Галка, Галочка, Галина…

Галка, Галочка, Галина…

По-разному входила война в жизнь каждого из нас. Студентку-третьекурсницу авиационного института Галю Корсун она застапа в Харькове. Институт должен был эвакуироваться в глубь страны…

Первые дни войны ошеломили Галю. Черным дымом пожаров затянуло вишневые сады родной Украины. Жестокие бомбежки Харькова, первые жертвы. На всю жизнь запомнила Галина убитую женщину, лежавшую на углу улицы Свердлова, а рядом с ней малыша, теребившего маму за платье в синий горошек, не понимавшего еще, какое страшное горе пришло к нему. «Нет, — решает Галя, — эвакуироваться с институтом не буду, ведь это еще два года учебы, а нужно сегодня, сейчас делать самое нужное, самое важное для Родины. Я должна быть на фронте!»

В военкомате ответили:

— Ждите! Вызовем.

Потянулись томительные дни, повестки нет и нет. Наконец дождалась: «Явиться к 6.00 с вещами…»

Гале было 20 лет. Работала воспитателем в детском доме и училась в институте. Кажется, взрослая. Но в душе еще столько детского, юного оставалось. Так обидно стало уходить на фронт, не надев ни разу первого нарядного, настоящего выходного платья, сшитого специально к концерту в филармонии, где пел Галин отец. Но концерт не состоялся — началась война. «Так пусть хоть военком посмотрит, какие у нас девчата», — по-детски думала Галя, надевая платье и лучшие туфельки. Смешная девчонка! Военком ничего не заметил, лишь тихо сказал, глядя на Галю:

— Жалко косы… — и уже по-другому, четко и громко приказал: Подойдите к столу.

На столе лежала карта.

— Здесь, здесь и здесь фашисты. Как вы пройдете в этот пункт?

На девушку требовательно смотрели еще два стоявших рядом офицера. Галя, волнуясь, вглядывалась в карту.

— Проселочными дорогами можно пройти. Вот сюда, дальше так и вот так.

— Молодец! Поручаем вам группу в двадцать два человека. Вы — старшая в команде. Нужно пройти сорок пять километров до сборного пункта. Ну, а дальше вас направят по вашей специальности… Вопросы есть?

Так началась Галина воинская служба. От одного пункта к другому двигалась команда, в нее добавляли солдат разных возрастов, а Галина оставалась старшей. На девичьи плечи легла тяжким грузом ответственность командира. Двигались группами. Осенние дожди размыли дороги, подводы с питанием отставали. До Ртищево в Саратовской области шли около месяца.

Наконец добрались до пункта формирования. Галю направили в распоряжение Приволжского военного округа, где она получила назначение к Марине Михайловне Расковой.

— Товарищ майор! Воентехник второго ранга Корсун прибыла в ваше распоряжение.

Марина Михайловна, взглянув в Галины документы, мягко спросила:

— Значит, из Харькова? Как добрались? Трудно! А у нас есть девушки с Украины, но еще больше — из Москвы. Формируем три полка — истребительный, пикирующих бомбардировщиков и ночники на У-два.

— Направьте меня в истребительный, — совсем не по-военному вырвалось у Галины.

— Идти придется туда, где вы нужнее, — строго ответила Раскова, просматривая личное дело Корсун. — Налет у вас небольшой, но вы воентехник второго ранга, а у нас механиков не хватает. Завтра же пойдете разбитый вагон с запчастями разбирать.

Надо! Этим словом многое объясняется в наших судьбах. Надо было работать — и мы шли работать. Пришло тяжкое военное время, надо было защищать страну — и мы ушли на фронт. Хотелось летать, но нужны были механики — и Галя осталась на земле, а в небо поднимались подготовленные ею самолеты. Так надо — значит, нет и не может быть места для личных обид, просто нужно, сжав зубы и засучив рукава, делать порученную тебе работу.

На следующий день Галина разбирала сваленные грудой запчасти из разбитого вагона. С этого дня ее военная судьба неразрывно связана с нашим полком. С ним она была в трудные, горькие дни отступления, с ним делила радость первых побед, с ним дошла по долгой военной дороге до светлых майских дней сорок пятого, победного года.

Зима 1943 года. Северо-Кавказский фронт перешел в наступление. Каждую ночь, несмотря на ненастную погоду, мы летаем бомбить отступающие войска противника. Погода очень осложняет работу наземного состава, работу, которой нет ни конца, ни края.

Вечер. Солнце скрылось за горизонтом. Медленно надвигаются сумерки. Холодный ветер бьет в лицо, проникает под одежду. Девушки, пригибаясь, бегут к самолетам. Надо срочно прогреть моторы. Если остынет масло, могут лопнуть трубы и двигатель при работе сгорит. Ветер пытается свалить с ног, рвет из рук чехлы. Звуки выхлопа из патрубков — словно перестрелка на передовой. Вот мотор заработал, затарахтел по-деловому — сноровисто и четко. А ветер ледяным плотным потоком с новой силой набрасывается на людей, пронизывает до костей. Лицо коченеет, руки покрываются прозрачной корочкой льда. Но мотор прогрет, и Галя с подругами бегут к следующей машине. И так всю ночь в ожидании боевого вылета…

Наши техники и механики — Галя Корсун, Катя Бройко, Аня Шерстнева, Маша Щелканова, Зина Родина, Вера Дмитриенко — в эти месяцы долгожданного наступления, кажется, еще быстрее исправляли повреждения, с которыми самолеты так часто возвращались из боевых вылетов. И день, и ночь полны были для наземников бесконечных трудов и забот. Бывало, сутками не уходили они с аэродрома. Но как ни трудно было, как ни мешали морозы, а потом дожди и слякоть, как ни бесновался враг, к ночи все самолеты находились в боевой готовности. Наши неутомимые подруги закладывали своим трудом на земле основу боевых успехов полка.

В середине февраля 1943 года мы перелетали в станицу Джерелиевскую на Кубани. Наступила оттепель — под рыхлым снегом прятались большие лужи. На посадке перед самолетом поднимались настоящие фонтаны воды. Рулить в этих условиях было очень трудно, колеса зарывались в снег, того и гляди самолет опрокинется на винт. Механики спешили на помощь летчикам, набрасывались на хвост машины, не давая ему оторваться от земли. Их забрасывало мокрым снегом, но сушиться, конечно, некогда было, ведь надо встретить и осмотреть все самолеты.

Распутица стала для нас в те дни врагом номер два. Днем шел мокрый снег, ночью морозило, летное поле покрывалось кочками, по которым и ходить-то было очень неловко. А приходилось то и дело вытаскивать самолеты на плечах. Полеты же не прекращались ни на одну ночь… С распутицей пришли и другие неприятности — осложнился подвоз горючего, боеприпасов, продовольствия. Где-то тыловые работники нашли склад с кукурузой. И вот наступили дни «кукурузной диеты» — ели ее в сухом, вареном и жареном виде, ели без хлеба, без соли, на завтрак, обед и ужин. Стеблями кукурузы маскировали самолеты, на таких же стеблях и спали.

— Но настроение в это «кукурузное» время, — вспоминает Галя, — было отличное. Совсем рядом грохочут пушки, зенитки, слышен гул танков. Наши наступают! После боевой ночи летный состав уходил отдыхать, а механики готовили самолеты к новым полетам. Помню, как возвратилась с боевого задания Дина Никулина. Маслобак пробит, сорван второй цилиндр, в плоскостях не сосчитать пробоин. Долетела, что называется, на одном энтузиазме. Мне до этого несколько суток почти не довелось спать, но об отдыхе не могло быть и речи — надо срочно отремонтировать самолет. Только закончила работу и хотела опробовать мотор, как вдруг подбегает старший техник эскадрильи Таня Алексеева.

— Как дела? Объявлена тревога! — и, не дослушав мой доклад, говорит: Опробовать мотор нет времени. Летчицу нечего волновать, доложишь, что машина готова. — И, словно оправдываясь, добавила:

— Сами полетим с ней во второй кабине.

Тут торопливо подбежала Дина Никулина, на ходу скомандовала: «Быстро в самолет!» Взлетели. Очень я волновалась за двигатель, вдруг что-нибудь не в порядке. Таня кричит, а я за гулом мотора никак не разберу. Тогда она показала рукой вниз, и я увидела прямо под нами восемь танков. Фашисты прорвались неожиданно. Нас крепко обстреляли, но Дина Никулина не растерялась — набрала высоту, а тут небольшой лесок впереди и фашисты потеряли нас… Волнение отступило. Я прислушалась — мотор работал ровно. Вскоре мы благополучно приземлились на новой площадке.

Год фронтовой жизни сделал из наших техников и механиков опытных, знающих свое дело специалистов, способных отремонтировать израненную машину в самое короткое время. Спали они по три-четыре часа в сутки, не раздеваясь, девичьи руки загрубели, лица обветрены, но никто не жаловался на трудности, на усталость. Жили одной мыслью, одним желанием — победить врага!

В одну из боевых ночей Клава Рыжкова вернулась с боевого задания на совершенно искалеченном самолете — бензобак пробит, маслоотстойник тоже, сорван пятый цилиндр…

— Клавочка, как же ты дотянула? Мы сорок семь пробоин насчитали!

— Сама не знаю, девочки, как! «Ласточка» чудом выдержала, — ответила бледная после пережитого напряжения Клава.

Утром Галю подозвала старший техник эскадрильи Таня Алексеева:

— Доставить самолет Рыжковой в авиамастерские. Здесь его отремонтировать не удастся.

— Есть!

Несколько суток Корсун добиралась до авиамастерских. Передав машину ремонтникам, поспешила в обратную дорогу. Самолетов в сторону фронта не предвиделось. В Пашковскую, где базировался полк, Галя с приключениями добралась на попутных машинах и снова включилась в боевую жизнь полка.

В апреле 1944 года Галя была тяжело ранена. Случилось это в Карловке, небольшой деревушке недалеко от Севастополя. На нашем пути это был первый населенный пункт, уцелевший от гитлеровцев. В дни оккупации хозяевами в этом районе оставались партизаны.

Деревня, утопавшая в садах, напомнила Гале сады родной Полтавщины. Вспомнилось детство — светлое и счастливое. Ласковые мамины руки ловко и туго заплетают косы маленькой Галинки. Вспомнились отцовы песни, рассказы дяди — участника гражданской войны.

В то время, когда мы стояли в Карловке, наша авиация господствовала в воздухе и днем, и ночью. Радость наступления охватила в эти дни всех, мы утратили обычную бдительность и очень скоро были жестоко наказаны за это.

…На площадке рядом с самолетами стояли маслозаправщик и бензозаправщик, ПАРМ, когда в небе неожиданно появился «фокке-вульф». Почуяв легкую добычу, фашист застрочил из крупнокалиберного пулемета, поливая огнем машины. Один из самолетов вспыхнул.

«Смерть, остановись!» — молнией сверкнула мысль. Галя бросилась к горящему самолету. «Бензобак! Он может взорваться! Тогда и остальные самолеты…»

Корсун схватила самолет за хвостовое оперение и потащила в сторону от других машин.

— Девочки, на помощь!

Техники, работавшие у своих самолетов, подбежали к Гале.

«Фокке-вульф» вновь прошел над площадкой на малой высоте. Гале показалось — она видит бледное лицо пилота, его светлые торжествующе злые глаза. Пулеметные очереди прошили воздух совсем рядом, и что-то остро обожгло бедро…

Несмотря на боль, Галя вместе с другими девушками продолжала растаскивать самолеты по всему полю. Не успели перевязать раненых (кроме Корсун были ранены еще трое), как из облаков появились четыре фашистских самолета.

— Ложись! — закричала Вера Дмитриенко, старший техник эскадрильи.

Пулеметные очереди, свист, грохот. Девушек засыпало землей. Гитлеровцы ожидали взрывов, но кассеты с маленькими бомбочками не взорвались. Было повреждено несколько самолетов, техники сумели отремонтировать их в тот же день.

Мы издалека услышали знакомые голоса наших истребителей. В завязавшемся бою наши соколы сбили трех фашистских стервятников…

Через день мы перелетели в Изюмовку, на аэродром, который охранялся зенитными батареями. Галю с тяжелым ранением бедра отправили в госпиталь.

— Придется ампутировать ногу, — сказал хирург после тщательного осмотра раненой. — Операцию ей не выдержать, да и за удачный исход ручаться трудно.

— Доктор, я очень сильная, все вытерплю, только оставьте ногу. Как же я в полк вернусь?

— Сразу и в полк! Ну, сильна девица! Что ж, если уверяешь, что сил хватит, попытаем счастья…

Через несколько дней после сложной, трудной операции на госпиталь, где находилась Галя, совершили налет гитлеровские летчики. После взрыва бомбы Корсун получила контузию. Состояние было исключительно тяжелым. Несколько суток без сознания, на грани жизни и смерти. Врачи выходили нашу Галину. На помощь их искусству пришли и Галины жизнелюбие, стойкость. Все помыслы ее были направлены к одной цели — выздороветь и вернуться в полк. Чуть стало легче, Галя стала убеждать врачей, что она уже совсем здорова, хотя ее мучили сильные головные боли, а ночами не давала уснуть раненая нога. Добилась своего и вернулась на долечивание в родной полк.

Такое раннее «выздоровление», конечно, не сулило ничего хорошего. Состояние Гали ухудшалось с каждым днем. И тогда наш полковой врач Надя Мартынова направила Корсун в армейский дом отдыха. После курса лечения медкомиссия предложила Гале отпуск, но она отказалась и вернулась на фронт.

Вместе с полком Галина Корсун дошла до Берлина, обслужила 900 боевых вылетов. Ратный труд ее отмечен орденом Красной Звезды и многими медалями.

Галя Корсун вернулась к будням мирного труда. Вырастила сына и сумела передать ему свою любовь к небу, к авиации. Помогает растить внука. Долгом своим считает воспитание юной смены — часто бывает в ленинградских школах, переписывается с ребятами из Новосибирска, рассказывает о наших боевых подругах, тех, кто не дожил до светлого Дня Победы.

Мы видимся на традиционных встречах в Москве, переписываемся. Люблю Галины письма — всегда очень искренние, по-юношески приподнятые и чистые. Читаешь торопливые строчки и словно видишь Галю, с годами не утратившую молодой влюбленности в людей, с душой, широко распахнутой навстречу хорошему. Она верна нашей боевой юности.