Горбачев лично готовит встречу с Рейганом

Горбачев лично готовит встречу с Рейганом

24 октября на юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке выступил президент Рейган. Каких-либо заметных изменений в известном его подходе к Советскому Союзу — в свете предстоящей встречи на высшем уровне — не было. Он по-прежнему обвинял СССР в попытках „расширения сфер тоталитаризма", в нарушении международных соглашений, защищал программу СОИ. Что касается новых советских предложений по вопросам ядерных и космических вооружений, то президент заявил, что они „изучаются".

Шеварднадзе в своем выступлении подчеркнул значение новых советских предложений в области ядерных и космических вооружений, указав, что они предусматривают надежный контроль. Касаясь перспектив предстоящей через месяц встречи на высшем уровне, он выразил надежду, что США займут позицию, которая позволит достичь договоренностей по вопросам, которые обсуждаются в Женеве.

Поскольку Рейган оказался в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, то состоялась встреча между ним и Шеварднадзе. Обмен мнениями под углом зрения предстоящей встречи на высшем уровне не выявил продвижения по существу самих вопросов. Вернувшись в Москву, Шеварднадзе доложил Политбюро, что по-прежнему совершенно неясно, о чем можно будет договориться на встрече в Женеве.

Горбачев решил тогда лично взяться за подготовку встречи с Рейганом. С этой целью он передал через меня приглашение Шульцу приехать в Москву. Рабочий визит госсекретаря состоялся 4–5 ноября. Его сопровождал Макфарлейн. Горбачев предложил и мне приехать на эту встречу.

5 ноября Горбачев принял Шульца в своем рабочем кабинете на 5-м этаже в здании ЦК. Кабинет был скромно обставлен для деловых встреч и совещаний. Горбачев не захотел принимать Шульца в Кремле, чтобы подчеркнуть тем самым рабочий характер их встречи.

Надо сказать, что Горбачев находился в несколько возбужденном состоянии. За час до встречи с Шульцем он пригласил к себе Шеварднадзе и меня (мы затем в том же составе беседовали с Шульцем и Макфарлейном), чтобы обсудить предстоящую встречу с американскими представителями. Сам Горбачев был заметно раздражен тем обстоятельством, что до встречи с Рейганом оставалось всего две недели, но никакой ясности об основных ее вопросах и о возможном исходе не было. „От американцев слышны лишь общие рассуждения", суммировал он свое недовольство.

Горбачев сказал нам далее, что его не устраивает лишь ознакомительная и протокольная встреча с президентом. Нужно иметь что-то более существенное, чтобы убедить скептиков (в Политбюро) в целесообразности вообще встречи с Рейганом. В то же время публичные выступления президента по-прежнему звучат подчас так, как если бы ничего не изменилось и никакой встречи с ним и не предстоит.

Мы с Шеварднадзе в целом согласились с такой оценкой неудовлетворительного положения дел и посоветовали Горбачеву поглубже „прощупать" Шульца.

Горбачев сказал, что именно это он собирается сделать.

В ходе длительной и непростой беседы Горбачев подчеркнул Шульцу свою основную мысль о том, что советское руководство придает важное значение предстоящей встрече в Женеве и исходит из того, что ее проведение в конструктивном деловом ключе способствовало бы улучшению отношений между обеими странами, стабилизации обстановки в мире. При этом внимание высших руководителей США и СССР должно быть сосредоточено в первую очередь на вопросах безопасности обоих государств, прежде всего на решении центральной задачи, а именно недопущении гонки вооружений в космосе и прекращении ее на Земле.

Какое-то время заняла почти философская дискуссия вокруг „ошибочных иллюзий", которые питают обе страны и их правительства в отношении слабостей друг друга и пытаются их использовать. Горбачев был особенно критичен.

В целом, беседа Горбачева с Шульцем проходила в откровенном духе. Горбачев не скрывал своих эмоций, когда говорил о пользе улучшений отношений между нашими странами и необходимости договоренности в области ядерных и космических вооружений. Особый упор он делал на критике программы СОИ (на мой взгляд, он переигрывал в этом вопросе, лишь укрепляя убежденность Рейгана и Шульца в важности этой программы).

Однако все попытки Горбачева завязать с госсекретарем США конкретный разговор по этим вопросам с целью нащупать возможные области договоренности на предстоящей встрече с Рейганом не увенчались успехом. Шульц в своем обычном стиле, характерном для того периода, предпочитал вести диалог в общем плане, сопровождая его необязывающими высказываниями о важности самой встречи на высшем уровне. Не забыл он упомянуть и о правах человека (Горбачев снова отклонил этот вопрос).

Рассказывая на Политбюро о встрече с Шульцем, разочарованный Горбачев прямо сказал, что ему не удалось „завязать" госсекретаря на предметный разговор по центральным вопросам и что, судя по всему, у того „за душой" вообще не было большого багажа по вопросам предстоящей встречи в верхах.

Эти впечатления Горбачева определили суть директив Политбюро к встрече с Рейганом. Это же позволило Горбачеву настроить членов Политбюро на результаты встречи, которые, возможно, не будут отвечать их ожиданиям, что развязывало ему руки для более свободной беседы с американским президентом.

Напористый Горбачев произвел на Шульца впечатление. Судя по поступавшим затем к нам в посольство сведениям, у Шульца после встречи с Горбачевым появилось тревожное чувство по поводу того, что на встрече в Женеве Горбачев может оказать новый, еще более сильный нажим на Рейгана по разоруженческим вопросам, а это в пропагандистском плане может поставить американского президента в сложное положение. Подобные сообщения из разных источников стали появляться и в американской прессе. Рейган насторожился.

Узнав об этом, Горбачев в беседе со мной сказал, что он не заинтересован в том, чтобы Рейган — под впечатлением всего этого — вел подготовку к встрече с ним как к большой пропагандистской битве. Наоборот, встреча должна носить, по возможности, взаимно ознакомительный характер. Надо максимально „прощупать" настроения Рейгана, но не доводить дело до конфронтационной тональности, хотя свои позиции и взгляды он намерен, конечно, изложить американскому президенту. Вообще встреча в Женеве — это скорее трамплин для будущего развития новых отношений с Рейганом, чем для достижения конкретных сиюминутных результатов, которых пока будет немного, подчеркнул Горбачев.

Всем этим он и предложил мне руководствоваться в моих контактах с высшими американскими представителями в ходе подготовки встречи. Я, разумеется, так и действовал.

По возвращении я провел „разъяснительную" беседу с Шульцем по прямому поручению Горбачева. Я объяснил ему принципиальный подход Горбачева к встрече. Сказал Шульцу, что в Женеве, естественно, будет проведен с Рейганом достойный разговор, что никто не ставит себе задачу „кого-то загонять в угол" и что нет нужды в полемике только ради полемики, хотя существо основных вопросов будет, разумеется, обсуждаться со всей серьезностью, прямотой и глубиной, как они того заслуживают.

Шульц воспринял все это с заметным удовлетворением и отчасти даже с облегчением. Со своей стороны он рассказал, что подробно доложил президенту, о своей беседе с Горбачевым. Президент задал много вопросов, интересовался содержанием беседы и описанием манеры ведения беседы Горбачевым.

Рейган сказал при этом Шульцу, что хорошо бы на встрече в Женеве договориться уже о визите Горбачева в Вашингтон в июне следующего года, имея в виду, что затем он, президент, приедет в Москву, где ему давно хотелось побывать.

Я заметил, что проведение встреч на высшем уровне на постоянной и систематической основе, несомненно, было бы полезно для нормализации и развития советско-американских отношений. В Москву я доложил, что официальная договоренность по этому вопросу с Рейганом может — на худой конец — и сама по себе стать неплохим итогом встречи в Женеве.

Мы с Шульцем подробно обсудили ход подготовки к встрече, и, в частности, подписание каких документов могло бы явиться результатом бесед Горбачева и Рейгана. Фактически складывалась такая перспектива, что основным совместным документом встречи должно было стать итоговое коммюнике (заявление), ибо других значительных договоренностей не предвиделось. Условились, что подготовка проекта коммюнике будет продолжена представителями госдепартамента и посольства.

В середине ноября Кендалл рассказал о своем разговоре с Никсоном, с которым Рейган довольно часто беседовал в порядке подготовки к встрече в Женеве. Никсон делился с ним своим опытом.

Бывший президент довольно критически оценивал ход подготовки Рейгана к встрече. Президент плохо знал детали проблем, особенно в области разоружения, и вынужден был полагаться на мнение своих советников и экспертов. Ближайшее же его окружение (которое должно было сопровождать его в Женеву) ориентировало президента в основном„на философский разговор общего порядка", считая, что на такой почве Рейган „сможет удержать свои позиции и противостоять" советскому руководителю. Вообще многие помощники президента, сказал Никсон, склонны рассматривать встречу в основном как позирование перед фотографами руководителей двух сверхдержав. К этому они подбивали и президента Рейгана.

Никсон недоволен был также тем, что Шульц недостаточно настойчиво давит на президента, чтобы склонить его к поддержке более конструктивных подходов. По мнению Никсона, Шульц ведет себя чересчур осторожно с президентом, хотя и является основным сторонником встречи. Экс-президент уговорил Рейгана не брать с собой Уайнбергера, который даже в Америке стал символом непримиримой вражды к СССР. По его мнению, сейчас имеется „исторический шанс" сделать определенный поворот в отношениях с СССР при новом Генеральном секретаре, но он боится, что этот шанс не будет в должной мере использован Рейганом.