Глава III Последние годы с А. А. Гречко

Глава III

Последние годы с А. А. Гречко

Антисоветская кампания набирает обороты. Внезапная проверка министра обороны. Последнее стратегическое командно-штабное учение министра обороны. Личные откровения Гречко. В. Щербицкий в нашем округе. Кончина и похороны Андрея Антоновича Гречко. Но жизнь и служба продолжаются.

Середина 70-х годов характеризовалась новым всплеском конфронтации Запада и Востока. Волну антисоветизма, как всегда, подняли в США. Американские ястребы набрасывались на Советский Союз по любому поводу. Одновременно от них доставалось и тем своим политикам, которые, по их мнению, либеральничают с Советами.

Несомненно, в то время огромное значение имела встреча Брежнева с президентом США Фордом во Владивостоке, состоявшаяся в конце ноябре 1974 года. Фактически это был первый принципиальный разговор глав двух великих держав по проблемам сохранения мира на планете. Разумеется, основное место в этих переговорах было отведено стратегическим наступательным вооружениям, точнее, выработке мер по их ограничению.

Главную роль в этом событии играли дипломаты, сопровождающие Брежнева и Форда. Однако созданию благоприятных условий для этой встречи побочно способствовали и местные (дальневосточные) органы — партийные и советские, органы КГБ и МВД и, конечно, Дальневосточный военный округ Вооруженных Сил СССР. Командовал им в то время генерал Василий Иванович Петров. Задолго до встречи округ получил задание на проведение различных строительных и других работ, с чем, кстати, справился успешно. Естественно, об этом никто и никогда не говорит, но нам, военным, это было хорошо известно, и мы четко представляли, что это был за труд и какая мера ответственности возлагалась на округ в целом и лично на командующего войсками Петрова. Поэтому, когда через несколько месяцев после этих событий Василий Иванович Петров был выдвинут на должность первого заместителя Главнокомандующего Сухопутными войсками Вооруженных Сил, то все мы эту весть встретили с одобрением, хотя, на мой взгляд, он заслуживал большего.

Уже значительно позже, получив назначение в Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР, я по долгу службы отвечал за их развитие и строительство, боевую готовность, боевое дежурство, за оснащение армии ультрасовременной боевой техникой и введением ее в состав действующих войск, а также за выработку для военного и политического руководства страны в целом предложений по военно-политическим аспектам, в том числе и в первую очередь по вопросам ограничения и сокращения стратегических ядерных сил. Разумеется, чтобы действовать в этой области свободно, мне пришлось по стратегическим наступательным вооружениям изучить все, начиная с первого шага.

Встреча во Владивостоке была, как и у всех, в центре моего внимания, и я мог видеть, как трудно складывались первые шаги с обеих сторон.

Форд переживал кризис исполнительной власти, унаследованный еще от Никсона — с его Уотергейтского дела. Поэтому президент США был вынужден оглядываться на конгресс, на правые круги, которые требовали: «Никаких уступок Советскому Союзу!» Эту кампанию в США возглавлял Рейган — представитель правого крыла республиканской партии, а также группа сенатора-ястреба Джексона. Для них чем хуже отношения с Советским Союзом, тем лучше. Они совершенно не задумывались о реальных негативных последствиях такой политики для мира в целом. Мало того, они заявляли, что именно в интересах мира надо сломить Советский Союз.

У Брежнева тоже было много проблем. Они объяснялись многими причинами. Во-первых, Леониду Ильичу пришлось впервые лично выступать в роли главного специалиста в этой ракетно-ядерной области и отстаивать интересы страны. Во-вторых, здоровье у него к этому времени уже было не весьма. В-третьих, в руководстве страны (в первую очередь в Политбюро ЦК) не было единства взглядов на общую линию в переговорах с США. Одна группа во главе с Гречко и Подгорным стояла на позиции — не допустить уступок американцам, вести переговоры на принципах равной безопасности. Другая, во главе с Устиновым и Андроповым, была склонна идти на уступки ради общих интересов, интересов, так сказать, народов мира. К этой группе, по просьбе Брежнева, склонялся и Косыгин. Почему? Потому что это, как он считал, был, к сожалению, единственный вариант, который мог сблизить СССР и США. Но важно отметить, что Леонид Ильич не позволял себе самоуправства, тем более во внешней политике, как это делал, к примеру, Хрущев, Горбачев или Ельцин. Он понимал высокую ответственность перед народом, страной, и поэтому при принятии решений он старался заручиться мнением большинства нашего руководства.

Понимая сложность положения Форда, а также необходимость все-таки продвижения проблемы сокращения ядерных вооружений, Леонид Ильич приходил к выводу, что никакого прогресса здесь не будет, если в очередной раз не пойти на уступки. В этот раз она выглядела весьма внушительно: мы соглашались с тем, чтобы ядерные средства передового базирования США, а также ядерные средства Англии и Франции не учитывались в общем зачете. Американцы же в обмен на это снимают свои претензии по ограничению наших тяжелых ракет, в том числе оснащения их разделяющимися головными частями (РГЧ).

Договоренность глав государств во Владивостоке по ограничению стратегических вооружений (ОСВ) заложила основу переговоров на эту тему в Женеве (январь 1975 года). Тем не менее общая ситуация в мире не улучшилась, а советско-американские взаимоотношения даже ухудшились, хотя советской стороной предпринимались все меры к смягчению обстановки. Однако конгресс США принял дискриминационные законы в отношении СССР в области торговли. Это сказалось на политических отношениях между нашими странами и нанесло ущерб разрядке.

Несомненно, на все это накладывалась тень приближающихся выборов президента США. Экстремистские силы Америки были не заинтересованы в улучшении отношений между СССР и США. Наоборот, они открыто выступали с лозунгом об изменении разрядки в пользу Соединенных Штатов. Спрашивается, что же это за разрядка, если она должна быть в пользу одного государства? Скорее, это намеренное обострение отношений между двумя великими державами. Особенно свирепствовала в этом отношении центральная пресса США, консерваторы, продажная профсоюзная верхушка и, конечно, сионистские организации.

Американская общественность была также раздражена итогами войны во Вьетнаме. В апреле 1975 года войска США покидали эту страну, и Советский Союз предпринимал шаги (по просьбе Форда), чтобы северовьетнамцы позволили им без проблем уйти из Вьетнама. Но данные потерь в этой войне, несомненно, производили впечатление на американского обывателя, а пресса США связывала их с Советским Союзом, который всячески помогал Вьетнаму в борьбе за его независимость. Особо весомая помощь проявилась в поставках средств ПВО. В принципе это так и было.

В конце июля — начале августа 1975 года в Хельсинки завершилась знаменитая и поистине историческая встреча представителей 35 государств. В ее итоге были подписаны соглашения, по которым страны принимали на себя обязательства: по вопросам поддержания безопасности в мире, в том числе о признании законности послевоенных европейских границ; по экономическим вопросам и по правам человека.

И если в Советском Союзе Хельсинкские соглашения были восприняты всем обществом действительно единодушно и положительно, то в США и консерваторы, и либералы, разжигая антисоветизм, критиковали администрацию Форда за мягкость и уступчивость Советскому Союзу, хотя ни то, ни другое не просматривалось. В США начали устраивать шумные, крикливые пропагандистские кампании по поводу эмиграции из СССР тех или иных одиозных личностей, стали поднимать настоящую истерику вокруг небольшой кучки диссидентов, хотя и школьнику ясно, что это чисто внутреннее наше дело. Мы же не вмешиваемся в действия Ку-клукс-клана или политику окончательного уничтожения индейцев на территории США, хотя они являются коренным населением этой страны.

Тупые фигуры в руководстве государства хоть и не часто, но попадаются во всех странах, в том числе и в должности министра обороны. К сожалению, кое-кого мы можем назвать и у нас. А в те, 70-е, годы таким редким экземпляром в США был Шлесинджер. Не задумываясь о последствиях, он ляпнул, что возможно применение ядерного оружия Соединенными Штатами против Советского Союза. К сожалению, этот не политик и даже не современный военачальник не мог представить, что при этом останется от самих США? А что произойдет с миром вообще?

Нельзя администрации США давать волю своему бешенству даже потому, что Советский Союз — мощная, великая держава с колоссальным экономическим, политическим, интеллектуальным и военным потенциалом, а также несметными природными богатствами. Мало ли где сталкиваются интересы СССР и США. Но это не значит, что проблемы решать надо только путем обострения отношений.

Ближний и Средний Восток в то время тоже были накалены и они тоже привлекали внимание наших стран. Даже далекая Ангола, о которой позже мы будем говорить более подробно, явилась объектом изучения позиций СССР и США. С одной стороны, американцы вроде резонно ставят вопрос — какие могут быть интересы Советского Союза в стране, отстоящей от него за тысячи километров и даже в другом полушарии? С какой целью СССР участвует в военных операциях в стране, где идет междоусобная гражданская война?

Но с другой — такой подход далек от объективных позиций. Дело в том, что в этой стране, кроме гражданской, идет еще и национально-освободительная война. ЮАР, используя хаос в стране, решила прибрать к рукам Анголу, используя для этой цели не только свои регулярные войска, но и отряды мятежного Савимби, который стремился сесть в кресло президента. Руководство Анголы перед лицом реальной угрозы оккупации обращается к Советскому Союзу и Кубе с просьбой о помощи. Куба при содействии нашей транспортной авиации перебрасывает из Эфиопии свою группировку войск в количестве 37 тысяч человек и ставит свои части гарнизонами в жизненно важных районах (городах). А Советский Союз помогает военной техникой, оружием и, конечно, военными специалистами, в задачу которых входило создание национальной армии.

Кстати, в этих крупных делах довелось поучаствовать и нашим товарищам. Помню, звонит мне министр обороны маршал Гречко:

— Мне нужен смелый, умный, очень энергичный полковник с отличными организаторскими способностями. Завтра ему необходимо быть в Москве, а послезавтра он улетит вместе с дивизионом «Град» (сороказарядные реактивные пусковые установки) в Анголу, где в течение нескольких дней должен кардинально изменить обстановку.

Для решения этой задачи, поставленной лично министром, мы выделили заместителя командира 70-й Гвардейской стрелковой дивизии полковника Колесниченко, и он с честью выполнил поставленную задачу, за что получил большой орден и звание генерал-майора.

Таким образом, наше руководство тоже было по-своему право. Если бы не было агрессии со стороны ЮАР, а это, конечно, зависело и от США, то Советскому Союзу нечего было бы делать в Анголе, тем более что и просьб от руководства этой страны не могло последовать. А в том конкретном случае другого выхода не было — мы обязаны были протянуть руку помощи.

Нет слов, организованный нами мощный воздушный мост Москва—Луанда с регулярной и объемной поставкой военного имущества в Анголу впечатлял, но и раздражал американцев. Наблюдая большие возможности Советского Союза, они испытывали явное беспокойство. Однако Л. И. Брежнев их успокаивал и говорил, что события в Анголе ни в коем случае не должны рассматриваться с позиций противостояния и противоборства США и СССР. Хотя именно с этих позиций американской стороной и рассматривались все эти действия. Кто же был прав? На мой взгляд, в ангольском вопросе не было правых. Там совершалось очень много ошибок. И ошибки совершали все.

Таким образом, в середине 70-х годов обстановка в мире была сложной. Запад, в первую очередь США, умышленно и активно накалял обстановку вокруг СССР.

А внутри СССР царила атмосфера ожидания чего-то, каких-то свершений. Прежде всего люди ждали улучшения международной обстановки, снятия напряженности. Народ был готов на все, чтобы не допустить войны. Везде, где в те годы мне довелось встречаться с каким-нибудь коллективом, первым делом спрашивали: «Война будет?» А нужна ли нашему народу война?» На этот вопрос хорошо отвечала очень кстати у нас появившаяся в то время песня «Хотят ли русские войны?».

Приблизительно в нач але февраля 1976 года мне позвонил начальник Генерального штаба ВС генерал армии В.Г.Куликов и предупредил, что в марте месяце на базе нашего округа (точнее, на базе Львовского учебного центра) министр обороны будет проводить стратегическое командно-штабное учение. Предупредил также, что продлится оно неделю, а на учение привлекаются Генеральный штаб, главнокомандующие видами Вооруженных Сил с оперативными группами, тыл, главные и центральные управления ВС, а также все командующие войсками с оперативными группами, но только европейской части страны до Урала включительно, в том числе и все группы войск. Виктор Георгиевич ориентировал, что подробный расчет будет направлен через неделю. Если же потребуется какая-то помощь, то я обязан доложить.

Я ответил, что пока мне все понятно, но чтобы все хорошо осмыслить, необходимо время. Во всяком случае было уже ясно, что фактически все руководство Вооруженных Сил страны до командующего войсками округа сосредоточивается на учение у нас. Это, конечно, накладывало большую ответственность на округ — нам предстояло создать необходимые условия для проведения такого учения. А поскольку мы сами выступаем в роли его участников, то капитально готовиться надо уже сейчас.

Для меня было только не совсем ясно, почему министр обороны избрал именно наш ПрикВО? Ведь учения такого масштаба и характера лучше всего проводить на базе Генштаба или на базе Группы Советских войск в Германии. Может, министр опасался, что в Москве его, как и других начальников, будут отвлекать? А от Группы войск он, возможно, отказался, так как проведение учений такого масштаба в ГДР потребует больших расходов. Однако мне было совершенно ясно, что в сложившихся условиях учение крайне необходимо. ЦРУ, конечно, пронюхает об этом учении. Это и хорошо. Пусть знают, что наши Вооруженные Силы постоянно совершенствуются и на их шаги в военной области мы ответим соответственно. Антисоветская же истерия просто обязывает нас трезво оценивать ситуацию и быть готовыми к любому развертыванию событий.

Учение проводилось в первой половине марта. Оно охватывало Северо-Западное, Западное и Юго-Западное стратегические направления. По вполне понятным причинам содержание учения я опущу, лишь подчеркну, что в ходе его весьма эффективно были отработаны методы ликвидации стратегических ядерных средств передового базирования противника, а также нанесение поражения его главной группировке (вначале отражался удар агрессора, а затем проводилось наше контрнаступление).

При этом было отработано огромное количество карт, схем, графиков. И по каждой позиции — расчеты, доказательства, предложения, убедительные доводы. У Гречко просто так не «прокатишься» — задает такие вопросы или подкидывает в ходе действий такие дополнительные вводные, что надо думать капитально и в то же время быстро и принимать безошибочное решение. Но если он видел, что подопечный оказался в тупике и сразу отреагировать не сможет, то говорил: «Вы подумайте, а мы пойдем дальше». В то же время министр обороны мог «спровоцировать» такую горячую дискуссию и так наподдать жару, что ее участники даже забывали ранги и служебное положение. Но зато какое исключительное удовлетворение испытывали все потом, когда приходили к общему знаменателю. Это была настоящая «мозговая атака», и проходила она творчески, а не формально.

В ночное время основная масса людей отдыхала (правда, по 5–6 часов), поэтому вся неделя проходила в плодотворных занятиях. Бодрствовали ночью только лица, которые к утру должны были подготовить документы, и дежурная служба.

В нашем учебном центре смог разместиться только Генеральный штаб вместе с главными и центральными управлениями Министерства обороны. Всем остальным были отведены расположенные поблизости военные городки, санаторий «Шкло», районы сосредоточения штаба управлений округа. Министр обороны базировался на озере Майдан. Обычно утром к 7.30 я заезжал за ним, и мы отправлялись в учебный центр, где дислоцировалось все ядро. Однажды я, как обычно, еду за министром и вдруг вижу — навстречу движется «Чайка». Я, конечно, остановился, вышел из машины. Министр, подъехав, пригласил меня в «Чайку». Он был один, поэтому я расположился рядом, и мы тронулись в путь.

— Что-то я сегодня плохо спал после вчерашнего позднего разговора с Леонидом Ильичом, — посетовал вдруг Гречко.

Я посмотрел на Андрея Антоновича — он действительно выглядел уставшим. Во всяком случае не таким бодрым, как обычно. Но промолчал.

— Из Москвы хоть не выезжай! — сердито говорил между тем Гречко. — Казалось бы, определились по всем вопросам. Нет, опять надо им вносить поправки в сокращаемые ракеты! И все это Устинов со своей компанией. Двадцать раз ему говорил, — продолжал возмущаться Андрей Антонович, — с какой стати мы должны холуйски склоняться перед требованиями американцев? Почему мы не идем на сокращения на равных? Почему должны постоянно уступать? Ведь у нас в основе всех переговоров должен быть принцип равной безопасности.

Выслушает ОН нашу позицию — и вроде соглашается. Пройдем с ним все контрольные цифры — все нормально. Стоит мне уехать, как на НЕГО начинают наседать, и он тут же соглашается уже с другой позицией.

Совсем ОН ослаб. А эти… пользуются его слабостью. Конечно, если бы это шло на пользу нам. Или хотя бы было не ущербно. Но ведь мы во вред своей обороне все это делаем! И специалистами этого вопроса почему-то становятся технари, а не военные, которые по своему предназначению именно за безопасность страны и отвечают. У нас же есть Генеральный штаб, есть главнокомандующие видами Вооруженных Сил, а у них в свою очередь главные штабы. И везде офицеры-специалисты. Это же ведь наше общее мнение! Нет, у НЕГО, видите ли, Устинов первый знаток по всем проблемам — и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и в науке, и в культуре, и, конечно, в военном деле. Был уже у нас такой мастер на все руки… Постоянно идти американцам на уступки — значит обречь себя. Ну, как это не понять?

И вот в таком духе Андрей Антонович продолжал высказываться до самого учебного центра. В принципе А.А.Гречко был по характеру человеком малоразговорчивым и обнажал далеко не все, что было у него на душе. И уж тем более он почти не посвящал свое окружение в те вопросы, которые разбирались на Политбюро ЦК, кроме военных. Но сейчас, видно, у него так накипело, что он, не удержавшись, выговорился даже в моем присутствии.

Как всегда, министра встречали в городке учебного центра начальники Генштаба, Главпура и главнокомандующие видами ВС. Обычно всегда он приезжал в приподнятом настроении, шутил, чем сразу настраивал всех на хорошую работу. На этот раз Андрей Антонович вышел из машины мрачный, молча поздоровался и, ничего не говоря, двинулся в сторону конференц-зала, где должно проходить заслушивание решений о действиях войск и сил флота на последнем этапе стратегических операций. Все уже собрались. Пока мы шли в зал заседаний, Виктор Георгиевич Куликов тихо спрашивает у меня:

— Что случилось?

— Да вроде ничего… Может, что-нибудь в Москве? — предположил я.

— Это не исключено. — Мне показалось, что Виктор Георгиевич понял, на что я намекаю.

Доклады шли нормально. Особо ярко прозвучало решение Главнокомандующего Группой Советских войск в Германии генерала армии Евгения Филипповича Ивановского, который выступал в роли командующего войсками одного из фронтов. Министр задавал вопросы редко и очень тихо. В основном неясные вопросы разбирал Куликов.

В один из перерывов я зашел в комнату отдыха к министру обороны уточнить некоторые вопросы на завтра — это был последний день учения. В комнате сидели и пили чай Гречко, Епишев и Кутахов. Меня тоже усадили за стол. Павел Степанович любил побалагурить. И на этот раз, чтобы вывести министра из подавленного состояния, он начал:

— Товарищ министр, вот Валентин Иванович хорошо обустроил учебный центр. Но в гостинице установили такие унитазы, что сядешь на него — и… все в воде.

Я немедленно парировал:

— Товарищ министр, маршал авиации несправедлив. Унитазы у всех стандартные. Это у него при посадке на унитаз выпускаются не обычные, а маршальские шасси — вот они и… плавают.

— Я это подтверждаю, — вмешался Епишев, — я с ним бывал в парилке.

— Так что же делать? — повеселел Андрей Антонович. — Одно из двух надо заменять…

— Товарищ министр, ну какой летчик ринется в бой, если он не уверен в надежности и добротности шасси и в том, что он способен удачно приземлиться? Нет, эта сторона вопроса не должна вызывать сомнения, — продолжал в своей манере Кутахов.

Видя, что Павлу Степановичу удалось поднять настроение Гречко, я перевел разговор на другую тему — уточнил время и место разбора учений на завтра, обговорил вопрос о товарищеском обеде и испросил разрешения на проведение небольшого концерта — все-таки суббота. Разговор прошел нормально, все вошло в привычную рабочую колею.

Но меня все эти дни, с того момента, как начались учения, не покидала одна мысль — как подойти к министру, чтобы попросить его назначить меня на Дальневосточный военный округ, поскольку генерал Петров переходит в центральный аппарат и место освобождается. Я проявлял нерешительность по двум причинам: во-первых, никогда не просил за себя, тем более когда речь шла о должности (правда, просился-то я не на «теплое» место); и во-вторых, в Прикарпатском округе я был всего лишь три года. Но все-таки надежд на такую беседу не терял.

Вечером по окончании занятий министр обычно уезжал к себе сам или с адъютантом. В этот раз, прощаясь со всеми, он сказал, чтобы я поехал с ним и по дороге еще раз рассказал, как будет организован завтрашний день до отъезда всех участников учения включительно…

Мы поехали. Пока я собирался с мыслями, министр вдруг начал сам:

— В прошлом году вас вызывал Пельше. Почему вы мне об этом не доложили?

— Во-первых, для меня самого это было полной неожиданностью. Во-вторых, когда мне стало известно о вызове, я доложил о нем начальнику Главпура, считая, что он доложит вам. В-третьих, когда вызов состоялся и все закончилось благополучно, то я посчитал, что докладывать об этом эпизоде уже ни к чему.

— Это неправильно. Командующий войсками приграничного военного округа подчиняется непосредственно министру обороны, и вы обязаны мне немедленно докладывать о таком событии. Это не рядовое дело. Я знаю этих… крючкотворцев. Хорошо, что все так обошлось. Епишев действительно мне доложил, но только тогда, когда я его об этом спросил. А спросил потому, что мне звонил Пельше — интересовался округом, командующим и сказал, что они «рассматривают сегодня дело». Я поинтересовался, что за дело. Мы обменялись мнениями. Кстати, он сказал о мерах Владимира Васильевича Щербицкого.

Помолчав, Гречко заметил:

— В округе все строится добротно, современно. Конечно, эту линию надо продолжать и дальше. В хороших условиях воин и служит хорошо. Надо обратить особое внимание на жилищное строительство для офицеров. Кстати, а как со строительством санатория в Крыму на базе дачи адмирала Исакова?

Я доложил ему, что вопрос несколько затянулся в Москве — с отысканием документов на этот участок. Министр сказал, чтобы я позвонил Геловани и чтобы тот в понедельник доложил ему.

Потом неожиданно Андрей Антонович вдруг перешел на другую тему:

— Василий Иванович Петров долго служит на Дальнем Востоке. Вырос там. Много сделал для войск округа. Теперь вот переводим его в Москву. А туда направляем тоже хорошего созидателя и хозяина — Третьяка.

У меня всё так и оборвалось. Я не стерпел и выпалил:

— Счастливый Иван Моисеевич, как говорят в народе, в рубашке родился. Дело теперь уже прошлое — я сам хотел проситься у вас на Дальневосточный округ.

Министр внимательно посмотрел на меня, задумался, а потом спросил:

— Это в связи с разбирательством у Пельше?

— Нет, нет! Мне нравится этот округ. Много войск, просторы, масштабы.

— Ничего, у вас еще многое впереди. Третьяк не вечно будет занимать это почетное место, — засмеялся министр. — Давайте поговорим о деле.

Я подробно доложил, что мы наметили на заключительный день учений. Уточнил, что начать работу (фактически разбор учений) планируем в 10.00. Андрей Антонович согласился, но поправил: начало — в 9.00, концерт в 12–13, обед в 13–14, разлет в 14.00. Приказал доложить об этом В. Г. Куликову. А потом сообщил, что завтра прилетает маршал Советского Союза Якубовский.

— Я пригласил Ивана Игнатьевича на разбор, чтобы он сориентировал наших союзников во взглядах. С ними тоже надо проводить подобное учение. Это и сближает, и взаимное понимание проявляется, и оперативное мышление не засыпает.

Расставшись с Гречко, я помчался в учебный центр. Ехал и думал о Дальнем Востоке и Иване Моисеевиче Третьяке, о Якубовском, о завтрашнем дне и, разумеется, о министре. Зря, конечно, Андрей Антонович пренебрегает охраной. Приказал, чтобы его никто не сопровождал, чтобы машин-мигалок и близко не было и чтобы я на 50 процентов сократил регулировщиков и охрану дома, где он живет. «Вообще, чтобы ближе 100–150 метров я не видел никакого часового!» — категорически заявил Гречко в первый же день. Зря, конечно. Береженого и Бог бережет. Ведь кругом лес. Живут одни бандеровцы… Бывшие, конечно.

Занятый мыслями, я не заметил, как приехал в учебный центр. Доложив Виктору Георгиевичу об указании министра, спросил:

— Что, с Третьяком вопрос решен?

— Да, его можно уже считать командующим войсками Дальневосточного военного округа, — ответил он.

Позвонив во Львов Абашину — первому заместителю командующего округа (начальник штаба был здесь, в учебном центре), я сказал ему, чтобы попросил в обкоме «Чайку» и завтра утром встретил Якубовского.

— Николай Борисович, — популярно объяснял я Абашину, — скажи Виктору Федоровичу Добрику, что обязательно нужна «Чайка», потому что в «Волгу» Якубовский не влезет. И это надо решить сегодня, буквально сейчас. Если вдруг у них машина будет неисправна — решайте сегодня этот вопрос с Ивано-Франковским или Тернопольским обкомом. Кроме того, к 8.00 три вертолета (два министерских и один наш) должны сидеть на вертолетной площадке учебного центра. Во второй половине дня все руководство на вертолетах перелетит на аэродром во Львов.

— Так, может, мне маршала Якубовского лучше доставить вертолетом? — обрадовался Абашин.

— Во-первых, он только прилетает в 8.00, а во-вторых, от вертолетной площадки до учебного центра его все равно надо подвозить. Поэтому надо делать так, как я сказал: встретить, представиться, привезти в учебный центр к гостинице номер один. Я здесь его встречу.

Договорившись с Абашиным, пошел к Третьяку. У него сидело несколько человек.

— Иван Моисеевич, что же ты молчишь? Такое событие! Тебя перебрасывают с крайнего Запада — на крайний Восток, а ты ни гугу! — сказал я ему, обнимая и поздравляя.

— А что мне кричать? Служба есть служба. Куда поставят — там и будем работать.

Я почувствовал, что Иван Моисеевич не в восторге от такого назначения. Возможно, он и прав — к этому времени он уже девять лет командовал Белорусским военным округом. Прекрасно его отстроил, чем вправе был гордиться. Пользовался в Вооруженных Силах большим авторитетом и, очевидно, законно мог претендовать на выдвижение. Он был одним из самых опытных командующих. Первым среди нас законно мог считаться генерал армии Петр Алексеевич Белик. К этому времени он уже десять лет командовал округом. И не просто округом, а Забайкальским. Всего же Петр Алексеевич этим округом прокомандовал двенадцать лет, чем не только установил своеобразный рекорд, но и оставил о себе великую память — именно он заново возродил округ, обустроил его и создал необходимые условия для жизни и службы.

Вообще военный округ — это такой организм, что если наведешь порядок и придашь жизни и деятельности необходимое движение, разогнав все до необходимой скорости, то сила инерции еще долго будет поддерживать установленный порядок, традиции, дух. Вот такое великое дело Петр Алексеевич и сотворил с Забайкальским округом. Да и Иван Моисеевич Третьяк с Белорусским тоже, хотя по всем параметрам здесь, как и в Прикарпатском, что-то сделать было гораздо проще, чем в Забайкалье. Оба они — и Белик, и Третьяк — это командующие самородки. Заботливые и самоотверженные военачальники. Хотя в то время многие командующие по праву назывались сильными: Е. Ф. Ивановский, И. И. Тенищев, Б. П. Иванов, Ю.Ф.Зарудин, А. М. Майоров, А. И. Грибков, И. М. Волошин, И.А.Герасимов, В. Л. Говоров, И. К. Сильченко, С. Е. Белоножко, Н. Г. Лященко, М. Г. Хомуло, да и другие. А на флотах были такие яркие фигуры, как Г. М. Егоров, В.В.Сидоров, Н. И. Ховрин, В. В. Михайлин. Кстати, Иван Моисеевич Третьяк тоже установил особый рекорд — военным округом он командовал в общей сложности семнадцать лет: девять — Белорусским и восемь — Дальневосточным. Причем все годы прекрасно командовал. Я не знаю еще хоть одного такого примера. Но я знаю другие случаи, когда некто, прокомандовав округом всего лишь полтора-два года и ничем себя не проявив, попадал на высокий пост в министерство обороны. Таковы гримасы нашей военной жизни.

…На следующий день у всех было хорошее настроение. Да и денек выдался теплый, солнечный. И вот последний этап учения — разбор, после чего небольшой отдых и совместная трапеза. Иван Игнатьевич Якубовский был вовремя доставлен на учебный центр и двигался среди участников учения, как тяжелый танк.

Глядя на него, я вспоминал, как он мастерски рассказывал о жизни птиц. Никогда никто не может и представить, что эта махина имеет такую тонкую душу и способна преподнести птиц в таком розово-голубом ореоле, что будешь слушать с открытым ртом и поверишь, что умнее существа, чем птица, на свете нет.

Вскоре приехал министр обороны, и сразу же начался разбор. Первым доложил начальник Генерального штаба — об оперативно-стратегической обстановке, о задачах, стоявших перед фронтами и флотами, перед видами Вооруженных Сил, о принимавшихся решениях, их сильных и слабых сторонах. Оценки остались за министром обороны. В 10.10 сделали 20-минутный перерыв. Затем полтора часа выступал А. А. Гречко. Он подробно обрисовал сложившуюся военно-политическую обстановку в мире. Очень убедительно показал устремления и цели НАТО и особенно США. Перечислил их конкретные шаги, в том числе постоянно проводимые учения и гонку вооружений. Предупредил, что мы обязаны проявлять максимальную бдительность, высокую боевую готовность и качественно проводить все мероприятия. Все виды Вооруженных Сил, военные округа, группы войск и флота, находясь в постоянной боевой готовности, должны быть действительно боеспособны.

Особое внимание министр обороны уделил вопросам ограничения и сокращения вооружений. «Нет никакого сомнения в том, что гонке вооружений должен быть положен конец, — сказал он, — огромное перенасыщение оружием и боевой техникой, конечно, может привести к трагедии. Особенно это касается ядерного оружия. Но чтобы у нас не было заблуждений и самообмана, необходимо четко определиться в главном: ограничения и сокращения вооружений должны организовываться и проводиться, исходя из принципа равной безопасности. И если кто-то подталкивает наше политическое руководство к односторонним уступкам, то наносит нашей безопасности и суверенитету огромный ущерб».

Как видим, Андрей Антонович довольно прозрачно высказался по этой проблеме, так что все те деятели, которых он не назвал, должны были, несомненно, понять, что это касается их персон. Далее министр сказал, что проведенное стратегическое командно-штабное учение носило плановый характер. Поставленные цели достигнуты. Все задачи решены. Подчеркнул наиболее яркие этапы и удачные решения. Поблагодарил участников за проявленные внимание и старание, пожелал успехов.

Затем состоялся концерт — короткий, но яркий. Выступали «звезды» Украины, в том числе София Ротару, Анатолий Соловьяненко, Дмитрий Гнатюк. И, конечно, блеснули Львовщина и ансамбль Прикарпатского военного округа — всё в темпе, четко, красиво.

Обед проходил действительно в товарищеской обстановке. Было очень спокойно и свободно. Высказалось несколько человек, в том числе — главнокомандующий Группой Советских войск в Германии Евгений Филиппович Ивановский. Он подчеркнул важность таких учений, внес предложение проводить их ежегодно и от имени командующих войсками и флотами поблагодарил Прикарпатский военный округ за гостеприимство и хорошие условия.

После чая министр встал, попрощался со всеми и быстро пошел к выходу. Было ровно 14 часов. Я, конечно, за ним. Все засуетились. «Чайка» и три «Волги» стояли прямо у здания. Остальные — поодаль.

Вместе с министром в его машину сели начальник Генштаба и начальник Главпура. Я с помощниками министра — в «Волгу», и — вперед! «Чайка» — за нами. Главкомы попрыгали в две другие «Волги» и тоже отправились на вертолетную площадку. В первый вертолет село десять человек, втиснулся я. Министр, не ожидая остальных, дал команду на взлет, и вертолет взял курс на Львов.

Немного неудобно получилось с маршалом Якубовским — пока он разворачивался, вертолет с министром улетел, и ему вместе с другими заместителями министра обороны пришлось догонять его на втором вертолете. На третьем (т. е. на нашем окружном) летели остальные начальники. Главная же масса участников, не торопясь, отправилась на аэродром на машинах.

С учебного центра всех провожал генерал-полковник Абашин с оперативной группой, а на аэродроме их встречал генерал-лейтенант Аболинс — начальник штаба округа вместе с командующим Воздушной армией генерал-полковником С. Д. Гореловым. Затем подлетел и я.

Самолет министра обороны уже был на подогреве. Поэтому Гречко со своими спутниками поднялся на борт и улетел, разумеется предварительно попрощавшись со всеми, кто был на аэродроме. Хорошо, что два других вертолета успели долететь и приземлиться до запуска двигателей министерского самолета.

Якубовский и остальные товарищи вылетали другим самолетом. Иван Игнатьевич спокойно расхаживал по аэродрому и вспоминал все, что было на разборе, комментировал, привлекая к беседе и нас. На мой взгляд, он это делал не только для того, чтобы лучше все уяснить самому, но и для того, чтобы прикинуть, а что и как можно было бы провести и в рамках Варшавского Договора. Но мне уже тогда было ясно, что он мог только, переговорив с каждым министром обороны стран Варшавского Договора, получить их согласие на участие в таком учении. Организовать же их и провести могут только министр обороны и Генеральный штаб Вооруженных Сил Советского Союза.

Наконец мы отправили всех, кто летел в Москву, а затем и всех командующих войсками. Нам было очень приятно, что каждый из них не просто ради приличия, а совершенно искренне говорил теплые слова благодарности за хорошие условия, которые были созданы на занятиях.

Слушая их, я невольно вспоминал август 1973 года, когда мне пришлось проводить совместные учения наших войск и войск армий Болгарской и Венгерской Республик. Тогда все мы переживали чувство стыда перед офицерами и генералами этих армий за то, что у нас на учебном центре нет приличного крова, где бы можно было их разместить. Но то было в прошлом и уже поправлено. Конечно, мне в связи с этим пришлось немало попереживать. Один вызов в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС чего стоил! Но зато теперь мы готовы ко всяким неожиданностям. Что же касается наших внутренних мероприятий, то они всегда обеспечиваются на самом высоком уровне материально-технического обслуживания.

В начале апреля 1976 года во Львове проводился областной партийный актив. Ожидался приезд Щербицкого. Я переговорил с первым секретарем Львовского обкома партии В. Ф. Добриком, и мы условились, что в программу визита будет включено посещение одной из воинских частей. Через два-три дня мне звонит из Киева Владимир Васильевич Щербицкий и говорит: «Желательно, чтобы эта часть находилась или во Львове или где-то поблизости, чтобы не терять время на передвижение. Минут 30–40 мне будет достаточно, чтобы познакомиться с армейской жизнью».

Я сказал, что это будет мотострелковый полк в центре города. Он удивился: «Как? В центре города есть полк? Ну, что ж, это отличный вариант».

Мы перезвонились с Виктором Федоровичем. Оказывается, Щербицкий ему звонил тоже. В общем, окончательно утвердили этот вариант и в день приезда (а Владимир Васильевич прибывал за сутки до актива) повезли его в полк.

С первого шага поведение Владимира Васильевича во время знакомства с жизнью военнослужащих было непредсказуемым и интересным. Он по своей инициативе вышел из машины, не доезжая до контрольно-пропускного пункта, хотя ворота уже распахнули. «Сопровождающие его лица», естественно, — за ним. Потом прошелся вдоль красивой металлической изгороди по тротуару, заглядывая в военный городок, а он был как на ладони, и только после этого вошел в городок. Приняв рапорт командира полка подполковника Воробьева, поздоровался с ним и долго молча стоял на месте, рассматривая все вокруг. А потом почему-то вздохнул и сказал:

— Прекрасно… Я много раз бывал во Львове, но мне почему-то не показывали эту воинскую часть, этот военный городок.

— Так его же тогда не было, — вмешался Виктор Федорович Добрик. — Все это фактически заново построено только в прошлом году. Раньше здесь существовал небольшой военный городок, обнесенный крепостной стеной в три метра высотой и два метра толщиной. Под стать этой стене было несколько зданий. Сейчас все это кануло в Лету, а взамен родился новый современный городок, который украшает город. Львовяне гордятся этим полком.

— Это верно — украшает, — согласился Владимир Васильевич. — Ну, показывайте все по порядку!

Командир полка, как и подобает хозяину, приступил к своим обязанностям. Пропустив огромный контрольно-пропускной пункт, он повернул в штаб полка. Мне было немного жаль, что не зашли на КПП — там было что посмотреть. Одни только места для свидания родителей со своими детьми-солдатами чего стоят! Естественно, никто не собирался обходить все здания.

Группа остановилась в просторном вестибюле, представлявшем собою зал с мраморной отделкой и мощной чеканкой, демонстрирующей батальные сцены. По центру у главной стены возвышался пьедестал, на котором было установлено боевое знамя полка, а рядом стоял часовой с автоматом. Просто красавец-солдат — рослый, плечистый, румяный, чернобровый и черноглазый. Намеренно напустив суровость на свое юное лицо, он смотрел куда-то мимо нас.

Обстановка была торжественной и поневоле обязывала каждого отдать честь знамени. Из этого вестибюля можно было попасть к командованию полка. Командир полка пояснил, что у штаба есть еще один вход, которым пользуются в том случае, если надо попасть в какую-нибудь службу, техническую часть или к начальнику тыла полка. Но Владимир Васильевич как завороженный смотрел на солдата.

— Конечно, с часовым разговаривать не положено, — блеснул он знанием воинских уставов, — а хотелось бы с ним поговорить.

— У нас таких возможностей будет много, — успокоил его командир полка.

Далее мы прошли к полковому солдатскому клубу. Название «клуб» к этому зданию абсолютно не подходило — оно его обедняло, принижало и даже обкрадывало. Внешне оно являло собой настоящее произведение современного архитектурного искусства: широкая, величественная, отделанная под мраморную крошку триумфальная лестница выводила к большой площадке перед застекленным, на ширину лестницы, входом под огромным нарядным козырьком. Слева на глухой стене в красивом обрамлении — фигура солдата в каске, плащ-накидке, с автоматом в руках, выполненная из гнутого толстого металлического четырехгранника. А поверху разместились на равном расстоянии выполненные из особых материалов цветные ордена диаметром 2–2,5 метра каждый: орден Ленина, два ордена Боевого Красного Знамени, орден Октябрьской революции и орден Суворова. Это ордена дивизии.

Зайдя в здание, попадали в просторный холл с зеркалами и люстрами. Здесь же большие гардеробы, курилки и другие подсобные помещения. Отсюда два прохода ведут в зрительный зал и еще два — к лестницам на второй этаж. В зрительном зале можно фактически разместить весь полк сразу, а в полку без малого две тысячи человек. Зал — театрального типа, с огромной сценой и оркестровой ямой. За сценой — целый набор артистических комнат. На втором этаже — библиотека, читальный зал, многочисленные комнаты для различных кружков, радиостудия, киноаппаратная и музыкантские комнаты для полкового оркестра.

Осмотрели мы только зрительный зал. Об остальном командир полка рассказал по схеме, сделанной специально для ориентации личного состава. Здесь же была и доска объявлений, где размещался месячный план работы клуба.

Владимир Васильевич обратил внимание на то, что клубом пользуются уже более года, а он выглядит так, будто лишь вчера введен в строй.

За клубом начинались учебные объекты — тир, полоса препятствий, учебный корпус с множеством различных классов, затем комбинат бытового обслуживания и все склады полка за исключением продовольственного, который размещался с тыльной стороны столовой.

В комбинате бытового обслуживания было всё: солдатская баня, индивидуальная прачечная, парикмахерская, сапожная и портняжная мастерские и т. д.

Вернувшись назад, мы попали в медицинский пункт с небольшим стационаром. Наибольшее впечатление произвел зубоврачебный кабинет.

— У нас в Киеве не в каждом районе найдешь такую поликлинику, — восхищался Щербицкий.

Много времени он потратил на осмотр музея дивизии, который размещался здесь, на территории полка. И в нем действительно было что посмотреть. В нескольких залах имелись прекрасные экспонаты времен гражданской войны, в том числе портреты многих командиров и бойцов. Была фотография и знаменитого комдива Гая. Кстати, забегая вперед, замечу, что среди фотоснимков комсостава этой дивизии будущий министр обороны СССР Д. Ф. Устинов нашел и своего брата. Но только почему-то ничего о нем не рассказал…

С немалым интересом В. В. Щербицкий знакомился с солдатским бытом, придирчиво изучал казармы. В помещениях было чисто, уютно. Кровати размещались в один ярус. Имелся набор всех необходимых для каждой роты комнат. В одной из ленинских комнат попали на политзанятия. С приходом Щербицкого тема политзанятий сразу изменилась. Он живо привлек к себе внимание солдат и «развязал им языки». Солдатики хоть и таращили глаза на гостей, но с большим удовольствием вступали в беседу на любую тему. Говорили не как надо, а как лично думали. Это подкупало, поэтому Владимиру Васильевичу просто не хотелось уходить. Добрик уже несколько раз показывал ему на часы, а он все не мог распрощаться с так понравившимися ему молодыми воинами.

За казармами, медпунктом и музеем располагалась парковая зона — место стоянки боевых машин и артиллерии. Мы только заглянули туда. А вот уж в столовой Щербицкий отвел душу — осмотрел все подробно. Его поразили не столько два уютных обеденных зала и все новенькие цеха с современным технологическим оборудованием и оснасткой, как огромный зимний сад, который располагался между обеденными залами. Цветники, декоративные кусты, несколько больших деревьев, а посередине фонтан — не сад, а одно загляденье. Сверху над садом опрокинулась коническая стеклянная крыша. Вид, конечно, был весьма привлекательный.

В это время уже накрывали столы к обеду. Разносили хлеб и закуску. Владимир Васильевич попробовал добротную жирную селедку с огурцом и спросил заведующего столовой:

— Вы нас покормите?

— Сейчас несут, — и прапорщик бросился отдавать распоряжение.

Но тут взмолился Добрик:

— Владимир Васильевич, мы уже опоздали на час. Там же ждут!

Щербицкий согласился. Вся группа перешла в спортзал, точнее, в здание спортивных занятий — там было все, кроме бассейна. Вокруг здания — множество волейбольных площадок и, что очень важно, — масса спортивных снарядов типа турников и брусьев. В хорошую погоду на этих снарядах все могли заниматься полностью или одновременно.

Украшением городка, конечно же, был строевой плац с трибуной и наглядной агитацией.

Когда мы вышли из спортзала, командир полка сказал:

— Вот и всё. У нас еще есть стрельбище, но оно на учебном центре.

Щербицкий еще раз все окинул взглядом, а потом повернулся ко мне и говорит:

— А у нас зато лучше футбольная команда.

Все рассмеялись. Дело в том, что Владимир Васильевич был членом Военного совета Киевского военного округа. Поэтому говоря: «у нас», имел в виду: «у нас, в Киевском военном округе». Он тепло поблагодарил командира полка за все, что было представлено.

Я подтвердил, что действительно футбольная команда Киевского военного округа очень сильная и является одной из лучших среди военных команд. И добавил:

— Жаль только, что она проиграла позавчера нашей команде.

— Это ж надо?! — удивился Щербицкий. — И здесь обошли. Но будем принимать меры.