Глава 25. СОЮЗНАЯ КОНТРОЛЬНАЯ КОМИССИЯ В ФИНЛЯНДИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 25.

СОЮЗНАЯ КОНТРОЛЬНАЯ КОМИССИЯ В ФИНЛЯНДИИ

После снятия блокады главной задачей Жданова стало выведение Финляндии из войны. В случае успеха это коренным образом меняло стратегическую обстановку на всём фронте — немцы теряли ключевые позиции на Севере и Балтике, а СССР, сократив фронт на полторы тысячи километров, высвобождал значительные силы для удара непосредственно по Германии.

Сразу после операции «Январский гром» советская авиация дальнего действия трижды бомбила Хельсинки. Под впечатлением германского отступления от Ленинграда и этих ударов по своей столице финские власти задумались о мире — уже в марте на аэродроме под Ленинградом приземлился шведский самолёт с финской делегацией. Парламентёром стал старый знакомый нашего героя, финский политик Юхо Паасикиви, именно с ним четыре года назад Молотов и Жданов подписывали договор, завершивший «зимнюю войну». Но в апреле 1944 года первая попытка договориться о мире завершилась безрезультатно — финский президент Рюти под давлением Берлина отказался от дальнейших переговоров.

Тогда к лету 1944 года советское командование подготовило общее наступление Ленинградского и Карельского фронтов. С конца 1941 года боевые действия на этом направлении носили позиционный характер, под Ленинградом финский фронт пролегал всё ещё в 30 километрах от центра города. Нашим войскам предстояло наступать на Карельском перешейке, по местам боёв 1939—1940 годов, где противник за три года войны подготовил три полосы укреплений общей глубиной свыше 100 километров.

Накануне решающего наступления провели успешную операцию по дезинформации противника — основные силы Ленинградского фронта были демонстративно сосредоточены под Нарвой, якобы для наступления в Эстонию, а затем быстро и скрытно переброшены на Карельский перешеек. Главная роль в этой операции отводилась 21-й армии Ленфронта.

За несколько дней до начала наступления штаб армии посетили Говоров и Жданов. Описание их визита оставил член военного совета 21-й армии Евдоким Егорович Мальцев. В 1941 — 1943 годах он воевал южнее, на Украине и Северном Кавказе, участвовал в Новороссийской операции, где сдружился с ещё никому не известным полковником Леонидом Брежневым. В мае 1944 года после курсов Академии Генштаба генерал Мальцев получил назначение в военный совет 21-й армии.

«За несколько дней до начала операции, — вспоминал он через 35 лет, — в армию прибыли командующий Ленинградским фронтом генерал армии Л.А. Говоров и член Военного совета генерал-лейтенант А.А. Жданов… Жданова я знал по портретам, по его многочисленным выступлениям. Выйдя из машины, Андрей Александрович шёл вслед за командующим. Он чуть ниже Л.А. Говорова, но значительно полнее. Болезненное, полное, почти без единой морщинки лицо; живые, умные карие глаза не выглядели добрыми. Они выдавали в Жданове человека безмерной требовательности к себе и к окружающим. Китель, генеральские брюки, сапоги, фуражка тщательно подогнаны на ладной фигуре Андрея Александровича.

…Жданов в своём выступлении охарактеризовал политическое значение предстоящей операции.

— Дойдём до Выборга в назначенные сроки — Финляндия вылетит из войны, — сказал он. — А это спасёт десятки тысяч жизней наших красноармейцев и командиров. Надо учесть, что вести боевые действия в лесисто-болотистой и каменисто- озёрной местности — а она такая на всём протяжении Ленин градского и Карельского фронтов — задача исключительно сложная. Это должны знать не только командиры, но и каждый боец…

Андрей Александрович обратил внимание на необходимость соблюдения намеченных темпов наступления. Если в 1939/40 годах 100 километров до Выборга советские войска прошли за 100 дней, то теперь, несмотря на то, что финны значительно укрепили Карельский перешеек, ставилась задача преодолеть это же расстояние за 10 дней.

— Побольше огневого воздействия на противника, — продолжал член Военного совета фронта, — надо усилить наступающие подразделения, штурмовые группы ручными пулемётами и автоматами, чтобы ни одной перебежки не было без мощного огневого прикрытия…

— За всё, что недодумаем мы с вами, бойцы и командиры заплатят кровью, — сказал в заключение Андрей Александрович. — Так-то, дорогие товарищи.

…В комнате стало душно. Андрей Александрович расстегнул ворот кителя, а потом вдруг предложил:

— Идёмте, товарищ Мальцев, побродим по лесу.

Он вырезал себе палку из орешника и пошёл осматривать кусты и поляны в поисках грибов.

— Люблю, знаете, побродить по лесу. А из грибов выше все го ценю лисички: аккуратные, чистые, сухие. И вкусные, если приготовить в сметане.

Я, признаться, не был знатоком грибов, так как до тех пор жил, служил и воевал не в грибных краях, но лисички знал и составил члену Военного совета компанию.

— От обеда тоже отказываюсь, — сказал А.А. Жданов перед отъездом. — Я на диете, хотя и трудно её было соблюдать в условиях Ленинграда. А вот грибки, с вашего разрешения, заберу. Повар из них сделает для нас с Леонидом Александровичем знатное угощение…»{466}

18 июня 1944 года, в разгар успешного наступления на Финляндию, объявят о присвоении Леониду Говорову звания Маршала Советского Союза. Сам Жданов тогда же получил воинское звание на два ранга ниже — когда-то прапорщик пехоты, он стал генерал-полковником. Впрочем, с высоты члена политбюро и первого заместителя Сталина в Секретариате ЦК эти чины существенного значения не имели.

Первые дни наступления Говоров и Жданов проведут на командном пункте 21-й армии. В июне 1944 года наши войска уже отличались от тех, что упирались в линию Маннергейма в декабре 1939 года или начинали войну в июне 1941 года. Преодолев за десять дней весь Карельский перешеек, финские укрепления и многочисленные водные преграды, 21 июня 1944 года советские части заняли Выборг. Финны были вынуждены перебросить сюда все резервы, что способствовало нашему наступлению севернее Ладожского озера, где войска Карельского фронта в конце июня заняли столицу Карелии — Петрозаводск.

Через месяц в Хельсинки начались политические перемены — там прекрасно понимали, что следующее советское наступление пойдёт уже вглубь Финляндии. 1 августа 1944 года ушёл в отставку президент Ристо Рюти, один из главных проводников гитлеровской политики и организаторов войны против СССР. Новый президент Финляндии и главнокомандующий вооружёнными силами Маннергейм — формально он никогда не подписывал никаких соглашений с Гитлером — начал переговоры о мире. 5 сентября на советско-финляндском фронте вступило в силу соглашение о прекращении огня.

В полдень 19 сентября 1944 года в Москве Жданов подписал соглашение о перемирии союзников по антигитлеровской коалиции с Финляндией. Примечательно, что Жданов подписал этот исторический документ не только как представитель СССР, но по поручению и от имени британского короля. В соответствии с соглашением Финляндия обязалась отвести свои войска за линию границы 1940 года, освободить всех военнопленных, разоружить находящиеся на её территории германские войска, предоставить Советскому Союзу необходимые аэродромы и военно-морскую базу рядом с Хельсинки, а также выплатить нашей стране за причинённые убытки контрибуцию 300 миллионов долларов (в современных ценах — порядка 15 миллиардов). Кроме того, на финскую сторону возлагались обязанности возвратить всё вывезенное с территории нашей страны имущество, передать под контроль советского командования все морские суда, распустить враждебные СССР организации и содействовать наказанию военных преступников.

Для контроля за соблюдением Финляндией условий перемирия вплоть до подписания мирного договора нашей страной и Великобританией учреждалась специальная контрольная комиссия. Де-факто основной стороной в соглашении был Советский Союз, и 25 сентября 1944 года была сформирована Союзная контрольная комиссия в Финляндии (СККФ) под председательством Андрея Александровича Жданова.

До вылета в Хельсинки Жданов успел побывать в частях и штабе 21-й армии, расположившемся в отбитом у финнов Выборге. Теперь армии предстояло совершить тысячекилометровый марш на юг и в составе 3-го Белорусского фронта вести наступление уже в направлении Восточной Пруссии, где должен был пригодиться полученный на Карельском перешейке опыт прорыва долговременной обороны.

Среди прочего, член военного совета 21-й армии Евдоким Мальцев описывает такой любопытный эпизод со Ждановым:

«Помню, однажды он спросил у одного из заместителей командиров полков по тылу:

— Доложите, товарищ майор, как у вас в части осуществляется подгонка обмундирования.

— Стараемся, товарищ генерал, — отчеканил интендант. — Красноармейцы в бою, известно, любят, чтобы обмундирование было попросторнее.

— Вот-вот, — строго заметил Андрей Александрович. — И у вас так же, как у других. Обмундирование попросторнее, то есть, как правило, на рост, а то и на два побольше. А знаете, что это значит? Это значит, надо дополнительно выпускать миллионы метров материала. А страна и так работает на нужды фронта с большим напряжением. Кроме того, личный состав ходит в каких-то балахонах, а не в форменном обмундировании. — И, обращаясь уже ко мне, А.А. Жданов заметил: — Я прошу, товарищ Мальцев, навести в этом вопросе порядок. Это непозволительная бесхозяйственность!»

В прощальном выступлении перед офицерским составом 21-й армии Жданов говорил: «Мы с вами пережили горечь утрат и радость побед, выдержали блокаду Ленинграда, восстановили границу. И где бы ни пришлось вам воевать, высоко несите честь и славу защитников города Ленина, громите ненавистного врага так, как били его на Карельском перешейке. Главное — успешно, своевременно и без потерь совершить марш. Учтите: в бою враг один, а на марше много. Врагами на маршруте могут стать бездорожье, непогода, нерасторопность и нераспорядительность в любых звеньях руководства…»{467}

5 октября 1944 года самолёт Жданова приземлился в Хельсинки. Председателя СККФ встречал почётный караул в виде батальона финских солдат со всеми торжественными церемониями. По свидетельству очевидцев, наш герой громко поприветствовал почётный караул по-фински, после чего направился в резиденцию СККФ, расположившуюся в центре Хельсинки в отеле «Торни» («Башня») — единственном в городе четырнадцатиэтажном «небоскрёбе».

Стенограмма сохранила слова Жданова на первом совещании СККФ: «Мы должны здесь предстоять как величественная победоносная нация… Мы должны здесь работать так, чтобы заслужить одобрение нашего правительства, так как мы выполняем здесь специальное задание… Чем дальше мы заберёмся в поры местной жизни, тем будет лучше»{468}.

Жданов отдельно подчеркнул вопрос о необходимости тщательного контроля и недоверия к бывшему противнику: «Надо всё побережье взять под контроль. Если этого не сделать, то эти жулики нас всё время будут обманывать»{469}.

СККФ представляла собой весьма солидную дипломатическую, военную и хозяйственную структуру. Заместителем председателя стал генерал-лейтенант интендантской службы Григорий Михайлович Савоненков, до того бывший начальником тыла Ленинградского фронта. В составе комиссии работала оперативная группа офицеров контрразведки, возглавлявшаяся помощником начальника ГУКР «Смерш» генерал-майором Сергеем Фёдоровичем Кожевниковым. К 1945 году вместе с техническими специалистами в СККФ работало свыше тысячи человек. В составе комиссии было несколько представителей Великобритании, и даже рассматривался вопрос о включении в неё представителя Бельгии. Но иностранцы играли лишь дипломатическую и представительскую роль. Определяли политику СККФ и вели всю работу советские граждане во главе со Ждановым.

Для оперативной связи с Москвой и Ленинградом, а также для быстрого перемещения по Финляндии в распоряжении сотрудников Жданова находилась в/ч 27987 — 21-й отдельный авиационный транспортный отряд при Союзной контрольной комиссии. Он располагался на специально отведённой части аэродрома Хельсинки в Мальми, под охраной советских военнослужащих.

В отеле «Торни» был оборудован узел правительственной связи, где работали связисты Смольного, обеспечивавшие во время блокады оперативные переговоры Жданова со Сталиным. Финские спецслужбы прослушивали телефоны «Торни», но одолеть спецсвязь не смогли.

Первая встреча Жданова и Маннергейма состоялась 7 октября в усадьбе Тамминиеми, президентской резиденции на окраине Хельсинки.

После «зимней войны» и советизации родственной Эстонии Жданов для финнов был, пожалуй, наиболее пугающей и одиозной фигурой, олицетворявшей великого восточного соседа. Это отношение к Жданову не изменилось и поныне.

Военная разведка подготовила Маннергейму личную характеристику главного советского представителя: «Жданов в общении тяжёлый, властный человек, щепетильный, лишённый предрассудков… Заядлый курильщик ленинградских папирос "Беломорканал". Любитель сухого грузинского вина…»{470}

Финские очевидцы и биографы Маннергейма описывают эту странную встречу не без некоторого смятения. Финский историк и литератор Вейо Мери пишет, что, когда к резиденции президента на большой скорости подъехали автомобили с вооружённой охраной Жданова, «…хозяева совершенно растерялись и просто-таки пришли в ужас… Адъютанты начали судорожно хвататься за пустую кобуру. Они решили, что совершается государственный переворот и сейчас захватят дом»{471}. Окружение Маннергейма вздохнуло с облегчением, когда Жданов, Савоненков и сопровождающие вошли в дом без оружия.

Почти все присутствующие с обеих сторон, включая маршала Маннергейма и генерал-полковника Жданова, были в военной форме. Языкового барьера между высокими сторонами не существовало — и президент Маннергейм, и военный министр Вальден некогда были офицерами царской армии. И тут произошло нечто удивительное. Со слов почитателей Маннергейма, в процессе представлений и приветствий Жданов признался президенту Финляндии, что в годы Первой мировой войны «имел честь служить» в артиллерии кавалерийского корпуса, которым в 1917 году на Румынском фронте командовал Маннергейм. Старый 77-летний кавалерист, генерал-лейтенант Российской империи и маршал Финляндии в ответ тут же предложил выпить за это приятное совпадение, вероятно, руководствуясь справкой разведки о пристрастии советского представителя к «сухому грузинскому вину». Жданов и Маннергейм, оставив своих помощников, уединились в кабинете маршала. Как пишет Вейо Мери, «всего через несколько минут из комнаты, где хозяин уединился со своим гостем, послышались довольный смех и цивилизованный разговор»{472}.

Опираясь на финские источники, современный русский биограф и страстный почитатель Маннергейма Л.В. Власов не сомневается ни в том, что Жданов действительно «признался» финскому президенту в былой службе под его командованием, ни в правдивости этих признаний: «Выпив, вспомнили Первую мировую войну и людей, с которыми вместе служили. Жданов хорошо помнил генерала Приходкина и ефрейтора Полищука — личного шофёра Маннергейма. Он рассказал весёлый случай, который произошёл с ним в Кишинёве, когда на базаре он вместо самогона купил воду… Маннергейм предложил Жданову перейти в боковую комнату, откуда послышался громкий смех генерал-полковника. Президент блестяще умел рассказывать короткие анекдоты»{473}.

Конфуз для почитателей финского маршала: Андрей Александрович Жданов никогда не служил в артиллерии 6-го кавалерийского корпуса Маннергейма на Румынском фронте, не знал ни генерала Приходкина, ни ефрейтора Полищука, а Шадринскс его 139-м запасным пехотным полком располагался чрезвычайно далеко от Кишинёва. К ответственной встрече готовился и читал характеристики спецслужб не только Маннергейм. Судя по всему, советские компетентные органы подготовили для Жданова самую детальную «ориентировку» на главу Финляндии, и неожиданное Жданове кое «признание» в армейской службе под началом Маннергейма было тщательно продуманным мероприятием. Старый маршал три десятилетия спустя не мог помнить каждого младшего офицера своего корпуса. Не мог он и проверить информацию о «прапорщике Жданове». У советских же спецслужб были в полном распоряжении архивы некогда располагавшегося в Кишинёве штаба 6-го кавкорпуса царской армии. И Жданов, как настоящий разведчик, тщательно выучил «легенду», необходимые детали и фамилии из тогдашнего окружения Маннергейма…

Для советской стороны в те дни барон Карл Густав Эмиль Маннергейм был не только давним врагом большевиков, но и главным инициатором и гарантом прекращения огня на советско-финляндском фронте. Более того, именно Маннергейм являлся тем, кто мог заставить вооружённые силы Финляндии, прежде всего её антисоветски настроенный офицерский корпус, воевать против своих недавних союзников — на севере Финляндии всё ещё располагались почти 200 тысяч войск гитлеровской Германии из горной армии «Лапландия». Поэтому ради высших интересов Советского Союза необходимо было установить с президентом и маршалом доверительные отношения. В этих целях Андрей Жданов и разыграл роль его «однополчанина».

Конечно, ни Жданов, ни Маннергейм после установления контакта не перестали быть изощрёнными противниками с полярными интересами. Но в сложной гамме чувств присутствовало и свойственное сильным натурам взаимное уважение — маленькая Финляндия показала себя серьёзным противником, а Советская Россия вдруг стала мировой державой из постреволюционного небытия и краха 1941 года. В обоих случаях личные заслуги высоких договаривающихся сторон были очевидны. С этого момента Маннергейм обращался к Жданову «генерал», а Жданов к нему — «господин президент».

После любезного знакомства, совместных «воспоминаний», бокалов вина и разговора наедине Жданов и Маннергейм вернулись к своим сопровождающим и продолжили переговоры уже официально. Первые переговоры СККФ и президента Финляндии продолжались два с половиной часа, на них обсудили все вопросы перемирия — от внутренней политики до военных баз и военнопленных.

Как пишет Вейо Мери: «При расставании возникла неловкая ситуация. Будучи аристократом и главой государства, Маннергейм, конечно, и помыслить себе не мог подать Жданову шинель. Адъютанты, находившиеся на верхнем этаже, не слышали призывов Маннергейма. Во второй раз за день они пришли в полное замешательство, увидев разгневанного Маннергейма, который явился за теми, кому вменялась в обязанность упомянутая задача»{474}.

Далёкого от аристократического снобизма Жданова, вероятно, позабавила эта попытка Маннергейма соблюсти все тонкости придворного этикета. Шинель он надел сам. Начало деловому контакту было положено. Через несколько дней, в октябре 1944 года, финские войска нехотя, осторожно, но начали боевые действия против германской армии на севере страны.

Следующим этапом стало формирование нового правительства Финляндии, лояльного Советскому Союзу, — действующее правительство, созданное в сентябре 1944 года до появления Жданова в Хельсинки, советскую сторону не удовлетворяло. Соглашение о перемирии не давало возможности прямо вмешиваться в формирование властных органов Финляндии, и представителям СККФ пришлось действовать через финских политиков и депутатов парламента, прежде всего через группу сторонников авторитетного политика и финансиста Юхо Паасикиви, который всегда был противником откровенно антирусского курса верхов Финляндии. Таким политическим лоббированием в контакте с группой Паасикиви, по поручению Жданова, занимался Елисей Синицын — заместитель политического советника СККФ, инженер-химик по образованию и кадровый сотрудник советской разведки, с 1939 года работавший под дипломатическим прикрытием резидентом в Хельсинки и Стокгольме. 8 октября 1944 года Синицын недвусмысленно высказался в разговоре с финскими политиками и депутатами парламента о том, что СССР не доверяет нынешнему правительству и «не считает, что оно стремится выполнять соглашение о перемирии». Позднее он обещал Паасикиви, что в случае формирования дружественного правительства финская сторона сможет убедиться: «мы не только берём, но мы тоже даём»{475}. Страх перед мощью восточного соседа и перспективы выгод от экономического сотрудничества — кнут и пряник — сыграли решающую роль: в ноябре 1944 года появилось новое правительство во главе с премьер-министром Паасикиви.

Вскоре Елисей Синицын проявил себя не только как искусный дипломат, но и как успешный резидент разведки. При помощи находящегося с ним на связи агента по кличке «Граф» из военных спецслужб Финляндии удалось пресечь попытки финской и британской разведок прослушивать телефонные переговоры Сталина и Жданова по спецсвязи. «Граф» так и остался безымянным и нераскрытым агентом нашей разведки.

О деятельности будущего генерал-майора КГБ Синицына сведений немного. Известно, что в мае 1945 года по ложному доносу он был неожиданно отозван в Москву. Однако Жданов, доверяя успешному разведчику и дипломату, потребовал тщательного расследования, которое полностью оправдало Синицына. Верный своей многолетней привычке всюду выдвигать способные кадры, Жданов способствовал его назначению начальником отдела Скандинавских стран Первого управления (внешней разведки) НКГБ.

Союзная контрольная комиссия с момента своего появления в Финляндии занималась и возвращением советских военнопленных. Кроме того, финские власти в октябре 1944 года освободили свыше тысячи политзаключённых, в том числе финских коммунистов. Жданову пришлось нажать на финскую сторону, чтобы вернуть в СССР почти 55 тысяч карел и ингерманландцев, во время оккупации переселённых в Финляндию. Но наиболее жёстко Жданов давил на военные и политические власти бывшего противника, чтобы вернуть в Советский Союз 1200 предателей — граждан СССР, в годы войны перешедших на службу в финскую армию.

Политические и военные задачи в деятельности комиссии Жданова тесно переплетались с серьёзными экономическими вопросами. Ещё на первом совещании СККФ 5 октября 1944 года Жданов обозначил стратегическую цель — поставить хозяйственную жизнь Финляндии в зависимость от экономического сотрудничества с СССР и тем самым обеспечить стабильное советское влияние.

Статья 11 соглашения о перемирии обязывала Финляндию возместить в течение шести лет ущерб, нанесённый Советскому Союзу, товарами на сумму 300 миллионов долларов. При этом репарационные платежи лишь на 10 процентов возмещали прямой ущерб, нанесённый финнами только советской Карелии. При детальном рассмотрении вопроса о репарациях СССР потребовал производить расчёты в соответствии с уровнем довоенных цен 1938 года. Маннергейм пытался возражать, что за годы войны цены выросли почти в два раза и, следовательно, это дополнительное условие означало, что 300 миллионов долларов на практике превращаются в 600 миллионов (напомним, что в современных ценах это свыше 30 миллиардов долларов). Жданов пошёл на некоторые уступки и пообещал снизить объёмы репараций на 10 процентов, заявив, что репарации — дело не коммерческое, а политическое. Сочетая кнут и пряник, наш герой, в случае отказа финнов от такого варианта, грозил применить санкции — забрать в советскую собственность промышленные предприятия. Для давления он также использовал зависимость Финляндии в условиях продолжавшейся мировой войны от поставок советского продовольствия.

Чтобы добиться выполнения всех советских условий, Жданов поддерживал у финской стороны неуверенность за судьбу страны. В связи с этим он говорил сотрудникам СККФ, что необходимо использовать несколько тактик: «для своих действий, для друзей, для друго-врагов». При этом ни в коем случае нельзя было «проговориться, что ни при каких условиях Финляндия не будет оккупирована»{476}.

17 декабря 1944 года соглашение о репарациях было подписано на советских условиях с незначительными уступками. Поставки по репарациям финны выполняли тщательно и в срок. Это привело к тому, что под новый, 1946 год Финляндии облегчили положение и продлили срок выплаты репараций с шести до восьми лет, а в 1946 году Сталин простил половину оставшегося долга — 75 миллионов долларов. 18 сентября 1952 года, когда Жданова уже не было в живых, из Финляндии в СССР был торжественно отправлен последний поезд с репарационным грузом. Если сцепить между собой все поезда, перевозившие в нашу страну станки, оборудование разного рода, бумагу, целлюлозу и прочее в течение восьми лет, их протяжённость составила бы три с половиной тысячи километров. Кроме этого «состава» в 340 тысяч вагонов, было ещё 514 судов, построенных на финских верфях для нашей страны.

С октября 1944 года группы офицеров СККФ занимались осмотром всех гарнизонов и мест расквартирования финской армии. В самом конце года с несколькими офицерами случился неприятный эпизод. Сотрудник СККФ, подполковник Александр Богданов, в годы войны служивший в контрразведке Ленинградского фронта, в 1990-е годы описал этот инцидент так:

«Начальник финского гарнизона устроил встречу командования гарнизона с нашими офицерами, на которой распивались спиртные напитки. Некоторые офицеры, в том числе имевшие звание полковника, выпили лишку и вели себя на встрече крайне недостойно… А.А. Жданов наложил резолюцию, на основании которой незамедлительно был подготовлен приказ председателя СКК в Финляндии. Согласно этому приказу пять офицеров в звании полковника, допустивших недостойное поведение в гарнизоне финской армии, отчислялись из состава СКК и в течение суток должны были покинуть Финляндию с последующей отправкой на фронт. Приказ был объявлен всему офицерскому составу СКК. Этот суровый, но справедливый приказ сыграл важную роль в укреплении дисциплины личного состава СКК. Характерно, что за следующие 3 года деятельности СКК в Финляндии ни одного ЧП в ней не произошло»{477}.

Надо отметить, что и президент Финляндии, в свою очередь, пытался бороться с русско-финским пьянством. Как пишет его биограф Вейо Мери, «Маннергейм весьма сердился на министров, позволявших себе пьянствовать с русскими. Финляндцы обязаны сохранять своё достоинство. Паасикиви же был другого мнения. Он очень благосклонно относился к тому, что Кекконен может до утра пить с послом Советского Союза…»{478}.

С конца 1944 года проверочные группы СККФ, специалисты по различным отраслям экономики и военным вопросам буквально переворошили всю Финляндию. Перемирие и тщательный контроль за бывшим противником со стороны СККФ позволили СССР к началу 1945 года перебросить на германский фронт 600 тысяч солдат. В распоряжение советских войск и Балтийского флота была предоставлена база в Порккала-Удд, надёжно контролировавшая вход в Финский залив и более удобная, чем база в Ханко, полученная после «зимней войны». Кроме того, сама база располагалась в 30 километрах от Хельсинки. Не зря советские политработники тогда говорили: «Порккала-Удд — пистолет, приставленный к виску Финляндии».

В январе 1945 года в стране прошли парламентские выборы. Жданов не мог вмешиваться в их ход напрямую, но приложил все усилия, чтобы обеспечить победу дружественных или нейтральных сил и не допустить в финский сейм враждебных СССР политиков. Этому способствовала 21-я статья соглашения о перемирии, требовавшая от Финляндии «немедленно распустить находящиеся на её территории все прогитлеровские (фашистского типа) политические, военные, военизированные, а также другие организации, ведущие враждебную Объединённым Нациям, в частности Советскому Союзу, пропаганду, и впредь не допускать существования такого рода организаций».

По требованию СККФ были ликвидированы такие организации, как «Щюцкор» или Карельское академическое общество, выступавшие за отторжение от СССР всех финно-угорских территорий вплоть до Урала. Одновременно комиссия Жданова работал над формированием широкой политической коалиции леводемократической ориентации. Вышедшая из подполья коммунистическая партия Финляндии была немногочисленной и не имела пока большого влияния. К выборам был создан Демократический союз народа Финляндии (ДСНФ), в состав которого вошли коммунисты и левые социал-демократические организации — Союз мелких земледельцев, Союз товариществ и др. В итоге прошедшие 17—18 января 1945 года парламентские выборы дали большинство левым и умеренным силам — Социал-демократической партии Финляндии, Аграрному союзу и просоветскому ДСНФ.

Финские коммунисты предлагали Жданову начать в Финляндии проведение набора добровольцев на германский фронт для борьбы с Гитлером. Но в конце войны победоносный Советский Союз в помощи такого рода уже не нуждался, а сочувствующие были больше нужны в самой Финляндии, что Андрей Жданов и объяснил финским товарищам.

В феврале 1945 года в Хельсинки с неожиданным успехом прошли гастроли Краснознамённого ансамбля песни и пляски Красной армии, завоевавшего огромную популярность в Британии и США. Возглавлял его композитор и дирижёр, доктор искусствоведения генерал-майор Александр Васильевич Александров, автор музыки к гимну СССР. Когда-то, свыше тридцати лет назад, он преподавал в музыкальной школе Твери и учил пению способного к музыке школьника-реалиста Андрюшу Жданова. Теперь член политбюро и сталинский надзиратель за Финляндией писал из Хельсинки жене о гастролях ансамбля Александрова: «Свёл с ума всех финнов, без различия направлений. Все, кто знает финнов, и в первую очередь они сами, утверждают, что финнов никогда и ни по какому поводу в таком экстазе не видели. В Таммерфорсе всех участников ансамбля толпа несла на руках из здания театра. Триумф полный»{479}.

Находясь в Финляндии, Жданов старался узнать её народ, понять национальный характер финнов, пытался учить весьма сложный финский язык и, по свидетельству очевидцев, владел сотней финских фраз. Кстати, как вспоминал его сын, он знал немного и французский язык и «даже шуткой рассказывал, что, когда он был в Хельсинки, на приёмах у Паасикиви он немножко разговаривал с обществом на французском языке, особенно с дамами»{480}. В 1945 году в кремлёвской квартире Ждановых появилась приглянувшаяся Андрею Александровичу маленькая деревянная скульптура, изображающая финского крестьянина. По словам Юрия Жданова, его отец отмечал, что она очень точно выражает менталитет финского народа…

Требование СККФ о запрете и роспуске враждебных СССР организаций затронуло и русские эмигрантские объединения, многие из которых ещё с 1920-х годов занимались активной антисоветской деятельностью. Впрочем, к 1945 году изменились и настроения в самой эмиграции — военные победы русского оружия и заметный крен сталинского государства в сторону национальной идеологии привлекли симпатии многих эмигрантов. В конце 1944 года в Хельсинки появился кружок по изучению жизни Советского Союза и возникла русская секция финской компартии. В марте 1945 года с одобрения Жданова было проведено учредительное собрание Русского культурно-демократического союза, призванного объединить всю российскую эмиграцию Финляндии, — в союз вошли многие эмигрантские активисты и общественные объединения, включая Русское купеческое общество в Гельсингфорсе. Отныне русская диаспора действовала в интересах Советского Союза, поддерживая и пропагандируя его политику и культуру.

Парламентская победа левых сил позволила весной 1945 года ввести в правительство Паасикиви финских коммунистов. В частности, министром внутренних дел стал коммунист Юрье Лейно, в 1930-е годы не раз арестовывавшийся полицией, годы войны проведший в тюремном заключении и штрафном батальоне. Маннергейм всячески возражал против назначения коммуниста министром МВД, но реальная власть финского президента и маршала в 1945 году была не слишком велика.

Особой задачей СККФ был поиск и привлечение к суду финских военных преступников. Согласно 13-й статье соглашения о перемирии Финляндия взяла на себя обязательство сотрудничать с антигитлеровской коалицией в деле задержания лиц, обвиняемых в военных преступлениях. Поэтому ещё 19 октября 1944 года Жданов передал действующему тогда премьер-министру Финляндии Кастрену список, в котором значился 61 человек — финские военные чины, совершавшие преступления на территории оккупированной Карелии, личности которых смогла установить советская сторона.

Необходимо пояснить, что в 1941—1944 годах на оккупированной территории финские власти поместили в концентрационные лагеря почти всё «неродственное», то есть славянское население Карелии и севера Ленинградской области, включая женщин и детей. Славян тщательно отделили от финнов и местных карелов. Только в Петрозаводске было создано семь концентрационных лагерей для русских. За три года оккупации в таких лагерях, предназначенных — по финской терминологии — для «гражданских пленных», погибло свыше трети заключённых.

Сразу после освобождения территории Карело-Финской ССР были собраны подробные показания выживших очевидцев, исследованы массовые захоронения, установлены имена отдельных виновников геноцида и воинских преступлений. Заметим, что с ноября 1942 года Андрей Жданов вместе с выдающимся русским хирургом Бурденко, историком Тарле, писателем Алексеем Толстым, митрополитом Волынским и Луцким Николаем и другими представителями советской общественности входил в состав особого органа — Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

Так как Финляндия вовремя вышла из войны и не подверглась оккупации, Советский Союз не имел прямых возможностей по задержанию и наказанию виновных в убийствах и геноциде. Финская же сторона не спешила задерживать и судить своих военных преступников. По списку, переданному Ждановым, с октября 1944-го по декабрь 1947 года задержали 45 человек, из которых лишь 14 были наказаны лишением свободы и один… штрафом. Бывшие военные коменданты оккупированных территорий Котилайнен и Араюри бежали в Швецию.

Более того, до лета 1945 года финские чиновники, наиболее тесно сотрудничавшие с Гитлером и вынашивавшие планы уничтожения Ленинграда, вроде бывшего президента Рюти, продолжали занимать ряд ответственных постов в государственных структурах и видное место в добропорядочном финском обществе. Только в июле 1945 года, через два месяца после краха Германии, после того как своё недоумение выразили все представители «большой тройки» стран-победительниц, а внутри страны не без помощи СККФ были проведены демонстрации сторонников коммунистов и леводемократических сил из ДСНФ, наиболее запачкавшиеся в сотрудничестве с Гитлером финские политики, включая Рюти, подали в отставку.

Ещё со времён Нижегородского губкома Жданов хорошо понимал, насколько важен постоянный анализ общественного мнения. Аппарат СККФ готовил ему справки по настроениям в финском обществе. Примечательна записка, предоставленная Жданову начальником Инспекции союзной контрольной комиссии генерал-майором Кожевниковым 8 августа 1945 года, где, в частности, приведено высказывание рабочего-металлурга завода «Кастор» в Питаянмаяки, беспартийного Микко Нярве: «Странны и непонятны представленные нам Советским Союзом льготы. Мы ведь в сущности вполне удовлетворительно не выполняем соглашение о перемирии. Военные преступники гуляют на свободе, целая организация при Генеральном штабе вела и была уличена в преступной работе против СССР. Рюти вместо тюрьмы ещё получил большую пенсию»{481}.

Упомянутая «организация при Генеральном штабе» стала ещё одной целью Союзной контрольной комиссии, наряду с военными преступниками. Весной 1945 года агенты СККФ вскрыли и частично уничтожили целую сеть разбросанных по всей Финляндии тайных складов оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. Данный факт свидетельствовал о нарушении статей 4 и 21 соглашения о перемирии, по которому Финляндия обязывалась перевести армию на мирное положение и распустить военные и военизированные организации антисоветского толка. Так как такое нарушение соглашения потенциально грозило прямым вмешательством Советского Союза, финские власти вынуждены были нехотя, но всё же взяться за расследование. В итоге обнаружилась целая подпольная организация финской армии, руководимая полусотней высших офицеров финского Генерального штаба во главе с близким Маннергейму начальником Генштаба генерал-лейтенантом Акселем Айро. Ещё до заключения соглашения о перемирии осенью 1944 года группа высокопоставленных генштабистов приступила к тайному планированию и подготовке вооружённых действий против СССР. Интересно, что «подпольщики» в погонах лелеяли надежду на вооружённый конфликт между западными союзниками и СССР.

Всю вторую половину 1945 года контрольная комиссия Жданова всеми возможными средствами стремилась принудить финские власти отправить на скамью подсудимых виновников войны и нарушителей соглашения о перемирии. Жданов прямо тогда заявил финнам: «По крайней мере половину умерших от голода в Ленинграде я отношу на совесть финнов, так как они наравне с немцами участвовали в блокаде Ленинграда»{482}. Сейчас финское общественное сознание этой вины не видит, а большинство финских историков пытаются доказывать даже невиновность их страны в блокаде. Однако, например, в бумагах бывшего финского президента Ристо Рюти, изученных комиссией Жданова, летом 1942 года сделана такая запись: «Гражданское население Петербурга может гибнуть, ведь русские такие ненадёжные и изворотливые, что жалеть их совершенно незачем»{483}.

После того как в августе 1945 года на совещании министров иностранных дел стран-победительниц в Лондоне было принято решение о применении принципов виновности к тем, кто «отвечал за начало и ведение наступательной войны», финские власти вынуждены были перейти от отставок к подготовке судебного процесса. Андрей Жданов в беседе с премьер-министром Паасикиви высказал мнение советского правительства, что наказание лиц, ответственных за войну, должно «показать, что народ Финляндии полностью отвергает прежнюю политику, осуждает руководителей этой политики и готов вступить на путь новой политики». Жданов намекнул при этом, что СККФ могла бы взять дело в свои руки, но, учитывая интересы Финляндии, доверяет сделать это самим финнам{484}.

Опасаясь, что обвиняемых вывезут в СССР и будут судить там, финский парламент принял чрезвычайный закон о наказании виновников войны, и 15 ноября 1945 года — на следующий день после начала Нюрнбергского процесса — в Хельсинки начался суд над лицами, руководившими Финляндией в период 1939—1944 годов. В качестве обвиняемых были привлечены восемь человек: бывший президент Финляндии Ристо Рюти, бывшие премьер-министры Рангель и Линкомиес, бывший посол в Берлине Кивимяки, министры Таннер, Рейникка, Рамсай и Кукконен.

В отличие от Нюрнбергского процесса подсудимые в Хельсинки были отнесены к разряду «виновников войны», и им не предъявлялось обвинений в военных преступлениях или преступлениях против человечества. Форма и сроки наказаний были предусмотрены значительно более мягкими, чем в других странах, участвовавших в войне на стороне Германии. При этом никакого энтузиазма финские власти, слишком тесно связанные с обвиняемыми, в судебном процессе не проявляли.

Комиссия Жданова проделала большую политическую и юридическую работу, предоставив в ходе процесса необходимые доказательства. Решающий перелом в ходе процесса наступил после оглашения германских документов, в том числе плана «Барбаросса» и показаний немецких военных преступников. Обвинение доказало, что перед войной были разработаны оперативные планы наступления финской армии на Ленинград. При этом руководство Финляндии само проявило готовность участвовать в войне на стороне Германии в целях реванша и захвата территорий Карелии и Ленинградской области. Были приведены доказательства намерений правительства Рюти совместно с немцами ликвидировать «нежелательный» город Ленинград.

Особую пикантность деятельности политиков из клана Рюти придал тот факт, что они были готовы поступиться суверенитетом Финляндии — на суде были оглашены стенограммы проводимого Гитлером совещания 16 июля 1941 года, где было заявлено, что «со всей осторожностью нужно подготавливать присоединение Финляндии как подчинённого государства к Германии»{485}.

Советская сторона сознательно отказалась от привлечения в качестве обвиняемого действующего президента Финляндии маршала Маннергейма. Сотрудники комиссии Жданова собрали в финских архивах веские доказательства того, что Маннергейм не менее, чем Рюти, был виновен во втягивании Финляндии в войну. Однако Жданов распорядился, чтобы эти материалы хранились только у него лично. Именно Маннергейм обеспечил выход Финляндии из войны, а затем и участие финской армии в боевых действиях против немцев — за эти актуальные заслуги высшее руководство СССР не стало привлекать его к ответственности за былые антисоветские прегрешения. К тому же маршал уже был больным человеком и глубоким стариком, дни его, тем более в активной политике, были сочтены.

При этом сам Маннергейм, не желая быть причастным к процессам над виновниками войны даже просто в качестве высшего официального лица, попытался уйти в отставку с поста президента. Но Жданов прозрачно намекнул, что, по мнению Москвы, маршал должен оставаться на занимаемом посту до конца процесса. В ноябре 1945 года Маннергейм, опасаясь привлечения к суду или иного втягивания в процесс, собрался выехать в Португалию (на Пиренейском полуострове сохранились единственные в Европе после 1945 года правые диктатуры), мотивируя поездку необходимостью лечения. Но для такой поездки требовалась неофициальная санкция главы контрольной комиссии.

Жданов отвечал, что маршал, как лидер суверенного государства, может ехать куда угодно, но лично он, Жданов, посоветовал бы президенту лечиться в Крыму… Маннергейм намёк понял и загранпоездку отменил. Он смог покинуть страну только после личного разрешения Сталина.

Параллельно с процессом над виновниками войны шло следствие по делу о «подпольщиках» из финского Генштаба. Под давлением СККФ, с участием сторонников коммунистов и офицеров из комиссии Жданова, МВД Финляндии выявит 1311 тайных складов оружия и допросит более шести тысяч человек. Свыше тысячи финских военных будут задержаны, а 128 высших офицеров окажутся в предварительном заключении под следствием — среди них шесть генералов и 19 полковников финской армии.

Приговор по делу Рюти и компании ожидался уже в самом начале первого послевоенного года. Но 29 декабря 1945 года Андрея Жданова решением политбюро экстренно вызвали в Москву — в связи с болезнью Сталина и непростой обстановкой на самых верхах кремлёвской власти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.