Мейстерзингеры из Норильска
Мейстерзингеры из Норильска
Но даже на самом мрачном, безрадостном фоне вспыхивали комические сцены! Исполняли их актеры-любители. Экспромтом.
Катька Чуркина и Марийка Черная поспорили: они решили не говорить, а торжественно декламировать. Проигравшей будет та, кто первая перейдет на прозу. Целый день все наши шахтерки со смеху покатывались! Марийка — маленькая, белобрысая и курносая хохлушка, ламповщица, хочет погладить белье своему лагерному «мужу» — ламповщику Илюше. Катька, производственная дневальная, протестует против перерасхода угля:
«О свет души, моя подружка!
Если хочешь гладить брючки
Для Илюши, мил дружка,
При-не-си-ка у-голь-ка-а-а!»
Марийка возмущается:
«Приношу я уголек,
Чтобы греть свой утюжок.
А ты лодырь и балда!
Недовольна ни-ког-да-а-а!»
Катька наводит порядок в секции и ворчит:
«Кто сей злодей-Искариот,
Такой-сякой и в нос, и в рот!
Кто утащил мою метлу?
Она должна стоять в углу!»
Марийка опять негодует:
«Закрывайте, гады, двери!
Что вы прете, точно звери!»
И все это с самыми патетическими жестами, громовым голосом и на мотив, более всего подходящий для современной оперы.
Все шло гладко до вечерней поверки. Но вот пришла дежурнячка.
Большинство девчат, кроме тех, кто должен был идти на работу «с ноля», уже разделись и легли на нары. Все соскочили с нар и выстроились в две шеренги. Началась перекличка: дежурная называет фамилию, а названная говорит свое имя и отчество. Очередь дошла до Марийки.
— Черная!
Марийка, скромная и очень робкая девчушка, буквально умирала от страха, но… азарт! Приняв театральную позу и заломив над головой руки, она запела тоненьким голоском:
— Мария Миха-а-айлов… — и, переходя на бас, — на-а-а!
Дежурнячка от неожиданности оторопела и просто по инерции назвала следующую фамилию:
— Чуркина!
Катька, в противоположность робкой Марийке, была сквернословка и матерщинница, знающая уйму непристойных анекдотов и весь порнографический лагерный фольклор. Если уж Марийка выдержала фасон, то Катьке и сам Бог велел. Пытаясь встать на пуанты, она кулаком ударила себя в грудь и, потрясая другой рукой, взревела шаляпинским басом:
— Ка-те-ри-на Сте-па-а-а-нов-на-а-а!
— Это что за безобразие?! Да как вы смеете! — тут дежурнячка захлебнулась от негодования.
Сидеть бы обеим «театралкам» в штрафном изоляторе, если бы сама дежурнячка не оказалась большой поклонницей Мельпомены. Узнав, в чем дело, она рассмеялась.
— Счастье ваше, что Путинцев пошел в шестой барак. Не миновать бы вам ШИЗО.
Хоть и редко, но и в рядах «псарни» встречались еще не совсем очерствелые палачи.