КОНСТИТУЦИЯ

КОНСТИТУЦИЯ

31 октября (12 ноября) 1815 года Александр торжественно въехал в Варшаву и пробыл здесь до 20 ноября (2 декабря). Всюду являлся в польском мундире с орденом Белого орла на груди, раздавал польским военным звания и награды, дарил офицеров и солдат деньгами, жаловал девиц во фрейлины. На одном из парадов гвардейский полк кавалеристов, проходя мимо императора, дружно прокричал от полноты чувств: «Niech zyje!»[33] Однако кричать на парадах устав не позволял, великий князь разгневался и приказал командующего чувствительным полком лишить шпаги. Узнав об аресте, Александр велел немедленно освободить узника, а брату сделал мягкий выговор^{264}. Слух об очередной милости императора сейчас же облетел польское войско, и поляки вновь расправили плечи, обрели уверенность в том, что на неистовства цесаревича найдется противоядие.

15 (27) ноября Александр подписал конституцию. Для составления ее был учрежден специальный комитет, в состав которого вошел и Чарторыйский. В подготовленный комитетом проект государь внес свои поправки, суть их сводилась к расширению полномочий императора и ограничению свободы сейма.

В итоговом варианте осталось семь разделов, состоящих из 165 статей. Царство Польское соединялось с Россией личной унией, российский император делался наследственным польским королем. Император должен был короноваться в Варшаве и принести присягу. Он определял внешнюю политику обоих государств, назначал духовных сановников и гражданских чиновников. В остальном вся полнота власти вручалась его наместнику, который не мог только созывать сеймы и издавать законы. Конституция гарантировала свободу печати, неприкосновенность личности и народное представительство в сейме. Двухпалатный сейм должен был собираться раз в два года для обсуждения законодательных проектов и определения бюджета, быть открытым для публики и продолжаться 30 дней. Высшим правительственным органом становился Государственный совет, состоящий из Административного совета и общего собрания. Административный совет включал наместника, пять министерств, обладал исполнительной властью. В обязанности общего собрания Государственного совета входило составление проектов законов, разрешение споров между административными и судебными властями, привлечение к ответственности чиновников.

У польской конституции были искренние противники. Уже упомянутый нами прежний губернатор герцогства Варшавского, ставший главой временного правительства Василий Сергеевич Ланской. Бывший член Негласного комитета, к польским временам давно забывший либеральные мечты сенатор Николай Николаевич Новосильцев. Александр назначил Новосильцева собственным комиссаром при правительстве Царства Польского, то есть посредником между польским правительством и государем. Новосильцев своего отношения к конституции не скрывал и в период работы над текстом хартии даже представил императору мнение о конституционном проекте в письменном виде: «Демократический и революционный принцип привьют гангрену всему народу и, наконец, вызовут в нем пламенное желание переменить монархическое, даже отечески-попечительное, правительство на самое тираническое и буйное, основанное на самодержавии народа, то есть правительство республиканское»^{265}. В эпоху Негласного комитета Новосильцеву, который был старше Александра на 15 лет, удавалось удерживать молодого монарха от необдуманных шагов — ни один из трех существовавших тогда конституционных проектов (Державина, Платона Зубова и Никиты Панина) императором всерьез не рассматривался^{266}. Но нынче возмужавший император прежнего советчика уже не слушал.

В сенаторе и комиссаре это вызывало вполне понятную досаду, которую он не скрывал за бутылкой рома в приятельском кругу. «Главный, самый интересный и чаще других повторявшийся предмет разговоров были рассуждения Новосильцева об учреждении императором Александром Царства Польского. Он вообще не одобрял этого достопамятного акта и находил его неполитичным в отношениях и к России, и к Европе. Смотря по степени действия рома, он, на различных стадиях своего настроения, выражался об этом различно, хотя всегда в одинаковом духе. После второго или третьего стакана он начинал уже отзываться о государе все менее и менее почтительно, называл его слабым и непоследовательным мечтателем и упрекал в недальновидности»^{267}.

Недоволен конституцией был и цесаревич. Он ее просто не замечал и превращал, как выражался в одном из писем князь Адам, в «тяжелую и бесполезную комедию».