Глава 7. Раскрытие карт задерживается

Глава 7.

Раскрытие карт задерживается

Летом и осенью 1942 года наша хорошо подготовленная эскортная группа почти не имела оснований опасаться «морских волков», несмотря на то, что противник незамедлительно использовал в своих интересах любую слабость или неумелые действия эскорта конвоя. Некоторые конвои были сильно потрепаны и потеряли десятки судов, и в каждом таком случае по тем или иным причинам эскорт либо был слаб вследствие малочисленности, либо не имел опыта и достаточной подготовки.

Большая часть кораблей эскорта этого типа входила в состав канадского военно-морского флота, и те неудачи, которые обрушивались на конвои, эскортировавшиеся в этот период канадцами, еще раз говорят о необходимости иметь отлично подготовленные эскортные корабли при решении задачи обороны конвоев. Искусства и опытности, которые отличали небольшой довоенный канадский военно-морской флот, было уже недостаточно. Многие корабли, укомплектованные канадцами, даже не имели времени соответствующим образом подготовить команды, прежде чем бросить их в бой. Последствия такой практики оказались гибельными.

Канадцы вступили в войну со всем своим пылом и энтузиазмом. Их военно-морской флот к началу войны насчитывал всего лишь шесть эскадренных миноносцев и 2000 человек личного состава. Но канадцы рассчитывали сыграть видную роль в войне, и поэтому их военно-морской флот развивался быстрыми темпами. Они строили корветы и укомплектовывали своими командами некоторые устаревшие эскадренные миноносцы, полученные из резерва американского военно-морского флота в 1941 году. К концу войны канадский военно-морской флот имел в своем составе около 400 кораблей и около 90 000 человек личного состава. Однако такой стремительный рост флота неминуемо привел к тому, что офицеры и матросы выходили в море, имея лишь элементарную подготовку.

В течение 1941 года в водах Атлантического океана вдоль восточного побережья Канады и в портах Ньюфаундленда можно было видеть самые разнообразные военные корабли, укомплектованные в основном «сухопутными моряками», родина которых, вероятно, находилась в тысяче миль от ближайшего моря. Их дисциплина приводила наблюдателя в изумление. Материальная часть содержалась плохо, не была проведена и подготовка к ее использованию. Эти корабли лишь создавали иллюзию безопасности конвоя. При таком положении трудно было решить, что лучше — отправлять суда без подобного охранения или все-таки с ним. Усилия канадцев создать военно-морской флот и таким образом помочь Англии и США оказались довольно энергичными, но они принесли бы больше пользы, если бы имели целью не увеличение количества, а повышение качества кораблей и их экипажей.

Я вспоминаю, как в период службы на «Уокер» мне пришлось совершить переход из Галифакса с одним из канадских кораблей. Предполагалось, что он подготовлен для участия в боевых действиях, но в первый же день плавания все виды связи на нем вышли из строя, а когда испортилась батарейка переносного сигнального фонаря — последнего звена, обеспечивавшего связь, и на корабле не оказалось запасных батареек, я даже лишился возможности сказать командиру этого корабля, что я о нем думаю, что, впрочем, возможно, было неплохо.

Внешний вид этих «боевых кораблей» был крайне неряшлив. Все рекорды в этом отношении побил корвет, присланный в Ардженшию из Сент-Джонса для доподготовки, хотя такая доподготовка не входила в мои обязанности. На надстройке этого корабля стояла надпись «Мы хотим уволиться на берег». Поэтому я не особенно удивился, когда капитан-лейтенант Кидстон — офицер по противолодочной борьбе — после визита на этот корабль вошел ко мне в штаб с выражением ужаса на лице. Он страшно поразился, когда узнал, что подвесные койки команды оставались постоянно подвешенными в жилых помещениях «на случай, если матросы захотят отдохнуть в течение дня», как пояснил командир. Большинство главных старшин было уволено на берег, хотя предполагалось, что корабль находится в состоянии боевой готовности. При осмотре глубинных бомб, находившихся на корабле, выяснилось, что их взрыватели заржавели.

На первых порах необходимо было привести это оружие в «безопасное положение». Затем пришлось направить корабль в море с Кидстоном на борту, чтобы команда смогла приобрести хотя бы некоторые элементарные навыки. Учеба началась с объявления боевой тревоги, по которой личный состав, как известно, должен занять свои боевые посты. Однако этот сигнал был воспринят как приказание оставить корабль. Учение закончилось тем, что кто-то нечаянно сбросил одну из подозрительных глубинных бомб. Она оправдала наши подозрения, так как при ударе о воду взорвалась около кормового среза.

Вскоре в результате принятых мер подготовка корабля улучшилась до неузнаваемости.

Вполне естественно, что руководители канадского военно-морского флота стремились к тому, чтобы его корабли по возможности действовали в канадских соединениях. Но с точки зрения успешного ведения войны на море это было неудачное решение. Уровень подготовки канадских эскортных групп до последних дней войны был так низок, что допустить самостоятельную встречу их с немецкими подводными лодками не представлялось возможным. Канадские корабли имели плохую связь, а их радиолокаторы были менее эффективны по сравнению с установленными на британских эскортных кораблях. Кроме того, они не имели и тех прекрасных условий для подготовки, которые были у английских кораблей. Однажды я принял конвой от канадской эскортной группы в условиях густого тумана, который не рассеивался в течение двух дней. Экран радиолокатора «Хесперус» все это Время показывал следовавшее за нами судно, которое все считали отставшим торговым судном. Но когда туман в конце концов рассеялся, оказалось, что это был один из кораблей канадской эскортной группы, который не только не получил каких-либо переданных сигналами приказаний своего начальника оставить конвой, но даже не заметил прибытия моей группы и отбытия своих кораблей.

Такой корабль вряд ли мог представлять собой угрозу для противника в ночной атаке. Имея подобные корабли, было бы глупо брать на себя ответственность за оборону ценных конвоев. Канадцам следовало бы отправить свои корабли плавать с опытными эскортными группами, пока они не приобрели бы некоторый опыт. Перечень потерь говорит сам за себя: сентябрь 1942 года — 9 судов, торпедированных в конвоях, которые эскортировали канадцы; октябрь 1942 года — 7 судов из конвоя, охранявшегося смешанным американо-канадским эскортом; ноябрь 1942 года — 13 судов, эскорт канадский; декабрь — 13 судов из состава конвоя, шедшего под канадским эскортом. В феврале и марте 1943 года конвои, эскортируемые канадцами, продолжали нести тяжелые потери, несмотря на то, что в это же самое время немецкие подводные лодки получали в Атлантике ощутимые удары, которые привели их к решительному поражению на путях движения конвоев. Правда, за этот период некоторые конвои, эскортируемые британскими группами, также понесли тяжелый урон. Но такие случаи были редкостью, причем они свидетельствовали лишь о том, что только хорошо налаженное взаимодействие и высокий уровень подготовки могут обеспечить успех. Что же касается канадцев, то почти каждый их переход сопровождался несчастьями и потоплением торговых судов.

И обиднее всего было то, что многие из канадских эскортных кораблей имели искуснейшие и храбрые экипажи, которые, вступив в соприкосновение с противником, при определенных обстоятельствах добивались больших успехов. Однако слишком часто неумение заблаговременно оценить обстановку и осознать нависшую угрозу служило причиной того, что эти корабли попадали под обстрел «волчьей стаи», неизменно вызывавший панику и растерянность. Когда суда в конвое пылают и тонут, а ракеты, которыми торпедированные суда дают сигнал бедствия, взлетают в воздух, когда поверхность океану усеяна спасательными шлюпками и плотами с пришедшими в отчаяние людьми, которым удалось спастись с потопленных судов, командир эскортного корабля лишается cспокойствия.

В таких условиях он не может привести тщательный поиск и, не отвлекаясь, оценить обстановку, что так важно для обнаружения подводной лодки противника.

Канадские эскортные корабли, действовавшие в Атлантике, также добились некоторых успехов. Так, в сентябре 1941 года преследование и атака подводной лодки «U-501» двумя только что вступившими в строй корветами «Чэмбли» и «Мусджоу» закончились ее потоплением.

В июле 1942 года канадский эскадренный миноносец «Сент Круа» после умело проведенного поиска и атаки потопил глубинными бомбами другую немецкую подводную лодку. В этом же месяце еще одну лодку уничтожили «Скина» и «Уэтаскивин». Наиболее высокую боеспособность показал канадский эскадренный миноносец «Ассинибойн» в августе 1942 года в артиллерийском бою с подводной лодкой «U-210», маневрировавшей в надводном положении. Несмотря на резкие уклонения противника, быстро меняющуюся обстановку и пожар от попаданий снарядов, артиллеристы «Ассинибойн» добились неоднократных попаданий в немецкую подводную лодку, которая затем была повреждена таранным ударом и потоплена.

Однако очень часто в боевых столкновениях с участием канадских эскортных групп оружие использовалось неорганизованно. «Волчьи стаи» отражались, и многим «волкам» после столкновения приходилось зализывать полученные раны. Но это происходило уже после того, как немецкие подводники наносили серьезные удары по конвою.

Опубликованные рассказы о битве за Атлантику создают впечатление, что каждый переход конвоя сопровождался тяжелыми боями и неизбежными потерями. По отношению к начальному периоду битвы это, возможно, не было большим преувеличением. Однако с появлением радиолокаторов и коротковолновых радиопеленгаторов хорошо подготовленная эскортная группа имела значительные преимущества перед немецкими подводными лодками, которые могли атаковать только с большим риском для себя. Показателем повысившейся безопасности конвоев служит тот факт, что группа «Хесперус» за время моего командования, т. е. в течение почти двух лет, потеряла только два судна из состава проведенных ею конвоев, но и за них она жестоко отомстила в ближайшие же сутки.

Итак, в течение лета и осени 1942 года мы неоднократно пересекали Атлантику в разных направлениях и за это время ни разу не встретились с немецкими подводными лодками. Переходы были скучные и довольно однообразные, но все же каждый из них имел свои особенности, и на «Хесперус» — этом самом счастливом из кораблей — всегда царило веселье Конвои варьировались от «быстроходных» 10-узловых, состоявших из великолепных 10 000-тонников или из еще больших судов, до тихоходных, номинально 7-узловых. В составе последних неизменно имелись одна или две тихоходные «калоши» сомнительной надежности Большинство из них плавало под греческим флагом В аду определенно должно быть уготовлено место для судовладельцев, которые посылали людей на таких судах в суровое зимнее море северной Атлантики Когда все было в порядке, конвои шли «стремительным» 5-узловым ходом, но такие случаи бывали редко Маршруты конвоев проходили в северных широтах в районе Исландии, где штормы продолжаются целыми месяцами. Бывало конвои, направлявшиеся на запад, в течение нескольких суток не могли продвинуться вперед или продвигались очень незначительно. Определение места корабля и пройденного за сутки расстояния всегда вызывали беспокойство Дело в том, что запас топлива на эскадренном миноносце невелик и в какой-то момент перехода его необходимо было пополнить с сопровождавшего нас танкера. Но передача топлива на ходу в море требовала более подходящих условий, чем штормовая погода. Помню, как однажды во время шторма одного из матросов «Хесперус» смыло за борт. Сразу же сыграли тревогу. О спуске шлюпки нечего было и думать. Но удерживая луч прожектора на тонувшем, я так удачно сманеврировал задним ходом, что подвел корабль лагом к нему. Сили, всегда принимавший самое активное участие в мероприятиях по спасению, пытаясь поднять человека на корабль, спустился за борт. Ему почти удалось спасти матроса, но в последний момент он выскользнул у него из рук, и его больше не видели.

При переходах на восток ветер и волны обычно были попутными, но это накладывало дополнительное напряжение на рулевые устройства «плавающих гробов», и почти всегда один или два из них стопорили ход и отставали от конвоя Тем временем над судном коммодора взвивался сигнал, по которому остальные суда должны были уменьшить скорость хода, чтобы дать возможность отставшим догнать конвой.

Этот период относительного бездействия способствовал сплочению нашей эскортной группы. «Хесперус» все реже давал сигналы другим кораблям группы при тех или иных обстоятельствах, так как командиры кораблей знали, каких действий от них ожидают, и обычно выходили в требующемся направлении, не ожидая приказаний.

Все это время группа, которой я командовал, состояла из эскадренных миноносцев «Хесперус» и «Ванесса», а также корветов типа «Флауэр» «Дженшиен», «Климейтис», «Хедер», «Кампэньюла», «Миньонет» и «Суитбрайэр».

С одним из очередных конвоев группа вышла из Ардженшии в Англию в конце декабря 1942 года.

Переход проходил, как обычно, в спокойной обстановке, и мы уже собирались разделить суда конвоя на группы в зависимости от их назначения. Но вдруг появилась возможность нанести удар по противнику, не задумываясь, помешает ли это выполнению требования конвойной инструкции, которое, как пугало, всегда висело над нами — «обеспечить безопасное и своевременное прибытие конвоя». В полдень хорошо знакомый звук телефонного звонка из радиопеленгаторной рубки, который я каким-то шестым чувством неизменно определял как срочный еще до того, как слышал доклад по телефону, заставил меня поспешить на мостик. Немецкая подводная лодка только что передала донесение об обнаружении нашего конвоя из точки, находившейся у нас за кормой, и так как нам удалось перехватить наземную волну ее передатчика, можно было предположить, что она находится приблизительно в десяти — пятнадцати милях от нас. Не было необходимости заботиться об уклонении конвоя или думать о том, как бы избежать лодок, так как конвой уже почти прибыл к месту назначения, а лодки противника в этот период не действовали вблизи наших берегов. Короткий сигнал послал «Ванесса» полным ходом по пеленгу на немецкую лодку. Поспешно сообщив сигналом коммодору конвоя о своих намерениях, «Хесперус» устремился вслед за «Ванесса».

Стоял ясный зимний день. Море было спокойно, но из-за атлантической зыби, в которую мы попали, «Хесперус» стал черпать зеленую воду на полубак и даже на мостик.

Пока «Хесперус» прокладывал себе путь, с «Ванесса» начали поступать донесения. «Вижу немецкую подводную лодку в надводном положении. Пеленг 235°». Затем: «Немецкая подводная лодка погрузилась. Рассчитываю прибыть в точку погружения через 15 минут». Трудно было предугадать, успеет ли «Хесперус» прибыть в район боя вовремя, чтобы принять участие в боевых действиях.

Однако «Ванесса» не удалось установить контакт с погрузившейся лодкой, и как только мы присоединились к нему, мы организовали совместный поиск. Вдруг всего в пятидесяти метрах от нас я увидел поднимающуюся из воды трубу перископа, направленную на «Ванесса». Труба находилась так близко от нас, что невозможно было быстро развернуть «Хесперус», чтобы пройти над подводной лодкой и сбросить на нее глубинные бомбы. В то же время важно было срочно принять какие-то меры, так как эту смелую подводную лодку, по-видимому, не смущало присутствие «Ванесса». К тому же, считая, что «Ванесса» находится здесь один, лодка собиралась выпустить в него торпеды. Я закричал неистовым голосом, чтобы дали полный ход, и, стараясь забросить корму «Хесперус» возможно ближе к лодке, сбросил серию глубинных бомб. Не рассчитывая нанести лодке смертельный удар, я надеялся напугать ее и сбить прицел ее командира. С взрывом бомб подводная лодка ушла на глубину, и охота началась.

Очень скоро, когда возмущение воды, вызванное взрывом серии бомб, улеглось, мы установили с лодкой гидроакустический контакт и скова вышли в атаку. На этот раз мощность взрыва бомб и сильное возмущение воды, казалось, говорили об успехе. Но немецкая подводная лодка не была серьезно повреждена, хотя и получила сильную встряску. Оставаясь на глубине, она продолжала маневрировать. «Ванесса» атаковал также неудачно. Гидрологические условия в это время были посредственными. Оба корабля испытывали затруднения в поддержании контакта, и в конце концов произошло то, чего я очень боялся, — мы потеряли контакт с целью. Корабли расширили сектор поиска, но эхо не приходило. После беглого ознакомления с автоматическим планшетом, на который были нанесены наши курсы и расчетный путь подводной лодки, я организовал совместный поиск, чтобы исследовать все точки, которых могла достичь подводная лодка.

Все мы находились в сильном волнении. Неужели лодке удалось ускользнуть от нас? Наши отношения с Уильямсом — офицером по противолодочной обороне и одновременно моим старшим помощником — стали натянутыми, так как каждый из нас знал, что если корабли упустят лодку, ответственность падет только на нас. Надежда на обнаружение лодки стала исчезать. Но вдруг из рубки гидроакустика вырвался радостный крик «Контакт», и долгожданное эхо снова зазвучало в наших ушах. Мы еще раз вышли в атаку, но и на этот раз успеха не имели. Короткий зимний день близился к концу, когда я приказал «Ванесса» присоединиться, чтобы предпринять еще одну атаку, пока на «Хесперус» из погреба на палубу поднимались запасные глубинные бомбы. Однако результаты этой последней атаки сказались только после наступления темноты. С «Ванесса» сообщили: «Немецкая подводная лодка в надводном положении. Иду на таран». Как стало ясно позже, с противником далеко еще не было покончено и после этого.

Дело в том, что подводная лодка имела возможность идти полным ходом под дизелями. Форсируя хода, она пыталась в темноте удрать от «Ванесса», преследующего ее по пятам. Один раз они по существу столкнулись, но «Ванесса» удалось нанести по лодке лишь скользящий удар, после чего она продолжала отходить полным ходом. Артиллерийский огонь по непрерывно маневрирующей цели был бесполезен, и нам пришлось приказать «Ванесса» прекратить его, тем более, что в темную ночь могли получить от него повреждения и мы сами.

Затем преследование начал «Хесперус». Между тем немецкая лодка продолжала уклоняться. Я делал все возможное, чтобы удержать лодку в носовых секторах, т. е. в положении, удобном для таранного удара или для атаки глубинными бомбами.

Машинные телеграфы отчаянно звякали. В котельном и машинном отделениях кочегары и машинисты работали не покладая рук, чтобы запустить машины на полную мощность. «Хесперус» шел полным ходом, и когда я пытался круто развернуть его, чтобы попасть внутрь окружности, по которой циркулировала подводная лодка, имевший меньший диаметр циркуляции, он содрогался всем корпусом. В рулевой рубке рулевой с неимоверной быстротой вертел штурвал, едва поспевая выполнять следовавшие одна за другой команды.

Развязка наступила довольно неожиданно. Два сигнальных прожектора с мостика «Хесперус» непрерывно освещали рубку лодки, и, несомненно, они ослепляли ее командира, так как, к моей радости, он вскоре сделал ошибку оказался идущим на пересечку курса «Хесперус». Последнее приказание на руль и взмокшему от напряжения рулевому стало ясно, что мы должны нанести удар в самую середину подводной лодки. В последнюю минуту машины пришлось застопорить, чтобы корабль не перескочил лодку. В тот же момент было отдано следующее приказание: «Стоять по местам, приготовиться к таранному удару». Хочется заметить, что подобные приказания отдаются в современном морском бою довольно редко. Противник скрылся под развалам полубака, и корабль со скрежетом остановился. «U-357», аккуратно разрезанная пополам, сразу же потонула, оставив на поверхности лишь растекавшееся масляное пятно да одного или двух кричащих людей.

«Хесперус» огласился радостными криками «ура». На мостике после стольких часов напряжения реакция была особенно бурной. Поздравления сыпались со всех сторон.

Но время не ждало. Нам надо было торопиться подобрать спасшихся, осмотреть нижние помещения «Хесперус», определить, какие он получил повреждения, и подкрепить переборки, чтобы корабль мог безопасно продолжать свой путь. Вымокших немцев вскоре подобрали и затем отправили в нижние помещения. Доклад механиков оказался тревожным. Днище корабля почти на четверть длины было распорото, а отсеки залиты водой. Дальнейшие действия без аварийного ремонта были бы неразумными. Мы остановились, но мысль, что поблизости может оказаться другая немецкая подводная лодка, не покидала нас. К тому же эта вынужденная неподвижность действовала на нервы.

Наконец, аварийный ремонт закончился, и мы дали ход, который вскоре довели до 15 узлов. К утру «Хесперус» и «Ванесса» догнали конвой, и когда мы проходили сквозь строй с развевающимся сигналом «потоплена подводная лодка», суда приветствовали нас своими сиренами.

От наших пленных мы узнали кое-что о тактике, примененной их командиром, который ушел на дно вместе со своей лодкой.

По-видимому, командир «U-357» выжидал, пока мы не дадим полный ход и ляжем на боевой курс. Только после этого он удирал на предельной скорости. Одновременно он резко менял глубину. Количество атак, перенесенных им без серьезных повреждений, говорило о правильности его тактики. Но одновременно эта тактика вела к сильной разрядке аккумуляторной батареи и преждевременному израсходованию запаса сжатого воздуха, что вынудило его всплыть раньше времени. Если бы командир лодки маневрировал менее энергично, он смог бы еще некоторое время находиться в подводном положении. В конечном итоге примененная им тактика маневрирования и уклонения оказалась для него роковой. Как мы узнали позже, во время наших атак командир лодки несколько раз использовал так называемую ложную цель, которая именовалась у нас «подводной пузырчатой целью». Она представляла собой химический патрон, который при соприкосновении с водой выделял пузырьки газа. При соприкосновении с ними посылок гидролокатора создавалось эхо. Идея была удачной. Это эхо, вероятно, заглушало эхо от подводной лодки, и прежде чем малоопытный акустик обнаруживал свою ошибку, подводная лодка успевала отойти.

Вполне возможно, что временная потеря контакта была связана именно с применением этой приманки, имитировавшей присутствие подводной лодки.

В Ливерпуле нам оказали самую торжественную встречу. Об этом позаботился покойный капитан 2 ранга Уокер — самый известный и удачливый охотник за немецкими подводными лодками. В то время он служил на берегу, командуя военно-морской базой. Когда мы входили в Гладстон-Докс, команды других кораблей были выстроены по большому сбору и громко приветствовали нас. Позже главнокомандующий адмирал Хортон, сменивший в ноябре 1942 года Нобла, прибыл на «Хесперус», чтобы выслушать наш доклад и лично поздравить команду. Всем нам предоставили отпуск. Это несколько утешило нас. Ведь повреждение корпуса «Хесперус» требовало постановки его в сухой док, и не могло быть и речи о том, что мы сможем поспеть к выходу следующего конвоя.