Наблюдатель человеческого сердца
Наблюдатель человеческого сердца
Он оставил нам прекрасные романы, удивительные описания путешествий и систему взглядов и мыслей — «бейлизм» — особую манеру чувствовать и жить. Гоняться за счастьем и поклоняться красоте и искусству.
Но сначала не о Стендале, а о себе. Как тяжело сражаться со Стефаном Цвейгом и Андре Моруа! Очень сильные противники! Это все равно, чтобы какой-то физкультурный клуб «Макаронник» или «Железобетон» противостоял на футбольном поле таким грандам лиги чемпионов, как «Бавария» или «Манчестер юнайтед». Премьер-лига всегда предпочтительнее и победна. Разный класс. Разный уровень игры (в нашем случае игра слов).
О Стендале писали не только Цвейг и Моруа, но и другие маститые авторы, к примеру, Анатолий Виноградов — «Три цвета времени». Попробуем и мы: попытка не пытка. Дерзость города берет, тем более что Стендаль — это псевдоним, взятый по названию германского городка (а мог быть и Ульм). Будем писать о Стендале, опираясь на «наработки» классиков мемуарного жанра (Остап Бендер сказал бы: «классики нам помогут!»)
Коротко о жизненном пути. В «Автобиографических заметках» Стендаль писал: «Я родился в Гренобле 23 января 1783 года в семье, заявлявшей претензии на благородство происхождения, то есть принимавшей всерьез дворянские предрассудки, оправдывавшие классовые привилегии. Католицизм почитался в семье, ибо вся семья признавала, что религия есть опора трона. Это семья, имя которой я ношу, по существу была семьей зажиточных горожан-буржуа…»
У Анри Бейля (настоящее имя Стендаля) были непростые отношения в семье. Отца Шерюбена Бейля и особенно тетушку Серафи он откровенно не любил, зато любил всю материнскую линию, особенно маленького Анри восхищал Ромен Ганьон, местный сердцеед. Почти все мы формируемся в детстве. Уже в 8 лет человек становится пессимистом или оптимистом и не меняется до конца жизни. Стендаль с ранних лет испытал на себе тиранию, сначала отца, потом священника. Вот почему уже мальчиком он делил человечество на две части — на негодяев и на людей возвышенных, которые всегда романтичны и в кого-то влюблены. В дальнейшем, отмечает Моруа, чертами характера Стендаля стали благородство, стремление не быть человеком заурядным, человеком низменным. Он не обладал никаким мужским тщеславием. Почти все женщины, которых он любил, не отвечали ему взаимностью. Не было в нем и честолюбия. «Жизнь слишком коротка, и не следует проводить ее, пресмыкаясь перед жалкими негодяями», — писал он.
В 16 лет Стендаль покинул Гренобль и отправился в Париж. Формально он поехал поступать в Политехническую школу, а на самом деле, чтобы избавиться от провинции, испытать, что такое Париж, этот манящий и волшебный город! Париж встретил юношу неприветливо: еще один искатель счастья в столице! Спас юношу его дядя Пьер Дарю, близкий человек к всемогущему Бонапарту. Он устроил Анри в военное министерство, где ему пришлось заниматься рутинной работой — письмами, докладами и рапортами.
Начались наполеоновские войны, и Стендаль уже унтер-офицер 6-го драгунского полка. Толстый и пухлый, он не очень смотрелся в кавалерийском наряде, и к тому же он сделал открытие, что «не требуется много ума, чтобы размахивать саблей». Тем не менее Стендаль участвовал в итальянском походе Наполеона. В 19 лет вышел в отставку, пробовал себя на писательском поприще и снова вынужден был вернуться в армию. С 1806 по 1814 год в качестве военного интенданта он исколесил Германию, Австрию, Польшу. Был очевидцем Бородинского сражения, видел, как горела Москва, и вместе с разгромленным наполеоновским войском покинул Россию. После падения Наполеона Стендаль уезжает в Италию. Он «наелся» войной и хочет жить исключительно для себя. Довольно с него всяких полномочий и бумаг, отечеств и битв, чинов и орденов. Он не хочет отдавать другим приказы, но и сам не желает никому подчиняться. Италия — это страна его мечты. «Моя навязчивая идея — восхищаться Италией», — признается Стендаль в одном из писем. Какие прекрасные пейзажи, какая замечательная архитектура, какие внушительные статуи, величественные дворцы, а сколько интересного таят в себе итальянские музеи!..
В одном из музеев однажды Стендаль от чудовищного восхищения потерял сознание и долго потом приходил в себя. Этот случай, описанный позднее самим писателем, вошел в мировую психиатрию как синдром Стендаля. Восхищение красотой до крайних пределов. Упоение красотой.
Восхищаясь Италией, Стендаль постоянно толковал о свободе, и это, естественно, вызывало подозрение властей (свобода во всех странах — подозрительная вещь), и Стендаль в 1821 году возвращается в Париж. Пишет статьи и книги, посещает литературные салоны. Но, как замечает Цвейг, ни одна из дам не берет его с собою после окончания вечеринок (тусовок — по нынешнему времени), не приглашает его к себе. Как рассказчик анекдотов он еще котируется, но в остальном не представляет для женщин никакого интереса…
В 1830 году Стендаль становится французским консулом в Триесте, затем в Чивитавеккьи, где провел последнее десятилетие своей жизни. Ну, а смерть настигла Стендаля в Париже на пороге его славы: восторженная статья Бальзака о «Пармской обители». Но здоровья уже нет. Стендаль грузен и тяжело передвигается с помощью палки. 22 марта 1841 года прямо на улице около Парижской биржи Стендаля настигает удар. 23 января он умирает в возрасте 59 лет. В своей маленькой комнате отеля, заваленной бумагами, начатыми трудами и тетрадями дневников. И в одной из них написаны странно пророческие слова: «Не вижу ничего смешного в том, чтобы умереть на улице, если только это не намеренно».
Стендаля похоронили на Монмартрском кладбище. На надгробии надпись: «Арриго Бейле. Миланец. Жил. Писал. Любил». Почему миланец? И почему Арриго? Француз Анри Бейль, родившийся в Гренобле, просто пошутил в последний раз. Вводить других в заблуждение — такова была его постоянная забава. Быть честным с самим с бой — такова его подлинная, непреходящая страсть.
Лишь немногие лгали больше и мистифицировали мир охотнее, чем Стендаль. Лишь немногие полнее и глубже него говорили правду, — это замечание Стефана Цвейга. Свои письма Стендаль всегда подписывал другим псевдонимом. Усердные биографы выудили более 200 таких фантастических подписей: Коттинэ, Гайяр, барон Дорман и т. д. Вопреки распространенному мнению причина этого шутовства — не только страх перед черным кабинетом австрийской полиции, но и врожденная, от природы присущая страсть дурачить, изумлять, притворяться, прятаться. Стендаль не прочь приврать без всякого внешнего повода — только для того, чтобы вызвать к себе интерес и скрыть свое собственное «я». Он вообще был странным человеком этот Стендаль, впрочем, как и каждый гений или талант. Лишь слабоодаренные люди всегда обычны и нормальны.
Согласно завещанию Стендаля громадный деревянный ящик с бумагами достался его двоюродному брату Ромэну Коломбо (детей у Стендаля не было, впрочем, как и жены). Коломбо вскрыл ящик и подивился: сколько всякого вздора нагородил этот брат-графоман, да еще многое к тому же зачем-то зашифровал, чтобы скрыть истинный смысл своих записей. Бумаги — не деньги, и они были спокойно отправлены в гренобльскую библиотеку — все 60 томов! — долгие годы пылились в библиотечном архиве. Господи, сколько всяких бумагомарак на свете! И все пишут, пишут…
Через пару десятилетий имя Стендаля, как писателя, было основательно забыто, но вмешалось Провидение или счастливый случай. Молодой польский преподаватель языков Станислав Стриенский, заброшенный в Гренобль и отчаянно скучающий там, роется в библиотеке и наталкивается на архив Стендаля. Чем больше он читает, тем интереснее становится материал. Нет, это не должно пылится на полках! — решает Стриенский, находит издателя: на свет появляются дневник, романы «Анри Брюлар» и «Люсьен Левен», а вместе с ним впервые и подлинный Стендаль.
С молодых лет Стендаль хотел стать писателем и делал многочисленные попытки, начинал писать, бросал недописанные рукописи и снова начинал. Его литературное ученичество затянулось на долгие годы. Он увлекается музыкой и живописью. Музыку Стендаль называл своей «самой сильной» страстью. Он написал работы «Жизнь Гайдна, Моцарта и Метастазио», «Жизнь Россини». Тяготел к операм Чимароза, к симфонизму Гайдна и Моцарта. Еще Стендаля увлекала живопись: «История живописи Италии», «Рим, Неаполь и Флоренция», «Прогулки по Риму». Пишет он и исследование «Расин и Шекспир».
Но по-настоящему Стендаль садится за работу лишь в 40 лет, когда его стала одолевать полнота, денег становилось все меньше, а незаполненного времени все больше и практически никакого успеха у женщин, — и вот тогда книги становятся для Стендаля спасением. Стефан Цвейг добавляет: «Кроме того, попутно можно развлечься, иной раз выставить дураками своих врагов, поиздеваться над тупостью света; можно поведать самые тайные движения своей души, приписывая их какому-нибудь вымышленному юноше, чтобы не выдать себя под этой маской и не подвергнуться насмешкам первого попавшегося тупицы, можно быть страстным, не компрометируя себя, и по-мальчишески грезить в пожилом возрасте, не стыдясь себя самого. И вот творчество становится для Стендаля наслаждением, затаеннейшим восторгом умудренного искателя наслаждений…»
Высшее благо для Стендаля: одиночество и независимость. То и другое дают ему книги. Он пишет их для себя. «Стареющий эпикуреец нашел себе новую, последнюю и тончайшую усладу — писать или диктовать при двух свечах, за деревянным столом, у себя наверху, в мансарде, и эта интимная безмолвная беседа со своей душой и своими мыслями становится для него к концу жизни важнее, чем все женщины и утехи, чем дебаты в салонах и даже музыка».
В 43 года Стендаль начинает свой первый роман — «Красное и черное» (более ранний — «Арманс» — не может идти в счет), в 50 лет — второй, «Люсьен Левен», в 54 года — третий, «Пармская обитель». Эти три романы — три литературные вершины Стендаля. И все они сделаны по одной схеме. Как отмечает Моруа: «Это всегда история молодого человека, который приобретает жизненный опыт и ощущает трагический разрыв между волшебным миром детства и миром реальной действительности». И опять же противостояние героя с врагами, с отпетыми негодяями. Все три героя Стендаля — Жюльен, Фабрицио и Люсьен Левен грезят Наполеоном. И все они несут навстречу женщине смятенное и нетронутое сердце, полное затаенной страсти… Где ныне эти стендалевские юноши? Можно мечтать о них. Ждать их. Звать. Но никто не откликнется: их нет. Они вымерли, как динозавры. Романтические динозавры.
Последний роман Стендаля «Анри Брюлар» — роман о самом писателе, воспоминание о самом себе. Он написал его как свой автопортрет, — искренне, «как частное письмо», но при этом Стендаль не достиг художественных высот, хотя, возможно, он к этому не стремился, ему было важно просто зафиксировать мгновения своей жизни, чтобы с помощью пера оживить сцены прошлого.
В письме Бальзаку Стендаль писал: «Говоря по правде, я вовсе не уверен в том, что я обладаю достаточным талантом, чтобы заставить читать меня. Иной раз мне доставляет большое удовольствие писать. Вот и все».
Стендаль зря сомневался: его читают! И еще как — с упоением. Вот что записал далеко не рядовой читатель Корней Чуковский в своем дневнике от 19 июня 1917 года: «Совсем не сплю. И вторую ночь читаю „Красное и черное“ Стендаля, толстый 2-томный роман, упоительный. Он украл у меня все утро. Я с досады, что он оторвал меня от занятий, швырнул его вон. Иначе нельзя оторваться — нужен героический жест; через пять минут жена сказала о демонстрации большевиков, произведенной в Петрограде вчера. Мне это показалось менее интересным, чем вымышленные страдания Жюльена, бывшие в 1830 г.».
Кстати, о политике. В «Пармской обители» Стендаль образно сказал: «Политика в литературном произведении — это как выстрел из пистолета посреди концерта…»
Но Стендаль — это не только книги, а еще и дневник. Он без устали делал заметки, записывая всякое движение чувства, всякое событие. С одинаковой точностью он вел запись своим сокровенным душевным тайнам и франкам, потраченным на обед, на книги или стирку белья. Стендаль обладал некоей нервической графоманией: все записывать, все фиксировать, «остановить мгновение», хотя оно чаще не прекрасное, а, наоборот, безобразное. И эта «писанина» отражена в его литературном наследстве — в беллетристике, в письмах, в собранных даже анекдотах, где главный герой — сам Стендаль. Вот почему он мало заботился о стиле, цельности, рельефности — все, что он торопливо набрасывал на бумаге, это как бы не литературный текст, а всего лишь письмо к приятелю. И Стефан Цвейг делает вывод о Стендале, что он не живописец слова, а всего лишь фотограф-моменталист. Поэтому у Стендаля и отношения к собственным книгам как в забавным пустячкам. Никакого величия, никакой напыщенности.
Другое дело — женщины. Это куда серьезнее. Тем более что природа обделила Стендаля мужской красотой. Физиономия — круглая, красная, мещански дородная. Насмешка судьбы: нежная душа мотылька заключена в изобилии плоти и жира. У Стендаля были и соответствующие прозвища: китаец, обойщик, дипломат с физиономией аптекаря… Но в этом гигантском теле, как замечает Цвейг, дрожит и трепещет клубок чувствительных до болезненности нервов. И как с такой внешностью добиваться успеха у женщин? Он мечтал быть Казановой, а у женских ног превращался в робкого гимназиста. Он рано потерял свои волосы и был вынужден постоянно прикрывать свою лысину. Выбранный им лиловый парик был не самым лучшим его украшением. А еще большой нос, толстые щеки и короткие ноги. Впоследствии появился и живот.
Первый же опыт с женщиной закончился конфузом. А всего у Стендаля было всего 6 или 7 побед, в том числе неоднократно бравшиеся уже другими крепостями или добровольно капитулирующие добродетели. Многие из женщин, которых любил Стендаль, были для него недостижимы, включая и самую первую из них. Он признавался: «Я всегда хотел покрыть поцелуями свою мать и хотел, чтобы при этом на ней не было никакой одежды… Я всегда хотел покрыть поцелуями ее грудь». Она умерла, когда Стендалю было 7 лет.
Первая покорившаяся ему женщина — это было в Милане, в 1800 году, — наградила его сифилисом. Там же в Милане через год Стендаль пылал страстью к полногрудой Анжеле Пьертрагруа, но не мог признаться ей в любви, которую она щедро раздавала другим мужчинам. Спустя 10 лет Стендаль снова встретился с Анжелой и, наконец, признался, что был в нее влюблен. «Господи, — удивилась она, — почему же вы тогда молчали? Но, честно говоря, и сейчас не поздно», — сказала дама и увлекла Стендаля на кровать. В ознаменование любовной победы Стендаль попросил вышить на своих помочах эту знаменательную для него дату: 21 сентября 1814 года, в половине двенадцатого утра…
Были и другие женщины в жизни Стендаля: Адель Ребюффель, Меланж Гилберт, Александра Дарю, танцовщица Луазон, аристократка Джулия Роньери, которая бросила Стендалю уничтожающую фразу: «Вы старый и некрасивый…» Была еще Матильда Дембовски, вдохновившая писателя на создание книги «О любви» (любопытно, что за 10 лет после ее публикации удалось продать всего лишь 17 экземпляров).
Мысль о своей донжуанской несостоятельности постоянно угнетала Стендаля. Оставалось только теоретизировать и в своем трактате писатель классифицировал, что есть 4 вида любви: любовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие. А еще он ввел понятие «кристаллизация чувств», когда мужчина украшает женщину достоинствами, которыми она не обладает.
В своем творчестве Стендаль взял блистательный реванш за жизнь, за свои любовные неудачи. Матильда его обманула, зато Люсьен Левен женится на мадам Шатель. Анжела ему изменяла, зато герцогиня Санаверина сходит с ума по Фабрицио. В романах Стендаля происходит великий праздник сбора винограда любви — компенсация за кислый виноград личных любовных неудач писателя.
Но будущим донжуанам Стендаль оставил два великолепных завета: «Гибкость ума может заменить красоту». И второй: «Сумейте занять женщину, и она будет вашей».
Если внимательно посмотреть на всю жизнь Стендаля, то ее он построил как сознательную оппозицию своей эпохе. Будучи писателем, он игнорирует устоявшиеся литературные формы; будучи солдатом, глумится над войной. Как политик иронически относится к истории, как француз откровенно издевается над французами. Короче, Стендаль не хотел быть «бараном из стада».
Цвейг пишет о Стендале: «Он счастлив, что не подходит ни к каким классам, расам, сословиям, отечествам… лучше стоять в стороне одному, только бы остаться свободным. И Стендаль гениально умел оставаться свободным, освобождаться от всякого принуждения и влияния. Если из нужды ему приводится принять какую-нибудь должность, надеть форму, то он отдает только минимум, необходимый для того, чтобы удержаться у общественного корыта, и ни на грош больше, а всякой должности, во всяком деле, чем бы он ни занимался, умеет он, действуя ловкостью и притворством, остаться совершенно свободным и независимым».
Все это похоже на некое швейкианство, но без глупой улыбки Йозефа Швейка. У Стендаля лишь презрительная улыбка в душе.
Стендаль говорил: «Моею истинною страстью было познавать и испытывать. Эта страсть никогда не получала полного удовлетворения». И еще он говорил: «Я не порицаю, не одобряю, а только наблюдаю…» И определение: «Я наблюдатель человеческого сердца». Он же и аналитик, который в своих книгах переводит «язык страстей» на «язык математики». Соединение ума и сердца — вот что такое Стендаль.
Цвейг определил Стендаля как «нового Коперника в астрономии сердца». По существу, Стендаль разъял отдельного человека, расщепил его на кусочки и увидел в нем множество тончайших оттенков. Ну, а в себе обнаружил тартюфское ханжество. Помните, как маркиз де ла Моль в «Красном и черном» пришел в бешенство, когда узнал о романе Жюльена с Матильдой:
«Ответ подвернулся из роли Тартюфа.
— Я не ангел…»
Ни Жюльен, ни Стендаль, конечно, не ангелы, они — люди со своими пороками и заблуждениями. И что делать? Андре Моруа перефразировал обращение Стендаля к читателю о том, что не надо проводить свою жизнь «в страхе и ненависти», в иное: «Друг читатель, проводи свою жизнь в любви и в высоких устремлениях».
Ну, а теперь о значении Стендаля. В 1994 году в Москве проходил коллоквиум «Стендаль и Россия». Первыми почитателями французского писателя были люди, близкие к декабристам, и в частности князь Петр Вяземский. Одним из самым прилежных читателей Стендаля являлся Лев Толстой, на которого большое впечатление произвела батальная сцена из «Пармской обители». Привлекала Толстого и стендалевская тема человеческого счастья. Психологические открытия Стендаля повлияли и на творчество Достоевского. «Уроки» Стендаля оказали влияние на Максима Горького, Эренбурга, Фадеева и многих других советских писателей.
Французский исследователь Жорж Нива отмечает и такую странную на первый взгляд связку: Стендаль и Набоков. Нива обращает внимание на похожесть двух писателей — «абсолютным неверием, поисками счастья, страхом перед пошлостью, изгнаннической судьбой, творящей из неудобства какой-то устав веселья. „Приглашение на казнь“ Набокова — пародия на всю литературу о тюрьме… пародия на Стендаля — и в ироничности слога…»
«На всем пути от Жюльена к Цинциннату, — добавляет Жорж Нива, — русская литература старалась приспособить к себе, принять и понять Стендаля, но почти ничего не выходило. Несомненно, в ней слишком сильна неспособность к легкому, веселому неверию. Лишь постороннему ей писателю, изгнаннику Набокову, удалось хоть как-то ввести Стендаля в свой странный аллегорический мир».
Конечно, кинематограф не мог пройти мимо Стендаля. В 1947 году французский режиссер Кристиан-Жак поставил «Пармскую обитель», где Фабрицио дель Донго играл блистательный Жерар Филип, красавец и аристократ с безупречными манерами (мечта Стендаля), а в роли Джины снялась Мария Казарес. Спустя 7 лет, в 1954 года, Жерар Филип снялся в роли Жюльена Сореля в «Красном и черном» (режиссер Клод Стан-Лара). Высокий, сухопарый, с матовым цветом лица, Жерар Филип олицетворял собою силу и веру и мгновенно стал благодаря стендалевским персонажам национальным героем, символом обожания и гордости. А Фанфан-Тюльпан добавил Жерару Филипу всемирной славы. В «Красном и черном» его партнершами были Даниэль Дарье (г-жа де Реналь) и Антонелла Луальди (Матильда).
В 1976 году Сергей Герасимов тоже очаровался стендалевским романом и создал свой вариант «Красного и черного». В облике Жюльена Сореля предстал Николай Еременко, аббата Шелана сыграл Вацлав Дворжецкий, ну, а дамами предстали Наталья Бондарчук (г-жа де Реналь) и Наталья Белохвостикова (Матильда де ла Моль). Конечно, они были не француженками, им явно не хватало женственности и шарма, но тем не менее они были представителями слабого пола, суть которых так хорошо понимал Стендаль.
«Мадемуазель де Соммери, будучи поймана своим любовником на месте преступления, храбро это отрицала, а когда тот стал горячиться, заявила: „Ах, я прекрасно вижу, что вы меня разлюбили; вы больше верите тому, что вы видите, чем тому, что я говорю“».
Узнаете женскую логику? А еще, конечно, пленительная вещь — красота. Но, как справедливо замечал Стендаль, «чрезвычайно красивые женщины вызывают не такое уж изумление при второй встрече».
Стендаль был знатоком красоты, но отчетливо понимал: «красота есть лишь обещание счастья».
Добавим от себя: счастье — не что иное, как химера, но как упоительно гоняться за счастьем. И это, пожалуй, главный урок всей жизни Анри Бейля, известного нам под именем Стендаля.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.