ГЛАВА VI. ОБРАЗОВАНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
ГЛАВА VI. ОБРАЗОВАНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
Очерки об образовании человеческого характера. – Основания воспитательной деятельности Оуэна. – “Книга нового нравственного мира”.– Общественное значение поднятых Оуэном вопросов. – Описание его деятельности в Нью-Ланарке. – Его система воспитания фабричных детей. – Описание его позднейших воспитательных реформ. – Новый взгляд на цель воспитания. – Государственные меры для улучшения материального и нравственного быта рабочих. – Национальная система воспитания. – Отмена вредных законов. – Разумное воспитание. – Силы государства. – Общественные работы. – Рабочие бюро
Четыре очерка, написанные Робертом Оуэном в промежутке между 1810 и 1813 годами и названные им “Очерками об образовании характера”, заключают в себе основания той системы воспитания человека, которой он придерживался в Нью-Ланарке, и сущность всех его воззрений на общественный строй. Эти идеи, уже давно зародившиеся в его уме, в период его деятельности в Нью-Ланарке окончательно сложились.
В основании его взглядов лежало то убеждение, что человек во всех своих действиях зависит от влияния окружающей среды и обстоятельств. При рождении человек одарен от природы известными качествами, подвергающимися потом воздействию разных обстоятельств, за которые он совершенно не ответствен. От влияния окружающей среды зависят образование его характера и все его действия на пользу или во вред себе и другим. Абсолютной свободы не существует, и потому человек не может нести полной ответственности за свои убеждения и поступки. Виновною во всех его действиях является та среда, в которой он вырос и получил свое развитие. Изменение характера человека возможно только при изменении той обстановки, в которой он живет. Так как большая часть человеческого общества живет среди самой ужасной обстановки как материальной, так и нравственной, причем всеми благами, проистекающими от труда большинства, пользуются только немногие привилегированные классы, то всякое подобное изменение возможно только при улучшении материального быта этого трудящегося большинства и посредством воспитания новых поколений на новых, разумных началах. Коренной мотив всех человеческих действий – в стремлении к личному счастью, которого можно достигнуть, только способствуя счастью всего общества; и этот принцип должен быть принят за основание новой системы воспитания. Благоденствующие и самые развитые классы общества, с правительством во главе, призываются к осуществлению этого великого дела, которое должно положить конец тем материальным и нравственным ужасам, среди которых живет современное человечество.
Вот главные положения, изложенные Оуэном в его книге. Они не заключали в себе ничего нового; но он первый привел их в общую систему, постоянно применяя их в действительной жизни, в борьбе с теми ужасными ее явлениями, которые происходили у всех на глазах. Они не были голословными утверждениями или темой для философского обсуждения, но вытекали прямо из жизни и в своем настоящем виде явились результатом его собственного опыта в Нью-Ланарке. Оуэн обращался при этом к людям с такими словами:
“Вы дети одного общего Отца, которому каждый из вас поклоняется под разными именами… но вы забываете это в своих отношениях друг к другу и вместо взаимной помощи и любви преследуете и ненавидите друг друга… потому только, что у вас кожа другого цвета; потому, что у вас другие религиозные понятия и обряды; потому, что вы говорите разными языками и держитесь разных обычаев. Между тем если б вы хорошо понимали друг друга и были знакомы с простыми законами вашего существования, то убедились бы, что от вас совершенно не зависят те отличия, из-за которых вы постоянно враждуете. Цвет вашей кожи, ваши религиозные понятия и обряды, ваш язык и обычаи – все это перешло к вам независимо от вашей воли.
Вы бываете рабами тех или других предрассудков также не по своему выбору. При рождении вам все равно, в какой цвет будет окрашена ваша кожа. От вас не зависел выбор родины или религии ваших родителей, – будете ли вы буддист, магометанин, христианин или еврей. Вы также не могли избрать свой будущий язык или те нравы, среди которых вам придется потом жить. Ваш характер сложился помимо вашей воли, под влиянием окружающей среды. Так что, вместо того чтобы ненавидеть, порицать и убивать друг друга, вы должны усвоить великую истину, очевидную для всех, кто только захочет видеть ее: уловить все то хорошее и правдивое, что заключается в каждом из вас, несмотря на все ваши наружные различия, и путем разумного воспитания развивать те хорошие качества в людях, которые одни могут способствовать счастью всего человечества”.
В основании деятельности Роберта Оуэна по воспитанию детей было не одно только простое филантропическое чувство доброго и жалостливого человека. Он тщательно, всесторонне изучил предмет и пришел к убеждению, что воспитание молодых поколений, направленное не только на улучшение личности, но имеющее целью развитие и обеспечение безопасности всего общества, было бы самою высокою деятельностью из всех, какие доступны человеку. Он с ужасом видел, как благодаря самому возмутительному равнодушию к воспитанию детей на каждом шагу вокруг него пропадали задаром человеческие способности и человеческий труд. Вся деятельность фабрикантов того времени по образованию детей рабочих ограничивалась тем, что в фабричном поселке отводился старый дом, где какая-нибудь дряхлая полуграмотная старуха или старик при помощи розги и разных наказаний обучали ребят, уже измученных после непосильной фабричной работы, первым началам грамоты. Даже и такое жалкое обучение иногда приносило временную пользу, но при деморализующем строе фабричной жизни ученик подобной школы скоро забывал все то немногое хорошее, что он успевал приобрести с помощью своего учителя; и такого рода отдельные, лишенные всякой общей связи попытки не оказывали заметного влияния на подъем нравственного чувства фабричного населения, которое день ото дня только глубже увязало в пороке.
Роберт Оуэн стремился к тому, чтобы вопрос об образовании подрастающих поколений сделался общим национальным делом, чтобы правительство и высшие классы стали во главе этого движения и чтобы усвоенная система была построена на самых широких и разумных началах. Его нравственное чувство было возмущено, и ему казалось тяжким преступлением то обстоятельство, что быстро нарастающее богатство способствует только появлению небольшого могущественного класса капиталистов, что вся заключающаяся в нем сила, которую следовало бы использовать для достижения всеобщего блага, пропадает даром для большинства и способствует только окончательному его порабощению. Проникнутый этой мыслью, Оуэн с юношеским жаром и непреклонной энергией принялся за дело воспитания, видя в нем главную надежду на спасение общества. “Каждую минуту умирает человек, каждую минуту родится новый”. Эти слова имели для него громадное значение, и он приходил в ужас при мысли о том, что выходило из невинного ребенка, чуть ли не с первого дня после появления на свет подвергающегося вредному влиянию того строя, среди которого ему было суждено вырасти и состариться. Его образовательные учреждения в Нью-Ланарке опирались на некоторые строго выработанные начала, лежавшие в основании целой системы нового общественного строя, подробно развитой им в “Книге нового нравственного мира”, изданной только в 1836 году. Для лучшего понимания всей воспитательной деятельности Оуэна будет небесполезно привести здесь эти основные начала:
1) Человек представляет собою смесь органических качеств, полученных при рождении, с изменениями их, происшедшими под влиянием внешних обстоятельств. Со дня его рождения до самой смерти прирожденные свойства его натуры и заимствованные извне находятся в постоянном взаимодействии.
2) По его первоначальной организации все развивающиеся в нем чувства и убеждения независимы от воли человека.
3) Его чувства и убеждения, взятые порознь и вместе, образуют то побуждение к действию, которое мы называем волею и под влиянием которого происходят все его поступки.
4) Не найдется двух существ, которые были бы совершенно одинаковы по своей организации при рождении, равным образом никакие искусственные средства не в состоянии сделать их такими.
5) Тем не менее, природа каждого ребенка, за исключением случаев органических недостатков, может быть настолько изменена, что из него выйдет хорошее или дурное существо, под влиянием окружающих обстоятельств, непрерывно действующих на него с самого дня его рождения.
Как уже было сказано, в этих началах, касавшихся того влияния, которое оказывает на человека окружающая его физическая и нравственная среда, не заключалось ничего нового, и они были рассеяны в писаниях разных богословов и мыслителей. Но несомненная заслуга Роберта Оуэна состоит в том, что он первый привел эти истины в строгую систему и настаивал словом и делом, чтобы они легли в основание текущей жизни и воспитания подрастающих поколений как наиболее способные упрочить добрые чувства между людьми и положить конец той неестественной розни, борьбе и ненависти, которые, по-видимому, только усилились с установлением новой индустриальной системы. Его уверенность в скором осуществлении задуманных им социальных реформ, в чем ему пришлось потом испытать столько разочарований, происходила не от гордого сознания, что он открыл что-то новое, не от увлечения прожектера излюбленной идеей, а коренилась в искреннем убеждении, проникавшем всю его жизнь, что таким именно путем, начиная с разумного воспитания самого маленького ребенка и внося идею справедливости в семейную среду и самые простые человеческие отношения, – можно достигнуть коренных улучшений во всем господствующем строе человеческого общества.
Первый и второй из его очерков посвящены изложению основных начал предлагаемой системы, которых мы только что коснулись. Приводим из них несколько выдержек.
“Наше воспитание, – говорит Оуэн, – научило нас, не колеблясь, убивать года и издерживать миллионы на раскрытие и наказание преступлений… и однако мы не подвинулись ни на шаг на истинном пути предупреждения преступлений и уменьшения бесчисленных бедствий, от которых так страдает человечество”.
“Если бы современные судьи этой страны родились и воспитались среди бедного и развратного населения, то вследствие своих врожденных способностей они давно бы уже стояли во главе противозаконного ремесла и, в силу самого своего умственного превосходства и искусства, неизбежно подверглись бы тюремному заключению, ссылке или смерти”.
Обращаясь к лицам, которые находили, что еще не время заниматься такими вопросами, что внимание общества должно быть обращено на другие, более важные дела, – Роберт Оуэн говорит в благородном негодовании:
“Я сказал бы тем, кто говорит или мыслит подобным образом: пусть чувства человеколюбия или простой справедливости побудят вас посетить какие-нибудь общественные тюрьмы столицы да расспросить терпеливо и сострадательно заключенных про разные события их жизни и жизни их среды. Эти рассказы должны возбудить ваше внимание, они раскроют пред вашими глазами такую массу страдания, нищеты и несправедливости, существование которых вы, конечно, не считали возможным ни в каком цивилизованном государстве”.
“Поступайте на основании строгой справедливости, и вы скоро приобретете полное и совершенное доверие низших классов… Не говорите, что невозможно предотвратить дурные или вредные поступки, что нельзя образовать у подрастающего поколения разумных привычек. Устраните обстоятельства, способствующие совершению преступлений, – и преступлений не будет”.
В своем адресе, предпосланном третьему очерку и обращенном к хозяевам и директорам фабрик, Роберт Оуэн, в качестве одного из их среды, старается открыть им глаза на все те выгоды, в том числе денежные, которые неизбежно должны последовать вслед за более внимательным и заботливым отношением к рабочим. В подтверждение этого он указывает на свой собственный опыт.
“Многие из вас, – говорит он, уже давно успели убедиться в существенных выгодах хорошо придуманной и выполненной машины. Равным образом опыт научил вас, как различны результаты, получаемые от механизма, содержащегося в исправности, и от механизма, на который не обращают никакого внимания”.
“С тех пор как на британских фабриках были введены повсеместно машины, на человека стали смотреть как на машину второстепенную и низшую. Стали обращать гораздо большее внимание на усовершенствование дерева, металла и сырых продуктов, чем на человеческие тело и душу… Неужели вы, даже из простого практического расчета, оставите без внимания ту выгоду, которую могла бы доставить вам хотя бы часть вашего капитала, приложенного к улучшению живых машин?”
Третий очерк Оуэна посвящен описанию тех позднейших реформ, которые он начал в Нью-Ланаркской колонии и которые должны были служить образцом для повсеместного применения. Одновременно с введением новой системы детского воспитания, начинавшегося уже на втором году жизни ребенка, Оуэну пришлось окружить рабочих и другой обстановкой, более подходившей к тем новым привычкам и понятиям, которые были неразрывно связаны с этой системой.
Посреди колонии было выстроено здание с внутренним двором, которое он назвал Новым учреждением. Дети начинали играть здесь, едва научившись ходить. Оуэн говорил, что многие из свойств характера ребенка развиваются при первом пробуждении сознания; вот почему дурная семейная среда оказывает такой вред на его развитие уже с периода раннего детства. К внутреннему двору для игр прилегало помещение для младенческой школы (infant school), куда принимались дети до четырехлетнего возраста. Воспитанием их занимались три молодые девушки, которые своим ласковым и кротким обращением старались пробудить любовь детей, а также внушить им, что не следует обижать товарищей, а напротив – стараться доставлять им удовольствие. Ребенку нетрудно было освоиться с этой основной истиной при внимательном наблюдении наставниц, которые своевременно могли предупредить всякое отклонение от принятой нормы; но раз усвоенная, она сохранялась и передавалась уже и в высших классах школы. Любознательность детей старались возбуждать доступными для их понимания разговорами и рассказами. Стены комнат, где они собирались, были увешаны большими, хорошо исполненными картинами, изображавшими разных животных и птиц; кроме того, была большая коллекция разных предметов окружающей природы. Летом с детьми предпринимали прогулки по окрестностям; их всячески поощряли к вопросам об окружающем мире и таким образом им передавали незаметно много полезных сведений. Уроки в школе, состоявшие из наглядного преподавания и разговоров, продолжались не более трех четвертей часа. Все преподавание до шестилетнего возраста имело характер забавы, но к этому времени дети уже знали азбуку и их любознательность была сильно возбуждена. По сторонам помещения для воспитания малюток располагались классные комнаты для детей от четырех до шести и до восьми лет. Верхний этаж был приспособлен для детей старшего возраста, начиная с восьми лет; тут уже их обучали письму, арифметике и географии, а девочек, кроме того, и рукоделию. Здесь одновременно можно было видеть за занятиями до трехсот человек детей. Их образование продолжалось до десятилетнего возраста, когда они поступали на фабрику; но желающим предоставлялись все средства для продолжения учебных занятий. Были устроены вечерние классы, а также особые чтения для взрослых работников. Детей начинали учить танцам с двухлетнего возраста, а пению с четырех лет; позже их обучали и игре на различных инструментах. По окончании работы они собирались вместе с родителями в одной из больших зал школы, где устраивались танцы и пение. Каждую неделю бывал концерт, в котором участвовало иногда до полутораста человек детей, певших стройным хором любимые шотландские народные баллады и песни.
Такими средствами Оуэн с успехом отвлекал народ от посещения кабаков, и пьянство скоро совсем исчезло в Нью-Ланарке. В 1814 году он сделал одно важное прибавление, которое принесло громадную пользу рабочим; он устроил в Нью-Ланарке общественную столовую, благодаря которой, по его расчетам, рабочие ежегодно экономили от 40 до 50 тысяч рублей. В верхнем этаже нового здания помещались библиотека, читальня и большая зала для танцев и общественных собраний.
Все эти меры по улучшению быта рабочих шли одновременно с усовершенствованиями в фабричном производстве. Дела фабрики процветали и достигли громадного развития, так что она считалась одним из самых выгодных предприятий в фабричном мире Англии.
Поясняя разработанный им метод первоначального ознакомления детей с окружающими их простыми явлениями и фактами, Роберт Оуэн между прочим говорит:
“Книги, по которым теперь обыкновенно учат детей читать, сообщают все, кроме необходимого для их возраста знания; отсюда-то происходят все несообразности и глупости взрослых… Может ли человек с нерасстроенными умственными способностями составить понятие о каком-нибудь предмете, прежде чем он собрал все известные, относящиеся к нему, факты?.. Детей следует воспитывать в тех же началах; прежде всего их надо научить фактам, начиная с более знакомых юному уму и постепенно переходя к самым полезным и необходимым… Б эти объяснения надо вводить подробности по мере того, как ум приобретает силу и способность размышлять. Сколько зла приносит полное незнание силы и способности детских умов людьми, которые взяли на себя их воспитание”.
Выставляя на вид главную цель воспитания, Оуэн говорит:
“Как скоро молодой ум будет достаточно подготовлен, учитель должен пользоваться каждым удобным случаем, чтобы уяснить прямую и неразрывную связь между выгодами и счастьем каждого отдельного лица и всего общества. Это правило должно служить основным началом всякого образования. Мало-помалу истина этого правила сделается для учеников так же ясна, как выводы Евклида для людей, знакомых с математикой. Тогда желание счастья, – этот общий принцип жизни, – будет побуждать их и в зрелом возрасте следовать на практике вышеупомянутому правилу”.
В этом же очерке обращает на себя внимание уже тогда высказанная Оуэном мысль о взаимном страховании рабочих на старости. В заключение своего третьего очерка Роберт Оуэн указывает на те трудности, с которыми ему пришлось бороться при осуществлении своей системы.
“При введении всякой новой меры, клонившейся к счастью и удобству рабочих, нужно было принимать во внимание существующие заблуждения населения, и так как фабрика принадлежала людям с весьма несходными взглядами, то необходимо было изобретать средства, чтобы возможно было, для удовлетворения коммерческого духа, извлекать денежные выгоды из всякого улучшения”.
Далее Роберт Оуэн спрашивает, в каких людях он может найти поддержку своей деятельности, кто может подвергнуть беспристрастному исследованию его план дальнейшего развития нью-ланаркской фабричной общины. Получаемые ответы очень неутешительны и свидетельствуют о его почти полном нравственном одиночестве среди образованных классов тогдашнего общества.
“Но каким умам можно предложить подобное исследование? Конечно, не коммерческим людям, которые приняли бы за сумасшествие всякую попытку свернуть с пути непосредственного личного барыша. Эти дети торговли смолоду привыкли изощрять свои способности на то, как бы купить подешевле, а продать подороже. Поэтому люди, более успевающие в этом замысловатом и благородном искусстве, признаются в коммерческом мире умами предусмотрительными, одаренными высшими способностями; напротив, людей, которые стараются о материальном и нравственном преуспеянии рабочих, называют сумасбродными фантазерами”.
“Нельзя предложить его исключительно юристам: они по необходимости привыкли выставлять неправое – правым, запутывать и то и другое в сети крючкотворства и придавать законный вид несправедливости”.
“Ни политическим вождям или их приверженцам: они запутаны в интригах партий, которые затемняют их рассудок и часто заставляют приносить в жертву своим мнимым личным выгодам истинное благосостояние общества и свое собственное благо”.
“Ни так называемым героям и завоевателям или их сторонникам: вследствие направления, данного их умам, они привыкли смотреть на причинение человечеству страданий и на совершение завоеваний как на славный долг, стоящий почти выше всякой награды”.
“Тем не менее, можно предложить его нашим проповедникам и защитникам разных религиозных систем, потому что многие из них заняты деятельным распространением мечтательных мнений, расстраивающих умственные силы человека и увековечивающих его бедствия”.
“Нет, эти принципы и обусловливаемые ими практические системы должны быть подвергнуты беспристрастному и терпеливому исследованию тех лиц всех классов и званий в обществе, которые сознают до некоторой степени существующие заблуждения и чувствуют густой умственный мрак, окружающий их; которые горячо желают найти истину и следовать за ней, куда бы она их ни привела; которые сознают неразрывную связь между личным и общим, между частным и общественным благом”.
Последний очерк Роберта Оуэна посвящен обсуждению общих государственных мер, могущих способствовать поднятию нравственного уровня и материального благосостояния населения.
Он находит, что “причина тех великих и тяжких зол, на которые все жалуются, – невежество, происходящее от заблуждений, переданных нашему поколению предшествующими, и главным образом от величайшего их заблуждения, от того взгляда, будто личности сами образуют свой характер. …Пока мы не перестанем внушать юным умам этого несообразного и самого нелепого из всех человеческих понятий, у нас не будет никакого основания, на котором мы могли бы развить в человеке искреннюю любовь и широкое милосердие к своим ближним”.
“Правительство должно ввести единообразную национальную систему воспитания и обучения бедных и невежественных классов и в основание ее положить дух мира и разумности. Не должно быть и речи об исключении даже одного ребенка в государстве. …Практическое осуществление ее должно приучить людей думать о своих ближних и поступать с ними так, как они желали бы, чтобы эти ближние думали о них и поступали с ними…”
Уверенный в своей точке зрения, Оуэн относился критически к разным системам обучения, вводившимся тогда в Англии Беллем и Ланкастером и представляющим, по его мнению, только улучшенные методы обучения, но не имеющим никакого значения в воспитании ребенка.
“Сущность народного воспитания и образования состоит в том, чтобы привить юношеству такие мысли и чувства, которые содействовали бы будущему счастью как отдельных личностей, так и всего общества. …Всякий поймет, что по системам Ланкастера и Белля можно выучить детей читать, писать, считать и шить, но что в то же время они могут приобрести самые скверные наклонности и остаться неразумными на всю жизнь. Чтение и письмо – не более как орудия для сообщения знаний, как истинных, так и ложных; они не могут доставить детям большой пользы, если их не научат управлять этими орудиями. Никто не спорит, что метод обучения чрезвычайно важен, но не следует смешивать метод с самим преподаванием: худший метод может быть применен к лучшему ученью, и наоборот… Ребенок, получающий удовлетворительные объяснения окружающих его предметов, приучаемый здраво рассуждать и безошибочно отличать общие истины от лжи, – этот ребенок, не зная ни буквы, ни цифры, будет гораздо лучше образован, чем дети, приучившиеся принимать все на веру, мыслительные способности которых парализованы или расстроены тем, что в высшей степени ошибочно называется учением… Войдите в одну из наших школ, называемых народными, и попросите учителя показать вам знания детей;он вызовет их и задаст им такие теологические вопросы, на которые человек, обладающий огромной эрудицией, не в состоянии дать разумного ответа, – дети же отвечают не задумываясь (что им задолбили прежде), потому что в этой насмешке над учением требуется только одна память”. “Таким образом, ученик, способность рассуждать и мыслительные способности которого пришли в совершенный упадок, – если только у него осталась память для удержания бессвязных нелепостей, сделается тем, что называют первым учеником в классе, и три четверти времени, назначенного для приобретения полезных знаний, губится на расслабление умственных сил детей”.
Роберт Оуэн также скептически относился к плану народного образования, предложенному тогда членом парламента Витбредом.
“Если бы Витбред, – говорит он, – не был воспитан на обманчивых, лишенных всякого разумного основания теориях, мешающих приобрести обширное практическое знание человеческой природы, то он не предоставил бы воспитания бедных исключительному заведованию англиканского духовенства, настоящие интересы которого совершенно противоположны этой мере”.
“При том воспитании, которое теперь получают эти лица, они не могут иметь достаточных практических сведений, необходимых для успешного руководства воспитанием других. …Если бы была сделана попытка привести в исполнение план Витбреда, то произошел бы всеобщий хаос в государстве”.
“Государство, – говорит он далее, – обладающее лучшей национальной системой воспитания, будет управляться лучше остальных… В настоящее время в государстве нет личностей, которые были бы в состоянии давать подрастающему поколению образование, способное содействовать общей пользе и счастью…”
“Должность педагога – самая важная во всем государстве…”
Реформу воспитания, в основание которой должны быть положены развитые им принципы образования человеческого характера, Роберт Оуэн считает краеугольным камнем всех дальнейших преобразований, направленных к улучшению материального и нравственного быта трудящегося большинства.
“Когда будет сделано это существенное дело, – говорит он, – тогда другим делом должна быть отмена многих законов, вытекающих из ложных учений, существующих теперь в полной силе и увлекающих население ко всякого рода преступлениям. Эти законы как бы рассчитаны на то, чтобы вызывать известный ряд преступлений”.
“Всякий размышляющий о сущности общественных доходов и способный вполне обсудить дело знает, что доходы имеют только один законный источник, знает, что они вытекают прямо или косвенно из человеческого труда… В настоящее время (ввиду пополнения доходов) законом поощряется производство и потребление спиртных напитков; число питейных домов увеличивается, и никто не думает о том, сколько они порождают преступлений, болезней и как содействуют развитию нищеты”.
“Дальнейшею мерою улучшения должно быть уничтожение государственных лотерей, легализирующих азартную игру, обманывающих людей неосмотрительных и грабящих людей невежественных”.
“Как должна быть ошибочна та система, которая побуждает государство соблазнять и обманывать своих подданных и при этом ожидать, что эти подданные сами не научатся обманывать и грабить”.
“Все люди, при помощи разумных законов и воспитания, могут скоро приобрести такие привычки и знания, которые сделают их способными (если им только позволят) производить гораздо более, чем нужно для их существования и наслаждения. Мальтус прав, утверждая, что население света постоянно приноравливается к количеству пищи, производимой для его существования; но он не упоминает, насколько более пропитания добудет разумный и трудолюбивый народ с данного количества почвы сравнительно с невежественным и худо управляемым народом. Это такое же отношение, как единица к бесконечности”.
Последняя мера, предлагаемая Робертом Оуэном, касается общественных работ, которые должны быть всегда наготове у правительства, чтобы занять нуждающееся в заработке население. В связи с этим он указывает на необходимость учреждения справочных бюро труда, которые бы периодически сообщали точные сведения о положении рабочего населения и все данные, относящиеся к заработной плате, спросу на труд и пр. Такие бюро, как известно, учреждены теперь в Америке, в Швейцарии, во Франции и других местах.
“Чтобы предотвратить, – говорит он по этому поводу, – бедствия и преступления, сопровождающие эти неблагоприятные колебания спроса и ценности труда, первый долг каждого правительства, искренно желающего благосостояния своих подданных, должен состоять в том, чтобы иметь всегда наготове работу, действительно полезную для государства, чтобы всякий нуждающийся в ней мог непосредственно получить занятие”.
“Плата за общественные работы должна быть назначена несколько ниже средней цены частного труда в тех округах, где такие работы будут учреждены. Такая мера необходима, чтобы к общественным работам обращались только лица, не находящие себе частных занятий. Эту плату легко будет определить на основании периодических отчетов рабочих бюро о средней цене труда в каждом округе или графстве”.
Из приведенных выдержек читатель может составить себе понятие о сущности идей, изложенных Робертом Оуэном в его книге “Об образовании человеческого характера”. Мы коснулись довольно подробно этих этюдов, потому что высказанные в них идеи, уже давно созревшие в уме Оуэна, представляют главные основы всего его миросозерцания и всей его деятельности. Он никогда не изменял им, и все написанное, все сделанное им впоследствии, включая и его неудачные попытки более широких общественных реформ, представляет только дальнейшее развитие тех мыслей, которые зародились у него еще в первой молодости и приняли окончательную форму во время его деятельности в Нью-Ланарке.
При этом следует сказать, что многие из планов и идей, проповедуемых Робертом Оуэном в этой книге, уже вошли теперь в жизнь.