За линией фронта

За линией фронта

Только после разгрома фашистов под Сталинградом улыбнулась удача старому солдату Егору Коренному. С первых дней войны ничего не знал он о судьбе дочери Марийки. Сын Семен воевал где-то рядом, жена с младшим, Гришуткой, осталась под немцем. Это знал. А о Марийке — ничего. Потом он не раз рассказывал дочери, как у сотен, а может, у тысяч людей при каждом удобном случае спрашивал:

— Коренную, Марию, дочка это моя, не встречали где?

В ответ пожимали плечами, качали головой:

— Коренную? Нет, батя, не припомню такой.

И вдруг… Девушка-санинструктор, спустившись с подножки вагона, присмотрелась строго:

— Коренную? А спрашиваете почему?

— Так ведь отец я ей. Два года без весточки.

— А документы у вас есть? — почему-то еще больше посерьезнела санинструктор.

Не подай Егор документы, отвернись, — может, и в этот раз ничего не узнал бы. Да уж больно строго та спрашивала — достал документы. Может, почувствовало надежду отцовское сердце, кто знает?

Просмотрев внимательно красноармейскую книжку, девушка сказала вдруг тихо:

— Встречала я вашу Марию. Учились вместе в школе радистов. Где теперь она — не знаю. Должно, за линией фронта.

Больше Егор ничего не спросил. Да и что спрашивать. Понимал: и этого, наверное, не имела девушка права ему говорить…

Вспоминая на наших встречах в клубе «Боевые подруги» этот случай, Мария Егоровна Коренная (теперь, по мужу, Панова) сама не перестает удивляться. В школе ее настоящую фамилию знали очень немногие. Знала Галина Васецкая. С ней-то и повстречался Егор Коренной. Случай. Но такие на войне бывали.

Мария, по довоенной профессии фельдшер-акушер, с августа 1941 года служила в эвакоприемнике. Затем школа, чужая биография-легенда, морзянка, тренировочные прыжки с парашютом. И первый прыжок — за линию фронта весной сорок третьего. В те края, где выросла, где сейчас были фашисты.

Забрасывали их в тыл врага вдвоем с молодым парнем Сашей. Возможно, это его имя тоже было легендой. Саша приземлился неудачно, очень ушиб ноги. Мария закопала парашюты, спрятала рацию, блоки питания, оружие и отправилась на розыски своей тетки, что жила в этих местах. По легенде, Мария последнее время работала в Запорожье, а теперь вот пробирается до тетки в деревню, где не так голодно. В лицо ее в этих краях знали. Но этого она не боялась: документы были надежные. В том числе подлинная биржевая книжка на ее фамилию. Единственный раз она летела за линию фронта под своей фамилией. Вот только имена не сходились. Книга была выдана фашистами ее снохе Александре (она жила на территории, которую наши войска уже освободили). Я видела эту биржевую книжку. Она и сейчас хранится у Марии Егоровны. Готический шрифт, немецкие слова. Документ советской разведчицы…

Встречи с земляками она не боялась. Увидав знакомого старика, поздоровалась. Тот взглянул удивленно:

— Где ж ты жила, так давно не писала? А тут матка твоя с братом была вчера…

Вот этого Мария никак не ожидала. Мама должна быть за многие километры отсюда, а она здесь. Перед матерью не притворишься. А если схватят, что будет с ними?

— Та где ж они? — стараясь изобразить на лице радость, затормошила она старика.

— Хата на горе сгорела, видишь? Там и живут. Семей пять разместилось.

…Мать, как и предполагала Мария, не поверила ее рассказам о жизни в оккупации. Чуткий слух у материнского сердца. Пришлось рассказать все. Узнав, зачем появилась в тылу у фашистов дочь, взялась помогать во всем. Подсказала, как безопасней перенести и лучше укрыть в близком тайнике радиостанцию. Успокоила настороженное любопытство соседей. Все, казалось бы, продумали, но вот воспользоваться связью, передать добытые сведения Марии в этот раз так и не удалось…

В условленном месте от Саши писем не было. Это тревожило, ведь оставила его с ушибленными ногами, и хоть тот крепился, Мария видела, как ему трудно. У Саши были документы гитлеровского полицая. А вдруг?

Испуганная, в хату вбежала мать:

— Ой, Маруся! Там хлопец, избитый весь. Немцы шукают, может, знает его кто? Не твой ли это?

Приметы сходились: он. Фашисты схватили Сашу. По инструкции, после провала старшего группы на связь радистка выходить не имела права, должна затаиться. Маршрута на переход линии фронта у нее не было. Оставалось ждать. Каково это: ждать и быть не в силах чем-то помочь продвижению наших войск…

После освобождения этих мест Красной Армией для Марии опять началась учеба. А 6 ноября, через три дня после того, как отпраздновали девчата ее день рождения, вторая выброска. На этот раз в район Нового Буга.

Шли на задание с Аней Калачевой. При перелете линии фронта огонь зениток, прожекторы несколько раз сбивали самолет с курса. Первой прыгать должна Мария — как положено радисту группы. Анна чуть замешкалась. На земле долго искали друг друга и груз…

Переночевать попросились к пожилой женщине. А потом упросили ее оставить в доме и на всю зиму.

В Новом Буге была крупная железнодорожная станция, за городом — полевой аэродром врага. Сведения, передаваемые отважными разведчицами нашему командованию, были очень ценными.

Дом Лукьяновны разведчицы выбрали не случайно. Из него было более безопасно выходить на связь с Центром: почти напротив расположен штаб дивизии немцев, а сзади — штаб полевой жандармерии. И тут и там, судя по густой сети антенн, постоянно действовало несколько радиостанций. Работа нашего передатчика поэтому какое-то время могла быть незамеченной. Хотя, конечно, был большой риск.

Улицы вокруг полны солдатами полевой жандармерии, полицаями, не раз в доме проводились обыски. Радиостанцию чудом удавалось спрятать. Во время сеанса связи во дворе дома всегда находилась Тала, племянница хозяйки.

— Если все спокойно, я что-нибудь напеваю. А увижу подозрительного человека — начинаю громко звать собаку. Девчата на чердаке сразу притаятся, — вспоминала позднее Наталья Пархоменко.

Как рада была она, как гордилась собой, когда на станцию или аэродром налетали наши самолеты. 28 февраля по наводке Марии Коренной было уничтожено 8 самолетов противника, 5 зенитных орудий, 10 автомашин, склады горючего и боеприпасов, много живой силы. Об этом подробно рассказывалось много лет спустя в районной газете, вырезку из которой не так давно прислали Марии Егоровне из Нового Буга красные следопыты.

Особенно частыми налеты стали весной. Готовилось наступление. А 8 марта 1944 года Новый Буг был освобожден конниками генерала И. А. Плиева. Весенняя распутица была такая сильная и дружная, что техника вязла в грязи, и только конница могла идти на прорыв.

Но до освобождения еще нужно было дожить, работать, ни на секунду не забывая об осторожности, принять связника, который через линию фронта доставил новый передатчик.

После освобождения Нового Буга войсками 3-го Украинского фронта разведчиц срочно отправили в разведотдел для отчета, а оттуда в школу, где предстояло готовиться к выполнению новых заданий.

В эти дни и вручили Марии Коренной и Анне Калачевой высокие награды за работу в Новом Буге — ордена Красного Знамени.

Даже в расположении школы разведчицам не разрешалось носить военную форму. Тем более фотографироваться. Но уж очень хотелось девчатам сняться на память. С новенькими орденами. При выполнении задания они очень сдружились, а военная судьба, да еще судьба разведчиц — переменчива: долго ли еще придется пробыть вместе?

— После войны, встретившись с нашим бывшим командиром и наставником майором Г. П. Липатовым, всегда таким строгим, но и очень добрым, — вспоминает Мария Егоровна, — я показала ему эту карточку. Какие мы с Аней на ней молодые, какие счастливые. В офицерской форме, с орденами. Майор (ему ничего не надо было объяснять) взял ее в руки, долго разглядывал. Видимо, вспоминал нашу военную юность, нас, его воспитанниц, живых и тех, кто не вернулся с задания. Может, вспомнил и о том, как была я потрясена, узнав о гибели Саши. А он сказал коротко: «Саша не был предателем». И как потом, познакомившись с моей мамой, до конца войны писал ей письма. Успокаивал, что со мной все в порядке, а весточек нет потому, что много работаю. Наверное, он писал не только моей маме…

— Возвращая карточку, — продолжает Мария Егоровна, — Липатов прищурил в улыбке глаза и сказал: «Вот видишь, воробышек, как иногда полезно бывает нарушить инструкцию». «Воробышки» — это был наш позывной в Новом Буге. Действительно, воробышки: рация и комплект запасных блоков питания к ней весили больше, чем каждая из нас. Но, представляю, как бы всыпал нам майор, увидав эту фотографию тогда, в сорок четвертом…

Ждать следующего задания долго не пришлось. Красная Армия наступала, ей нужны были сведения о противнике.

25 дней Мария и Анна находились в лесу, контролируя движение отступающих гитлеровских войск по одной из главных магистралей из Кишинева в Румынию. Почти месяц без горячей пищи, без костра. Постоянная опасность быть обнаруженными. И работа, работа. Огонь нашей авиации приходилось вызывать буквально на себя. Особенно запомнился последний, самый сильный налет штурмовиков на шоссе. Девчата думали, что сойдут с ума от близких разрывов, ржания лошадей на дороге, вида шарахающихся буквально в двух шагах от них румынских и немецких солдат…

А утром по изуродованному шоссе шли колонны наших войск. Разведчицы выбрались на обочину. Вымотанные, но счастливые безмерно, что наконец дождались своих. В гражданском платье, они вызывали подозрение. Лишь только когда один из бойцов, рассмотрев армейского образца сумки, где были уложены радиостанция и блоки питания, стал объяснять товарищам: «Это ж рация. Я сам с такой недавно бегал», — солдаты бросились к девчатам, окружили, стали наперебой спрашивать: откуда, куда теперь. А те только плакали, да и что могли ответить, кроме положенного: «Отправьте нас в разведотдел». И ни слова больше, хотя так хотелось рассказать своим все, поделиться, узнать о том, как идет наступление…

Закончить рассказ о фронтовой судьбе Марии мне хочется строчками из книги Маршала Советского Союза С. С. Бирюзова: «Наш фронт славился своими разведчиками, действовавшими нередко в тылу врага. Среди них были женщины. Мне до сих пор помнятся некоторые из этих бесстрашных патриоток — Мария Фортус, Лина Абрамсон, Мария Коренная…» Скупые строчки, но подвиг ведь и не требует возвышенных слов.