользовалась. «Уорриор» был гордостью британского флота, и Адмиралтейство активно использовало его в пропагандистских целях, демонстрируя среднему налогоплательщику, что его деньги потрачены не впустую. Бэкон приводит веселую историю, связанную с одним из таких посещений, во время стоянки «Уорриора» в Ливерпуле. «В тот день на корабль пришло особенно много людей, которые буквально наводнили его помещения. Несколько девиц остановились прямо над световым люком офицерской кают-компании и, не обращая внимания на находившихся внизу лейтенантов, принялись нарочито щебетать на кокни, что в те времена считалось признаком остроумия. Офицеры некоторое время мужественно переносили это зрелище. Наконец, Фишер не выдержал и громко сказал: „Если бы эти девицы вспомнили, в каком состоянии их нижнее белье, они бы не останавливались прямо у нас над головами!“ Смущенные девицы быстро удалились»[65].

На «Уорриоре» для Фишера, как артиллерийского офицера, было большое поле деятельности. Во времена королевы Виктории от морского офицера прежде всего требовали блестящего умения ходить под парусами и управляться с такелажем. Артиллерийской подготовке уделялось гораздо меньше внимания. На нее смотрели скорее, как на неприятную, но неизбежную повинность. Однако Фишера это не обескураживало. Он много времени уделял тренировкам своих артиллеристов, и вскоре ему удалось добиться впечатляющих результатов. Молодой лейтенант пользовался авторитетом и любовью у матросов не только благодаря своим познаниям в артиллерийском деле. При погрузке угля он не гнушался носить мешки наравне с нижними чинами. В те времена такой поступок офицера и джентльмена выглядел, по меньшей мере, экстравагантным.

Вскоре Фишеру представилась хорошая возможность продемонстрировать блестящую выучку канониров «Уорриора». Это произошло в апреле 1864 г., когда корабль посетил один из известнейших людей XIX столетия — Джузеппе Гарибальди. Гарибальди находился в зените своей славы. Его имя и деяния приковывали к себе внимание всей Европы. Весной 1864 г. он побывал в Англии, и Адмиралтейство любезно предоставило ему возможность осмотреть некоторые корабли британского флота. Гарибальди ненадолго задержался на «Эдгаре»- флагманском корабле адмирала Дакреса и попросил доставить его на «Уорриор», которым больше всего интересовался.

Этот визит Фишер подробно описал в письме к своей тетке Катрин Уимпер от 28 апреля 1864 г.: «Затем он поднялся на борт к нам, адмирал представил его, он пожал руки лейтенантам, поклонился остальным офицерам и направился к месту, изрядно возвышавшемуся над палубой. Когда он поднялся туда, старший офицер взмахнул рукой, и все матросы корабля промаршировали вокруг по четыре в ряд строевым шагом под музыку гимна Гарибальди. 750 марширующих моряков, упитанных и хорошо экипированных, представляли собой внушительное зрелище. Гарибальди очень понравилось, и он сказал, что моряки маршируют прямо как солдаты… Полковник Пирс (сопровождавший Гарибальди) запел гимн Гарибальди, и все присутствующие итальянцы присоединились к нему, все они были очень возбуждены»[66].

Это письмо Фишера опровергает довольно распространенную легенду, будто моряки «Уорриора», которые в тот знаменательный день стройными рядами продефилировали перед именитым гостем, все как один пели гимн Гарибальди. С точки зрения здравого смысла обучить за несколько часов сотни матросов новому гимну было бы довольно проблематично.

Далее в распоряжение Гарибальди поступил лейтенант Фишер, который должен был продемонстрировать высокому гостю корабельную артиллерию. Канониры «Уорриора» не ударили лицом в грязь и блестяще продемонстрировали все возможные эволюции с орудиями. Фишер отметил, что его подчиненные работали с небывалым подъемом: «Мне кажется, если бы я сказал им, что Гарибальди желает, чтобы они столкнули все орудия за борт, они в несколько минут выпихнули бы все до одного, несмотря на то, что каждое весило 5 тонн»[67].

У читателя может сложиться впечатление, что служба на «Уорриоре» сплошь состояла из показухи, и парадных приемов. Это было не совсем так. Фишеру пришлось совершить несколько длительных походов в европейских водах. Континент в то время сотрясали политические катаклизмы. Бисмарк приступил к выполнению своей политики объединения Германии «железом и кровью». События в Шлезвиг-Гольштейне показали неспособность Великобритании самостоятельно предотвратить агрессию сильного континентального государства, не имея надежного союзника в Европе. Конфликт 1864 г. продемонстрировал порочность доктрины Пальмерстона манипулировать балансом сил на континенте и положил начало политике «блестящей изоляции» Великобритании от европейских дел. Фишер стал свидетелем того, как Англия, будучи в зените славы и могущества, не смогла эффективно воздействовать на развитие событий на континенте.

Фишеру приходилось решать в то время не только служебные проблемы, по и некоторые вопросы личного свойства. Его младший брат Фредерик Уильям также решил связать свою судьбу с военным флотом. Фишер устроил ему удачное назначение через капитана Шэдуэлла, с которым продолжал поддерживать отношения. И еще одно важное событие происходит в жизни Фишера— он женится. Когда он познакомился со своей невестой Кэтрин Дельвиг-Брафтон — вопрос спорный. Бэкон считает, что Джек впервые встретил свою будущую жену, когда служил на «Уорриоре»[68]. Другой авторитетный биограф Фишера — Раддок Маккей — утверждает, что их знакомство произошло гораздо раньше — в 1862 г., когда он служил на «Экселленте»[69].

Свадьба Джека и Кэтрин, дочери приходского священника из Блетчли, состоялась 4 августа 1866 г. Им обоим было по 25 лет. Они проживут вместе 52 года. После помолвки Кэтрин не уставала повторять, что ее Джек обязательно достигнет больших вершин на служебном поприще, и что она ни в коем случае не будет ему в этом препятствовать. И Кэтрин действительно всю жизнь строго придерживалась своего намерения. К сожалению, ни одно из ее писем к мужу не сохранилось, хотя имеется более сотни писем Фишера к ней. Часть из них была впоследствии опубликована. Тем не менее, этого достаточно, чтобы понять, что она была не только хорошей женой и матерью, но также и большой поддержкой своему мужу в его продвижении по службе. Нельзя сказать, чтобы она была очень умна, но определенный уровень познаний у нее был и она всегда держалась с достоинством. Фишер ее очень любил, причем эта любовь пробуждала в нем даже какие-то религиозные чувства, чего раньше за ним не замечалось.

По современным стандартам 25 лет, пожалуй, самый подходящий возраст для вступления в брак. Однако на британском флоте прошлого столетия придерживались другого мнения. Обычно морские офицеры не женились до получения ими чина не ниже капитана 3-го ранга, чтобы иметь достаточное жалование для содержания семьи. То сеть средний возраст вступления в брак был 35–40 лет. Некоторые ждали еще дольше. Сослуживец Фишера, впоследствии командовавший флотом в водах метрополии в 1914–1916 гг., Джон Джеллнко женился в 40 лет, будучи уже капитаном 1-го ранга[70]. Другой сподвижник Фишера, Артур Уилсон, сменивший его на посту первого морского лорда в 1910 г., был глубоко убежден, что морскому офицеру вообще не следует жениться, считая, что настоящий моряк должен быть «обручен со службой»[71].

«Уорриор» Фишер покинул за два года до своей женитьбы в марте 1864 г. На сей раз, его назначили командиром небольшого посыльного судна «Сторк», приписанного к «Экселленту», которое также служило в учебных и экспериментальных целях. «Сторк» был канонерской лодкой, специально приспособленной к условиям Крымской воины, в свое время принимавшей участие в бомбардировке Свеаборга. Его вооружение состояло из одной 68-фунтовой и двух 24-фунтовых гладкоствольных пушек. Это было совсем небольшое суденышко водоизмещением 232 т. и длиной 32 м. На «Сторкс» имелась паровая машина мощностью 60 л. е., позволявшая развивать скорость до 8 узлов. Команда состояла из 36 человек. Фишеру, как командиру посыльного судна, полагалась надбавка к жалованью.

К тому времени, как Фишер был назначен командиром «Сторка» «Экселлент» превратился в настоящую экспериментальную лабораторию флота, прежде всего благодаря Астли Куперу Кею.

Кей, совмещавший в себе глубокие теоретические знания с опытом достаточно продолжительной службы на флоте, был, без сомнения, одним из интеллектуальных лидеров нового поколения прогрессивно мысливших офицеров британского флота 60-х гг. прошлого столетия[72]. Астли Кей принимал самое активное участие в Крымской войне и в «опиумных» войнах в Китае. Еще с 40-х гг. Кей стал убежденным сторонником внедрения паровых машин на флоте. Его служба в качестве командира «Экселлента» продолжалась около двух лет, до сентября 1866 г., когда он получил должность начальника отдела морской артиллерии при Адмиралтействе.

За время совместной службы Кен оказал бесспорное влияние на Фишера, на его подготовку как технического эксперта. Типичный английский морской офицер викторианской эпохи, помешанный на занятиях спортом и плавании под парусами, весьма скептически относился к изучению сложных технических дисциплин. Таким людям путь на «Экселлент» был закрыт. Но даже и эта инертная масса начала осознавать, что эпоха, когда британская морская мощь определялась количеством парусных кораблей, уходит в прошлое. Появилась острая необходимость в освоении военными моряками новых сложных видов техники. Фишера никак нельзя назвать человеком, который держался компромиссного курса, выбирая между новым и старым. В этом у него было много общего с Астли Кеем. Он совершенно определенно отдавал себе отчет о своем интеллектуальном превосходстве над сослуживцами и, по крайней мере, к 1870 г., начал рассматривать себя в качестве наследника и продолжателя дела Кея на британском флоте.

В апреле — мае 1866 г. Фишер проходил инструктаж по стрелковой подготовке в Хите. На этом любопытном эпизоде следует остановиться подробнее, поскольку именно тогда Фишеру впервые пришлось иметь дело с армейскими чинами, и он надолго определил его отношение к армии. Фишер считал, что занятия не принесли ему никакой пользы с профессиональной точки зрения: «Я оказался в составе небольшой группы офицеров; справа от меня сидел генерал, слева — полковник. Полковник убивал время, рисуя генерала… Когда нас экзаменовали по „теории“, мы должны были вставать, отвечая на вопрос (как маленькие дети в воскресной школе)… Естественно, нам задавали всякие устрашающие вопросы. Один из тех, которые достались мне, звучал так: „Как вы заливаете воду в ствол винтовки, когда чистите его?“ Мой ответ был неправильным. Я сказал: „С помощью жестяной воронки“. Правильный ответ был — „аккуратно“»[73].

Впоследствии Фишер всегда приписывал армейским чинам особую тупость. Занятия в стрелковой школе Хита, по-видимому, только укрепили его в этом убеждении. «Тем не менее, — вспоминал он, — я провел там время прекрасно; английская армия, была ко мне снисходительна, и я также полюбил ее»[74]. Излишне упоминать, что Фишеру было выдано свидетельство об успешном окончании этих курсов.

В 1867 г. он познакомился с замечательным молодым офицером, служебный путь которого впоследствии весьма тесно переплетется с карьерой Фишера. Лейтенант военно-морского флота Артур Уилсон был на год моложе Фишера. Оба впоследствии станут крупными авторитетами в области морских вооружений, оба поочередно будут занимать пост главного инспектора флота, а в 1910 г. Артур Уилсон примет у Джона Фишера пост первого морского лорда. Что касается знаний и профессиональной подготовки, то здесь они были почти равны, хотя впоследствии интересы Уилсона сосредоточились на военно-морской тактике, а Фишер занялся управлением флота и административными функциями. Однако по характеру они были полной противоположностью друг другу. Если Фишер был энергичным и темпераментным, то Уилсон, напротив, олицетворял викторианскую самодисциплину и самоограничение. Словно член некоего монашеского ордена, Уилсон был настоящим фанатиком своего дела. Служба и военный флот были его единственной любовью и привязанностью. С полным безразличием воспринял он известие о награждении его высшей наградой Великобритании — Крестом Виктории. Уинстон Черчилль, у которого не было причин испытывать расположения к Уилсону, все же дал этому моряку высокую оценку: «Он был, вне всякого сомнения, наиболее самоотверженным человеком, какого я когда-либо встречал»[75].

1867 г. открывает весьма важный этап в службе Фишера. С этого времени он приступает к систематическому изучению электротехники и минного дела. Период его карьеры, который условно можно назвать «торпедный», продолжался до 1876 г. Информация о деятельности Фишера в указанной области весьма скудна и следствием этого явилось множество недомолвок и ложных представлений, встречающихся в трудах позднейших исследователей.

В те годы торпедное дело было совершенно новым и неизведанным. Если английский морской офицер в 1867 г. употреблял слово «торпеда», он отнюдь не имел в виду самодвижущуюся торпеду, устремлявшуюся к цели в подводном положении. Он подразумевал либо морскую мину, либо взрывное устройство на конце длинного шеста, крепившегося к носовой части небольшого катера. Принимая во внимание, что к 1869 г. Фишер, несмотря на молодость и небольшой чин, стал крупным авторитетом по торпедам, его деятельность на этом поприще заслуживает более пли менее подробного описания.

Мемуары адмирала Киприана Бриджа содержат емкую характеристику того состояния дел на флоте, при котором Фишеру предстояло начать знакомство с новым видом морского оружия: «Следует упомянуть, что я был первым офицером на флоте, которого экзаменовали по морскому минированию, контрминированию и торпедному делу. Признаюсь мне было очень жаль, оставлять „Экселлент“, поскольку я заинтересовался артиллерийским делом и всем, что с ним связано. Происходили большие перемены. На военном флоте начали применять электричество; морское минирование начало рассматриваться как практика ближайшего будущего; защита кораблей броней и применение бронебойных приспособлений было предметом ежедневных экспериментов. И в то же время мы придерживались старых принципов и методов. На кораблях по-прежнему держали абордажные пики и топоры. А упражнения по абордажу, хотя и не в таком количестве как в прежние времена, продолжали отрабатываться»[76].

До середины 60-х гг. на флоте проявляли мало интереса к минному делу, которое было целиком отдано на откуп инженерам и ученым. Инициатива о необходимости выделить морских офицеров для обучения «торпедному делу» по-видимому, исходила от профессора Фредерика Эйбела, который был специалистом-химиком в королевской лаборатории в Вулвиче. В Адмиралтействе сочли это предложение разумным.

В октябре 1867 г. в Вулвич прибыла группа офицеров, в составе которой был и Фишер. Фишер взялся за дело с присущей ему энергией и, по свидетельству Эйбела, зарекомендовал себя как самый способный из всех обучавшихся. К январю 1868 г. он подготовил учебное пособие, в основу которого легла серия лекций, прочитанных профессором Эйбелом. Эта небольшая книжка, объемом 128 страниц, называлась «Краткий курс по электротехнике и обращению с электрическими торпедами». Пособие было первым опытом, и когда Фишер работал над ним, ему фактически не на что было опереться. Кей, ознакомившись с содержанием учебника, определил, что информация, содержащаяся в нем, не является секретной и при отсутствии возражений со стороны Эйбела, дал добро на публикацию. Адмиралтейству было рекомендовано приобрести учебник из расчета, чтобы иметь по два экземпляра на «каждом военном корабле действующего флота»[77].

С точки зрения нового, что было внесено самим Фишером, наибольшего внимания заслуживает краткое приложение на восьми страничках, озаглавленное «Осуществление орудийного выстрела посредством электричества». Здесь была описана схема централизованного управления артиллерийским огнем корабля тридцать лет спустя принятая на всех флотах мира. Практическая детализация схемы Фишера произвела на Эйбела благоприятное впечатление. Но когда проект был представлен на рассмотрение специальной комиссии военного министерства (в то время в Англии морская артиллерия находилась в ведении военного ведомства, а не Адмиралтейства), его отвергли. Каких-либо документальных свидетельств о реакции Фишера на решение комиссии не сохранилось. Скорее всего, этот случай еще более усилил его неприязнь к армии и послужил дополнительным доказательством непроходимой глупости «солдат королевы». Адмиралтейство, со своей стороны, не сочло нужным каким-либо образом повлиять на решение комиссии.

Что касается основного текста учебника, то здесь необходимо поставить точки над «i» относительно довольно распространенного заблуждения по поводу отношения Фишера к самодвижущейся торпеде Уайтхеда. Некоторые места в пособии были расценены позднейшими исследователями, как пророческое предвидение автором самодвижущейся торпеды[78]. Но при внимательном прочтении «Краткого курса», не остается сомнений, что Фишер под термином «электрические торпеды» имел в виду только морскую мину с электрическим детонатором.

Фишер не имел непосредственного отношения к созданию самодвижущейся торпеды Уайтхеда, и смог познакомится с ней только в августе 1869 г., во время поездки в Германию. Первые испытания торпеды состоялись, как известно, в 1866 г. в Фиуме. Информация об этих испытаниях была получена в Адмиралтействе только в январе 1867 г. и с ней был ознакомлен очень узкий круг лиц.

Таким образом, едва ли Фишер мог что-либо знать о торпедах до 1869 г., когда он, благодаря своей высокой репутации технического специалиста, был включен в состав делегации, направляемой в Германию по приглашению прусского короля. Там должна была состояться церемония открытия военного порта, призванного служить базой флота Северогерманского союза, впоследствии названная Вильгельмсгафеном. 12 июня Фишер прибыл на линейный корабль «Минотавр», который должен был доставить представителей Великобритании к месту проведения церемонии.

Торжества состоялись 17 нюня. Фишер имел возможность хорошо рассмотреть Вильгельма I. На торжественном ужине он сидел через одного человека от прусского короля. Мольтке и Бисмарк также присутствовали, оба в серых шинелях и остроконечных шлемах. Бисмарк даже обменялся с Фишером каким-то едким замечанием по поводу торжественной речи бургомистра города. Можно предположить, что канцлер высказался по-английски, поскольку Фишер так никогда и не освоил ни французского, ни немецкого. Впоследствии Фишер утверждал, что даже прусский король спросил его, почему он был включен в состав делегации и правда ли, что он является единственным специалистом по морским минам (к тому времени, когда старый адмирал писал мемуары, ему уже казалось, что в 1869 г. он был единственным специалистом по морским минам). В своих «Воспоминаниях» Фишер дал несколько кратких характеристик руководителей прусского государства, присутствовавших на церемонии. Фон Роон показался ему веселым и жизнерадостным человеком. Мольтке, напротив, «был замкнутым и неразговорчивым с непроницаемым выражением на лице, но по-английски он говорил также хорошо, как и я»[79]. Фишер также досадовал, что не оказался в числе англичан, получивших немецкие награды: «Наверное, они сочли меня слишком молодым»[80].

Здесь, пожалуй, уместно обратить внимание на некоторые характерные особенности мемуаров Фишера. Оба тома — «Воспоминания» и «Записки» — содержат записи, продиктованные им в 1918 и 1919 гг. Многие характеристики и описания в мемуарах содержат известную долю преувеличения или искажения, поскольку Фишер, диктуя текст, подчас имел намерение еще и развеселить присутствующих. И тем не менее, его «Воспоминания» остаются ценным историческим источником. В возрасте 78 лет Фишер сохранил прекрасную память и замечательную ясность мысли и там, где дело касалось цифрового материала, фактов, он давал информацию поразительной точности.

Тогда же руководство флота приняло решение просить Форин Оффис о ходатайстве перед прусским правительством позволить лейтенанту Фишеру ознакомиться с состоянием дел на военном флоте Северогерманского союза и присутствовать на испытаниях самодвижущейся торпеды в Киле. Первому морскому лорду адмиралу Сиднею Дакресу казалось, что это самый дешевый способ заполучить какую-либо информацию о торпедах.

По такому случаю, Фишер в возрасте 28 лет был произведен в капитаны 3-го ранга и 11 августа 1869 г., согласно разрешению, полученному от прусского правительства, прибыл в Киль. Он должен был присутствовать на испытаниях торпеды в Кильской бухте, затем ему была предоставлена возможность посетить арсенал в Шпандау и артиллерийский полигон военно-морского флота неподалеку от Берлина.

Однако поездка в Киль разочаровала Фишера. Сопровождавший его прусский морской офицер сообщил, что испытаний торпеды в Киле пока не предвидится, и что ничего похожего на это там никогда не проводилось. В течение трех дней Фишер пробыл в этом городе в обществе немецких офицеров: «В Киле была восхитительная гостиница, и они принимали меня по-королевски»[81]. Там он получил возможность ознакомиться с немецкой стационарной морской миной Герца. Устройство этой мины было гораздо более совершенным, чем той, которая использовалась на британском флоте. В своем докладе Фишер настоятельно рекомендовал английскому морскому командованию принять на вооружение мину Герца.

Конструкция немецкой мины, разработанная доктором Альбертом Герцем, оказалась настолько удачной, что она применялась фактически без изменений вплоть до 1919 г. Но английское командование оставило рекомендацию Фишера без внимания, хотя он неоднократно возвращался к этому вопросу впоследствии. Англичане на протяжении многих лет безуспешно пытались внести какие-то улучшения в конструкцию своей морской мины. Первая мировая война со всей наглядностью продемонстрировала превосходство немецкого образца, и с 1917 г. британское командование вынуждено было принять на вооружение морскую мину, являвшуюся точной копией системы Герца.

Во время посещения артиллерийского полигона военно-морского флота под Берлином Фишер познакомился с доктором Шайменсом. Вернер Шайменс, продемонстрировал ему свое замечательное изобретение — фонарь особого устройства, который будучи соединен с мощной динамомашиной, мог давать сильный луч света, позволявший даже в сплошной темноте в дождливую погоду осветить объект на расстоянии до 3000 м. Фишер сразу оценил значимость этого изобретения, особенно в связи с возможностью обнаружения морских мин в ночное время. Первым английским кораблем, на котором был установлен прожектор, стал «Минотавр»[82].

В докладе о посещении арсенала в Шпандау, Фишер большое место уделил описанию запальных трубок для артиллерийских снарядов, которые использовались немцами. Особенно им было подчеркнуто значение стандартизации. Немцы пользовались только двумя видами запальных трубок, в то время как англичане обременяли себя девятью. На Фишера также произвела впечатление дисциплина, царившая на заводах арсенала.

За время своего непродолжительного пребывания в Берлине Фишер завел немало знакомств с прусскими морскими и армейскими офицерами. Одним из самых полезных оказалось знакомство с капитаном 1-го ранга Хассеннфлугом, недавно принятым на службу. До этого он служил на австрийском флоте и в феврале 1868 г. состоял в комиссии, присутствовавшей на очередных испытаниях торпеды Уайтхеда. К огромной радости Фишера капитан 1-го ранга позволил ему ознакомиться со своими копиями документов работы комиссии австрийского военного флота по торпедам, начиная с июля 1867 г.[83]. Фишер тщательно скопировал чертежи и записи и включил информацию в очередное послание Адмиралтейству.

Наверняка доклад Фишера содержал данные, которые должны были заинтересовать британское морское командование. Однако умы их превосходительств в тот момент были заняты предвкушением получения информации от группы морских офицеров, возглавляемой вице-адмиралом Александером Милном, которая была допущена на испытания торпеды в Фнуме.

II все же отчеты Фишера не были оставлены без внимания. К тому времени значение нового морского оружия получило достаточно высокую оценку у военных моряков многих стран. Стало известно, что в составе военно-морского флота США бы то сформировано специальное подразделение, которое занялось изучением вопросов, связанных с применением морских мин и торпед. Осенью 1869 г. было решено создать аналогичное подразделение в составе британского флота. Предполагалось что оно будет укомплектовано специалистами самого различного профиля: гидрографами, военными инженерами и т. д. Задачей вновь созданной организации, была разработка планов защиты главных баз флота и крупнейших морских портов с помощью минных полей, а также изучение возможностей осуществления наступательных операций силами кораблей флота с применением торпед. К концу октября 1869 г. состав подразделения был окончательно утвержден, при этом Фишер получил одни из руководящих постов.

Возможно, на принятие такого решения оказала влияние продолжительная беседа, которую имел Фишер с первым морским лордом адмиралом Сиднеем Дакресом сразу по возвращении из Германии: «Упрямое сопротивление британского военного флота переменам является историческим фактом. Первый морской лорд однажды заявил мне, что когда он пришел на флот, никаких торпед не было и что он не видит причин, какого собственно черта эти проклятые штуковины должны быть теперь. Я приложил немало усилий, привлекая внимание его безмятежного и самодовольного ума к тому обстоятельству, что британский военный флот не имеет ни одной торпеды, в то время, как небезызвестный мистер Уайтхед (с которым я был знаком) уже изобрел самодвижущуюся торпеду стоимостью около 500 ф. ст., которая может проделать пробоину величиной с карету его превосходительства (стоявшую у дверей) в днище самого большого и мощного корабля в мире и отправить его на дно в шесть минут»[84].

Вот еще один эпизод его беседы с Дакресом: «С самоуверенностью молодого лейтенанта я сообщил тогдашнему первому морскому лорду, что немецкая морская мина Герца, которую я наблюдал за несколько дней до того, в Киле, революционизирует морскую войну настолько, что сделает невозможным преследование одной эскадры другой, поскольку ускользающий флот будет сбрасывать по пути следования морские мины. Дикие морские набеги времен Нельсона наверняка отойдут в прошлое. Он добродушно выпроводил меня, поскольку уже был наслышан обо мне, как лунатике, проповедующем гибель мачт и парусов…»[85].

Осенью 1869 г. у Фишера были неплохие виды на будущее. Его брак оказался счастливым, и он уже имел двух детей. Служба на флоте была его призванием и любимым делом, и Фишер надеялся, что вскоре он получит кресло в Адмиралтействе в качестве заместителя начальника отдела морской артиллерии. Это назначение казалось ему гораздо более предпочтительным, чем возможность стать командиром военного корабля. Однако судьба в лице капитана 1-го ранга Ф. Б. Сеймура, личного секретаря первого морского лорда, распорядилась иначе. Фишер получил назначение на военный корабль «Оушен», входивший в состав британской эскадры в китайских водах. Все биографы Фишера сходятся на том, что это было в высшей степени в интересах его карьеры. Но молодой отец, по-видимому, не очень радовался. Ему хотелось быть поближе к семье. С другой стороны, хотя он зарекомендовал себя наилучшим образом на обычной военной службе на корабле, он все же предпочитал такой род деятельности, каким ему приходилось заниматься на «Экселленте».

Сменную команду на «Оушен», находившийся у берегов Китая, должен был доставить другой военный корабль — «Донегал». На время перехода из Англии в Китай Фишер должен был исполнять обязанности командира этого корабля. «Донегал» был одним из последних деревянных линейных кораблей, поэтому в дополнение к парусной оснастке на нем имелась небольшая паровая машина. Старый парусник был переполнен людьми до отказа. Еще бы, ведь на нём находились две команды — собственная и сменная команда для «Оушена» — всего 1300 человек. 50 офицеров каким-то образом исхитрились помещаться в кают-компании[86]. В этих ужасающих условиях предстояло совершить переход через три океана.

Фишер писал жене из Китая о том, что он чувствовал, прибыв на «Донегал» 25 ноября 1869 г.: «Сегодня исполняется два года, как я прибыл на „Донегал“, а через 17 дней будет два года, как мы сказали друг другу „до свидания“. Я думаю, что, пожалуй, никогда не был таким несчастным, как в тот день»[87]. Тем не менее, Фишер тщательно скрывал свои чувства и держал себя в руках. О плавании на «Донегале» сохранились воспоминания одного из его участников некого Дж. Макдоннела: «Переход в Китай вокруг мыса Доброй Надежды был заполнен учениями, учениями, учениями, упражнениями всякого рода так, что когда мы прибыли в Гонконг, все были отлично натренированы в артиллерийских стрельбах и работе с такелажем…. Мне кажется, из 1300, находившихся на борту, Джеки (Фишер. — Д. Л.) мог каждого назвать по имени, и не просто назвать по имени — он знал откуда каждый родом и какую религию исповедует… Должен сказать, что за 40 лет всей моей последующей службы я никогда не встречал команды, равной по обученности экипажу „Оушена“…»[88].

Фишер еще долго продолжал пребывать в состоянии сильного раздражения из-за утраченной возможности попасть в Адмиралтейство. Ему дали понять, что командование собирается задержать его на «Оушене» надолго. Молодой офицер, сознавая, что это, в конце концов, может даже пойти ему на пользу, продолжал возмущаться, что Адмиралтейство предоставляет возможность быстрого продвижения только тем, кто имеет сильную руку среди большого начальства.

Тем не менее, Фишер был уже многими отмечен как один из самых способных офицеров на флоте, и его опасения, что командование о нем забудет, были напрасными. В апреле 1870 г. он отправил в Адмиралтейство рукопись своего учебника в новой редакции, который получил полное одобрение[89]. Приняв командование «Оушеном», Фишер не только довел боевую подготовку команды до высочайшего возможного уровня, но и бомбардировал Адмиралтейство рапортами по инстанции, в которых докладывал о технических усовершенствованиях, осуществленных им на корабле.

Фишер продолжал испытания со взрывами морских мин, пытаясь определить оптимальную глубину, на которой они будут действовать наиболее эффективно. Им осуществлялись также поиски наиболее приемлемой изоляции для защиты электрических проводов от воздействия морской воды и т. д.

В водах Китая Фишер снова обращается к корабельной артиллерии. Это была давняя сфера его интересов и в ней он достиг гораздо больших успехов, чем с минами и торпедами. Выше уже говорилось о приложении к учебнику Фишера «Осуществление артиллерийского выстрела посредством электричества». Первоначально его схема централизованного управления артиллерийским огнем корабля была отвергнута Адмиралтейством, но позднее ей очень заинтересовались контр-адмирал Астли Кей и капитан 1-го ранга Артур Худ,

Во многом, благодаря их энтузиазму и настойчивости, отдельные элементы системы было решено использовать на новых линейных кораблях «Тандерер» и «Девастейшн», заложенных в 1869 г. и вошедших в состав флота в 1873 г. Эти два броненосца составили целую эпоху в британском военном кораблестроении. Многое из того, что было применено на них, имело место впервые. Для того времени, вид их был совершенно необычным, и они, в значительной степени, определили силуэт военного корабля на многие десятилетия вперед размещение орудий главного калибра в защищенных броней башнях, система расположения машин и вспомогательной артиллерии, огромные угольные ямы, позволявшие принять большой запас топлива. «Тандерер» и «Девастейшн» стали первыми океанскими кораблями британского флота, на которых полностью отказались от парусной оснастки и мачт, способных нести паруса. Их появление произвело не меньшее впечатление, чем появление «Дредноута» в 1905 г. Более того, на «Девастейшне» была впервые установлена система, позволявшая осуществлять централизованное управление и корректировку артиллерийского огня из боевой рубки. Таким образом, не будет преувеличением утверждать, что Джон Фишер внес свой вклад, и при том немалый, в развитие военно-морской тактики и техническое совершенствование морских вооружений в 70-е гг. XIX века.

За время службы на «Оушене» у Фишера сложились хорошие отношения с командой и, особенно, с младшими офицерами корабля. В целом, несмотря на его беспокойство по поводу оторванности от Адмиралтейства и «Экселлента», двухлетний период службы на Дальнем Востоке сыграл огромную роль в его превращении во всесторонне образованного, закаленного морского офицера. Тогда же им были подготовлены две небольшие работы: «Военно-морская тактика» и «Артиллерия, снабжение и администрация». Фишер писал жене: «…Я был занят написанием, во-первых, моей новой книги, насчет которой тебе не следуем быть слишком оптимистичной, во-вторых, того, что, на мой взгляд, будет очень хорошим памфлетом о делах на флоте вообще и морской артиллерии в особенности. Я думаю послать этот памфлет адмиралу Кею и спросить его совета, следует ли его опубликовать анонимно, нескольку некоторых он затрагивает очень серьезно, или может все же подписать свое имя…»[90].

Анализируя работу Фишера по военно-морской тактике, нельзя сказать, что в ней содержалось много новых или оригинальных мыслей. Ее основной постулат — «с мачтами и парусами должно быть покончено» — на флоте уже давно разделялся многими офицерами, и Фишер наверняка не был первым, кто провозгласил и отстаивал этот лозунг. Другая брошюра явилась своего рода итогом довольно длительного периода службы Фишера на «Экселлента», где он имел возможность ознакомиться с самыми передовыми идеями, имевшими хождение среди морских офицеров. Таким образом, его работа была весьма эклектична. Ценность ее состояла в том, что в ней как в зеркале отразилось состояние военно-теоретической мысли на британском флоте 70-х гг. прошлого века, это поистине переломный период для военных флотов всего мира.

60-80-е гг. XIX века стали для английского флота временем экспериментов. С одной стороны, военно-морской флот переживал этап беспрецедентной технической революции, когда вооружение и конструкция военных кораблей, стратегия и тактика времен Крымской войны — все это было поставлено под вопрос, и многое заменялось принципиально новым. С другой стороны, эволюция военно-морского флота в сторону передового и неизведанного, осуществлявшаяся в условиях провозглашенной правительством экономии, грозила затянуться. Естественно, что подобное состояние дел повергало в уныние таких нетерпеливых новаторов, как Джон Фишер. Лишь благодаря своеобразному международному положению викторианской Англии, в условиях отсутствия серьезного соперника в борьбе за господство на море британский флот получил уникальную возможность позволить себе метод проб и ошибок.

В январе 1872 г. «Оушен» отправился в длительное плавание к родным берегам. По пути следования корабль сделал несколько остановок, в том числе в Тринкомали и Коломбо, где Фишер имел возможность повидать свою мать и брата Фрэнка, Фрэнк готовился к карьере гражданского чиновника в колониальном аппарате Цейлона, и старший брат приветствовал его намерение. Однако впоследствии Фишер сохранил довольно прохладные отношения со своими братьями и сестрами, и его дети росли в полном неведении о своих дядях и тетях, за исключением Фредерика Уильяма.

Из писем Фишера тех лет видно, что его амбиции возрастают, и он определенно убежден, что ему суждена большая карьера. Впрочем, так считали многие из тех, кто его знал, и эти мнения не были лишены оснований. Если сравнить Фишера с другими талантливыми командирами и флотскими руководителями Великобритании того времени, то он ни в чем не уступал им по уровню своей образованности и знанию сложных технических дисциплин. Джон Фишер в равной мере был одарен и качествами боевого командира и флотоводца: инициативностью, решительностью и умением быстро ориентироваться в сложной ситуации. Но чем он превосходил всех остальных, так это своей энергией и целеустремленностью. Наряду с перечисленными качествами Фишер проявил себя еще и тонким интриганом, что в немалой степени способствовало его продвижению по служебной лестнице. В своих мемуарах он не единожды упоминает, что в молодости заслуживал бы и более быстрого продвижения. Тем не менее, в 28 лет Фишер уже был капитаном 3-го ранга, а в 33 года — капитаном 1-го ранга. Из этого следует, что ему, в общем, не на что было обижаться.

Пока Фишер нес службу на Дальнем Востоке, в Адмиралтействе его уже планировали на новый пост инструктора по торпедному делу, учрежденный на «Экселленте». Впоследствии Фишер вспоминал об этом не без сарказма: «…У меня был замечательный друг в Адмиралтействе- сэр Б. Сеймур, впоследствии лорд Алчестер, который был убежден, что мне следует отправиться в Китай. В Китай я и отправился, но все окончилось счастливо, поскольку у моего адмирала началось размягчение мозга, и мне рассказывали, что когда он вернулся на родину и пришел в Адмиралтейство, он помнил только одно слово — „Фишер“!»[91].

«Оушен» прибыл в Плимут 5 июня 1872 г. и был немедленно поставлен в дек. Это неудивительно, если принять во внимание жестокий шторм, который пришлось выдержать кораблю и команде к берегам Мадагаскара. Волнение было настолько сильным, что размах качки достигал 40°. Казалось, что старый деревянный парусник вот-вот развалится на куски. Положение усугублялось тем, что несколько орудий сорвалось со своих креплений и носилось по палубе, сокрушая все на своем пути. Волнами смыло все шлюпки и разрушило квартер-дек[92]. Фишер в течение нескольких часов находился на верхней палубе, подбадривая команду и отдавая необходимые распоряжения матросам и офицерам. «Оушен» чудом не потерпел крушения.

По прибытии в Англию Фишер до сентября находился на половинном жаловании, оставаясь на берегу. Затем последовало назначение на «Зкселлент», где его служба на должности инструктора по торпедному делу продолжалась 4 года. Фишеру пришлось приложить немало усилий по налаживанию четкой работы обучения морских офицеров новой науке. «Курсы по торпедному делу для офицеров флота организовал я, — вспоминал он впоследствии, — при этом пришлось преодолеть колоссальные трудности! Особенно упрям был первый морской лорд. Когда он начинал службу, торпед еще не было и в помине, и он не видел причин для их появления теперь»[93].

Однако обвинения, которые Фишер возводил на высшее руководство флота, мягко говоря, были не совсем справедливы. Если судить по результатам специального заседания в декабре 1875 г., на котором решался вопрос о статусе учебного торпедного судна «Вернон», как самостоятельной единицы с независимой командной должностью, адмирал Милн (первый морской лорд в 1872–1876 гг.) одобрил предложение без особых возражений.

«Вернон» был заложен в 1831 г. и классифицировался как 50-пушечный фрегат. К 1872 г. это был уже безнадежно устаревший корабль, хотя и сохранивший свои классические обводы времен чайных клиперов. Его-то и решили переоборудовать в учебное судно.