XVIII. Следующая стадия

XVIII. Следующая стадия

Как только достаточно стемнело, Кемп увел нас в сторону английских лагерей, между которыми собирался пройти. Это он сделал очень умело, потому что мы смогли пройти между двумя английскими лагерями на таком маленьком расстоянии, что могли слышать разговоры солдат и различить их форму в свете костров. Никакой тревоги не было, и, только когда мы уже прошли, сзади нас послышались крики и выстрелы, которые не причинили нам никакого ущерба. Когда лагерь остался позади, всем было приказано спешиться и вести лошадей в поводу, чтобы дать им хоть немного отдохнуть, потому что они не отдыхали более тридцати часов.

Поскольку я все еще немного хромал, то постепенно отставал; и, что было еще хуже, моя бедная маленькая кобыла родила мертворожденного жеребенка. С этим тяжелым грузом, бывшим внутри нее, она перенесла длинные походы так стойко, что я даже не знал, что с ней было что-то не так, но теперь вся ее сила ушла. Через некоторое время она упала на колени, и поскольку я не мог рисковать оставаться слишком близко к английским лагерям, костры которых были все еще видны вдали, я медленно повел ее вперед. К этому времени остальная часть наших людей давно исчезла в темноте, и я должен был брести один в течение часа или двух, ведя лошадь за собой, и только когда она не смогла идти дальше, я решил остановиться до утра. Было холодно — настолько холодно, что ранее тем вечером я услышал, как говорили, что это была самая холодная ночь, которую они когда-либо знали. Поскольку я не мог найти никакого топлива для костра, я завернулся в одеяло и сидел, стуча зубами, до восхода солнца. Когда рассвело, я оказался на унылом пространстве, которое простиралось на многие мили, но никакого признака коммандо не было.

Под одиноким терновым деревом, я, однако, я нашел четырех из моих немецких друзей, которые сидели, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Они сказали, что тосковали без меня всю ночь, и, зная, что я не в порядке, великодушно остались подождать меня.

Собрав то, что могло гореть, мы развели маленький костер, чтобы поджарить немного мяса, а затем отправились по следу коммандо, еле двигаясь, поскольку лошади моих компаньонов были в ненамного лучшем состоянии, чем моя. К девяти или десяти часам утра, зловещие столбы пыли, поднявшиеся в тылу, предупредили нас, что английские колонны, которые мы прошли прошлой ночью, движутся за нами.

Войск еще не было видно; но, учитывая состояние наших животных, наши шансы оторваться от них были невелики. Когда на горизонте появились первые разведчики, мы сделали лучшее, что было можно в этих условиях. Не выпуская из виду всадников позади нас, мы добрались до Хартс-ривер. Она была больше похожа на трещину в земной коре, чем на реку. На ее берегах не было деревьев и с пятидесяти ярдов ее вообще не было видно, и в этом было наше спасение, потому что едва мы с лошадьми смогли спрятаться в ее сухом русле, как появились англичане и стали собираться на берегу. Они шли и шли. Дойдя до реки, они начали копать склон, чтобы сделать съезд для орудий и фургонов, и прошло несколько часов, прежде чем они смогли переправиться. Все это время мы с тревогой наблюдали за ними, боясь, что нас обнаружат, но, к нашему удовольствию, еще засветло хвост их колонны исчез за горизонтом.

Это было уже хорошо, но теперь встал другой вопрос — как нам теперь добраться до своих, хотя сам факт того, что мы одни, не был так уж важен для нас — таков уж характер партизанской войны, и гораздо более нас беспокоило состояние наших лошадей.

В течение следующих трех или четырех дней мы шли позади врага, который, в свою очередь преследовал наших. Мы держались на некотором расстоянии в тылу, двигаясь только тогда, когда облака пыли перед нами показывали, что англичане тоже движутся, и так мы шли вперед пешком, ведя наших лошадей в узде.

Однажды вечером к нам приехал бюргер, первый, которого мы увидели с той ночи, когда отстали от отряда. Он сказал нам, что генерал де ла Рей разделил свое коммандо на небольшие группы из-за давления сходящихся британских колонн. Эти группы, как он сказал, были к настоящему времени рассеяны на всем протяжении Западного Трансвааля в ожидании окончания английского наступления.

Взглянув на наших животных, он сказал, что наши шансы найти Мейера и других невелики, и отправился по своим делам, оставив нас переваривать полученную информацию. Они были за то, чтобы уйти на север, в бушвельд где был более благоприятный климат, чтобы не терпеть больше адский холод открытых равнин. Они сказали, что Мейерса можно будет найти и после окончания зимы, а если и не найдем — невелика беда.

Я понял, что они не особо стремятся соединиться с нашим отрядом, и вспомнил свое давнее желание попасть в Капскую колонию. Когда я заговорил об этом, они с удивлением уставились на меня, но, когда я представил им Капскую колонию как страну, где в любой придорожной гостинице можно достать кружку пива, они прониклись этой идеей и решили немедленно отправиться туда.

Эти четыре немца были совсем разными людьми. Самым старшим из них был Герман Хааз, мужчина приблизительно сорока пяти лет от роду, похожий на типичного поедателя колбасы из карикатур в английских газетах, но, насколько я его узнал, доброжелательный и добродушный джентльмен, иоганнесбургский торговец, который был в поле с начала войны. Он был последним человеком, которого можно было бы подозревать в воинственном настроении, поскольку его разговоры были о его жене, семье, и радостях домашней жизни.

Следующим был Клувер, умный и циничный берлинский студент, который рассказал мне много интересных вещей о жизни в Старом Свете; затем Полачек, также берлинский студент, который добровольно пошел воевать за буров, словно в крестовый поход. Он сказал мне, что его первоначальный пыл давно испарился, но он любил жизнь, полную приключений и всегда оставался хорошим и жизнерадостным товарищем, которого я очень полюбил.

Наконец, был работник по имени Визе, неуклюжий, тупой крестьянин, но достаточно храбрый. С этими четырьмя мой жребий был брошен.

Наши приготовления к походу в Капскукю колонию были быстро сделаны. Мы зарезали бесхозную овцу, порезали мясо на полосы, чтобы высушить его на ветру (поскольку соли у нас не было), помололи немного кукурузы в маленькой кофемолке, которая нашлась в седельной сумке Хааза, и следующим утром пустились в путь.

Вечером первого дня нам пришлось сделать непредвиденную остановку. Один из людей де ла Рея, который, как и мы, отстал от него и оказался в тылу у англичан, подъехал к нам, признав своих. Он сказал, что прятался здесь в течение нескольких дней, пытаясь догнать коммандо. Этим днем он, пока шелушил початки кукурузы, заметил местного из соседнего крааля, который встретился с английским патрулем. Они поговорили с командиром патруля в течение нескольких минут, после чего патруль ушел. Было очевидно, что этот местный — шпион на английском жалованье, поэтому вновь прибывший предложил после наступления темноты захватить его. Поэтому около девяти вечера мы пешком пошли в крааль, идя спокойно, чтобы никого не спугнуть. Придя туда, мы обнаружили там старосту и все местное начальство. Они сделали вид, что ничего не знают ни о каком шпионе, поэтому наш проводник прекратил разговор, схватил индуну за горло и сказал, что сейчас пристрелит его. Индуна вырвался и закричал: «На помощь, буры убивают меня!» Через мгновение нас окружило тридцать или сорок человек, которые размахивали перед нашими лицами ассегаями и дубинками.» Они начали прыгать и танцевать вокруг нас, издавая вопли и выкрикивая угрозы, в то время как некоторые отрывали от хижин солому и зажигали ее, используя вместо факелов. Из-за круга разозленных дикарей кричали женщины, убеждая их убить белых, и все это выглядело неприятно. Мы, возможно, открыли бы огонь, но внутри частокола было тесно, и они сильно превосходили нас числом. Кроме этого, в течение всей войны буры соблюдали неписаное правило о том, что это — война белых, и местные уроженцы к ней не имеют отношения. Поэтому стрелять мы не стали, а, собравшись вместе, стали медленно отступать к воротам, через которые вошли. Освободившись от окружения, мы без проблем достигли своего лагеря, раздосадованные неудачным предприятием. Словно в насмешку, на следующее утро мы увидели местного, едущего от крааля, мы несколько раз выстрелили в него, но он помахал нам рукой и исчез за холмом.

Полностью испортив дело, человек де ла Рея ушел от нас, и мы продолжили свой путь.

В течение нескольких дней мы не могли ехать по прямой, потому что эта местность кишела английскими войсками, передвигавшимися по ней во всех направлениях, мы сочли, что их число превышает двадцать пять тысяч человек, пока нам все не стало ясно. Они двигались широким фронтом, проводя очередную облаву, но, поскольку мы не видели ни одного бура, не говоря уже о коммандо, то англичане, возможно, просто имитировали бурную деятельность. Де ла Рей же проводил обычную тактику — разделить силы на мелкие отряды и уходить от удара.

Мое опыт жизни в вельде помог нам благополучно добраться до реки Вааль между вражескими колоннами и избежать любого рода столкновений. Однажды мы вынуждены были задержаться на полдня из-за того, что английская колонна встала на привал в пределах слышимости от того места, где мы залегли в колючих кустах. В другой раз мы с Клувером попытались заманить в засаду двух английских офицеров, но Клувер оказался слишком нетерпеливым и они ушли. С Генрихом Визе нам пришлось расстаться. Его лошадь отравилась и у него самого нога покрылась волдырями, поэтому мы оставили его недалеко от английской колонны, где, как мы надеялись, его должны были подобрать и оказать помощь. Моя нога выздоравливала, но мы очень страдали от холода. Тем не менее можно сказать, что мы получали удовольствие от этой игры в прятки с английскими патрулями, и немцы говорили, что для них это — самое лучшее время за всю войну.

Наконец, на пятый или шестой день пути мы в районе Леувдорна пересекли длинную возвышенность, от которой местность понижалась к реке Вааль, и увидели простирающиеся на другом ее берегу широкие равнины Свободного Государства. Мы переночевали в уцелевшем доме на трансваальской стороне, а следующим утром, уже отъехав, увидели английский отряд, который приближался к нам. Мы поднялись на холм, чтобы посмотреть, что они собираются делать.

Солдаты пришли на ферму, которую мы только что освободили, и скоро из ее окон и дверей показались клубы дыма и языки пламени. Пока мы смотрели на это, к нам со стороны реки Вааль подъехали два пожилых человека, которые напомнили мне моего предыдущего командира, генерала Марулу, и его блата — они носили такие же цилиндры и полы их длинных пальто так же развевались на ветру. Кратко поздоровавшись, они спешились и сели на камни, молча наблюдая за процессом. Они оба долго молчали, и только когда крыша дома рухнула, подняв облако искр, старший из них тяжело вздохнул и, обернувшись к другому, тихо произнес: «Брат Иоанн, там были те тиковые балки, которые я привез из Претории после набега Джеймсона.» Это было единственное, что он сказал, потеряв свой дом. После этого пара села на лошадей и отправилась обратно к реке.

Поскольку мы также шли туда, мы сели на наших коней и догнали их, узнав таким образом дорогу до лагеря беженцев, который стоял у воды.

Лагерь состоял из приблизительно тридцати фургонов, в нем находилось примерно в три-четыре раза больше женщин и детей, которых опекали наши знакомые. Сейчас, когда англичане стали уводить гражданское население, для женщин это стало обычным делом — при приближении врагов загружать на фургоны самое необходимое и присоединяться к подобным лагерям. Когда опасность миновала, они возвращались на фермы (или то, что от них оставалось), и это было лучшее, что они могли сделать, чтобы не оказаться в концентрационном лагере. В этом лагере мы отдохнули несколько часов, пока один из старост отъехал на разведку. Прискакав назад, он сказал, что примерно полторы тысячи англичан находятся на берегу в восьми милях от лагеря. Было решено, что лагерь должен переправиться на другой берег реки, в Свободное Государство. И все пришло в движение. Рядом был брод, по которому все и переправились, мы помогли женщинам переправить фургоны, потому что жалко было смотреть на то, как они, стоя по пояс в ледяной воде, дергают колеса и уговаривают волов перейти на другую сторону, чтобы оставить реку между собой и англичанами. Через два часа тяжелой работы все было благополучно закончено. Тогда мы снова переправились на трансваальский берег, чтобы забрать своих лошадей, и по возвращении обнаружили, что фургоны полным ходом движутся на юг по равнинам Свободного Государства, которые простирались на юг на сотни миль.

Мы с немцами остались отдохнуть и просушить одежду, а потом, отъехав на несколько миль, устроились на ночлег.

Утром появились англичане, которые двигались вдоль реки, и около девяти часов они перешли реку вброд, оказавшись в Свободном Государстве, поэтому мы убежали и следующие три дня не спеша двигались вдоль южного берега реки, предупреждая женщин на фермах, что англичане идут за нами.

Я выбрал этот маршрут, поскольку решил проехать через окрестности Хоопстада, поселка и округа того же названия, который я хорошо знал, с тех пор, как мы с тремя братьями еще мальчиками разбивали там лагерь и охотились.

Я рассчитывал обнаружить стада полудиких лошадей, которые часто попадались на этой реке, чтобы получить возможность сменить наших лошадей, потому что, учитывая их состояние, было мало шансов, что они переживут наступающую зиму. Фермы вдоль реки уцелели, но, поскольку почти все жившие там мужчины были захвачены в плен вместе с генералом Кронье при Паарденберге более года назад, там оставались в основном женщины и дети. Они сказали нам, что с полгода назад британская колонна прошла через эти места, но пока здесь ферм никто не сжигал и население не угонял.

Это счастливое состояние теперь заканчивалось, поскольку столбы дыма уже поднимались далеко позади нас, и ночью зарево от горящих ферм окрашивало небо в красный цвет, что говорило несчастным обитателям ферм о том, что их прежняя жизнь скоро закончится.

Женщины мужественно принимали это известие, хотя иногда не обходилось без слез и плача, но каждая семья, как только понимала грозящую опасность, приводила волов, впрягала их в фургон, и отъезжала далеко на юг по равнине, уходя с пути англичан.

Наконец мы приехали в городок Хоопстад. Он был покинут, английский гарнизон, по непонятной причине за два дня до этого сжег все свои припасы и покинул город. В тот же день туда с юго- востока прибыл одинокий немецкий торговец, который до этого служил в маленьком бурском коммандо. Он оказался очень нам полезен, потому что показал закопанные в земле запасы кукурузы, которой мы несколько дней кормили наших лошадей, позволяя бедным животным набраться сил.

Наш новый знакомый сказал, что должен возвратиться к своему коммандо, и предложил нам сопровождать его. Он сказал, что лошади, бродящие по вельду, были такими пугливыми, что без посторонней помощи мы ни одну и них не поймаем, потому что во всем дистрикте не осталось ни одной изгороди. Мы согласились пойти с ним и, путешествуя по бесконечным волнистым равнинам, через несколько дней достигли отряда, в котором он служил. Он состоял из двадцати человек под командованием офицера более не существующей артиллерии Оранжевого Свободного Государства. Они приветствовали нас, но высказали большое сомнение, когда мы спросили про лошадей. Действительно, на следующий день мы поняли, что поймать антилопу было бы проще. Бродячих лошадей было много, но при нашем приближении они убегали, и мы, несмотря на все старания, не смогли поймать ни одной из них. Выяснилось, такое поведение лошадей объяснялось тем, что англичане расстреливали их из винтовок и пулеметов, когда узнали, что де ла Рей получает новых лошадей именно отсюда. Как бы то ни было, для нас эти лошади были слишком быстрыми и мы бросили эту затею из боязни загнать своих лошадей.

Мы провели с ними неделю. Они были разношерстной командой, имели столь же разнообразный набор оружия, и их скудный запас боеприпасов служил им для охоты на дичь, которой вокруг было много, и они выглядели совершенно счастливыми, пока не попали в руки. англичан,

Они сообщили нам плохие новости о состоянии пастбищ на юге, поэтому я решил податься на восток, где, как мне говорили, трава будет лучше, и где мы могли бы достать новых лошадей, поскольку сам де ла Рей недавно послал туда людей в их поисках.

Итак, настреляв несколько спрингбоков и бушбоков, мы насушили впрок их мясо и снова отправились в путь — три немца и я. Первой же ночью на равнине задул сильный холодный ветер. Мы остановились около родника, где не было никакого укрытия, и к утру моя кобыла, раздраженная летящим в нее песком, отвязалась. Она убежала, и больше я ее не видел.

Один из наших друзей дал Полачеку лошадь, которую он уступил мне, поэтому моя собственная потеря, какой бы серьезной она ни была, не помешала нашему дальнейшему путешествию. Другого ущерба снежная буря нам не нанесла, и мы продолжили путь примерно на юго-восток. Скоро мы достигли холма Алиен-Хилл, где я с тремя братьями в составе АКК уже был в прошлом году.

Это — высокий, одиноко возвышающийся холм, с которого окрестности видны на шестьдесят миль. Мальчиком я сидел на этом холме, наблюдая стада дичи, пасущиеся на окружающей равнине, так и теперь стада антилоп и других животных паслись у подножия холма.

Я поднялся на вершину, чтобы вспомнить детство и заодно посмотреть, все ли в порядке. Мое беспокойство было напрасным, потому что страна была пуста. Фермы были заброшены, не было видно ни людей, ни животных, и даже местные жители покинули эти места.

Мы ехали через эту безлюдную страну и, несколько дней спустя, встретили отряд фристатеров около железнодорожного моста через Санд-Ривер. Их было девять человек под командованием фельдкорнета Боты. Они собирались пустить под откос поезд, но англичане устроили там блокпост и их затея не удалась. Поэтому Бота со своими людьми решили вернуться к своему лагерю в горах на востоке. Поскольку нам было по пути, мы решили присоединиться к ним. В одиннадцать вечера мы должны были пересечь железную дорогу, соединявшую Блумфонтейн с Йоганнесбургом. Было очень холодно и так темно, что идущие впереди должны были свистеть и кричать, чтобы идущие сзади не потеряли направления. Пройдя так несколько часов, мы обнаружили отсутствие Клувера. Мы звали его, свистели, стреляли, но ответа не было, поэтому мы с Полачеком поехали назад, чтобы его найти. Мы проехали назад больше мили, но его не нашли. Поскольку крики наших компаньонов слабели, мы с сожалением были вынуждены вернуться к ним. Самое неприятное было в том, что Клувер страдал эпилепсией. З то время, пока он был с нами, припадки с ним происходили три или четыре раза, и мы предположили, что и сейчас это произошло с ним, что и стало причиной его отставания. Ночь была очень холодной, и пролежать на земле без сознания целую ночь означало верную смерть, но фельдкорнет Бота сказал, что необходимо пересечь линию блокпоста до рассвета, и, поскольку до того места было еще далеко, он приказал нам поторопиться, поэтому мы были вынуждены последовать за ним. Конечно, это было нехорошо, но мы не могли позволить себе рисковать потерять возможность пересечь линию блокпостов вместе с человеком, который знал их расположение.

К четырем утра мы достигли пустоты между двумя укрепленными постами, и пересекли линию без любой неприятности. О Клувере пытались узнать, но уверен, что он к утру уже был мертв, потому что у него не было сил, чтобы пережить столь холодную зимнюю ночь, не имея укрытия.

С восходом солнца мы были уже в предгорьях далеко от железной дороги, и теперь в течение двух дней мы двигались на восток во все более и более гористую страну, пока не достигли одинокой фермы, лежащей высоко среди скал около Сурпрайз-Коп. В этом месте Бота и его отряд устроили свою базу. Отсюда они устраивали периодические рейды на равнину, и действовали они, должно быть, достаточно удачно, судя по их рассказам лошадями, оружию, и снаряжению — все это имело британское происхождение. Такие маленькие отряды теперь были обычным делом в Свободном Государстве, поскольку крупных сил в результате военных неудач уже не существовало.

Бота сказал мне, что он однажды командовал более чем тремястами мужчинами. Многие из них были убиты или попали в плен, другие сдались, а некоторые ушли от него, чтобы присоединиться к большим коммандо на севере. Он цеплялся за свой чин фельдкорнета, и поскольку двое из его людей назвали себя капралами, рядовых в его армии было всего шестеро. Там было очень уютно. Владельцы фермы покинули ее, но в сарае осталось много хорошей соломы, на которой можно было лежать, а в пещере под свисающим утесом был склад пшеницы — долгожданная пища после надоевшей кукурузы, и в долине было много полудиких свиней, на которых можно было охотиться.

Кроме того, тут была огромная медная цистерна, и, поскольку вода и топливо были в изобилии, мы в любой момент могли принять горячую ванну — редкая роскошь в этих условиях.

В течение десяти дней два немца и я упивались непривычной радостью: хорошей едой, чистотой и удобным ночлегом, но скоро мною снова овладело беспокойство. Я преуспел в том, чтобы склонить фельдкорнета Боту и его отряд к моей идее пойти в Капскую Колонию. Вначале они не горели желанием покинуть свое насиженное место, но все же в конце июня (точно я дату не помню) мы начали спуск с гор и пошли на запад, собираясь снова пересечь железную дорогу, пройти по лежащим за ней равнинам, а затем по широкой дуге обогнуть Блумфонтейн, чтобы затем пересечь реку Оранжевую в районе Ледисмита. Утром, после отъеда с фермы, когда мы спускались по перевалу Бреслерсфлат, к нам прибыл наш товарищ, молодой человек по имени Якобус Бусман. Когда мы сказали ему, что собираемся в Капскую Колонию, он сказал, что присоединится к нам. Он сам был родом оттуда и присоединился к бурам, когда в начале войны они ненадолго захватили Кольсберг. Я посоветовал ему остаться здесь, поскольку по английским законам он считался мятежником и, попади он к англичанам на их территории, ему пришлось бы плохо. Он сказал, что рискнет, и стал членом нашего отряда. К сожалению, мое предположение оправдалось, и впоследствии он был схвачен англичанами и повешен.

После трех дней спокойного путешествия мы вернулись на открытую равнину, откуда была уже видна железнодорожная линия Блумфонтейн-Иоганнесбург, и стали искать место, где можно ее перейти. Теперь такое место стало труднее найти, потому что англичане все время совершенствовали систему блокпостов.

Поскольку я провел остальную часть военных скитаний в Капской Колонии, мне не пришлось столкнуться с результатом действия сети блокгаузов, но я слышал, что для коммандо — и трансваальцев и фристатеров — это создало большие сложности и в конце концов сломило их сопротивление.

Вдоль пути были только рабочие группы солдат, занятых строительством этих блокпостов, но нам не составило труда проскочить через рельсы, несмотря на винтовочный огонь, и, благополучно миновав линию, мы отправились дальше, обойдя с севера поселок Бранд-форт. Когда стемнело, мы нашли кукурузное поле, где и устроились на ночлег со своими усталыми лошадьми.

Следующим утром, как раз перед восходом солнца, мы услышали вдалеке треск винтовочных выстрелов, а вскоре после этого к нам прискакали два бура, которые сказали нам, что по нашему следу идет английский отряд, и посоветовали нам присоединиться к ним — они направлялись в расположенный неподалеку женский лагерь, чтобы предупредить его обитателей о приближении англичан. Мы оседлали лошадей и отправились с ними. Один из них, Пит Марэ, был моим старым знакомым, он прежде работал наборщиком в типографии Блумфонтейнской газеты. Он получил наследство и купил ферму недалеко от этих мест, куда они с компаньоном и поехали, но наткнулись на английский авангард.

Поскольку солнце уже было высоко, мы могли видеть, что колонка ползет по дороге в нескольких милях позади нас. Мы прикинули, что там было примерно полторы тысячи кавалеристов, при обозе и нескольких орудиях. Женский лагерь насчитывал примерно двести женщин и детей, это было все мирное население этого района.

Выслушав принесенные нами новости, они начали собираться; домашнюю птицу, детей и хозяйственные принадлежности были быстро убраны, и через очень короткое время лагерь снялся с места. Женщины шли рядом с упряжками с кнутами в руках, в то время как дети с тревогой глядели из-под навесов фургонов на облака пыли, которые указывали на приближающегося врага. К счастью, по этим холмистым равнинам было легко двигаться, и фургоны далеко прошли к Ветеран-Ривер, которая текла в десяти милях к северу.

К этому времени другие мужчины по два-три человека присоединились к нам, нас стало уже около сорока человек, и мы стали применять нашу старую тактику — приблизиться к англичанам, обстрелять их, а когда ответный огонь становился слишком сильным — отступить, а потом снова напасть.

Таким образом мы достигли нашей цели — задержать англичан, чтобы дать лагерю время уйти, и через несколько часов мы могли за него не опасаться.

В три часа дня англичане остановились. Мы видели, что они пустили животных пастись, поэтому сами поехали за соседние холмы, чтобы отпустить своих лошадей пощипать траву, не снимая с них седел, Вскоре мы услышали грохот и, вскочив на ноги, увидели отряд кавалеристов, скачущих галопом.

Наш часовой не считал необходимым бодрствовать, и всадники был в пределах шестисот ярдов от нас прежде, чем мы услышали их. У них было два помпома, поэтому мы дали по ним только один залп и побежали к лошадям.

Скоро мимо наших ушей засвистели пули, а впереди нас стали рваться снаряды, но, поскольку мы рассеялись, никто из нас не пострадал, только в начале, когда мы еще скакали кучно, один снаряд упал среди нас и убил лошадь, кровь которой брызнула мне на лицо.

Мы снова рассеялись и, проскакав еще две-три мили, нашли укрытие под высоким берегом Ветеран- Ривер, где дали уставшим лошадям немного отдохнуть. Британцы в тот день больше не наступали, очевидно, полагая, что мы и так никуда не денемся. Убедившись в этом, мы пересекли северный берег реки по вьючной тропе, развели костры и приготовили ужин, потому что в этот день еще ничего не ели, а после наступления темноты проехали несколько миль вниз по течению, где было более безопасно. Бюргеры, которые ранее поехали проследить за женским лагерем, вернулись и сказали нам, что все фургоны благополучно ушли, и эту ночь мы провели под терновыми деревьями около реки.

На восходе солнца вчерашние англичане приблизились к реке, и устроили там привал. Мы с немцами решили, что достаточно далеко отклонились от своего маршрута, поэтому решили обойти английскую колонну и продолжить путь на юг. С фристатерами мы расстались, они предупредили нас о том, что в районе Моддер-Ривер англичане построили заграждения, которые преградят нам путь на юг. Повторно перейдя Ветеран-Ривер, мы поехали назад по тому же пути, что и накануне, и солдаты, остановившиеся у реки, даже не выпустили по нам ни одного снаряда, когда мы обходили их лагерь.

У нас было мало боеприпасов, поэтому мы в течение следующих двух дней шли по дороге, по которой раньше шли англичане, чтобы поискать патроны для Ли-Метфордов. Английские солдаты со своими боеприпасами обходились очень небрежно. Если из патронташа англичанина выпадал патрон, он никогда не слезал с коня, чтобы подобрать его, потому что всегда мог их получить, сколько попросит. Поэтому там, где англичане останавливались, всегда можно было найти в траве несколько патронов. Так было и в этот раз, и для нас стало номой следовать за англичанами и подбирать крошки с их стола. Не знаю, понимали ли сами англичане, насколько мы зависели от этого источника снабжения.

Мы шли этой дорогой, пока снова не оказались ввиду поселка Брандфорт, и за это время собрали почти сто патронов. После этого мы повернули на запад, а затем на юго-запад, к реке Моддер-Ривер.