XX. Мы входим в Капскую Колонию

XX. Мы входим в Капскую Колонию

Приключения этой горстки решительных мужчин во главе с генералом Смэтсом являются одним из самых интересных эпизодов во всей партизанской войне. (История «Таймс»).

Место нашей встречи с генералом Смэтсом и его коммандос было в пределах видимости небольшой деревни Састрон, приблизительно в пятнадцати милях от Оранжевой реки, и его намерение состояло в том, чтобы в тот день подойти к ней вплотную и пересечь в течение ночи. К полудню мы начали движение, и к пяти вечера мы могли видеть перед нами темную линию отмечающую ущелье, по дну которого между высокими стенами текла река.

К сожалению это было не все, что мы видели. Наша сторона каньона на несколько миль в каждую сторону охранялась английскими войсками, которые должны были препятствовать нашему проходу. Во всех местах, куда спускалась тропа с края каньона на его дно, стоял палаточный лагерь, а вся территория дна каньона патрулировалась сильными кавалерийскими отрядами, которые наверняка знали о том, что мы рядом.

Видя это, генерал Смэтс привел нас обратно в холмы, где мы ждали до следующего дня, пока посылали людей на поиски соседней заставы, чтобы найти проводников. В сумерках а нам прибыл молодой офицер по имени Луи Весселс с пятьюдесятью мужчинами, сплоченным отрядом, с которым он воевал более года.

Он сообщил о вражеских колоннах, приближающихся к нам с тыла, и сказал, что, если мы не сможем пересечь реку этой ночью, нас захватят. Он сказал, что пересечь реку трудно в любом месте из-за глубины ущелья и скал, которые преграждают путь, но он привел с собой ветерана войн с басуто, который знал о тропе, по которой можно пройти.

Генерал Смэтс решил не откладывать, и, как только стемнело, наш отряд вышел. К нам присоединился Весселс и те из его людей, кто решил пойти с нами в Капскую колонию. Час за часом мы двигались в полной темноте по неровной земле, и к трем утра увидели, как белеет пена в том месте, где река Оранжевая кипела в водовороте, прорываясь сквозь узкое русло. Мы начали спускаться, и после трудного спуска по крутой тропе, которую показал нам наш проводник, и которая не охранялась войсками, достигли воды и начали переправу. Река была неширокая, но течение было настолько сильным, что едва не сбивало лошадей с ног, но все же, когда рассвет осветил верхушки утесов, последний человек закончил переправу и я, наконец, был в Капской Колонии. После короткой остановки мы нашли тропу, которая вела к вершине противолежащих утесов по глубокой расселине, по которой мы и втащили наших утомленных животных, и затем, поднявшись еще выше, мы оказались на широком покрытом травой плато, где виднелись деревни туземцев и пасущиеся стада рогатого скота.

Мы были фактически уже на британской территории, но эта часть страны находится в углу между Свободным Государством, Басутолендом, и границами Капской Колонии, жили здесь исключительно басуто, и в поле зрения не было никакого европейского жилья.

Как только мы достигли верха, то сразу рассеялись на маленькие отряды, которые разошлись по разным деревням в поисках табака и фуража. Пока мы занимались этим, к нам вдруг прискакал отряд конных басуто, численностью примерно в триста человек. Некоторые из них были вооружены винтовками, у других были боевые топоры, метательные копья и дубинки, которыми они размахивали в воздухе, пока приближались к нам. Мы не знали, что следует делать, но не думали, что они могли бы напасть на отряд белых, равный им по численности. Поэтому генерал Смэтс ограничился тем, что собрал отряды фуражиров и коммандо продолжил свой путь, не обращая внимание на всадников, которых их предводители криком созвали на холм, где они сидели на лошадях, наблюдая за прохождением буров.

В это время мой дядя и я, с пятью другими бурами, имени которых я не знал, отстали, чтобы покормить лошадей зерном из корзин, которые имеются в каждом местном поселке, и, поскольку выступление басуто нас не напугало (мы смотрели на это скорее с любопытством), позволили коммндо уйти далеко вперед. Только увидев, что мы остаемся одни, мы сели на лошадей и последовали за нашими, последние из которых уже исчезали за краем плато, поскольку дорога шла вниз на равнину.

К тому времени, когда мы могли посмотреть вниз, большая часть коммандо была уже внизу. Они ехали по дороге, которую слева обрамляли скалы, бывшие основанием плато, с которого мы сейчас спустились, а справа — миссионерской церковью и длинным каменным забором, который отделял дорогу от полей и садов. Отряд, который шел по этой дороге, легко мог попасть в засаду. Поэтому нас встревожило поведение басуто, которые, оставив своих лошадей, облепили нависающие над дорогой скалы, глядя на нас сверху вниз. Мы ожидали, что они начнут по нам стрелять, но они вели себя очень нерешительно, каждый из них хотел, чтобы первым выстрелил кто-то другой, и к тому времени, когда они были готовы стрелять, такой возможности у них уже не было, потому что мы уже вышли из стесненного места на открытую равнину. Мы, однако, чувствовали себя неуютно, потому что басуто, боясь напасть на большой отряд, все же демонстрировали свою враждебность, и неясно было, как они поведут себя с отставшей группой, оставшейся у них в тылу.

Наскоро посовещавшись, мы решили идти дальше и попытаться догнать коммандо, поэтому начали спускаться по склону. Мы достигли основания без приключений, но. проходя мимо церкви, заметили много черных лиц, прижатых к стеклам, и много выделявшихся на них глаз, смотревших на нас изнутри. Вслед за этим последовал оглушительный залп, нацеленный на нас. И на наши головы обрушился ливень из стеклянных осколков. К счастью, местные — плохие стрелки, потому что они обычно закрывают глаза, нажимая на курок, поэтому ни один из нас не пострадал, хотя стреляли в нас с десяти ярдов. Когда басуто, лежавшие на скалах над дорогой, услышали залп, они осмелели и тоже открыли огонь. Пятеро наших товарищей сделали единственно возможное в данных условиях — дали коням шпоры и поскакали прочь со всей возможной скоростью. Мой дядя в растерянности выпустил свою вьючную лошадь, которая заскочила за выступ скалы, и спрыгнул на землю. Я вынужден был последовать за ним, оставив свою лошадь, и спрятаться за валуном, который давал нам прикрытие от выстрелов как тех басуто, которые были в церкви, так и тех, которые стреляли сверху. Мы начали стрелять по церкви, но сразу поняли, что наше положение ненадежно. Сидевшие выше начали стрелять в наших отступавших товарищей, которые еще находились в пределах их досягаемости.

Мы уже слышали голоса тех из басуто, которые сидели наверху и пытались увидеть нас. В таком положении — когда одни враги находятся над нами, а другие в церкви — положение наше было безнадежным, и мы приготовились снова сесть в седло и постараться убежать, хотя шансы на спасение были невелики.

Глядя на дорогу, мы могли видеть только двух наших, которые, перескочив каменный забор убегали по полю, Троих оставшихся мы не видели, но на дороге лежали две мертвые лошади, а третья скакала без всадника. Выглядело это плохо, но другого выбора у нас не было, поэтому мы вскочили в седла и выскочили из-за скалы, служившей нам убежищем. Увидев нас, сидевшие в церкви удвоили интенсивность стрельбы, а сидевшие наверху испустили чудовищный вопль и тоже открыли огонь.

Пока мы гнали лошадей, множество местных поднялось из-за забора. К счастью, вооружены они были только копьями и дубинками, которые просвистели мимо наших ушей. Каждый миг мог оказаться для нас последним, но через шестьдесят ярдов дорога внезапно ушла в русло ручья, чего мы ранее не видели. Это было спасением, хотя вначале казалось, что это новая опасность, потому что во время спуска мы увидели группу местных числом в пятнадцать или двадцать человек, которые сидели в круг на корточках и собирались делать что-то с чем-то, лежащим между ними. Прежде, чем они вскочили на ноги, мы проскочили рядом с ними. Мы не стали подниматься на противоположный берег ручья, чтобы не оказаться снова в зоне обстрела, а скакали по руслу, пока не оказались в безопасности.

Из пятерых мужчин, которые были с нами, двое, которые перескочили через забор и ускакали по полям, уже скрылись из виду, а трое других очевидно были убиты на дороге, а затем унесены в русло ручья, или с ними поступили по-другому, но, так или иначе, уже потом мы узнали, что их тела были найдены на дороге, страшно изуродованными — местные использовали их внутренности для изготовления своих снадобий, как это у них принято. Я думаю, что, когда мы с дядей скакали по руслу, те, кого мы там видели, именно этим и занимались.

Теперь мы были вне опасности, но перспектива оставалась неопределенной. Правда, сами мы не получили ни единой царапины, но наших вьючных животных с основной частью нашего имущества мы лишились, а, осмотрев лошадей, мы обнаружили, что они обе тяжело ранены. Нижняя челюсть моей гнедой кобылы была раздроблена брошенной дубинкой, а лошадь моего дяди получила пулю в подхвостник и еще одну в заднюю ногу. Страдания моей кобылы я прекратил сразу, а дядя решил, что его лошадь оправится (как это и произошло). Я взвалил седло на плечи и мы пошли пешком, ведя лошадь в поводу и предаваясь печальным размышлениям по поводу нашего будущего, потому что для того, чтобы выжить в этой неприветливой стране, мы имели только горсть патронов и раненую лошадь.

Вдали мы могли видеть коммандо, стоявшее на горном хребте и прикрывавшее отступление тех, кто был еще в опасности, поскольку некоторые были ранены, когда их обстреляли из церкви, и с трудом пробирались по равнине.

Когда наконец мы достигли коммандо и получили возможность ознакомиться с положением дел, нас ожидала приятная неожиданность: обе наши вьючные лошади были там, живые и невредимые, со всеми нашими вещами и припасами. Очевидно, убежав от нас, они сами догнали коммандо, пока мы шли по ручью. Сейчас они находились за холмом вместе с остальными лошадьми, и мы имели по лошади на каждого.

В то время как мы стояли здесь, оказалось, что другая партия из десяти или двенадцати человек была в трудном положении. Они также отделились от нашего главного отряда, когда утром пошли на фуражировку, но никто их не хватился, пока мы не услышали звуки отдаленной стрельбы и они не появились в поле нашего зрения, на расстоянии примерно в две мили, преследуемые отрядом конных басуто. Их положение казалось безнадежным, поскольку между ними и нами проходило глубокое ущелье, к которому их скоро прижали бы, и нам пришлось бы наблюдать их гибель, не имея возможности помочь. Пытаясь сделать все возможное, все коммандо (и я в том числе) вскочило на коней и подъехало к краю пропасти, где нам посчастливилось найти небольшую возвышенность, с которой просматривалась вся сцена погони, и мы стали стрелять по преследователям с таким хорошим результатом, что они отступили. Это дало нашим возможность найти спуск вниз, и скоро они воссоединились с нами, не понеся потерь.

В результате этого эпизода мой боекомплект уменьшился до четырех патронов, да и у других дела обстояли не лучше. Стычки с преследователями, которые сопровождали их переход через Свободное Государство, опустошили их патронташи, и этот вопрос встал очень серьезно.

После этого мы остановились на час, чтобы дать отдых раненным, и позволить тем, лошади которых были убиты, оседлать новых. Раненых было семеро, а у нас не было ни метра бинтов и никаких медикаментов, и мы почти ничем не могли им помочь.

Через некоторое время раненые были усажены в седла, и мы отправились в дальний путь. Несколько отрядов местных преследовали нас, словно желая убедиться в том, что мы уходим, но потом отстали. После утомительной поездки мы, наконец, вышли из района, населенного местными, и к полудню нашли первый европейский дом, где и оставили наших раненых на попечение англичан.

Мы оставались там до вечера, чтобы дать отдых нашим утомленным лошадям, а затем отъехали еще на пять-шесть миль, где и расположились на ночь.

В течение многих прошедших месяцев нам сопутствовала прекрасная погода, когда ночью, правда, было холодно, но днем светило солнце. Теперь она изменилась и пошел сильный дождь, так что нам пришлось сидеть всю ночь в грязи и сырости. Этот дождь, завершивший первые сутки нашего пребывания в чужой стране, показал нам, что нас ожидает нелегкий путь.

Следующим утром небо несколько очистилось, хотя мелкий дождь продолжался в течение большей части дня, в течение которого мы все время дрожали от холода, поскольку наша тонкая одежда не была хорошей защитой. Мой собственный гардероб был как и у всех:; рваное пальто и изношенные дырявые брюки, без рубашки или нижнего белья. На моих голых ногах были старые сделанные из сыромятной кожи сандалии, которые я несколько раз за последние восемь месяцев чинил, и у меня было только одно потертое одеяло, которым я укрывался ночью. Немногие из нас были более обеспечены, и мы мрачно смотрели на перемену погоды, поскольку это означало наступление дождливого сезона со всеми трудностями, которые нас при этом ожидали.

Наш путь в течение этого дня проходил через более населенные места, и впервые мы видели фермы и поля, нетронутые войной. Мужчины мирно работали в полях, женщины и дети стояли у дверей и без испуга смотрели. как мы проезжаем мимо — совсем не та картина, к которой мы привыкли в опустошенных республиках.

Люди были почти исключительно голландского происхождения, поэтому они оказали нам бескорыстное гостеприимство. Что касается одежды, то они были едва ли в состоянии помочь нам, из-за военного эмбарго, которое препятствовало им покупать больше определенного количества, но кофе, сахар, соль и табак были подарены нам в большом количестве, и я впервые за год съел ломоть хлеба с маслом и запил его чашкой кофе.

Несмотря на плохую погоду, наш первый день среди дружественного населения был приятным и привел людей в хорошее настроение, и могу сказать, что мы даже немного покрасовались перед женщинами, прежде чем отправиться дальше. Тем же днем наша дорога привела нас на горный перевал, верхней части которого мы достигли к вечеру, и с него мы увидели вдали слева красивую деревню, а под нами была знакомая картина ползущей английской колонны. Это нас не обеспокоило, поскольку, не будучи обремененными колесным транспортом, мы развернулись и легко оставили солдат далеко позади.

Той ночью снова пошел дождь, и холодный ветер с юга дул нам в лицо. Наше коммандо представляло собой странное зрелище, поскольку у нас не было плащей и мы в качестве укрытия от дождя использовали одеяла, поэтому наш отряд походил на индейцев на тропе войны.

Когда стемнело, мы остановились на ночь, которую провели под холодным дождем, и на рассвете, замерзшие и в подавленном настроении, продолжили путь. Было холодно, ветер дул в лицо, и только в четыре часа мы достигли места со зловещим названием Моорденнарс Порт (Путь Убийцы), где решили передохнуть. Дождь в это время прекратился, а проходивший мимо пастух сказал нам, что английские войска стоят лагерем в нескольких милях отсюда. Генерал Смэтс решил лично провести разведку. С собой он взял двух парней, фристатеров, из тех что присоединились к нему по пути, и еще одного человека из Претории, по имени Нитинг, моего старого друга. С ними он и отправился, сказав, что вернется, когда стемнеет. На закате он не вернулся, и мы долго с тревогой ждали его возвращения. Вернулся он незадолго до полуночи, один и пеший. Он сказал, что они попали в засаду, англичане убили троих сопровождавших его и всех лошадей, сам он чудом спасся. Если бы он погиб, то, я думаю, вся наша экспедиция на этом бы и закончилась, потому что только он держал нас вместе. Коммандо был раделен на две части, которыми командовали Якоб ван Девентер и Бен Боувер, оба они были хорошими бойцами, но посредственными военачальниками и не имели на людей такого влияния, как Смэтс, который сумел сохранить нас как единое целое в то трудное время, которое нам предстояло пережить.

Мы провели ночь на этом же месте, и перед рассветом произошла неприятность — через лагерь пробежал дикобраз, который своим хрюканьем напугал лошадей, из-за чего те бросились в бегство. Они в панике скакали, ничего не замечая на пути, и с восходом солнца ни одной из них не было видно.

Учитывая близость англичан, это было очень серьезно, поскольку без лошадей они легко могли бы нас захватить, поэтому все отправились на поиски лошадей. К счастью, некоторые лошади запутались в сбруе и не смогли далеко уйти, поэтому их использовали, чтобы найти остальных, и через три или четыре часа ожидания появления англичан мы вернули всех лошадей.

Следующие три дня мы ехали по продуваемыми ветрами пустошам, держа путь на юго-запад. Погода портилась, и мы страдали от холода и дождей. И люди лошади устали — лошади сильно похудели, а люди сидели в седлах, дрожа от холода, потому что жители Южной Африки очень чувствительны к плохой погоде. Холод они переносят не хуже других, но нехватка света действует на них угнетающе, поэтому вид у нас был подавленный и все жалели о том, что начали эту затею.

Днем было мокро и холодно, а ночью спать было невозможно. Топлива не было, и мы ночью прижимались друг к другу, чтобы хоть немного согреться и заснуть на грязном склоне холма или в мокрой долине.

Скоро мы потеряли нескольких лошадей, и идти дальше пришлось без этих несчастных животных, которые оставались стоять, поводя боками и опустив голову в ожидании своего конца.

Так прошло три дня, но наши неприятности только начались.

Однажды вечером, на закате, мы оказались ввиду поселка Джеймстаун, и справа от себя заметили английскую колонну, поэтому Смэтс увел нас в сторону. К тому времени совсем стемнело, и поливной дождь хлестал нам прямо в лицо. Ночь была так темна, что невозможно было разглядеть человека рядом с собой, и было так холодно, что мы совершенно окоченели и с трудом шли, ведя лошадей в поводу, потому что нам было приказано идти пешком, чтобы сберечь силы животных.

Когда я пересекал ручей, мои сандалии увязли в глине и, когда я пытался вытащить их, разорвались окончательно. Мне пришлось отрезать углы от одеяла и завернуть ступни, только так я смог продолжить путь. Наш проводник, житель местной фермы, сам заблудился, и нам пришлось вслепую идти под проливным ледяным дождем в течение пяти часов, пока, наконец, мы были не в состоянии двигаться дальше и стояли, собравшись в кучу, по щиколотку в грязи, моля о том, чтобы солнце взошло поскорее.

Когда рассвело, оказалось, что более тридцати лошадей пало, не выдержав таких перегрузок, в дополнение к тем, которых нам пришлось оставить накануне вечером. И наше настроение, и без того невысокое, упало окончательно.

Дождь беспощадно лил до полудня, когда небо наконец очистилось и ласковое солнце снова осветило нас. Мы продолжили путь и вдали увидели большой дом с сараями, в которых было много дров. Скоро мы смогли согреться и впервые за много дней приготовить горячую пищу.

Домохозяйка на ферме дала мне пару старомодных ботинок, и я нашел пустой мешок от зерна, в котором прорезал отверстие для головы, и по одному в углах для рук, сделав из него единственно доступное мне пальто. Мое появление в таком виде вызвало бурный смех, но я заметил, что в течение следующих нескольких дней, всякий раз, когда мы заходили в сарай, мешки для зерна пользовались большим спросом, и скоро многие наши ходили в таком же виде.

Поскольку нам сказали, что недалеко находятся англичане, мы продолжили путь, попрощавшись с Луи Весселсом, молодым офицером из Свободного Государства, и его людьми, которые зашли так далеко только для того, чтобы убедиться в том, что наш отряд действительно проник в Капскую Колонию. Я думаю, что они благополучно достигли своей страны.

Мы продолжали путь в течение часа, и затем остановились в долине. Пока мы праздно отдыхали на траве, два полевых орудия выстрелили в нас со стороны холма, и снаряды разорвались над нашими головами. Застигнутые врасплох, мы вскочили на лошадей и поскакали подальше от холмов. Никто из нас не пострадал.

Оказавшись в безопасности, мы укрыли лошадей и поднялись на холм чтобы посмотреть, что делают англичане. Теперь мы видели, что конная колонна выходит из-за холма, за которым ее раньше не было видно.

Их было приблизительно шестьсот человек при двух пятнадцатифунтовых орудиях Армстронга и нескольких помпомах, которые они привели в готовность и открыли огонь, Пока всадники осторожно приближались к нам. Через некоторое время они ускорили темп, словно собираясь атаковать, но, попав под наш огонь, укрылись позади ферм и краалей.

Несмотря на артобстрел и интенсивную перестрелку, не было заметно никаких жертв с обеих сторон, и дело закончилось после наступления темноты. Я не стрелял из-за отсутствия патронов, и другие стреляли не больше, чем было необходимо, чтобы отогнать англичан, потому что, как я уже говорил, вопрос с патронами стоял очень остро.

Когда стемнело, мы ушли на соседнюю ферму, надеясь там отдохнуть, поскольку не спали нормально ни одной ночи с тех пор, как более недели назад перешли Оранжевую.

Той ночью тоже отдохнуть не удалось, потому что в три часа иы получили приказ выступать. Люди устали после длительных лишений, боеприпасы иссякли, лошади были на последней стадии истощения, но все же следующие шесть дней окруженные со всех сторон, мы шли и сражались, и все же добились успеха.