Лыков — несостоявшийся наблюдатель заповедника

Лыков — несостоявшийся наблюдатель заповедника

В сентябре на кордон с очередным объездом наблюдателей приехал на дежурство и лечение Парфентий Филимонович Казанин. Умный, степенный старовер, типичный представитель русского крестьянства. Он уже знал, что Лыков должен осенью перевезти семью на кордон, и решил попутно помочь ему устроиться на новом месте.

Казанин находился в родственных связях с Лыковыми.

Его племянница была женой родного брата Карпа Осиповича — Евдокима. Одновременно завезли на кордон муку, соль, сахар и другие продукты для пополнения продовольственного запаса и для семьи Лыковых. Казанин остался на кордоне один и стал ждать прибытия Лыковых. Было оговорено, что за ним наблюдатели придут уже на лыжах. Ему оставили собаку, чистокровную лайку по кличке Товарищ.

Лыков появился, как и ожидалось, в конце сентября. Он приплыл поздно вечером на лодке, нагруженной картофелем. На следующий день картофель перенесли и ссыпали в погреб. Казанин показал Лыкову усадьбу, место, где хранились продукты. Вечером подтопили баньку, попарились, и эти два единоверца, пережившие уже в жизни многое, что называется лихолетьем, проговорили до глубокой ночи. На глазах этих людей рушилось все, что касалось вольной, не зависящей ни от кого жизни. Позднее Казанин рассказывал, что Карп Осипович, истосковавшийся по общению с людьми, расспрашивал обо всем, что творилось в миру, но больше всего интересовался, притесняют ли власти мужиков. Договорились при отплытии Лыкова с кордона, что дней через пять-шесть он снова спустится с овощами. Казанин сказал ему, что продуктов завезли порядочно, и он может взять домой, сколько надо, но Лыков от всего отказался и взял только соль.

Вскоре погода испортилась, подул холодный ветер, начались дожди, слякоть. Лыкова не было. Не появился он и тогда, когда погода менялась и наступали короткие просветы в ненастье. А с наступлением зимы, когда Абакан сковало льдом и повалил снег, Казанин понял, что теперь до весны Лыков не появится. Парфентий Филимонович оказался в затруднительном положении. Кругом молчаливая тайга, зима, и он один в окружении гор, заваленных снегом. А в управлении заповедника были спокойны, думая, что он не один, и поэтому не волновались.

В ноябре внезапно исчезла собака. Поздно вечером в темноте она подавала голос, а утром ее не оказалось. Снега было еще сравнительно немного, но в ту ночь, перед утром, пошел обильный снегопад, и обнаружить какие-либо следы собаки Казанин не смог. Было непонятно, ушла ли она или погибла где-то рядом. Теперь вся надежда оставалась только на себя. Надо было сидеть и ждать. Одному уходить нельзя — возраст, больная нога, десятки километров горной тайги и перевал. Да и на лыжах практически не хаживал из-за поврежденной в молодости ноги.

Собака появилась у нас в поселке, как потом выяснилось, спустя дней пять, как ушла с кордона. Была она исхудавшая, сильно хромала на переднюю ногу, где была кровоточащая рана, и вообще была какая-то измятая. Как лайка прошла эти 65 километров по тайге, по уже глубокому и рыхлому снегу, да еще через перевал Абаканского хребта, сказать трудно. Судя по ране, пришлось ей в схватке с кем-то отстаивать свое право на жизнь.

Руководство заповедника поначалу особенно не забеспокоилось, зная, что собака не Казанина, и, видимо, ей надоело, и она ушла домой в Яйлю. Тем более все были уверены, что Казанин не один.

Но, несмотря на это, казалось, логическое рассуждение, было принято решение идти.

Ноябрь, декабрь — самое тяжелое время в горах для ходьбы на лыжах. Снегу много и он еще не слежался, и провал лыж доходит до 30–35 сантиметров. В такое время никто в горах не ходит. А идти надо. Через два дня отряд, в составе которого был сын Казанина, Харлампий, наблюдатели Данила Молоков, Николай Будуев, препаратор музея заповедника Ефим Калашников, начальник охраны Илличевский, выбрав кратчайший путь, ушел на Абакан. Возглавил отряд зав. научным отделом Г. Дулькейт.

На четвертый день поздно вечером, в полной темноте участники похода вышли из мрака тайги прямо к кордону и, увидев огонек в окне избы, облегченно вздохнули. Услышав голоса, Казанин выскочил из жарко натопленной избы и в свете, падающим из окна, увидел людей в покрытой снегом одежде. К радости всех, Казанин был жив, здоров и беспредельно обрадован приходом людей.

Несмотря на страшную усталость, участники перехода держались бодро, все стали снимать лыжи, котомки, стряхивать снег с шапок и одежды, не переставая громко расспрашивать о здоровье, о житье-бытье и, естественно, о Лыкове, которого также предполагали увидеть здесь. Из рассказа Казанина стало ясно, что Лыков, видимо, не управился с переездом, а холодная и дождливая погода не позволила перевезти картофель, предназначенный для посадки на следующий год. Решено было отдохнуть два-три дня, сходить на горячий ключ и половить в Абакане рыбу. После плотного ужина и горячего чая повалились все кто куда и вмиг заснули богатырским сном.

Это было время, когда сибирские реки не были скованы плотинами; когда не рубили кедры, и не было такого варварского сплава леса по рекам; когда огромные косяки рыбы свободно чувствовали себя в родной стихии, определенной природой. Енисей и все его притоки, пойменные озера, старицы буквально кишели рыбой. При правильном ведении рыбного хозяйства он мог бы кормить рыбой всю Сибирь. Верховья Абакана — большого притока Енисея — круглый год изобиловали рыбой, и рыбалка здесь доставляла огромное удовольствие.

Спали долго. Днем совершили выход до Горячего ключа, где искупались. Зимой вода кажется горячее, и купание доставляет необыкновенное наслаждение, если не считать того, что после купания приходится выскакивать на мороз и надевать холодную одежду. Не пожелавшие идти на ключ за это время продолбили во льду лунки и поставили несколько сеток под лед.

На следующий день, утром, проверять сети пошли все. Улов оказался более чем приличный: небольшой таймень, несколько ускучей, три сига, шесть хариусов и два налима. Не успели подойти к избе с пойманной рыбой, как обратили внимание на идущего на лыжах по заснеженному льду бородатого человека. Это был Лыков. Подойдя ближе, он в нерешительности остановился. Парфентий Филимонович окликнул его, и только после этого Лыков не спеша подошел, снял шапку, перекрестился и, поклонившись, поздоровался со всеми, не подавая руки. Так произошла очередная встреча Лыкова с людьми из «мира».

Забегая вперед, надо сказать, что это была последняя встреча Лыкова с людьми в непринужденной, без всяких подозрений, обстановке. Лыкова пригласили в избу, где начались разговоры. Беседа шла очень оживленно. Всех интересовал и сам Лыков, и его семья, условия проживания, поэтому была масса вопросов к нему, да и Лыкова интересовало многое. Надо сказать, что тогда Лыков не представлял какой-то диковинки, и говорили с ним, как говорили бы с любым человеком, с которым не виделись несколько лет.

Свой приход Лыков объяснил необходимостью сообщить, что из-за погодных условий не удалось перебраться, и обещал уже в апреле спуститься на кордон, посадить огород и после этого перевезти семью. Лыкову теперь уже официально сказали, что вопрос о его приеме на работу решен. Ему показали усадьбу, подробно объяснили его права и обязанности и подтвердили, что в начале лета пригонят корову и несколько овец. В беседах оговорили многое, связанное с переездом и устройством на новом месте.

Несколько раз начинали разговор с предложением перебраться в поселок Яйлю, ближе к школе, однако Лыков, родившийся в этой прекрасной горной тайге и всю жизнь проживший вольной жизнью, деликатно отклонял подобные предложения, ссылаясь на разные причины, в общем-то не особо значимые. Немаловажной причиной было также и то, что здесь, в тайге, похоронены и спят вечным сном его родители, братья, сестры и другие близкие родственники. События не столь давних времен, конечно, тоже настораживали его. Вечером подтопили баню, на следующий день проводили Лыкова и стали собираться в обратный путь.

В течение всей зимы наблюдатели трижды посещали кордон с целью дежурства и обхода территории, но нигде никаких следов человека больше не встретили.

Весной 1941 года, как только появилась возможность, наблюдатели прибыли на Абаканский кордон, но никаких следов Лыкова также не обнаружили. Все было нетронуто, хотя Лыкову разрешалось брать продукты и пользоваться инвентарем. Судя по всему, он здесь больше не был. Оставшиеся на дежурство наблюдатели так и не дождались его прихода. Об этом сообщили дирекции; все терялись в догадках. Было решено после спада коренной воды посетить Лыковых и выяснить причину его исчезновения.

Лыков не появился и к середине июня, когда все сроки посадки огородов давно миновали; значит, что-то изменилось. Что послужило причиной того, что он передумал выходить, что могло его отпугнуть, сейчас сказать трудно. Возможно, он с самого начала в душе не мог принять твердого решения и колебался, поэтому в его разговорах всегда чувствовалась нерешительность и создавалось впечатление, что чего-то он не договаривает. Но Илличевский, например, говорил, что пройдет время, и все встанет на свои места, главное, нам, т. е. администрации заповедника, и вниманием окружить, и не допускать ничего того, что могло бы послужить для Лыкова разочарованием.