Эдмонд Кеосаян
Эдмонд Кеосаян
Ну, как Бог на душу положит, так я расскажу все, что помню о Володе… Мы познакомились у Левы Кочаряна, в его доме на Большом Каретном, в этом теперь знаменитом доме. Собственно, все мы вышли из этого дома… Познакомились, когда Лева и Володя были уже в большой дружбе. До этого во ВГИКе я слышал фамилию Высоцкого, но не так серьезно и концентрированно, как у Левы.
Тогда, честно скажу, Володя произвел на меня впечатление не очень приятное. Вы, конечно, знаете, что дом у Левы был особый — там появлялись люди самых разных мастей. И в этом ряду — Володя… Он работал тогда у Равенских — то репетицию пропустит, то в третьем акте выйдет не вовремя. Я тогда еще не знал Володю — сложного и разного и куда менее однозначного, чем о нем думали. Но с очень хорошим, особым чутьем на людей. Он был куда глубже, чем его воспринимали, и мучился от этого несоответствия. Но это было потом, а тогда мне бросились в глаза его необязательность и какая-то… угловатость.
Я собирался снимать фильм «Стряпуха». Знаете, я этот фильм с собой на тот свет, конечно, не возьму. Но ведь надо было жить, и что-то жрать тоже было надо! И вот подходит ко мне Лева:
— Кес, мне надо с тобой очень серьезно поговорить. Ты должен взять в свой фильм Володю!
— Лева, что я тебе плохого сделал?! Это же камень на мою шею! Взять человека и воспитывать его!
— Ты должен! И ты будешь ему, если надо, и режиссером, и опекуном, и отцом!
И вот от шапочного, в общем, знакомства мы перешли к деловым отношениям. Надо было общаться и работать каждый день. Знаете, очень легко дружить, когда людей не связывает общее дело. А мы с Володей отработали два месяца. Он играл роль Пчелки — роль небольшая.
Станица Адыгейская около Усть-Лабинска. Конец лета. Роскошно-дешевая жизнь… Арбузы — одна копейка килограмм, при условии сдачи арбузных семечек. Все хорошо — работаем, общаемся, купаемся. Жора Юматов — каждое утро на рыбалку. Володя тоже хотел. Но мы затеяли такую небольшую интригу против Высоцкого:
— Жора, ты уходи пораньше, не бери его, а то, не дай Бог…
И все-таки Володя исчез — день нет его, второй… Нет на съемках! Наконец приезжает с милиционером на мотоцикле. Вижу, что оба слегка пьяные. Оказывается, в соседней станице — свадьба. Ну, понятно, какая свадьба без Высоцкого! Я говорю:
— Лейтенант! Вот так: съемочный день стоит столько-то… Два дня Володи не было. Ты как хочешь, но с этого дня он должен быть на месте!
Лейтенант берет отпуск за свой счет и все дни до окончания съемки живет с Володей. Этот милиционер так старался, что я даже снял его в эпизоде. И когда позже мы показывали «Стряпуху» в станице, все родственники лейтенанта были в клубе. Фильм мы досняли вовремя.
Но не это важно. Я тогда понял, что Володя человек одержимый совершенно. Самое главное для него было — карандаш и бумага. Пауза между съемками. И если на столе стояла кружка пива и лежал карандаш — Володя хватал карандаш! Он столько написал за это время — в Москву привез целую пачку стихов! По темам очень далеких от Кубани и от степей. Не знаю, какие потом появились песни, но многое, что в ту пору казалось смутным, Высоцкий видел, и наверняка. Теперь это совершенно ясно.
А в человеческом общении, в дружбе Володя был очень сдержанным. Он не находил возможным сказать несколько слов о дружбе, о товариществе, как это принято у нас — восточных людей. Хотя, подчеркиваю, — я его другом не был.
Володя вернулся в Москву и исчез. Я вас уверяю, что любого артиста можно найти в Москве, любого! Володю же найти было невозможно, и пришлось мне озвучивать его другим актером. Когда все это закончилось, мы у Левы устроили «суд чести». И я должен сказать, что Володя признал свою ошибку.
Потом заболел Лева Кочарян. Знаете, какой это был человек! На похоронах я увидел Яна Френкеля, который плакал навзрыд.
— Но ты-то почему?
— Когда я играл на скрипке в ресторане, я жил с маленькой дочкой в подвале на Трубной. Лева об этом знал и, когда приходил к нам, всегда оставлял сверток — то колбаса, то цыплята табака. Вот такая ненавязчивая, но неизменная доброта. Я его никогда не забуду!
Юлиан Семенов… Уже позже он как-то говорит мне:
— Я тоже хочу помочь дочке Кочаряна.
Я спрашиваю:
— А что вас связывало с Левой?
— Мы учились в Институте востоковедения. Однажды поехали вместе отдыхать. Денег было мало, мы сняли комнату наверху, довольно далеко от пляжа. Я тогда был серьезно болен — туберкулезом, и подниматься мне было очень тяжело. И вот Лева каждый день носил меня на своей спине.
Такой Лева был человек! И вот Кочарян болеет месяц, два, три — Володя не приходит. Однажды Лева мне говорит:
— Знаешь, Володя приходил. Принес новые стихи — потрясающие!
И начал мне про эти стихи рассказывать. А Володя ведь не был в больнице, просто кто-то принес эти стихи, а Лева сказал, что Володя приходил.
А в конце болезни громадный Лева весил, наверное, килограммов сорок. И вот как-то он мне говорит:
— Хочу в ВТО! Хочу, и все!
Поехали, сели за столик, заказали. Смотрю — проходят знакомые люди и не здороваются. Леву это поразило:
— Слушай, Кес, меня люди не узнают. Неужели я так изменился?!
Лева умер. Володя на похороны не пришел. Друзья собирались в день рождения и в день смерти Левы. Повторяю, я — человек восточный и очень ценю эти жесты. Володя в эти дни не приходил на Большой Каретный, и я долго не мог ему этого простить. И избегал встречи с Володей, даже когда бывал на спектаклях в Театре на Таганке.
И вдруг мы столкнулись с ним в коридоре «Мосфильма». Володя спрашивает:
— Кес, в чем дело? Скажи мне, в чем дело?
— Сломалось, Володя… Я не могу простить — ты не пришел на похороны Левы. Я не могу…
— Ты знаешь, Кес… Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву больного, непохожего. Лева — и сорок килограммов… Я не смог!
Вы знаете, Володя был очень искренним, и все слова были его собственные.
Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца… Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:
— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну хоть бы раз он мне приснился здоровым! Ну хоть бы раз…
Вот тогда я понял и простил Володю.
Каждое время создает своего героя. Герои, наверное, нужны. Но, я думаю, то, что я рассказал, Володе не повредит.
Январь 1989