41. Галка — нелегалка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

41. Галка — нелегалка

— Алле, алле, гражданочка!.. Алле, барышня… то есть, извиняюсь, мамзель, мисс!.. Ай — Минск, ай — Минск, май хом, андерстенд? (В сторону) Господи, пятый раз звоню, а она все дудит одно и то же на своем английском и не соединяет. Как бы это ей объяснить? (Кричит в трубку) Мисс, ай (бьет себя в грудь), ай — Минск, Минск, хом, хасбанд, чилдрен… (Опять в сторону) Это ведь я так впустую все пять долларов потрачу, что за карточку заплатила. Господи, как это по — английски-то? (Кричит в трубку) Мадам, мисс, ай Минск, май хом, андерстенд? (Себе) Не понимает! Хоть бы кто помог. Вот чувствую себя в Америке без языка дура — дурой. А ведь прожила почти пятьдесят лет, двоих детей вырастила, положение на работе занимала, даже в ГДР в командировку ездила, барахлишко домой привезла. И муж начальник был, по профсоюзной линии. Квартиру получили в «хрущевке», дачу построили: как говорится, пердячим паром строили, хоть и маленькая, а всё своя. Огородик при ней, тоже крохотный. Машину «Москвич» купили. И вдруг на тебе! В 92–м распускают Советский Союз, и все идет кувырком. Завод остановили, работы лишили. Детям надо доучиваться, муж запил, денег нет. Что же мне-то делать? Евреям хорошо, они все разъехались — кто в Израиль, кто в Германию, а кто сюда — в Америку. А нам, русским людям, куда податься? Которые женщины помоложе, те в Польшу и в Чехию перебрались, официантками, уборщицами заделались, а каких даже в проститутки завербовали. А мне под старость куда? Надоумили люди: поезжай, говорят, Галка, в Америку по приглашению, да там и оставайся нелегально — «нелегалкой», значит. Наймешься за детьми или стариками ухаживать. Ну и остановилась я в Бруклине у знакомых, узнала, что есть русское агентство по устройству на нелегальную работу. Они взяли плату за три первых месяца работы. Устроили меня «хомутендой» к евреям, домработницей, значит. Люди хорошие, музыкантами были, здесь оба на компьютер курсы кончили. Зарабатывают прилично, купили вот дом в Бруклине. Живу у них в чуланчике, детей чужих воспитываю, а по своим так соскучилась! Пешком бы обратно пошла, да нельзя — мои там только тем и живут, что я им каждый месяц отсылаю… (Смотрит на телефон) Дайка еще попробую. (Набирает номер) Так, так, ага, опять ее голос. (В трубку) Гражданочка, мадам, мисс, леди! Ай — Минск, Минск. Андерстенд? Не понимает!.. Надо ждать кого-нибудь, чтоб на английском объяснил.

Раз в неделю Галина звонила своим в Минск. Прямой телефонной линии нет, связь через двух операторов. Первый оператор — в Америке, а Галина английского не знает. Так случилось, что Лиля проходила мимо коттеджа, услышала надрывный женский голос и зашла узнать, чем помочь. С помощью Лили Галка быстро поговорила с дочкой и сыном и не хотела ее отпускать:

— Ой, вы мне так помогли, останьтесь, я вас чаем угощу, пока дети не пришли из лагеря.

Лиля с Алешей недавно сняли на лето коттедж в этом поселке, в ста километрах от Нью — Йорка, и жили там первые дни. Галка взахлеб рассказывала:

— Нас, нелегалок, здесь много. Все мы тут на заработках, как коровы дойные. Платили мне 250 долларов в неделю, недавно прибавили — 300 получаю. Почти все домой отсылаю через «Вестерн Юнион». Я и этому рада, о себе уже не думаю. Мне другие бабы из Минска завидуют, что в Америку сумела попасть. Пишут: не делай глупостей, не торопись обратно, никому мы не нужны, если денег не присылаем. Некоторые из нас здесь даже с серьезным образованием. Одна грузинка, Нино, из Тбилиси, кандидат технических наук. Очень культурная, а тоже нужда заставила уехать. Вот тебе и кандидат наук!

Лиле грустно было ее слушать: мать — не нужна, жена — не нужна, а деньги — нужны! Галка хоть была довольна своими хозяевами, а некоторые попадали почти в рабство. Но без денег и вида на жительство деваться им было некуда.

Так началось Лилино знакомство с новым окружением и с новым явлением — волной русских женщин — нелегалок, приехавших в Америку на заработки, чтобы содержать свои семьи. Она знала, что так делают мексиканцы, гватемальцы и другие жители из бедных стран Латинской Америки. Но видеть русских женщин, попавших в такое жалкое положение, было очень тяжело.

Галке тоже интересно было узнать про Лилю: кто она, зачем здесь?

Лиля объяснила:

— Мы с мужем живем в городе, в Манхэттене. Но здесь, неподалеку, живет наш взрослый сын с семьей. И мы решили пожить летом поближе к нему и внукам.

* * *

После ухода с работы Лиля с Алешей стали искать, где снять на летнее время дачу. Погода летом в Нью — Йорке тяжелая — с июня по октябрь стоит жара около 30 градусов и влажность больше 90 % (сказывается непосредственная близость океана). Они хотели проводить лето где-нибудь вблизи Лешкиного дома, и он нашел подходящее место в коттеджном поселке «Розмарин». Сто летних бунгало стояли в смешанном лесу, на берегу большого озера Волтон, в городке Монро, в ста километрах на север от Манхэттена. Климат там похож на подмосковный. При поселке был дневной лагерь для детей от 5 до 13 лет. Дети любили лагерь, а родители его просто обожали — он освобождал их от забот. Но оплатить пребывание там троих детей Лешке была не по силам, за все платили Лиля с Алешей.

Алеша недавно сдал в печать последний том своего романа, закончил семилетний труд. Жизнь на даче была убаюкивающе спокойной. Они расслаблялись, дышали прекрасным лесным воздухом, каждый день купались то в большом бассейне, то в озере и знакомились с соседями. Туда на лето много лет съезжались одни и те же пожилые американцы, пенсионеры среднего достатка — учителя, служащие, мелкие предприниматели, а с ними дети и внуки. Все знали друг друга и дружили. А с недавнего времени там стали селиться эмигранты из России, программисты, учителя, служащие, врачи. Они работали в Нью — Йорке и могли приезжать только по уикендам, поэтому у всех были няньки — нелегалки.

Галка рассказала про Лилю в поселке. Для нелегалов пожилые русские эмигранты, уехавшие еще в 1970–е годы и ставшие состоятельными американцами, были чудом. Скоро общительная Лиля познакомилась с ними поближе и стала переводчицей в разговорах с американцами. Познакомились они и с интеллигентной грузинкой Нино. Они с мужем, капитаном корабля, лишились работы, жить было не на что. Нино сумела уехать в Америку и осталась «на заработки», содержать семью — мужа и двух сыновей — юношей. Это была веселая и приятная женщина. Лиля говорила Алеше:

— Надо было довести Россию и другие республики до такого состояния, чтобы люди посылали своих матерей, жен, дочерей и сестер «в люди» в Америке.

В день пятидесятилетия Нино Алеша закупил продукты, и она приготовила у них на даче настоящий грузинский обед — суп — харчо и шашлыки. Всем местным «нелегалкам» выпала редкая радость — угоститься и хоть немного отдохнуть.

Пригласили и других «нелегалок», а Алеша посвятил им стихи:

Россия угнала своих матерей,

Чтоб все содержали мужей и детей —

В Америке пусть все наймутся в прислуги

И деньги им шлют за любые услуги.

И пусть там годами живут нелегально,

Хотя устают и страдают повально.

У всех этих женщин такая судьба

Терпеть и трудиться, и жить как раба.

Но все «нелегалки» достойны поэмы

И низко пред ними склоняемся все мы.

Нино плакала, читая стихотворение. Она даже перевела его на грузинский и отослала домой.

* * *

Провинция и пригороды Америки живут по своим законам, жизнь людей проходит очень изолированно. Общественного транспорта нет, всюду надо ездить на машинах. Детей у них больше, чем у горожан, по три — четыре.

В школу или в лагерь их возят на желтых школьных автобусах. Но для общения с друзьями и для любых других занятий родителям приходится их отвозить и привозить.

Лешка был счастлив, что Лиля с Алешей помогают ему, проводят время с внуками, развлекают и кормят после лагеря, возят их. Его отношения с Барбарой оставались прохладными. Она так и не стала хозяйкой в доме, не научилась готовить. Лиле было жалко детей, она любила приготовить им что-нибудь вкусненькое. Дети с удовольствием уплетали все, а уплетать они могли много — растущие организмы требовали энергии. Алеша с Лилей закупали горы продуктов и были постоянно заняты. Но это им нравилось, и они часто говорили друг другу:

— Кто будет помнить нас, когда мы уйдем из жизни? Память о нас сохранится только у наших внуков.

Возраст у Алеши с Лилей был такой, когда приходит пора думать — что станет после них? Старикам надо уметь предвидеть и решать такие вопросы. С годами привычка Алеши с Лилей все решать и делать вместе становилась все сильней.

В Америке принято составлять завещание на случай смерти, чтобы не было никаких юридических осложнений. В нем через каждые два — три слова фигурирует: «в случае смерти мужа… жены… сына»… Русские эмигранты панически боялись этих выражений и завещаний не составляли. Да и редко у кого были накопления. Зато они заранее подбирали для себя место на кладбище и покупали на нем участки земли — это их не страшило.

У Лили с Алешей не было готовых решений, но были деньги. Они наняли юриста, чтобы он составил завещание. В обширном тексте хитрым юридическим языком были оговорены все и всякие возможности их смерти. Если останется один из них, он наследует все. После смерти обоих они оставляли сыну 55 % состояния, остальное делилось поровну между внуками, но только по достижении возраста 30 лет. Иначе, получив состояние, молодые могут спустить все деньги на какие-нибудь глупые затеи.

Заодно составлялось завещание на их последнее желание в жизни: кто отвечает за другого на вопрос, надо ли продлевать жизнь в случае, если тот по возрасту или по состоянию здоровья не в состоянии решать сам.

Был еще один важный вопрос, который задал им юрист:

— Как вы хотите, чтобы вас захоронили?

Ответ у них был заготовлен заранее:

— Мы не хотим ни похорон, ни поминок, ни памятников. Каждый из нас хочет, чтобы его кремировали и прах развеяли на Гудзоне, у устья, напротив Центра торговли. Пусть река вынесет наш прах в Атлантический океан.

Юрист внимательно посмотрел на них:

— Это ваше продуманное желание?

— Да, давно и бесповоротно продуманное.

В кабинете юриста Лиля с Алешей подписали все бумаги, оформление было закончено. Они обнялись:

— Ну вот, мы уже и готовы…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.