Глава 11. Поражение «волчьей стаи»

Глава 11.

Поражение «волчьей стаи»

5 мая наша группа должна была вновь покинуть Ардженшию и выйти на соединение с тихоходным конвоем «SC-129», направлявшимся в метрополию. Уже на следующий день мы с головой ушли в знакомые и обыденные дела по приему конвоя от другого эскорта, проверке наличных судов по списку и подтягиванию отставших.

Битва за Атлантику становилась все более напряженной. Мы знали, что в течение последних двух месяцев в океане действовало наибольшее количество немецких подводных лодок. Конвои теперь уже с огромным трудом прорывали их завесы. Казалось, май должен был стать критическим месяцем. Если мы сможем сдержать натиск противника, инициатива наступления в скором времени перейдет в наши руки. Все большее число эскортных кораблей вступало в строй. В этом немалую роль сыграли поставки американских судостроительных верфей. Что касается авиации, то королевские военно-воздушные силы после долгого ожидания, наконец, выделили береговому командованию значительное количество самолетов с большим радиусом действия и таким образом повысили эффективность воздушного прикрытия в центральной части Атлантики. Скоро в достаточном количестве должны были появиться новые эскортные авианосцы. С их вступлением в строй появлялась возможность сопровождения ими каждого конвоя.

Учитывая обстановку, мы усиленно готовились к встрече с противником, которая, как мы знали, вскоре должна была произойти. Теперь уже нельзя было обойти позиции немецких подводных лодок — их стало слишком много.

Несмотря на это, первые дни конвой беспрепятственно продолжал свой путь. Я был уверен, что радист, сидевший в радиопеленгаторной рубке, своевременно предупредит нас о приближении к любой подвижной завесе немецких подводных лодок. Первое такое предупреждение мы получили только в полдень 11 мая. Немецкие подводные лодки находились где-то поблизости от нас, но по расчетам радиста, который никогда не ошибался, они еще не вступили в соприкосновение с нашим конвоем. Я всегда верил его заключениям, но на этот раз, видимо, произошла ошибка в выборе длины волны, на которой прослушивалась работа немцев. Радист пропустил наиболее важное первое донесение о том, что немецкая подводная лодка обнаружила нас. Это подтверждалось тем, что, хотя поиск, проведенный до видимого горизонта «Уайтхолл» и «Кли-мейтис», не дал результатов, в 18.00 два судна из состава конвоя — «Антигон» и «Грейдо» — были торпедированы и быстро затонули. Пока я приводил в исполнение план поиска, специально составленный на случай возникновения подобной чрезвычайной обстановки, спасательное судно «Мельроуз Эбби» подбирало уцелевших моряков. К счастью, недоставало всего двух человек с одного из этих судов. Они пропали без вести.

Эта спасательные суда, как правило, входившие в состав каждого конвоя на данном этапе битвы за Атлантику, представляли собой небольшие пароходы, специально оборудованные для спасения команд торпедированных судов. Их работа была связана с большим риском: в течение долгого времени им приходилось стоять без хода. В такие моменты спасательные суда являлись превосходной мишенью для находившихся поблизости немецких подводных лодок. Мне хорошо знакомо это тягостное ощущение беззащитности, которое испытываешь в подобной обстановке. Мы всегда восхищались мужеством экипажей спасательных судов.

Эти суда освободили командиров эскортных групп от необходимости принимать иногда мучительные решения, связанные с запрещением спасения людей с потопленных судов сразу же после атаки. Если же имелись спасательные суда, корабли эскорта могли, не отвлекаясь, заниматься решением своей главной задачи по предотвращению новых атак противника.

Потопление двух судов из состава конвоя привело меня в ярость. Впервые за девять месяцев, в течение которых я командовал группой «Б-2», были потоплены суда конвоя, эскортируемого нами. К тому же немецкая лодка прорвала нашу оборону в дневное время. Тщательный поиск лодки оказался безуспешным, и теперь мне ничего не оставалось делать, как с нетерпением ждать новой атаки, которая должна была последовать с наступлением ночи.

К этому времени из радиопеленгатор ной рубки стали непрерывно поступать доклады с пеленгами на лодку, находившуюся где-то поблизости. Но большая часть пеленгов шла за корму, и я решил держать свои силы сосредоточенными, пока не появится возможность выйти в атаку, не уходя слишком далеко назад и не ослабляя чрезмерно охранения конвоя. Перед наступлением темного времени «Хесперус» занял место в охранении за кормой конвоя. Мне казалось, что первая атака должна быть произведена с кормовых курсовых углов, если только ее не отложат до следующего дня, когда лодки смогут сосредоточиться для атаки с носовых курсовых углов конвоя С наступлением темноты я поднялся на мостик, и пока старший помощник управлял маневрами корабля, находившегося позади конвоя, мы обсуждали перспективы развития событий наступающей ночи. «Это наиболее вероятный сектор атаки сегодня ночью, — сказал я. — Предупредите радиометристов, чтобы они особенно внимательно наблюдали в кормовых курсовых углах конвоя». Оказалось, что радиометристы уже были тщательно проинструктированы.

Напряженное чувство ожидания охватило весь экипаж корабля. Сигнальщики, сменяя друг друга, коротко, шепотом, без обычных шуток передавали обязанности Все мы знали, что где-то там, в темноте, нас подстерегает враг, который подкрадывается все ближе и ближе, чтобы нанести удар. Мы только не знали направления, с которого он приближался.

Вскоре в штурманскую рубку пришли Ридли и Стенли, Они знали, что скоро должна быть объявлена тревога, но не могли вынести ожидания ее в каютах «Предупреждены ли старшие специалисты, что ночью почти наверняка будет объявлена боевая тревога?» — спросил я Ридли. — «Да, все организовано. Мы не хотим будить команду до последней минуты. Они и так мало отдыхали», — ответил он. Старший гидроакустик, готовый принять вахту с объявлением тревоги, стоял рядом с нами. Внизу командир минно-артиллерийской боевой части вместе со старшиной торпедистов бродил взад и вперед по юту, проверяя готовность противолодочного вооружения. В укрытии над люком машинного отделения сидели наш «шеф» Эндерсон и главный старшина машинистов. При первом же звуке колоколов громкого боя они готовы были броситься вниз. Никто не мог спать в эту ночь.

Наверху, на мостике, по рукам пошли кружки с приятным дымящимся какао. Первая вахта почти отстояла свое время, когда из радиолокационной рубки поступил давно ожидаемый доклад: «Слабый контакт, установлен только что Пеленг 230, дистанция 5 миль». Оставив Стенли организовывать работу расчета планшетистов, Ридли и я бросились на компасную площадку. Когда по всему кораблю загремели колокола громкого боя, я развернул корабль в направлении на контакт и поставил ручки машинного телеграфа на «полный вперед». Мы напряженно всматривались в темноту, стараясь уловить первый признак появления противника. Совершенно неожиданно сквозь линзы бинокля я разглядел белую полоску кильватерной струи немецкой подводной лодки. Изменив курс на несколько градусов влево, чтобы выйти на пересечку, я надеялся подойти к лодке прежде, чем она уйдет на большую глубину.

Вскоре мы увидели белые фонтаны водяных брызг. Это погружалась подводная лодка, открыв клапаны вентиляции и заполняя балластные цистерны. Подойдя к месту погружения, мы увидели только след лодки в виде фосфоресцирующей воронки.

«Сбрасывай первую серию прямо на нее! — закричал я. — Установить взрыватели на малую глубину». «Первая, огонь! Вторая, огонь! Третья, огонь!» послышались знакомые команды, отдаваемые Ридли по боевой трансляции. Подгонять его не требовалось: первая серия бомб была сброшена точно по времени, При взрыве глубинных бомб над водой поднялись высокие всплески сверкающей, фосфоресцирующей воды, на мгновение застывшие подобно столбам света.

Мы не могли промахнуться, и я не сомневался, что подводная лодка должна была получить по крайней мере сильную встряску. Теперь требовалось не дать ей передышки для исправления повреждений. Уменьшив ход, чтобы дать возможность работать гидролокатору, мы быстро установили контакт. Как мы и предполагали, подводная лодка ушла на большую глубину и поэтому уже не была подходящей целью для бомбомета «Хеджехог».

Переставив установку взрывателей глубинных бомб на большую глубину, мы вышли в атаку и сбросили еще одну серию. Затем повторили атаку, сбросив дополнительно однотонную глубинную бомбу.

Командир подводной лодки «U-223» с ужасом увидел силуэт эскадренного миноносца, выскочившего из-за дождевого заряда и несущегося прямо на него. Загнутые буруны у форштевня — признак большого хода — не оставляли сомнений в том, что подводная лодка обнаружена и эскадренный миноносец идет на таран.

С криком «Срочное погружение, полный вперед!» командир и сигнальщики нырнули в рубочный люк. Когда крышка его захлопнулась, подводная лодка стремительно пошла на глубину — в этом было их спасение. Но едва вода сомкнулась над ними, как первая серия глубинных бомб взволновала воду в месте погружения подводной лодки. Все отсеки тотчас же погрузились в темноту. Когда толчки колоссальной силы начали встряхивать лодку, людей швырнуло на палубу. Потерявшая управление лодка погружалась все глубже и глубже.

Однако в этот момент дали себя знать продолжительные, терпеливо проводившиеся учения, которые предусматривали отработку действий личного состава в подобной обстановке. Вскоре включили аварийное освещение. В лодке появился мерцающий свет. Матросы, пошатываясь, заняли боевые посты управления, и на глубине 180 метров погружение было остановлено. Теперь лодка должна была идти самым малым ходом и соблюдать мертвую тишину, если экипаж хотел спастись. В это время можно было услышать импульсы, посылаемые гидролокатором эскадренного миноносца. Неизменяющаяся сила их звука говорила о том, что корабль установил с лодкой уверенный контакт. Затем, когда миноносец начал выходить в атаку, послышался быстро нарастающий шум его винтов, который превратился в грохот в момент прохождения корабля над лодкой. По мере погружения глубинных бомб напряжение команды в ожидании неминуемой гибели возрастало. Вскоре раздались сильные взрывы. Подводная лодка задрожала, ее корпус загрохотал под смертельными ударами. Теперь отказало даже аварийное освещение. Через некоторое время поступил доклад о том, что вода заливает носовые отсеки и что оттуда тянет едким запахом горящей проводки, вспыхнувшей от короткого замыкания. В обстановке, когда работал один главный электромотор и когда вышли из строя почти все механизмы, команда начала борьбу за то, чтобы остановить вновь начавшееся погружение лодки, которая уже достигла глубины 210 метров. Пока шла эта борьба за жизнь, эскадренный миноносец вновь промчался над лодкой с грохотом железнодорожного экспресса, и новая серия взрывов создала в лодке полнейший хаос. Еще одна такая атака, и наверняка наступит конец. Командиру лодки ничего не оставалось делать, как продуть балласт и попытаться отбиться в надводном положении.

На юте «Хесперус» после каждой атаки бомбометные расчеты работали не покладая рук, чтобы успеть перезарядить бомбометы и лотки. В Гладстон-Докс на тренажере все укладывались в 15-секундный норматив. Хотя тренажер был установлен на качающейся платформе, имитировавшей в какой-то степени качку корабля, в жизни все получалось не так просто и быстро. Когда корабль кренится и зарывается в волну, 350-килограммовые глубинные бомбы превращаются в какие-то дикие живые существа. Стремительно раскачиваясь на талях при подаче их к бомбомету, они могли раздавить неосторожного заряжающего или причинить ему увечье. При положенном на борт руле волны заливают палубу и бомбометные расчеты действуют, стоя по пояс в ледяной воде.

Я не уверен, что эти люди перекрыли свой 15-секундный рекорд, но под руководством командира минно-артиллерийской боевой части они, как правило, никогда не запаздывали с подготовкой полной серии бомб. В то же время кранцы первых выстрелов всегда были полны запасных бомб, поднятых из бомбового погреба. Матросы расчета глубинного бомбометания редко останавливались, чтобы передохнуть или посмотреть, как идет бой.

Когда «Хесперус» вновь вышел в атаку, акустик доложил, что слышит продувание цистерн. Вскоре прямо по носу мы увидели немецкую лодку, которая всплыла и стояла без хода. Она была слишком близко, чтобы можно было навести на нее 120-мм пушки, поэтому 20-мм эрликоны быстро открыли огонь, и несколько матросов немецкой лодки, видимо пытавшихся подойти к орудию, было сметено их огнем в море. «Хесперус» прошел совсем близко от борта лодки, и когда она оказалась у нас на траверзе, мы произвели бомбометание глубинными бомбами, установленными на взрыв на минимальной глубине 15 метров. Я снова развернул корабль и пошел к подводной лодке с целью повторить маневр. Однако оказалось, что нам попался довольно крепкий орешек, так как подводной лодке удалось завести машины и дать ход.

Пользуясь светом сигнальных прожекторов, направленные на лодку 120-мм орудия открыли огонь и добились нескольких попаданий.

Несмотря на безвыходность положения, немцы не собирались сдаваться. Градом сыпавшиеся на них снаряды убили и ранили нескольких человек, а остальных заставили скрыться в рубочном люке. Когда командир лодки увидел, что «Хесперус» вновь подходит к ней, он приказал выпустить по кораблю торпеду из кормового аппарата. Но торпеда прошла мимо «Хесперус», так как он представлял собой довольно узкую цель. Затем командир сделал еще четыре выстрела, но в момент стрельбы «Хесперус» был обращен к лодке носом или кормой, и попасть в него было почти невозможно. В отчаянии командир подводной лодки пытался таранить своего преследователя, но его лодка была в таком состоянии, что уже не поддавалась управлению.

Лодка снова застыла без движения, но все еще не обнаруживала признаков поражения и по-прежнему казалась опасной. «Что же мне теперь делать?» подумал я про себя. — «Хесперус» должен оставаться на ходу, чтобы держать лодку на носовых курсовых углах, или же мы окажемся хорошей мишенью для торпеды». Я оказался прав. Хотя мы и не знали об этом, лодка действительно намеревалась отбиться, но мы были слишком трудной для нее целью, так как подставляли ей наименьшую площадь борта.

Тем временем единственная пушка на «Хесперус», которую можно было навести, по-прежнему вела огонь по освещенной прожекторами цели и добилась еще нескольких попаданий. Однако по мере нашего постепенного продвижения к лодке угол снижения и этой пушки вскоре оказался недостаточным.

У меня появилась мысль таранить лодку и таким образом быстро потопить ее, но я вспомнил состояние «Хесперус» после его тарана: поврежденный киль, затопленные носовые отсеки, помятый обтекатель и вышедший из строя гидролокатор. Имея в виду, что конвой все еще находится под угрозой атаки и что нам предстоит длинный переход, я не мог позволить себе этого. Кроме того, после трагической гибели «Харвестер» Гарри Тейта мы имели официальное указание воздерживаться от тарана.

«Билл, — обратился я к Ридли, стоявшему рядом со мной, — как вы думаете, не можем ли мы подмять лодку под себя, слегка таранив ее на малом ходу и не повредив своего корабля?» «Попробуйте, сэр», — был его ответ. «У нас подходит к концу запас глубинных бомб, а они нам еще понадобятся, пока мы доведем этот конвой. Мне бы не хотелось тратить их на этого ублюдка».

И я попробовал. Сделав слабый толчок, «Хесперус» уперся форштевнем в борт лодки. Машины работали на малых оборотах вперед. Подводная лодка, накренившись, легла на борт. Некоторое время она оставалась в этом положении, а затем, когда носовая часть «Хесперус» соскользнула с ее корпуса вбок, медленно выпрямилась. Но теперь она сидела в воде значительно ниже, и я чувствовал, что конец ее близок. Однако, когда мы снова отходили, чтобы дать нашим пушкам еще одну возможность поразить ее, в нас едва не попала торпеда, оставившая на воде фосфоресцирующий след. Эта лодка поистине была опасным противником.

Но когда мы разворачивались, чтобы снова выйти в атаку, можно было видеть, как команда немецкой подводной лодки вышла на палубу, а один или два человека прыгнули за борт. «С ней покончено», — подумал я. Тем временем конвой, видимо, ушел миль на тридцать вперед, и «Хесперус» должен был как можно скорее присоединиться к нему.

Мы не имели времени добить лодку и подобрать уцелевших, так как это значительно задержало бы нас. Повернув «Хесперус» на курс сближения с конвоем, я оставил тонущую лодку на произвол судьбы.

В это время командир «U-223», убедившись, что лодка больше не может вести бой, и думая, что она скоро должна затонуть, приказал команде подняться на палубу, но в воду пока не прыгать. Один раненый сорвался за борт и утонул. Другой, неправильно поняв приказание, прыгнул в воду. Артиллерийский огонь внезапно прекратился, и, к изумлению командира лодки, эскадренный миноносец отошел и быстро скрылся в темноте. Постепенно до его сознания дошло, что не все еще потеряно. Команду тотчас же возвратили на боевые посты. Пытаясь дать лодке ход, матросы начали напряженно работать, Так как трюмы были полны битого стекла и обломков, откачка воды оказалась трудной задачей.

В течение двенадцати часов люди работали, не имея ни минуты отдыха, и к четырем часам следующего дня им удалось дать подводной лодке ход и «заковылять» в Сен-Назер, в который они прибыли через двенадцать суток. Все эти события свидетельствовали о высоком уровне технической подготовки противника, и если бы эта история не была достоверной, в нее трудно было бы поверить.

Еще более удивительна судьба немецкого матроса, который прыгнул за борт. В течение нескольких часов он плавал в спасательном жилете в бушующем море. Он уже потерял надежду на спасение, когда, к его величайшему изумлению, другая подводная лодка — «U-359» — всплыла в пятидесяти метрах от него. Матросу удалось привлечь ее внимание. Его подобрали, и в конце концов он попал на свой корабль к удивлению товарищей по службе.

Догоняя конвой, я имел время обдумать создавшуюся обстановку. Изучение данных радиопеленгатора показало, что более десятка немецких подводных лодок преследует конвой, пытаясь, по-видимому, выйти вперед по курсу конвоя, где они могли бы ожидать его подхода. Я знал, что до тех пор, пока лодки не займут такой позиции, они не станут атаковать нас в дневное время, а так как рассвет только приближался, мы решили воспользоваться этой короткой передышкой.

Светало, и мы, наблюдая за изменением радиопеленгов на лодки, видели, что они постепенно обгоняют нас. Лодки вели интенсивные радиопереговоры. В направлении одной из них, находившейся справа от нас, был выслан «Уайтхолл», но его поиски оказались безуспешными. Затем в 11.30 был перехвачен сигнал подводной лодки, которая находилась где-то поблизости, примерно в десяти милях впереди нас. Я ждал этого и теперь, быстро развернув «Хесперус», лег на курс по пеленгу на сигнал и дал полный ход. Пройдя девять миль, я уменьшил ход, чтобы создать условия для работы гидролокатора. Почти в то же время из рубки акустиков послышался крик «Контакт!».

Прежде чем гидроакустики классифицировали полученное эхо, я, просматривая поверхность моря впереди по курсу, пришел в изумление, когда увидел головку перископа, который двигался на пересечку нашего курса. Приказав поставить взрыватели глубинных бомб на малую глубину, я дал полный ход, чтобы перехватить подводную лодку. Как только мы рванулись вперед, перископ погрузился, но я успел рассчитать время сбрасывания глубинных бомб и, когда они одна за другой посыпались в воду, почувствовал уверенность, что лодка должна быть по меньшей мере сильно повреждена.

Развернувшись для продолжения атаки, мы восстановили гидроакустический контакт и вновь вышли в атаку на цель, которая уже ушла на большую глубину. Шум утечки сжатого воздуха и другие звуки, говорившие об отчаянном положении подводной лодки, звучали в ушах старшины гидроакустиков, несшего вахту на асдике. Чтобы убедиться в успехе атаки, мы сделали еще один заход и, ведя поиск с целью восстановления контакта, вдруг почувствовали удар по нашему корпусу от подводного взрыва, которым обычно сопровождается разрушение прочного корпуса подводной лодки на большой глубине.

Некоторое время «Хесперус» циркулировал вблизи этого места, а когда он снова прошел над ним, я с удовлетворением увидел растекающееся по воде нефтяное пятно, в котором плавали обломки и расщепленные деревянные поделки, очевидно, из внутренних помещений лодки. Подобрав несколько образцов для доказательства потопления лодки, мы возвратились на свое место в охранении конвоя. Так кончилось существование «U-186».

Тем временем от остальных кораблей группы поступали донесения, показывавшие, что конвой по существу окружен подводными лодками, которые удалось обнаружить во время их захода в голову конвоя. В 15.00 «Уайтхолл» и «Хедер», выйдя на поиск по радиопеленгу на противника, обнаружили две лодки, вынудили их погрузиться и затем атаковали. В дальнейшем контакт с ними был потерян, и корабли возвратились к конвою. Часом позже подводную лодку обнаружил «Суитбрайэр». Погнавшись за ней, он увидел еще одну. К сожалению, немецкие лодки в надводном положении могли развивать больший ход, чем корветы типа «Флауэр», поэтому «Суитбрайэр» после непродолжительной погони отказался от преследования и возвратился на свое место в охранении. В это время «Климейтис», находившийся с другой стороны конвоя, также заметил две немецкие подводные лодки, но и его поиск не имел успеха.

Все это приводило нас в бешенство. Находиться так близко от подводных лодок противника и не иметь возможности что-либо сделать! Подобная обстановка создавалась также из-за того, что на «Хесперус» запас глубинных бомб приходил к концу, и мы не могли позволить себе расходовать их, если, конечно, лодка не будет угрожать нам. Запас можно было пополнить с танкера, шедшего с конвоем, но крупная атлантическая зыбь создавала бортовую качку, которая делала невозможным подход к борту танкера для приемки бомб.

К вечеру стало ясно, что лодки находятся впереди по курсу конвоя и что если мы не предпримем необходимых мер, чтобы удержать их на глубине и дать конвою пройти вперед, массированная атака в эту ночь станет неизбежной. В 18.30 «Уайтхолл» был выслан на поиск справа по курсу конвоя, а «Хесперус» вел поиск слева. Вскоре «Уайтхолл» донес, что он обнаружил не менее трех немецких лодок в надводном положении. «Хесперус» быстро пошел ему на помощь, так как только эти два корабля на всего состава эскорта имели скорость хода, позволявшую сблизиться с лодками и принудить их погрузиться. В скором времени обнаруженные «Уайтхолл» лодки появились на горизонте, и мы начали преследование.

Я думаю, что ничего не было бы противоестественного, если бы к этому времени при таком сосредоточении подводных лодок, угрожавших конвою, мы впали в отчаяние.

Однако, как я вспоминаю, на кораблях в это время ощущался боевой задор. Мы чувствовали, что сможем справиться с противостоящей нам группой лодок. Пока мы полным ходом шли на присоединение к «Уайтхолл», я попытался составить план действий, который позволил бы нам справиться с противником. Обнаруженные нами лодки в надводном положении давали 17-узловой ход, в связи с чем погоня за ними, если только они не погрузятся, могла затянуться. «Хесперус» и «Уайтхолл» имели только простейшие приборы управления артиллерийским огнем, так как большая часть их была снята, чтобы освободить место для радиолокаторов и радиоаппаратуры, а также для противолодочною вооружения. Несмотря на это, огонь из носовых орудий — только их можно было использовать в данной обстановке — корабли открыли на предельной дистанции. Но мы почти не имели надежды добиться попаданий в эти небольшие цели. Сначала на-водчики фактически даже не видели подводных лодок. Лишь путем изменения курса корабля можно было навести пушки в нужном направлении. Ведя огонь одиночными выстрелами, очень трудно было определить места падения снарядов относительно цели. Фактически лодки находились в безопасности. К счастью, командиры лодок не понимали этого, и так как мы все же медленно сближались с лодками, артиллерийский огонь становился все точнее и в конце концов загнал их под воду.

Несомненно, именно это предотвратило атаки лодок, так как их подводная скорость была небольшой. Эскадренные миноносцы продолжали преследовать их, и надо было ожидать, что лодки пойдут самым малым ходом, чтобы избежать обнаружения себя по шуму винтов. Кроме того, теперь подводные лодки были слепы, и если их удастся задержать на глубине, конвой наверняка сможет уйти.

До наступления темноты еще оставалось некоторое время. Темнота затруднила бы проведение такой массой судов маневра, связанного с резкой переменой курса конвоя. Однако этот маневр не только позволил бы оставить немецкие подводные лодки в неведении относительно нового направления конвоя, но и поставил бы их снова в невыгодное положение, связанное с необходимостью продолжительное время сближаться с конвоем на нужную для атаки дистанцию.

Тем временем «Хесперус» и «Уайтхолл» тщательно исследовал» предполагаемое место погружения ближайшей из обнаруженных подводных лодок в надежде, что прежде, чем подойдет время возвратиться к конвою до наступления темноты, когда каждый корабль эскорта будет особенно необходим в завесе охранения, подвернется случай атаковать ее глубинными бомбами.

В результате поиска «Хесперус» и «Уайтхолл» установили контакт и затем атаковали лодку. Однако гидрологические условия были неважные, и я не уверен, что нам удалось причинить лодке серьезные повреждения.

Нас связывал недостаток времени. По всей вероятности, еще девять немецких подводных лодок сближалось с нами, чтобы с наступлением темноты атаковать конвой. В подобных условиях мы не могли продолжать преследование обнаруженных нами трех подводных лодок. Приходилось также учитывать, что в это время года ночи в здешних местах короткие, и было маловероятно, чтобы эти лодки успели догнать и атаковать конвой до рассвета. Поэтому я отменил атаку.

Возвратившись к конвою, «Хесперус» занял свое излюбленное место позади конвоя. Я знал, что противник обычно атакует конвой с кормовых курсовых углов и что именно отсюда лучше всего наблюдать за конвоем. В случае необходимости всегда можно принять соответствующие меры предосторожности.

Почти в течение тридцати шести часов личный состав кораблей эскорта находился в состоянии сильного нервного напряжения. В предыдущую ночь также никто не спал. В то же время радостно было видеть, с каким нетерпением все ждали новой схватки с противником.

Все говорило о том, что готовится сильная атака. Поэтому я был удивлен, когда проходил час за часом, а конвой, еле двигаясь, продолжал свой путь, никем не тревожимый. Ведь мы рассчитывали, что атака произойдет этой ночью.

Внезапно спокойствие было нарушено донесением «Уайтхолл» об установлении радиолокационного контакта с неизвестной целью и выходе ею из охранения для выяснения обстановки. На экране радиолокатора было видно, как светящаяся точка, которой являлся «Уайтхолл», сдвинулась с места, а сработавшиеся корабли группы произвели необходимый маневр, чтобы прикрыть в ордере охранения разрыв, образовавшийся в результате выхода «Уайтхолл». Вскоре Билл с «Уайтхолл» доложил: «Контакт потерян». По-видимому, немецкая подводная лодка погрузилась. «Веду гидроакустический поиск», — донес он несколько позже. Однако в тот момент, когда я отдавал приказание «Климейтис» идти на поддержку «Уайтхолл», поступило донесение от «Хедер» об установлении им радиолокационного контакта. В этих условиях я не мог позволить одновременно нескольким кораблям из нашего немногочисленного эскорта выйти из завесы охранения. Я отменил приказание и предоставил «Уайтхолл» и «Хедер» возможность действовать самостоятельно.

В ожидании новых донесений от них время тянулось очень медленно. Но ни одному из этих кораблей так и не удалось установить надежного контакта, поэтому, как только конвой прошел опасную зону, кораблям было приказано занять место в охранении конвоя.

Обстановка вновь накалилась. Теперь уже наш радиометрист установил контакт с целью, находившейся позади конвоя. События повторились. Когда мы развернулись для выхода в атаку, подводная лодка погрузилась, и гидроакустик доложил об установлении контакта.

Наша первая атака сразу же загнала лодку на большую глубину, и мы оказались в довольно странном положении, так как оставшиеся у нас глубинные бомбы были легкого типа и не взрывались на глубинах, на которых могла идти преследуемая лодка. Дело в том, что когда выявили способность немецких лодок погружаться на большую глубину, создали тяжелую глубинную бомбу, устанавливавшуюся на глубину взрыва до 240 метров. Но после многочисленных атак, в которых мы участвовали по выходе из порта, на «Хесперус» оставалось всего 14 глубинных бомб, причем тяжелых не было ни одной.

Таким образом, пока немецкая подводная лодка оставалась на большой глубине, она находилась в безопасности. Единственное, что можно было сделать это вызвать на помощь корвет из состава эскорта. Но мне не хотелось оголять конвой, так как в любой момент можно было ожидать атаки лодок. Однако «Климейтис» все же было приказано присоединиться к «Хесперус». В последующие три четверти часа «Хесперус» несколько раз проходил над лодкой, но не мог атаковать ее.

По-видимому, в этот момент экипаж лодки, двигавшейся на глубине около 200 метров самым малым ходом, переживал неприятные минуты. Немецкие подводники не имели оснований надеяться, что атакующий их корабль потерял с ними контакт, так как посылки нашего гидролокатора в направлении местонахождения подводной лодки наверняка прослушивались на ней. Слышали немецкие подводники и шум винтов «Хесперус», то усиливавшийся до грохота, когда корабль проходил над лодкой, то затихавший, когда он удалялся от нее. Все это время команда со страхом ждала взрыва глубинных бомб.

Если бы мы были свободны в своих действиях, мы могли бы продолжать находиться над лодкой и удерживать ее под водой до тех пор, пока она не всплывет на поверхность для вентиляции и зарядки аккумуляторной батареи. Но при создавшихся условиях, когда лодки противника окружали конвой со всех сторон, мы не могли долго оставаться вдали от него.

Наконец подошел «Климейтис», который направлялся к нам своим максимальным 15-узловым ходом. Мы передали ему пеленги и дистанцию до лодки и навели его. «Климейтис» быстро установил надежный контакт, и я спокойно оставил его одного. На пути к конвою мы услышали взрывы глубинных бомб, которые сбрасывал «Климейтис».

Я очень сожалею теперь, что не мог тогда остаться и помочь «Климейтис» удержать контакт, который он потерял после первых двух атак. В результате «Климейтис» не мог даже представить доказательств, подтверждавших потопление подводной лодки.

В дальнейшем конвой не подвергался атакам противника, и «Хесперус» вполне мог остаться с «Климейтис», чтобы убедиться в гибели лодки. Но это был риск. Потопление немецких подводных лодок приносило нам огромное удовлетворение, но мы не имели права нарушать инструкцию, гласившую, что «своевременное и безопасное прибытие конвоя является главной целью сил охранения».

Остаток ночи прошел быстро, и раннее утро застало наш тихоходный конвой безмятежно плетущимся дальше. После бросков в разные стороны и неоднократных обнаружений подводных лодок, ожидавших удобного случай атаковать нас, мы, казалось, очутились в обстановке, представлявшей полную противоположность вчерашней.

Смелые действия и своевременное уничтожение одной из подводных лодок удержали «стаю» от совместной атаки. Какой огромный контраст по сравнению с первыми днями битвы за Атлантику! Ведь тогда небольшая группа лодок опустошала наши конвои. Радиолокатор и коротковолновый радиопеленгатор в корне изменили обстановку вокруг конвоев. В то же время постоянная боязнь обнаружения патрульными самолетами и самолетами охранения конвоев сильно действовала на моральное состояние команд лодок. Впервые большая часть лодок, входивших в «волчью стаю» и имевших конвой на видимости, отошла, не сделав попытки атаковать его.

Когда позже нам стало известно, что в мае немцы потеряли не менее 45 подводных лодок, и когда эти потери были сопоставлены с низким моральным духом немецких подводников, мы все больше начали убеждаться, что битва за Атлантику выиграна. И в действительности так это и было. Хотя большое число немецких подводных лодок находилось в море до конца войны, жизненно важные трансатлантические пути снабжения не подвергались серьезной угрозе.

Итак, наш конвой спокойно продолжал свой путь. Атлантика успокоилась, и «Хесперус» смог — к сожалению, слишком поздно — пополнить свой запас глубинных бомб, а «Уайтхолл» получил возможность принять нефть.

Вскоре в наш район прибыли патрульные самолеты, и я, наконец, смог отдохнуть. Когда самолеты «Суорд-фиш» патрулировали вокруг нас, я мог отдыхать со спокойной совестью. Единственной отрицательной стороной улучшения погоды была исключительно хорошая видимость. Теперь подводные лодки не могли быть застигнуты с воздуха врасплох. Они имели возможность безопасно уйти на глубину, прежде чем самолеты нападут на них. В других условиях потерпевшая поражение «волчья стая», которая все еще пыталась, правда без прежнего подъема, «укусить нас за пятки», могла бы понести еще большие потерю

К 16 мая конвой благополучно прошел опасный район. Потеря двух судов все еще терзала нас, но мы чувствовали, что отомстили за них.