Глава 12 РЕГЕНТ ФИНЛЯНДИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

РЕГЕНТ ФИНЛЯНДИИ

В пятницу 31 мая 1918 года генерал от кавалерии Густав Маннергейм со своими помощниками и денщиком Карпачевым отправляется в Стокгольм, где останавливается в «Гранд-отеле» (Бласиехолмсгатан, 8), откуда следит за событиями на родине и в России.

В день его рождения и именин 6 июня 1918 года Густава приглашают во дворец, где король вручает ему рыцарский орден Меча. Маннергейм встречается с западными послами, личные связи с которыми у него сложились еще в Петербурге. Он стремился предупредить правительство об опасности связи с Германией, которая катилась в экономическую и политическую пропасть. В Финляндии в это время парламент, где было большинство монархистов, решил предоставить финскую корону принцу Гессенскому, шурину кайзера Вильгельма.

Германия терпит поражение в войне, принц отказывается от престола. Немецкие войска уходят из Финляндии, и правительство регента Свинхувуда остается скомпрометированным в глазах стран-союзниц. В Финляндии начинается голод — все поставки продовольствия из-за границы прекратились. Вот тут-то и вспомнили о генерале Маннергейме, который не запятнал себя связями с Германией.

Заместитель министра иностранных дел Карл Энкель по поручению правительства отправляется в Стокгольм для встречи с Маннергеймом и предлагает ему быть представителем Финляндии в Англии и Франции. Надо было добиться у англичан признания независимости Финляндии, а от Франции, признавшей независимость, — восстановления дипломатических отношений. Кроме того, Маннергейм должен был снять запрет на поставку партии зерна из США, которая была уже проплачена, и получить разрешение на дополнительную закупку пшеницы и других культур.

В пятницу 4 октября 1918 года генерал возвращается в Гельсингфорс, чтобы обсудить с правительством все проблемы, возникшие перед страной. Густав выслушал регента, премьер-министра и министра иностранных дел и дал свое согласие быть их представителем, но только как частное лицо. Через три дня состоялась встреча Маннергейма с бывшим председателем Совета министров России Александром Федоровичем Треповым, который организовал в Финляндии Особый комитет по делам русских в Финляндии, отражавший взгляды наиболее консервативной части эмиграции. Трепов считал, что генерал Маннергейм — самый подходящий человек, способный возглавить армию, которая возьмет Петербург и освободит Россию. Однако эта армия должна состоять из русских, пусть даже организованная и вооруженная немцами. Маннергейм выслушал Трепова, но с его мнением не согласился, тактично подчеркнув, что он — финский генерал и создавать русскую армию не собирается. На другой день Маннергейм через Швецию направляется в Норвегию, где из порта Берген плывет в Англию и через Абердин в Шотландии прибывает в Лондон в день подписания Компьенского перемирия, когда кайзер Вильгельм сбежал в Голландию.

Здесь, в Лондоне, Густав встречается с руководителями внешнеполитического ведомства Англии и с обычной энергией принимается за дело. Его смелость часто переходила все границы возможного и не была связана с предрассудками. Генерал предъявил англичанам целый пакет требований — от поставки зерна до похода на Петроград. Позднее Маннергейм вспоминал: «Ничего особенного во время этого визита в Лондон я добиться не смог, но появилась надежда на получение из Дании первых 5000 тонн зерна…»

14 ноября 1918 года председатель сената Юха Кусти Паасикиви в своей телеграмме просит Маннергейма стать главнокомандующим финской армией. Маннергейм поблагодарил Паасикиви, но конкретного ответа не дал. На другой день у генерала состоялся неприятный разговор с заместителем министра иностранных дел Англии Сесилем, который заявил, что продовольственная помощь Финляндии будет оказана только тогда, когда в ней будет поддерживаться внутренний порядок. «Я тотчас возразил ему, — рассказывал Маннергейм, — сказав, что именно поставки хлеба сами являются условием поддержания порядка. Разве голодные толпы не предадутся с легкостью большевизму и анархии?» Довод подействовал, поставки хлеба были обещаны.

17 ноября 1918 года Маннергейм направил в Гельсингфорс телеграмму, в которой сообщил правительству результаты своих переговоров с англичанами. В этот же день он получает телеграмму из Финляндии, в которой правительство просит его принять пост регента.

Выяснив, что Англия не собирается решать проблему независимости Финляндии без согласия на то Франции, Маннергейм срочно 23 ноября направляется в Париж, где останавливается в гостинице «Регина» около Лувра. Через два дня состоялась встреча генерала с министром иностранных дел Франции Пишоном, который заверил Маннергейма, что он тотчас же обратится к правительству Англии и дружеские отношения между тремя странами будут восстановлены. 7 декабря Маннергейм вновь отправляется в Лондон, где наконец было получено конкретное согласие Англии на признание независимости Финляндии.

Будучи в Европе, генерал постоянно думал о России, о чем говорит письмо в Варшаву к княгине Марии Любомирской от 28 октября 1918 года: «…Мы упустили свой шанс, не поспешив на помощь генералу Юденичу, когда его армии грозила гибель у стен Петрограда…»

12 декабря 1918 года регент Свинхувуд подал в отставку, и в тот же день генерал от кавалерии барон Густав Маннергейм стал вторым регентом Финляндии. Это назначение было вызвано тем, что его проантантовская ориентация была широко известна в Финляндии и за рубежом.

Через два дня в телеграмме сенату из Лондона Густав писал: «К акциям против большевизма с помощью Финляндии Англия в данный момент не проявляет никакого интереса…»

Главнокомандующий белыми силами Юга России генерал Антон Иванович Деникин и его министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов в декабре 1918 года просят правительства Англии и Франции не разрешать генералу Маннергейму брать Петроград. Они считали унижением, если столицу России возьмут финны. Кроме того, зная враждебность финнов к русским, они опасались, что в Петрограде они не пощадят никого — ни богатых, ни бедных.

Теперь в Лондоне генерал Маннергейм мог продолжать переговоры в качестве главы государства. Он укрепил свои отношения с будущим президентом США Гербертом Кларком Гувером, результатом которых был первый корабль с американским зерном. Транспорт прибыл в Турку 22 декабря 1918 года, в день, когда генерал Маннергейм ступил на родную землю и архиепископ благословил его на должность главы государства.

На вокзале в Хельсинки нового регента встречали высшие официальные лица государства. Среди почетного караула в форме старшего сержанта финской армии стоял Свинхувуд. Пожав руки всем членам правительства, Маннергейм отвел в сторону генерала Рудольфа Валдена и сказал ему: «Завтра начнем оживлять шюцкор… Без них страна не справится…» Быстро был разработан план действий, который позволял укрепить добровольческую армию милицейского типа. Шюцкор должен был повышать обороноспособность страны и обеспечивать законный общественный порядок.

В своем обращении к народу регент особо подчеркнул значение национального единения, рассказал о программе своей деятельности. Маннергейм определил свое отношение к правительству, где несколько министров были монархистами, что не вызывало доверия стран Антанты.

Накануне нового, 1919 года, когда большевики вышли на берег Балтийского моря, политическое и военное положение на берегу Финского залива резко обострилось. В Эстонии они оккупировали половину страны и стали угрожать Таллинну. Эстонцы обратились к Финляндии за военной помощью. 30 декабря 1918 года финские воинские части генерал-майора Ветцера высадились в Таллинне и через четыре дня начали наступление.

Регент Маннергейм 1919 год начал с военных реформ. Был уволен в отставку начальник Генерального штаба полковник фон Редерн, его заменил полковник Тунцельман. Военным министром назначен полковник Рудольф Валден. Началось сокращение армии, которая пребывала в плачевном состоянии. Шюцкор становится основой новой армии.

В ночь на понедельник 6 января 1919 года генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич с двумя офицерами тайно у деревни Тулокс перешел русско-финскую границу. В Териоках его ждали друзья и на автомобиле привезли в Выборг, поселив в доме на Екатерининской улице.

В своих неопубликованных воспоминаниях, которые генерал писал в Каннах, он рассказывал: «23 марта 1917 года, когда я вернулся с Кавказа в Петроград и вышел из Николаевского вокзала на площадь, меня чуть не растерзала толпа людей, идущих на Марсово поле, где готовились похороны жертв революции. Чудом удалось спастись благодаря помощи адъютанта и денщика. В Петрограде мне пришлось постоянно менять квартиры. От друзей на Сергиевской улице я бежал на Большую Монетную, где седой парик спас меня от красногвардейского контроля. Потом я перебрался на Пушкинскую улицу, где понял, что нужно покинуть Россию. Мои друзья, живущие в Выборге, все хорошо организовали…»

14 января 1919 года генерал Юденич принял участие в съезде русских эмигрантов в Выборге и в созданном им «Русском комитете» возглавил военное управление и гражданскую власть. Задачей Юденича была мобилизация в Финляндии и Швеции русских офицеров и формирование из них добровольческой армии. Финны не пожелали ему в этом содействовать.

Военный министр Валден 22 января 1919 года заявил: «Большевики для нас не так опасны, как империализм России».

10 февраля 1919 года регент Маннергейм, получив приглашение шведского короля, отправился в Стокгольм, где был награжден орденом Серафима.

Утром 18 февраля на специальном поезде регент Маннергейм приехал в Копенгаген, откуда, пересев в королевскую карету, в сопровождении эскадрона гусар прибыл в замок Амалиенборг. Позднее во время официальной церемонии король Дании вручил Маннергейму орден Слона на красной ленте. В течение дня регент нанес визит королеве и другим членам королевской династии, а также вдовствующей императрице Марии Федоровне. Поездку в Норвегию барон отменил из-за плохого состояния здоровья.

24 февраля 1919 года Маннергейм распустил парламент и объявил новые выборы. Избирательная кампания была тяжелой: левые силы вели подрывную агитацию. В новом парламенте социал-демократы получили 80 мест из 200. Маннергейм разработал основные принципы республиканской формы правления, которые до сих пор живы в Финляндии. Регент принимает генерала Ивана Яковлевича (Йохана) Лайдонера, бывшего подполковника русской армии, на тот момент главнокомандующего эстонской армией. Лайдонер привез регенту свой план наступления на Петроград с помощью эстонских войск. Маннергейм долго и внимательно рассматривал документ, затем предложил выпить кофе и перевел разговор на тему независимости Эстонии. О плане Лайдонера регент ничего не сказал, вызвав недоумение Ивана Яковлевича. Так дипломатично и аккуратно умел Маннергейм отводить чужие, плохо продуманные проекты.

После этой встречи Маннергейм по телеграфу передает в Эстонию сообщение генерал-майору Ветцеру, в котором пишет: «Вам не следует переходить в какие-либо глубокие операции, выходящие за пределы эстонской границы. Инициатива в этом деле должна принадлежать нам, и уже мы не упустим удобное время, лишь бы только создались необходимые предпосылки».

Открывая 4 апреля 1919 года новый парламент, в своей речи регент четко определил те направления, которые должна была использовать страна в своей внешней и внутренней политике. Он также сказал, что «Финляндия не может равнодушно смотреть на страдания соплеменных народов, еще находящихся под властью большевиков». Это заявление Маннергейма несколько отличалось от его клятвы в 1918 году. Он клялся очистить Советскую Карелию от красных войск, обещав не вложить свой меч в ножны, прежде чем последний солдат Ленина не будет изгнан как из Финляндии, так и из Советской Карелии. «Мы создадим мощную великую Финляндию».

20 апреля 1919 года регулярные финские войска вторглись в Олонецкую Карелию. В ответ на это в Петрограде были арестованы члены Финского временного экономического комитета. Вскоре конфликт был разрешен.

Когда Северный русский корпус генерала Родзянко из Эстонии начал наступление на Петроград, генерал Юденич счел возможным поступиться своей имперской гордостью и начать переговоры с регентом Маннергеймом. По его поручению первые встречи 8 и 20 мая с Маннергеймом проводил генерал Арсеньев. В воспоминаниях он писал: «Пользуясь своими давними связями и знакомством с Густавом Карловичем, я совершенно откровенно, в дружеской частной беседе, задал ему вопрос, насколько справедливы слухи о возможности русско-финского наступления на Петроград. „Да, наступление вполне возможно, — сказал Маннергейм. — Я хотел бы нанести решительный удар господству большевиков в России. Однако, чтобы этот поход состоялся, нужно, чтобы какая-нибудь авторитетная русская власть признала независимость Финляндии…“»

Барон Будберг в своем «Дневнике белогвардейца» писал, что документ об отказе в признании независимости Финляндии готовил наш «идиот, дипломатический вундеркинд» министр иностранных дел правительства Колчака Иван Сукин, а адмирал Колчак не глядя подписал телеграмму. Позднее Колчак признал «смертельно-гибельную роль для России» этого ответа Маннергейму.

После второй беседы Арсеньева с Маннергеймом, получив 14 июня 1919 года приказ адмирала Колчака о назначении его главнокомандующим Северо-Западной армией, Юденич решил встретиться с регентом. Он долго не хотел этого делать, считая, что Маннергейм ниже его по воинскому званию и должен первым его навестить. Генерал от инфантерии Юденич по старой привычке смотрел на Финляндию как на провинцию России. С ней можно не считаться, думал генерал, на нее нужно только нажать и приказать, и она не посмеет отказать в помощи своим прежним хозяевам. В том, что эти хозяева вернут свои утраченные в Финляндии позиции, Юденич нисколько не сомневался. Но, живя в Гельсингфорсе, он не видел, что теперь русские здесь не хозяева, а гости, и причем незваные.

Скромный и корректный бывший министр исповеданий Временного правительства, блестящий оратор Антон Владимирович Карташев, получив согласие Маннергейма на встречу, долго уговаривал этого 56-летнего грузного увальня с круглой как шар головой, фельдфебельскими усами и крохотными глазками смирить свою гордыню. «Кирпич» (таким прозвищем «наградили» Юденича гвардейцы) долго колебался, но наконец дал свое согласие. Регент прислал за генералом своего адъютанта. Войдя в кабинет Маннергейма, Юденич оторопел и начал дико оглядываться, не обращая внимания на улыбающегося барона, который движением руки приглашал его к столу.

В своих воспоминаниях Юденич писал: «Первой моей фразой, не знаю почему, была: „Хорошо устроились, ваше высокопревосходительство“». Перед встречей с Юденичем Маннергейм попросил денщика подготовить ему старый русский генеральский мундир, оставив на нем только крест святого Георгия. Дальше Юденич пишет: «Крепко пожав мне руку, Густав Карлович спросил, что будем пить. Я ответил, что неплохо бы попробовать смирновской № 19, но у вас, у финнов, она, наверное, не водится? Покурить бы чего-нибудь, — добавил я. — Покупаю я на Генриховской ваши папиросы, но они для меня трава, вот бы махорочки найти.

— Смирновская, Николай Николаевич, у меня есть, — сказал регент, — а вот махорочки нет, вся она у немцев на Украине осталась. Вот, возьмите сигары, они достаточно крепкие, и вкус отменный…»

Когда сели за стол и выпили залпом по две традиционные офицерские рюмки, Маннергейм начал расспрашивать Юденича о положении в Петрограде и о том, что делается на фронтах у Деникина и Колчака. Рассказ генерала был сумбурный и неинтересный. Маннергейм по информации своей внешней разведки знал больше, чем то, о чем долго и нудно вещал Юденич.

Поздравив Юденича с назначением на пост главнокомандующего Северо-Западной армией, Маннергейм заявил, что пока адмирал Колчак не признает независимость Финляндии, не может быть и речи о совместном наступлении на Петроград. Юденич обещал телеграфом передать это требование Маннергейма Колчаку и попросил разрешения на формирование русских отрядов на территории Финляндии, с последующей переброской их в Эстонию. «На это Густав Карлович ответил, — вспоминал Юденич. — Николай Николаевич, не обижайтесь на меня, но вы, видимо, хорошо знаете, как сейчас финны относятся к русским, да и сами вы в этом виноваты. Разрешаю вам формировать свои полки только в районе Экенеса, там готовят редкие по качеству кильки, а какое там темное пиво! Мое условие: в лагере должно быть не более 250 человек без оружия, контроль будет строгим. На мой вопрос: что мне делать, уже зарегистрировано 2000 человек солдат и офицеров? Регент ответил фразой: „Думайте, думайте, Николай Николаевич“». Дальше Юденич восторженно пишет: «Молодец мужик, и большевиков разбил, и своих красных подавил, и порядок в стране навел. Жаль, что в сурово-красивом Гельсингфорсе нам, русским, места стало маловато».

Вскоре по просьбе великого князя Кирилла Владимировича состоялась его встреча с регентом Маннергеймом. Вспомнив, что после гибели царской семьи великий князь претендовал на русский престол, Густаву пришлось использовать дипломатическую ловкость. Он не обращался к нему со словами «Ваше Величество», чтобы он не решил, что Финляндия признает его царем, «Ваше Высочество», что прозвучало бы как личное оскорбление: «да» и «нет», и только. Сейчас Кирилл Владимирович выглядел совершенно иным, чем при первой встрече. Он был полон величия. Маннергейм не мог понять из его речи, что стоит за громкими словами — фантазия или реальность. Скорее первое. Вероятно, его собеседник руководствовался только теоретическими предположениями и интуитивными чувствами. Это отражало те внутренние переживания, которые испытывало все русское офицерство здесь, за рубежами родины. Невозможно было определить, где чувства, а где разум и государственная целесообразность. Великий князь, адмирал русского флота, не мог ответить на вопросы регента о петроградском Генморе и запутался, отвечая на вопрос о работе Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов. Свою беседу с регентом великий князь закончил бранью в адрес великого князя Николая Николаевича за то, что он попросил своего племянника об отречении в трудный момент для России. «У великих князей есть только желания, но нет дерзаний», — подумал Маннергейм. Это была последняя встреча барона с Кириллом Владимировичем, который в 1920 году покинул Финляндию, однако этих встреч не забыл. 4 сентября 1941 года его сын направил фельдмаршалу Маннергейму помпезное поздравительное письмо.

19 июня 1919 года Маннергейм без ведома кабинета министров составил с генералом Юденичем проект военно-политического договора, в котором признавались независимость Финляндии, а также право населения Восточной Карелии и Олонца на самоопределение. Руководство по захвату Петрограда возлагалось на Маннергейма.

Финское правительство этот договор не поддержало. Его отвергли Колчак и Антанта.

Несмотря на эту неудачу, Густав Маннергейм до конца своих дней был твердо уверен, что рано или поздно обновленная Россия возродится, и оказался, как всегда, прав.

Тем временем генерал Евгений Карлович Миллер, генерал-губернатор и главком войсками Северной области, направляет в Гельсингфорс генерал-майора Марушевского с просьбой о помощи. Маннергейм заключает с ним соглашение о взятии Петрограда в обмен на выполнение следующих требований: независимость, порт в Печенегской губе, самоопределение некоторых карельских волостей. Однако и это соглашение не поддержали финское правительство и Антанта. Колчак назвал его «просто фантастическим». Английский консул в Гельсингфорсе сказал, что Маннергейм является «бессознательным орудием финских егерей и Германии». Он рекомендовал Антанте поддерживать не Маннергейма, а кабинет Рудольфа Холсти. Адмирал Колчак, зная о переброске значительного контингента советских войск на защиту «колыбели революции», вдруг одумался и начал бомбардировать Маннергейма срочными телеграммами, призывая к походу на Петроград, замалчивая, однако, требования Финляндии. Генералы Юденич и Миллер пытались урезонить Колчака, но тщетно.

Регент Маннергейм только через три недели любезно ответил отказом на все срочные предложения адмирала.

В начале июля 1919 года начинается подготовка к выборам президента Финляндии. Социал-демократическая фракция в сейме, враждебная регенту, не стала выставлять своего кандидата, чтобы не раскалывать противников Маннергейма. Позиции генерала серьезно пошатнулись.

7 и 10 июля 1919 года регента посетили представители активистов и егеря, заявив, что финская армия готова идти на Петроград, и предложили ему совершить государственный переворот. Маннергейм должен был распустить сейм, назначить новые выборы и сформировать интервенционистское правительство. Эти предложения заинтересовали регента, и он в понедельник 14 июля 1919 года собирает лидеров коалиционной партии и излагает им свой план освободительной войны, которая должна «закончиться за Петербургом». Несколько дней лидеры коалиционной партии обсуждали предложение Маннергейма и 17 июля заявили, что «в партии единства нет». «Ну, тогда я иду утверждать форму правления страной», — заявил генерал и в тот же день ее утвердил. Русские контрреволюционеры возлагали большие надежды на государственный переворот в Финляндии, но он не состоялся. Генерал Юденич в письме к Маннергейму отказался от независимой операции финнов против Петрограда, и регент с ним согласился. Маннергейм считал, что надо умело спровоцировать нападение большевиков на Финляндию, приурочив это ко дню выборов президента. Однако Ленин его опередил, заявив 20 июля американскому журналисту, что советское правительство готово заключить мир с Колчаком, Деникиным и Маннергеймом при условии, чтобы это был мир на деле. 22 июля 1919 года министр иностранных дел Финляндии Рудольф Холсти заявляет представителям союзников, что похода на Петроград не будет.

На пост президента Финляндии было выдвинуто два кандидата — регент Густав Маннергейм и президент высшего административного суда Каарло Юхо Стольберг. Маннергейма выдвинули коалиционная и шведская партии, а Стольберга — Прогрессивная партия и Аграрный союз (центристы и левые). Социал-демократы заключили с Аграрным союзом соглашение о поддержке Стольберга.

В пятницу 25 июля 1919 года прошли бурные выборы, на которых в первом туре Стольберг получил 143 голоса, а Маннергейм только 50.

Член ЦК партии Народной свободы Иосиф Владимирович Гессен, бывший в это время в Гельсингфорсе, писал в своих воспоминаниях: «Маннергейм пользовался большой популярностью, вполне обеспечивающей ему избрание, но он был шведского происхождения, и политические руководители, обуянные ударившим им в голову национализмом, противопоставили Маннергейму Стольберга… Финский журналист Карманнен, бывший финский корреспондент газеты „Речь“, признался: „Если бы я должен был голосовать, то при всем уважении к Стольбергу подал бы голос за Маннергейма. Как же иначе, если ему мы обязаны своим существованием. Ведь нет дома у нас, в котором не красовался бы на видном месте его портрет.

А все-таки президентом должен быть финн“».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.