12. Развенчание легенды

12. Развенчание легенды

8 декабре 1935 года в семье Фолкнеров произошла трагедия. Косвенным виновником случившегося считал себя Уильям. Это он привил свою любовь к авиации младшему брату Дину, оплачивал его уроки и тренировки. В конце концов Уильям купил Дину самолет, и тот стал профессиональным летчиком.

Они не раз выступали вместе. В октябре 1935 года оксфордская газета «Игл» сообщала: "Летающие братья Фолкнеры, Билл и Дин, будут выступать в воздушном представлении на Маркетт-филд в следующую субботу и воскресенье". Они должны были демонстрировать фигуры высшего пилотажа и катать пассажиров. Уилли Джонс, "единственный в мире негр-парашютист", тоже должен был участвовать в представлении.

9 и 10 ноября Дину предстояло выступать в воздушном цирке в Понтококе. Уильям не смог поехать туда вместе с братом, он не хотел отрыватся от работы над рукописью романа "Авессалом, Авессалом!". Субботние полеты прошли как обычно — Дин показывал фигуры высшего пилотажа, катал на своем самолете фермеров, которым было интересно посмотреть с воздуха на свой клочок земли. А в воскресенье произошла катастрофа — самолет разбился, и Дин Фолкнер погиб.

Незадолго перед этим Дин женился, и в семье вскоре должен был появиться ребенок.

Горе всей семьи было безутешным, но особенно остро переживал эту потерю Уильям.

Джек, приехавший в эти дни в Оксфорд, был поражен и встревожен состоянием Билла. Он никогда не видел старшего брата в таком подавленном настроении. Он пытался утешить Билла: "Ты не должен так терзать себя. Ты не виноват в том, что произошло. Ты не несешь за это никакой ответственности". — "Не несу, — соглашался Билл, — но это я купил самолет, и я платил за его обучение".

Атмосфера в доме была гнетущая. Работа над романом "Авессалом, Авессалом!" шла плохо. С деньгами опять было туго, а впереди Фолкнер предвидел новые немалые расходы. Он знал, что теперь ему придется содержать и семью погибшего Дина — его жену и будущего ребенка.

И как раз в эти дни пришло новое предложение от Гоуарда Хоукса. Нужно было переделать сценарий для студии "Твенти Сенчюри Фокс", и он добился того, чтобы на эту работу пригласили Уильяма Фолкнера с гонораром тысяча долларов в неделю.

Это выглядело как выход из создавшегося положения, и Фолкнер согласился. Уже 16 декабря он был в Голливуде. Здесь ему пришлось работать вместе со сценаристом Джоэлом Сайром, большим, веселым и шумным мужчиной. Фолкнер сразу же покорил Сайра, спросив его: "Когда мы будем начинать работать? В пять утра или в шесть? Я ведь привык работать как фермер". Фолкнер поражал Сайра своей работоспособностью. В Голливуде считалось прекрасным результатом, если сценарист делал за день страничек пять. Фолкнер писал иногда по 35 страниц.

Когда они считали дневную работу законченной, Сайр обычно просил Фолкнера рассказать ему что-нибудь о Сноупсах. "Голова у него, — вспоминал впоследствии Сайр, — была полна всевозможными историями о семействе Сноупсов. Я ждал конца работы в предвкушении удовольствия от его рассказов".

Мало-помалу Фолкнер обрел свою рабочую форму и по утрам три-четыре часа посвящал рукописи романа "Авессалом, Авессалом!".

Однажды, уже в январе, Фолкнер принес режиссеру Хемпстеду, с которым был дружен, напечатанную на машинке и обильно правленную рукопись. "Я хочу, чтобы ты прочитал это", — сказал он. "А что это такое?" — спросил Хемнстед. "Я думаю, что это лучший роман, когда-либо написанный американцем, — сказал Фолкнер. — Я хочу, чтобы ты сегодня ночью прочитал его". Это была почти законченная рукопись романа "Авессалом, Авессалом!".

В конце января он вернулся в Оксфорд. Здесь продолжал напряженно работать над романом. Однако дома все напоминало ему о Дине, и он вновь начал пить. В письме Бену Уассену он писал, что его не оставляет чувство вины за гибель Дина. Его угрызения усугублялись тем, что ему казалось, что в романе «Сарторис» он в какой-то мере предсказал смерть брата.

Когда рукопись романа была закончена, Фолкнер отправил ее на этот раз по новому адресу — к тому времени фирма Смита и Хааса влилась в крупную издательскую фирму "Рэндом Хауз". Они привели с собой и своих авторов, первое место среди которых занимал Фолкнер. Один из руководителей новой фирмы, Беннет Серф, говорил спустя годы: "Когда Билл Фолкнер пришел в "Рэндом Хауз", мы не думали, что у него когда-нибудь будет коммерческий успех, но мы считали, что он будет лучшим украшением списка авторов издательства "Рэндом Хауз".

В конце февраля Фолкнер опять в Голливуде отрабатывает еженедельный гонорар. Он и раньше старался держаться в стороне от шумной светской жизни Голливуда. Теперь же он вел почти затворническую жизнь, только изредка встречаясь с немногочисленными друзьями. Когда же его все-таки вытаскивали на вечеринки, он способен был простоять весь вечер где-нибудь у стенки, потягивая коктейль или старательно раскуривая трубку, и ни разу ни с кем не обмолвиться словом. Однажды в гостях ему стало совсем невмоготу, и он решил незаметно уйти, но так, чтобы не обидеть хозяев своим уходом. Не найдя другого способа, он поднялся на второй этаж бунгало, открыл окно и спустился вниз по стволу дерева.

В другой раз его пригласил на вечеринку сценарист Марк Коннелли и, чтобы Фолкнер не скучал, приставил к нему хорошенькую девушку, которая должна была его развлекать. Через некоторое время девушка подошла к Коннелли и сказала ему, что она, видимо, не нравится мистеру Фолкнеру, так как он за весь вечер не сказал ей ни одного слова. Коннелли подошел к Биллу и спросил: "Вам не нравится ваша партнерша?" Фолкнер огляделся по сторонам: "А какая она из себя?"

Таких анекдотов о нем в Голливуде рассказывали множество.

Тем временем в Нью-Йорке Хал Смит как редактор работал над рукописью романа "Авессалом, Авессалом!", отправляя ее по частям в набор. Для того чтобы читателю было легче разобраться в этом сложном произведении, Смит предложил Фолкнеру составить хронологию важнейших событий романа. Фолкнер выполнил его просьбу и тогда же нарисовал карту Йокнапатофского округа, пометив на ней места, где происходит действие его романов. Он указал дом Сарторисов, сатпеновскую Сотню, Францу-зову Балку, дом Джоанны Верден, здание суда, дом Компсонов. Внизу карты он с гордостью написал: "Уильям Фолкнер, единовластный хозяин и повелитель".

В июле 1936 года он вернулся в Голливуд после короткой поездки домой. На этот раз он ехал в Калифорнию на машине, вместе с ним — Эстелл и маленькая Джилл. Теперь он не был здесь так одинок.

В октябре вышел в свет роман "Авессалом, Авессалом!". Критики были смущены, а некоторые и возмущены. Клифтон Фадиман в «Ньюйоркере», например, писал, что он не может понять, зачем написан "Авессалом, Авессалом!" и о чем этот роман, но он уверен в одном: что это "самый скучный роман, написанный известным писателем, который попадался мне за последние десять лет". Рецензент журнала «Тайм» назвал роман "самым странным, самым длинным, наименее читабельным, наиболее вызывающим раздражение и в то же время в некотором отношении самым впечатляющим романом из всего, что написано Уильямом Фолкнером". Малькольм Каули в "Нью рипаблик" ограничился тем, что похвалил роман за социальную критику, содержащуюся в нем.

Фолкнер чувствовал себя опустошенным и измученным. "Авессалом, Авессалом!" дался ему ценой слишком больших усилий. Работа на киностудии изматывала и не приносила никакого удовлетворения.

Между тем надо думать о том, что делать дальше. И тут ему пришла в голову любопытная мысль. 20 декабря он написал письмо Беннетту Серфу о книге, которая выстраивалась у него в голове. "У меня есть цикл из шести рассказов о двух мальчиках — белом и негре — во время Гражданской войны… Что Вы думаете о том, не сделать ли из этих рассказов книгу?"

Серф охотно согласился. Предложение Фолкнера устраивало его со всех сторон. Прежде всего это укрепляло связь Фолкнера с издательством "Рэндом Хауз". Затем Серф понимал, что новая книга будет не такой сложной, как "Авессалом, Авессалом!", и должна иметь больший читательский успех.

Фолкнер начал перечитывать рассказы и обдумывать, как сделать из них книгу. До сих пор он всегда отзывался об этом цикле как о халтуре и дешевке. Теперь у него появлялась возможность пересмотреть и переделать их так, чтобы создать хорошую книгу.

Летом Фолкнер опять оказался один в Голливуде — Виктория, дочь Эстелл от первого брака, которая в прошлом году вышла замуж, собиралась рожать и хотела, чтобы мать была рядом с ней. Эстелл тут же вернулась в Оксфорд, забрав с собой маленькую Джилл.

На этот раз Фолкнер особенно остро переживал одиночество. Вскоре после отъезда Эстелл и Джилл он писал Виктории: "Я возвращаюсь вечером в этот пустой дом и нахожу повсюду разбросанными ее маленькие игрушки — бумажные куклы, которые она вырезала своими маленькими пухлыми ручками, сношенную туфельку, которую я прикрепил к изголовью своей постели, — я поворачиваюсь и спешу уйти отсюда, прежде чем я поверю, что сейчас услышу топот ее ножек и ее голос: "Паппи! Паппи!", хотя знаю, что этого не может быть". Письмо заканчивалось просьбой: "Побереги для меня, сестренка, мою маленькую девочку… Ты всегда была моей гордостью и моим верным другом с тех пор, как наши жизни столкнулись. Так что я знаю, что не должен даже просить об этом, я только напоминаю, потому что она маленькая и беззащитная и ей так мало надо, только, чтобы она была счастлива и чтобы ее любили и заботились о ней. Побереги мою маленькую девочку".

Фолкнер погрузился в новую книгу. Он самым жестоким образом правил текст напечатанных рассказов, дописывал большие куски, расширяя и уточняя историческую панораму событий, углубляя психологическую разработку характеров.

Рассказы писались постепенно, они не были подчинены единому замыслу. Как вспоминал впоследствии Фолкнер: "Я представлял их себе в виде длинной серии, рассматривал как цикл рассказов и, работая над первым, видел два следующих, но, когда закончил первый рассказ, я понял, что все это заходит слишком далеко, а когда закончил четвертый рассказ, оказалось, что я поставил слишком много вопросов, на которые должен ответить, чтобы удовлетворить сам себя. Поэтому появилась необходимость написать еще два или три рассказа".

Теперь же, представив себе этот цикл рассказов в виде романа, он почувствовал необходимость написать еще один, завершающий, который должен был довести до логического конца развитие характеров, прояснить мысль автора и найти ей художественное воплощение. Этот седьмой рассказ "Запах вербены" и был написан им летом 1937 года в Голливуде.

Так родился этот своеобразный роман, состоящий из семи рассказов, связанных одним героем и одной общей идеей, которая становится ясной только из сопоставления всех семи рассказов, из логики становления характера молодого героя романа, из процесса познания им истины.

Материалом романа стала Гражданская война и последовавшие за ней события, а предметом исследования — легенда о героизме и доблести южан в этой войне. Примечательно то, что основные события романа «Непобежденные» уже фигурировали в романах «Сарторис» и "Свет в августе". Но на этот раз, в новом романе, Фолкнер ставил своей задачей не только более подробное изложение фактов, уже известных читателям его предыдущих произведений, но и новый взгляд на эти факты. В романе «Непобежденные» читатель находит странный сплав легенды о прошлом Юга и критического исследования этой легенды.

Центральной фигурой в романе является полковник Джон Сарторис, легендарный герой Гражданской войны. Однако главным действующим лицом в романе оказывается его сын Баярд Сарторис — Старый Баярд в романе «Сарторис». Он не только участник событий, но и — что гораздо важнее — рассказчик. Это его глазами читатель видит все происходящее и постепенно, по мере чтения, начинает понимать, что главное в романе не приключения, в которые попадает мальчик Баярд Сарторис или свидетелем которых оказывается, а восприятие этим мальчиком трагических событий Гражданской войны и последующих лет, его взгляд на отца, взгляд, который постепенно изменяется, ибо мальчик растет, начинает яснее понимать смысл происходящего вокруг него, начинает оценивать людей, факты.

Хронология романа выстроена таким образом, что она соответствует основным этапам Гражданской войны и послевоенного периода. Но при этом она соответствует и взрослению Баярда — в первом рассказе мальчику двенадцать лет, во втором — тринадцать, затем четырнадцать, пятнадцать, а в последнем рассказе уже двадцать четыре года. Таким образом, происходит постепенное вторжение реальности в сознание подростка. И на все это еще накладывается взгляд на описываемые события как на далекое прошлое — рассказчик Баярд Сарторис вспоминает то, что случилось много лет назад, причем вспоминает только то, что зафиксировалось в его сознании тогда, когда имели место те или иные события, описываемые в романе. Это ощущение перспективы времени дается в романе едва ощутимыми намеками, как, например, Баярд вспоминает, как он воспринимал мальчишкой запах отцовской одежды, когда тот приехал с фронта: "Я верил, что это был запах пороха и славы победителя, но теперь я знаю лучше: теперь я знаю, что это была только воля выдержать".

Действие первого рассказа происходит в 1863 году. Двенадцатилетний Баярд и его ровесник негр Ринго, с которым они вместе выросли, играют в войну — они строят из песка игрушечный город Виксбург, вокруг которого, они слышали, идут сейчас бои между южанами и северянами. Баярд не знает, что дело южан практически уже проиграно: 1 января этого года президент Линкольн ^ опубликовал Декларацию об освобождении негров, 4 июля конфедератский генерал Пембертон сдал Виксбург генералу северян Гранту, на севере от плантации Сарторисов пал городок Коринф, и федеральные войска вступили на земли штата Миссисипи. Мальчику не дано еще понимание того, что вокруг него рушится старый порядок. Война представляется ему большой игрой, парадом, где демонстрируются доблести и рыцарство южан, среди которых первое место для него занимает его отец. Когда дядя Ринго Люш, один из многочисленных рабов, обслуживающих семью плантаторов Сарторисов, прекращает их игру, сознание Баярда фиксирует странную взволнованность Люша, но он не может сопоставить возбуждение Люша с приближением войск северян, которые несут освобождение неграм.

В этот день домой приезжает полковник Джон Сарторис, и мальчики с нетерпением ждут вечера, когда можно будет сесть у огня и слушать захватывающие рассказы полковника о боях и подвигах. Ведь отец представляется мальчику Баярду рыцарем и героем — "он не был высоким, высокими были дела, которые он совершал, о которых мы знали, что он совершает… вот почему он представлялся нам высоким". Но на этот раз все происходит иначе — нет вечерних рассказов у камина, детей рано отсылают спать, и они тайком наблюдают за странной и таинственной деятельностью взрослых — полковника Сарториса и бабушки Баярда Розы Миллард, которую оба мальчика называют Гранни.

На следующий день после отъезда полковника Сарториса мальчики снимают со стены старинное ружье и отправляются в засаду. Когда они видят первого солдата янки верхом на лошади, они стреляют в него, а потом спасаются бегством в доме. Чтобы укрыть их от офицера-янки, явившегося в дом в поисках двух подростков, стрелявших в солдата, бабушка Гранин прячет обоих мальчиков под своей широченной юбкой. Все приключение оказывается волнующей, но все же как будто игрой — офицер-янки добр и снисходителен, а они никого не убили, а только ранили лошадь. Ощущение безопасности привычного существования восстанавливается, когда бабушка Гранни после всех происшествий приказывает мальчикам вымыть рты мылом, поскольку они божились.

Действие второго рассказа происходит через год — Баярду уже тринадцать. Война уже всерьез пришла в Миссисипи, полковник Сарторис со своим отрядом партизан нападает на войска северян. Бабушка Гранни боится, что враги будут мстить семье полковника, да и растущее возбуждение Люша беспокоит ее, и она принимает решение уехать с детьми с плантации. Но Баярд все еще не понимает смысла происходящего вокруг — почему так странно ведет себя Люш, почему бабушка Гранни требует накануне отъезда, чтобы ящик с фамильным серебром принесли на ночь к ней в комнату.

В дороге они наталкиваются на солдат-янки, которые забирают у них мулов и исчезают. Баярд и Ринго бросаются вслед за ними, оставив бабушку Гранни в фургоне. В своих скитаниях мальчики наталкиваются на отряд полковника Сарториса и оказываются свидетелями блестящего, хотя и ничтожного с точки зрения большой войны, подвига Джона Сарториса — ему удается обмануть отряд янки, захватить их в плен, причем ночью он дает им всем возможность бежать, оставив лошадей и всю амуницию. Война для мальчиков здесь выглядит именно такой, какой они представляли себе в своих играх, — пленительной и волнующей. А полковник Сарторис вполне соответствует образу романтического героя, созданного воображением Баярда.

Полковник Сарторис привозит мальчиков домой, куда уже вернулась бабушка Гранни. А на следующий день в поместье появляется отряд янки, который разыскивает полковника Сарториса. Проявляя недюжинное присутствие духа и выдержку, Джон Сарторис скрывается. Восхищение Баярда мужеством отца настолько велико, что он при этом только вскользь упоминает о том, что янки сожгли старый дом Сарторисов.

Характерно, что Фолкнер не вкладывает в уста Баярда никакого предубеждения против врагов-янки и негров. Вражеские офицеры и солдаты изображаются в его воспоминаниях очень объективно, отнюдь не как жестокие захватчики. С такой же объективностью Баярд говорит и о неграх, которые бросили своих бывших хозяев и ушли к северянам. И когда бабушка Гранни спрашивает у Люша, какое право он имел сказать янки, где зарыто фамильное серебро Сарторисов, он отвечает ей вопросом на вопрос: "Вы спрашиваете меня об этом? Где Джон Сарторис? Почему он не пришел и не спросил меня об этом? Пусть бог спросит у Джона Сарториса, как зовут человека, который отдал меня ему. Пусть человек, который похоронил меня в этой черноте, спросит об этом у человека, который освободил меня", и Роза Миллард не находит ответа. В ее молчании косвенное признание преступности рабовладения.

В третьем рассказе Баярд начинает понемногу понимать, что такое война, — бабушка Гранни с ним и с Ринго едет в город Хоукхарст к родственникам, и по дороге они видят жестокие шрамы, оставленные войной, особенно сильное впечатление на подростков оставляет вид железнодорожных рельсов, оторванных от шпал и закрученных вокруг деревьев. Но здесь же он сталкивается и со взглядом на войну как на событие, взрывающее рутину жизни. Родственница Баярда Друзилла, которая несколько старше его, говорит ему о том, какой унылой и глупой была жизнь до того, как отцы и женихи отправились на войну, чтобы быть убитыми. Жених Друзиллы действительно был убит в самом начале войны. Сама же она мечтает убежать из дома в отряд полковника Сарториса и сражаться там наравне с мужчинами.

Третий и четвертый рассказы любопытны тем, что в тех рискованных предприятиях, которые осуществляет бабушка Гранни, обманом добывая у янки мулов и потом продавая их тем же северянам, ее главным помощником становится Ринго, который оказывается сообразительнее, взрослее и умнее своего, белого сверстника Баярда. Так сама жизнь на глазах разрушает традиционное представление о негре как о низшем существе. Но старые нормы поведения, узаконенные кодексом Юга, остаются незыблемыми. В сцене в церкви, когда Роза Миллард в очередной раз раздает своим обнищавшим и голодным соседям добытые ею весьма сомнительным путем деньги, ее главный помощник Ринго, который ведет все бухгалтерские книги, тем не менее должен сидеть отдельно от всех на галерее для негров. Кстати сказать, и все поведение Розы Миллард в этой сцене является демонстрацией неприятия ею реального положения вещей — она живет в такой же нищей хижине, как и те люди, которых она одаривает деньгами, но держится она как владетельная герцогиня, раздающая милостыню крестьянам.

Нужно отметить, что в четвертом рассказе Фолкнер показывает, как война незаметно начинает разрушать кастовые барьеры, столь незыблемые в довоенном обществе Юга. Аристократка Роза Миллард, которая никогда в былые времена не пустила бы на порог своего дома Эба Сноупса, мелкого предпринимателя и мародера, теперь имеет с ним общие дела. Эб Сноупс, по существу, выступает как партнер Розы Миллард, ведь это он сбывает мулов, добываемых Розой Миллард обманным путем у войск, северян.

При этом бабушка Гранни пытается соблюдать видимость того, что былые моральные нормы поведения остаются незыблемыми. На глазах у Баярда и Ринго и при их активном участии она лжет и обманывает янки, но каждый раз после очередной операции она становится на колени, заставляет и мальчиков встать на колени и молится, прося бога отпустить ей содеянный ею грех. Так вырисовывается все увеличивающаяся пропасть между старыми социальными и религиозными формами и новой действительностью.

Через события и приключения семьи Сарторисов Фолкнер показывает общие судьбы потерпевшего поражение Юга — экономическое разорение, крушение старых норм социальной жизни, разброд и хаос, охватившие Юг. Победившие войска северян ушли, и если во время оккупации войсками янки мирное население было здесь в безопасности, то теперь потерпевшие поражение южные штаты терзают бандиты и мародеры, терроризируют вдов и детей, грабят и убивают беззащитных. Главарь одной из таких банд Грамби зверски убивает бабушку Гранни.

Следующий рассказ посвящен тому, как Баярд, потрясенный гибелью любимой бабушки, вместе с Ринго в течение многих недель, мокрые от непрекращающихся дождей, замерзшие, голодные, преследуют банду Грамби, чтобы отомстить за гибель Розы Миллард. В конце концов мальчики настигают Грамби и убивают его.

Возвращение измученных и повзрослевших Баярда и Ринго домой совпадает с возвращением с войны отца Баярда. С ним вместе возвращается и Друзилла, которая сбежала из дома, отрезала себе волосы, переоделась в мужское платье и сражалась бок о бок с Джоном Сарторисом.

Начинается новый период в жизни Юга, когда нужно залечивать раны войны, искать новые формы жизни. Проблемы этого нового этапа очень ярко и убедительно показаны Фолкнером в шестом рассказе романа. Полковник Джон Сарторис, Друзилла, Баярд, Ринго трудятся в поте лица, чтобы возродить к жизни разрушенную плантацию, выстроить новый дом. Это естественное стремление наладить мирную жизнь сталкивается с новыми тенденциями в жизни Юга, которым суждено было надолго определить здесь политический и нравственный климат.

Одна из этих сильных тенденций выражается в упрямом и слепом нежелании признать, что весь уклад былой жизни безвозвратно рухнул в результате войны и поражения, в стремлении сохранить старый, уже мертвый кодекс поведения довоенного Юга. Хранителями и непреклонными защитницами этих мертвых традиций выступают старые женщины, которых раньше Фолкнер обычно изображал с такой симпатией. Произошло это по той причине, что "мужчины сдались и признали, что они принадлежат Соединенным Штатам, но женщины никогда не капитулировали".

Эти старые женщины, живущие теперь в жалких лачугах, ведут себя так, словно они по-прежнему обитают в роскошных особняках, как будто не было Гражданской войны, как будто Юг не побежден и не опустошен. Эти женщины вступают в борьбу с молодой Друзиллой и в конце концов заставляют ее капитулировать перед традицией — ее заставляют вновь надеть дамское платье и вынуждают сочетаться браком с Джоном Сарторисом.

История свадьбы Друзиллы с Джоном Сарторисом самым причудливым образом, в излюбленной Фолкнером манере соединения трагического начала с юмористическим, переплетается в этом шестом рассказе романа с одной из самых сложных политических проблем послевоенного Юга, оказавшей тяжкие последствия на всю последующую жизнь американского Юга.

День свадьбы Друзиллы и Джона Сарториса совпадает с днем выборов в местные органы власти. Негры, бывшие рабы, в результате победы Севера в войне получили не только свободу, но и теоретически равные права с белыми. И вот теперь решается вопрос о том, как в действительности пойдет дальнейшее развитие политической жизни на Юге.

В изложении Фолкнером этих трагических событий явно видно его собственное, далеко не объективное понимание сущности событий. Фолкнер хочет дать понять, что если бы представители федерального правительства не вмешались бы тогда в политические дела Юга, не форсировали бы ход событий, то южане сами постепенно нашли бы приемлемое решение расовой проблемы.

Джон Сарторис видит источник всех бед в тех представителях федерального правительства, которые приехали сюда с Севера, чтобы обеспечить право негров на участие в выборах. В Джефферсоне, в частности, этими представителями федерального правительства, уполномоченными провести выборы, оказываются уже известные читателю по предыдущим романам Фолкнера Бердены, дед и брат Джоанны Берден, одной из героинь романа "Свет в августе". Они выдвигают на пост начальника городской полиции негра дядю Кэша, который до того, как ушел из города, чтобы присоединиться к войскам янки, был кучером.

Белые расисты исполнены решимости не допустить этого — в день выборов полковник Джон Сарторис убивает обоих Берденов и с револьвером в руке спрашивает у собравшихся негров, кто из них хочет голосовать. Потом он забирает урну и бюллетени и увозит их на свою плантацию, где белые расисты устраивают первую фальсификацию голосования. Так устанавливается образец беззакония и насилия, который будет действовать на американском Юге на протяжении многих десятилетий, до нынешнего времени. Так рождается современный Юг с его сегрегацией, насилием со стороны белых расистов.

Последний рассказ в романе — "Запах вербены" — является самым важным, ибо в нем Фолкнер устами своего героя Баярда Сарториса судит традиции старого Юга и выносит им недвусмысленный нравственный приговор.

В этом рассказе Баярду двадцать четыре года, он учится в университете, и он уже не мальчик, воспринимавший в романтическом ореоле собственного отца и все его деяния. Теперь в поступках отца Баярд распознает иное — "неистовое и грубое диктаторство и стремление подавлять", он видит у отца "в нетерпимых глазах… ту просвечивающую пленку, которая есть в глазах плотоядных животных и сквозь которую они смотрят на мир, который никогда не видят жвачные… которую я раньше видал в глазах людей, убивавших слишком много, убивших так много людей, что до конца своей жизни они никогда не будут в одиночестве".

Теперь Баярд понимает все, что происходит на Юге, осознает, чего стоит тот моральный кодекс поведения, который тяжким бременем ложится на плечи послевоенного поколения и будет давить на многие поколения, которые еще придут. Он готов к тому, что должно произойти, задолго до того дня, когда прискачет Ринго и сообщит ему, что отец убит. Он знал, что это когда-нибудь должно произойти, и он выработал свою моральную позицию. Он заранее знает, что не скажет своему профессору, что решил нарушить одну из самых заповедных статей кодекса чести довоенного Юга — кровной мести, он понимает, что профессор "слишком стар, чтобы держаться принципа перед лицом крови, воспитания и окружения". Он знает, что ему предстоит — отстоять свои принципы перед требованиями традиции, согласно которой он должен убить убийцу своего отца.

Знает Баярд и то, кто выступит олицетворением этих традиций, этих требований. По дороге в Джефферсон он представляет себе, как на пороге вновь отстроенного дома его ждет Друзилла с веточкой вербены, символом ее храбрости, в волосах и с пистолетами в протянутой руке. Друзилла видится ему "античной жрицей бога насилия".

Баярд скачет к родному дому, а в уме у него проносятся воспоминания, которые в ретроспекции должны объяснить причины, почему он исполнен решимости нарушить традицию, каковы моральные посылки, толкающие его пойти против кодекса чести. Он вспоминает о двух своих разговорах с Друзиллой.

Первый из этих разговоров произошел четыре года назад. Они гуляли с Друзиллой по саду вскоре после того, как на глазах Баярда отец чистил и перезаряжал свой револьвер «диллинджер», из которого он застрелил фермера, "почти соседа… который служил в первом пехотном полку, когда этот полк проголосовал снять отца с поста полковника, и мы никогда не узнаем, действительно ли этот человек собирался ограбить отца или нет, поскольку отец стрелял слишком быстро". Баярд видел также, как вдова этого человека, которой полковник Сарторис послал деньги, пришла к нему в дом и швырнула ему в лицо эти деньги.

В том разговоре в саду Друзилла доказывает Баярду, что у отца есть великая мечта и эта мечта важнее всех убийств и боли. Тогда Баярд говорит ей, что если кто-нибудь был одержим мечтой, так это Томас Сатпен. Друзилла возражает — мечта Сатпена касалась только его самого, а ее муж и отец Баярда "думает о всей стране, которую он старается вытащить шнурками от ботинок, чтобы жили лучше все люди, обитающие здесь, не только люди его круга или служившие в его полку, а все, черные и белые, женщины и дети, живущие там на холмах, у которых нет даже ботинок…".

"— Но что хорошего они могут получить от его благ, — спрашивает Баярд, — если они… после того, как он…

— Убил кое-кого из них? — перебивает его Друзилла. — Я полагаю, что ты включаешь в их число и тех двух саквояжников, которых он должен был убить, чтобы овладеть теми выборами.

— Это были люди, — говорит Баярд. — Человеческие существа".

И тут Друзилла излагает Баярду свою философию, старую как мир, к которой прибегали тираны испокон века, стараясь оправдать ею свои преступления против людей, против человеческой морали. "- Мечта — это не такая штука, около которой безопасно находиться, Баярд. Я знаю, у меня была однажды мечта. Это похоже на заряженный пистолет с курком как на волоске: если он долго на взводе, кто-нибудь пострадает. Но если это хорошая мечта, то она стоит того. В мире не так много хороших мечтаний и слишком много человеческих жизней. А одна человеческая жизнь или две дюжины…

— Ничего не стоят? — спрашивает Баярд, и Друзилла твердо отвечает:

— Да, ничего".

Вот с этой философией, оправдывающей убийство человека, не может согласиться Баярд, он уверен, что никакая мечта, никакая абстрактная идея не стоят одной человеческой жизни.

Вторая сцена в саду, которую вспоминает Баярд по дороге в Джефферсон, произошла через четыре года, за несколько недель до того вечера, когда Ринго прискакал в университет и сообщил Баярду, что его отец убит.

Баярд при этом вспоминает всю историю отношений отца с Редмондом, которая воспроизводит последний этап жизни фолкнеровского прадеда, — сначала дружба, партнерство в строительстве железной дороги, потом неприязнь, вызванная властностью полковника Сарториса и нежеланием прислушиваться к чьему-либо мнению, затем откровенная вражда, приведшая к тому, что Джон Сарторис лишил Редмонда партнерства в строительстве дороги, и в самое последнее время — соперничество на выборах в законодательное собрание штата. Баярд знал, что отец без нужды издевался над Редмондом публично, что он довел Редмонда до того, что тот, чтобы его не сочли трусом, должен будет прибегнуть к оружию. Это понимали и жители Джефферсона. Выражая их общее мнение, один из близких сторонников Сарториса говорит Ба-ярду: "Он должен был оставить Редмонда в покое. Я знаю, в чем корень беды: он вынужден был слишком много убивать, а это плохо для человека".

Вот об этом и говорил во второй беседе в саду Баярд Друзилле. Но Друзилла одержима своими собственными идеями. Она говорит Баярду, что есть вещи худшие, чем убивать или быть убитым. "Иногда я думаю, — говорит она, — что лучшее, что может быть с мужчиной, это любить что-нибудь, желательно женщину, любить очень сильно, а потом умереть молодым, потому что он верил в то, во что он не мог не верить, и был тем, чем он не мог не быть".

В усадьбе Сарторисов все происходит именно так, как представлял себе Баярд, — его там ожидают всадники из числа близких помощников отца, готовые тут же ехать с Баярдом во главе, чтобы быть свидетелями его мести, а на верху лестницы в свете, падающем из двери и окон, как на сцене, стоит Друзилла — воплощение тех сил, которые хотят заставить Баярда выполнить предписанный ему кодексом сыновний долг.

В эту ночь Друзилла торжественно вручает Баярду дуэльные пистолеты и в лихорадочном возбуждении говорит ему: "Как ты прекрасен — ты молод, тебе позволено убивать, позволено мстить, позволено взять в руки небесный огонь, который сразит Люцифера. Нет, это я, Я даю тебе этот огонь, я вкладываю его в твои руки. О, ты будешь благодарен мне, ты будешь помнить меня, когда я умру, а ты будешь старым человеком и скажешь себе: "Я вкусил все".

Наутро Баярд едет в город и безоружным входит в контору, где сидит с прошлого дня и ожидает его с пистолетом в руке Редмонд. Баярд должен пойти на это, рискнуть своей жизнью, иначе все будут считать его трусом. Редмонд стреляет в него, промахивается и, видя, что Баярд не стреляет, выходит, шатаясь, из конторы и уезжает навсегда из города. Так с опасностью для жизни Баярд бросает вызов традициям и побеждает. Один из приспешников полковника Сарториса, который как раз перед тем, как Баярд должен был войти в контору Редмонда, с возмущением бросил ему: "Ты кто? Или твоя фамилия не Сарторис? Клянусь богом, если ты не убьешь его, я это сделаю сам!" — теперь уважительно говорит ему: "Может быть, ты прав; может быть, в вашей семье достаточно убивали".

Так Фолкнер действиями своего героя развенчивает героическую легенду о прошлом Юга, показывает безнравственность и пустоту этих мертвых традиций.

В конце августа кончился срок его контракта с голливудской фирмой, и Фолкнер вернулся в Оксфорд. А в октябре он отправился в Нью-Йорк. Ему хотелось познакомиться с руководителями издательства "Рэндом хауз", договориться с ними о контракте на новый роман и получить под него аванс, повидать кое-кого из старых друзей. Здесь на одном коктейле он впервые после многих лет, прошедших с их последней встречи в Новом Орлеане, встретил Шервуда Андерсона и первым подошел к нему. Впоследствии Фолкнер вспоминал, что при этой встрече Шервуд "вновь показался мне выше, значительнее, чем все, что он написал. Потом я припомнил "Уайнсбург, Огайо" и "Триумф яйца" и некоторые куски из "Лошадей и людей", и понял, что я вижу гиганта, живущего на земле, населенной в значительной степени — слишком значительной — пигмеями, даже при том, что он сделал всего два или, может быть, три жеста, присущих гигантам",

Данный текст является ознакомительным фрагментом.