Прощальный визит в Вашингтон. Беседа с Рейганом

Прощальный визит в Вашингтон. Беседа с Рейганом

Итак, наступал новый этап на моем жизненном пути. Через несколько дней я сказал Горбачеву, что мне надо бы вернуться в Вашингтон для нанесения прощальных визитов президенту, госсекретарю и другим официальным лицам США. Горбачев согласился с этим.

В начале апреля я вылетел на спецсамолете в Вашингтон, впервые осознав значимость моего нового поста. Признаюсь, что чувствовал я себя не совсем уютно: в большом самолете мы с женой были единственными пассажирами.

Еще 7 марта поверенный в делах Соколов прислал в Москву телеграмму о ежегодном приеме для дипломатического корпуса, устроенном госсекретарем Шульцем. В своем выступлении, помимо прочего, Шульц отметил, что на данном приеме отсутствует дуайен дипкорпуса посол Добрынин, „получивший в Москве новый важный пост в области внешней политики". Госсекретарь пожелал мне успехов на этом посту. Он подчеркнул при этом большую роль, которую играл советский посол в дипломатических контактах между США и СССР так же, как и в политической жизни Вашингтона.

За время моего краткого пребывания в Вашингтоне состоялась целая серия прощальных встреч, бесед, обедов и приемов. После столь длительного пребывания в США у меня образовался обширный круг знакомств, дружеских и деловых связей, хотя я и был послом „империи зла".

Кстати, Шульц рассказал мне эпизод полуанекдотического порядка. Когда он сообщил президенту Рейгану, что посол Добрынин уезжает в связи с избранием его секретарем партии по международным вопросам, то президент с изумлением спросил: „А разве он коммунист?" Рейган, видимо, не знал, что в то время все советские дипломатические работники обязательно были членами партии. Во всяком случае, в устах Рейгана такой вопрос звучал для меня комплиментом.

Шульц рассказал мне и о таком эпизоде. Его кабинет на 7-м этаже госдепартамента выходил на широкий балкон. Там госсекретарь обычно устраивал летом коктейль для иностранных гостей, так как с балкона открывалась живописная панорама части Вашингтона и реки Потомак. Я как-то попросил его на память фото с видом столицы, открывающимся с этого балкона. Через некоторое время он прислал мне фотографию с шутливой надписью. Впоследствии от него же стало известно, что посылка такого сувенира оказалась совсем непростым делом. Американские спецслужбы вначале воспротивились посылке такой фотографии советскому послу, поскольку, дескать, на снимке был запечатлен „стратегический вид центра Вашингтона" (хотя на нем не было видно ни Белого дома, ни других важных правительственных учреждений, да к тому же еще более „стратегические" фотографии можно было купить в любом киоске).

Шульц не принял всерьез такую аргументацию и все же послал мне эту фотографию (она висит у меня в кабинете в Москве). Однако весь этот эпизод характерен для атмосферы взаимной подозрительности и шпиономании, существовавшей в двух великих державах.

Перед отъездом я имел продолжительную беседу с Шульцем. Мы обедали у него втроем, с нами был и помощник президента Пойндекстер.

После расспросов о моем новом назначении мои собеседники попросили дать им „в сугубо неофициальном, но откровенном плане" оценки в советском руководстве нынешнего состояния советско-американских отношений, перспектив новой встречи на высшем уровне, проведению которой они в администрации „по-прежнему придают большое значение".

Я сказал, что в советском руководстве не удовлетворены состоянием отношений между нашими странами после встречи на высшем уровне. Прошло почти пять месяцев после Женевы, где были взяты определенные взаимные обязательства улучшать отношения, вести дело ко второй встречена высшем уровне. На деле же наши отношения и практические шаги США оставляют желать много лучшего. Сохранит ли администрация заинтересованность в отношении новой встречи?

Шульц и Пойндекстер заверяли, что президент Рейган по-прежнему проявляет большой интерес к новой встрече с Горбачевым. Однако, когда по ходу беседы дело доходило до обсуждения конкретных возможных шагов после встречи на высшем уровне, мои собеседники в основном уходили от уточнения своих позиций, ссылаясь на то, что они еще над ними работают.

Пойндекстер поинтересовался, не мог бы я заранее дать им текст привезенного мною послания Горбачева для президента Рейгана, чтобы последний мог своевременно ознакомиться с ним и быть готовым к беседе со мной. Получив это письмо, Пойндекстер сразу же уехал в Белый дом.

В своем письме Горбачев делился „некоторыми общими раздумьями" по поводу состояния и перспектив отношений между нашими Странами, предложив за точку отсчета считать встречу в Женеве, где совместно были приняты определенные обязательства.

„Наши с Вами оценки ее, полагаю, совпадают: она была нужной, полезной, внесла определенный стабилизирующий элемент в отношения между СССР и США, в общую обстановку в мире. Естественно, что она вызвала и немалые надежды на будущее, — писал Горбачев. — Мы, в советском руководстве, расценили женевскую встречу как необходимость переводить принципиально понимание, достигнутое там, в конкретные действия, имея в виду дать импульс нашим отношениям, наращивать в них позитивную динамику. Именно так мы и действовали после Женевы".

„Как же действовали США? К сожалению, приходится констатировать, что сближения позиций, которое открывало бы реальную перспективу на достижение договоренностей, пока не произошло… Мы слышим все более яростные филиппики в адрес СССР, а также видим немало действий, прямо направленных против наших интересов, да и, скажу откровенно, против того, чтобы наши отношения становились более стабильными и конструктивными".

Приведя некоторые примеры в подтверждение сказанного, Горбачев призывал затем к взаимным позитивным шагам. В частности, он повторил свое предложение Рейгану встретиться в одной из европейских столиц для отдельного обсуждения вопроса о прекращении ядерных испытаний. Эта специальная целевая встреча, конечно, „не заменяла бы той новой большой встречи, о которой мы условились в Женеве". Горбачев перечислил в заключение вопросы, над которыми следовало бы сейчас „взаимно поработать в целях сближения позиций".

Когда мы остались вдвоем, Шульц выразил серьезное сожаление, что администрация Рейгана не использовала активно конфиденциальный канал „госсекретарь — советский посол", о чем было условлено и на встрече в Женеве. Я теперь вижу, заявил он, что это была наша собственная недооценка связанных с этим возможностей. Опыт предыдущих администраций, особенно использование этого канала в период подготовки встреч на высшем уровне, наглядно подтверждает это.

Я сказал Шульцу, что целиком разделяю такую критическую оценку и связанные с этим немалые упущенные возможности. Президент Рейган выразил желание встретиться со мной. 8 апреля состоялась моя прощальная беседа с президентом в Белом доме.

На этой беседе в Овальном кабинете присутствовали Шульц, руководитель аппарата Белого дома Риган, помощник президента по национальной безопасности Пойндекстер, специальный помощник президента Мэтлок, заместитель госсекретаря Риджуй. С нашей стороны — посланники Бессмертных и Соколов. Беседа с президентом продолжалась около полутора часов.

После обмена приветствиями и поздравлений Рейгана в связи с моим новым назначением я выразил надежду, что президент, видимо, имел возможность ознакомиться с переданным ему через Шульца и Пойндекстера письмом Генерального секретаря. Поинтересовался, не мог бы президент уже сейчас высказать свои соображения на поставленные в этом письме вопросы.

Рейган сказал, что действительно хотел бы изложить мне некоторые свои соображения на поставленные в этом письме вопросы. Затем, часто прибегая к имевшейся у него в руках довольно объемной памятке, начал с заявления о том, что он полон желания продвигаться в направлении улучшения наших отношений, как это было условлено в ходе встречи в Женеве.

На его взгляд, в наших двусторонних отношениях имеет место определенное продвижение, в частности развиваются обмены и контакты, в том числе и между гражданами. В то же время он так же, как и мы, не испытывает удовлетворения по поводу общего состояния наших отношений и отсутствия прогресса в ряде важных вопросов.

Предметом нашей озабоченности, продолжал Рейган, остаются в частности, региональные конфликты, вопрос, который обсуждался в Женеве. Он упомянул в этой связи конфликт с Ливией, войну в Афганистане.

Что касается ограничения вооружений, то, по мнению президента, каждая сторона должна предложить свои оптимальные варианты, а затем искать договоренности в диапазоне между ними.

Приоритетным для США в области ядерных испытаний, продолжал президент, является достижение договоренности о контроле. Обсуждение на уровне экспертов, без каких-либо предварительных условий, вопроса об улучшении контроля за ядерными взрывами с целью ратификации договоров 1974-го и 1976 годов могло бы стать одним из элементов договоренностей к следующей встрече на высшем уровне.

Другим таким элементом могла бы быть принципиальная договоренность, помогающая уничтожить ракеты средней дальности.

Далее Рейган изложил, как он выразился, „оптимальные цели, которые не являются, однако, нереальными". К ним он отнес: договоренность по ключевым элементам договора о сокращении стратегических вооружений сравнимых категорий на 50 процентов; договоренность по ключевым параметрам договора о ядерных средствах промежуточной дальности; договоренность о методах, которые устраняют как угрозу эффективного первого удара, так и использование космоса для размещения там наступательных вооружений со средствами массового уничтожения; договоренность о более надежных способах контроля за ядерными испытаниями; договоренность о запрещении химического оружия; процесс в деле мирного урегулирования в регионах, в настоящее время раздираемых конфликтами; улучшение политической атмосферы, которое позволило бы значительно расширить торговлю и сотрудничество.

Рейган подчеркнул, что достижение конкретных договоренностей по ключевым элементам в текущем, 1986 году позволило бы затем провести переговоры и выработать соответствующие договоренности к следующей встрече, которая должна состояться в 1987 году. Это, в свою очередь, сделало бы возможной их ратификацию до президентской предвыборной кампании в 1988 году.

Кроме того, такие договоренности представляли бы собой своего рода схему реализации первой фазы предложений Горбачева от 15 января 1986 года. Другие важные вопросы, требующие внимания: сокращение вооруженных сил в Центральной Европе и более эффективные меры укрепления доверия. США готовы конструктивно работать по всем этим вопросам, подчеркнул он.

Надо признать, что изложенный Рейганом перечень вопросов для обсуждения в порядке подготовки к новой встрече на высшем уровне был достаточно обширен и затрагивал серьезный круг проблем. Однако он обходил основной тогда вопрос о космических вооружениях СОИ и ПРО (а именно они стали главными на новой встрече в Рейкьявике).

В заключение Рейган просил передать Горбачеву, что он с большим интересом ожидает его первого визита в США и надеется, что этот визит продлится по крайней мере неделю. „Я буду лично сопровождать его в поездке по стране", — добавил он.

Я сказал президенту, что по этому главному вопросу, т. е. об их следующей встрече, Горбачев перед самым моим отлетом в Вашингтон поручил устно передать лично ему следующее: СССР верен обязательствам, которые были взяты обоими руководителями в Женеве, — действовать в пользу нормализации наших отношений и улучшения международной обстановки. Соответствующие советские действия полностью вписываются в задачу создания наиболее благоприятной атмосферы для подготовки проведения в США следующей встречи на высшем уровне.

Мы готовы и дальше руководствоваться духом Женевы, хотя, откровенно говоря, то, как поступает американская сторона, делает эту задачу довольно трудной. Не говоря уже о резко антисоветской риторике, которой в последние месяцы увлекаются высокопоставленные представители администрации. Кроме того, со стороны США все чаще осуществляются акции, которые иначе как недоброжелательными в отношении СССР не назовешь. Президенту, конечно, известно, о чем идет речь.

И все это делается в то время, когда между Москвой и Вашингтоном идет диалог по поводу организации новой встречи в верхах. В советском руководстве пытаются понять: к чему же тогда сейчас стремится американская администрация?

Горбачев высказал убеждение, что главное сейчас — это практически обеспечить успех встречи. Высшие руководители обеих стран должны иметь представление, на какой конкретно позитив они могут рассчитывать в результате встречи. Неопределенность в этом вопросе лишь тормозит подготовку встречи. Именно на эту мысль он хотел бы особо обратить лично внимание президента.

Я подчеркнул далее, что экспромт в таких делах, да еще на высшем уровне, вряд ли допустим. Он может быть даже опасен. Достаточно хорошо известен, к сожалению, неудачный опыт недостаточно подготовленных встреч с президентами Эйзенхауэром и Кеннеди, которые не только не привели к улучшению наших отношений, а лишь обострили их. Наоборот, встречи с президентами Никсоном, Фордом и Картером, которые были все заранее тщательно подготовлены, закончились хорошими результатами.

Советское руководство считает, сказал я в заключение, что при наличии доброй воли с обеих сторон есть реальная возможность продуктивно подготовиться, чтобы еще в этом году осуществить визит Горбачева в США.

Президент заметил, что в области ограничения вооружений, по его мнению, есть достаточно аспектов, по которым взгляды сторон довольно близки. Например, на встрече можно было бы в принципе договориться по ракетам средней дальности, чтобы на основе этих договоренностей подготовить базу для официального соглашения в 1987 году, к моменту его визита в СССР.

Рейган вел беседу в доброжелательном тоне. Она оставила впечатление, что президент хочет новой встречи — с Горбачевым и в этом году, причем его интерес к ней заметно растет. Обозначилось и желание Рейгана, по возможности, спланировать хотя бы основные ориентиры подхода к советско-американским отношениям на двухлетний период с учетом его собственного визита в СССР в 1987 году.

В целом, судя по всему, играла свою роль и тактическая линия (одобренная на Политбюро после Женевы) и направленная на то, чтобы пока не спешить с определением такой даты новой встречи с Рейганом, подвесить ее до внесения известной определенности в вопросе о конкретном содержании встречи. Правда, через несколько месяцев сам Горбачев не удержался на этой позиции, поторопился и ускорил проведение новой „промежуточной" встречи в Рейкьявике, не имея еще ясности в ее исходе, но, как эмоциональный игрок, решил рискнуть „по большому счету".

По окончании нашей основной беседы президент попросил меня задержаться для разговора наедине. Когда мы остались одни, Рейган сказал, что сейчас, судя по всему, обоим руководителям следует дать дополнительный импульс всему подготовительному процессу к встрече.

Одно направление — ускорить идущие двусторонние переговоры на разных форумах и, в частности, значительно активизировать личную вовлеченность Шульца и Шеварднадзе в эту работу.

Другое направление — использование строго конфиденциального канала между президентом и Генеральным секретарем, что могло бы быстрее способствовать нахождению компромисса по ряду вопросов ядерно-космических вооружений. По мнению президента, подобный канал (Шульц. — советский посол) при подготовке первой встречи в верхах в Женеве себя полностью оправдал. Однако после Женевы он не был задействован в достаточной степени, видимо, из-за занятости Шульца другими вопросами.

Провожая меня, президент оказал подчеркнутое внимание по высшим американским протокольным нормам. Он вместе со мной вышел из Овального кабинета и по зеленой лужайке летнего сада Белого дома проводил меня до автомобиля. Прощаясь, снова попросил передать Генеральному секретарю привет, выразив надежду на встречу с ним еще в этом году в США. „У нас есть, о чем с ним поговорить", — сказал он.

У меня сохранилась цветная фотография, сделанная фотографом Белого дома и присланная мне затем Рейганом. Яркий весенний день. Мы идем с президентом, разговаривая, по зеленой лужайке Белого дома. За нами идут два моих давних соратника: посланники Александр Бессмертных и Олег Соколов.

По окончании встречи госсекретарь Шульц сделал в Белом доме для корреспондентов заявление: „Президент и посол Добрынин провели сегодня утром встречу, которая продолжалась около полутора часов. Президент поздравил посла Добрынина в связи с избранием его на новый пост, а посол Добрынин, который провел здесь, в США, около 25 лет, выразил свою признательность.

Что касается существа их встречи, то они затронули все существенные вопросы. Они говорили о предстоящей встрече в верхах в США. Обе стороны хотели бы, чтобы эта встреча была успешной и содержательной, и мы понимаем, что для такой встречи необходима большая подготовительная работа.

Мы рассматриваем сегодняшнюю встречу как вполне удовлетворительный обмен мнениями".

Надо сказать, что накануне нашей прощальной встречи с президентом Рейганом он получил личное послание Горбачева, в котором, в частности, говорилось следующее: „Хочу сказать, что мы ценим многолетнюю деятельность А.Ф.Добрынина на посту советского посла в Вашингтоне, его энергичные усилия по налаживанию взаимоотношений между нашими народами. Этому, конечно, в значительной степени помогали те постоянные контакты, которые у него были с американским руководством, в том числе при Вашей администрации".

В таком же духе высказался и сам Рейган в личной беседе со мной, передав мне затем надписанную им цветную фотографию, сделанную еще раньше в Белом доме — на ней изображены президент с супругой и я с женой.

Теплое письмо прислал мне бывший президент Никсон („…ни один из послов, которых я знал в течение последних сорока лет, не служил своей стране с большей отдачей, чем Вы…Без Вашей деятельности невозможно было бы развить новые взаимоотношения между нашими странами, кульминацией которых была встреча на высшем уровне в 1972 году"). Другой бывший президент, Картер, прислал мне свою новую книгу с надписью „моему другу Анатолию Добрынину".

Несколько необычным для отъезжающего посла был завтрак, который дал в мою честь лидер большинства в сенате сенатор Бэрд. На нем были ведущие сенаторы, демократы и республиканцы: Нанн, Пелл, Кеннеди, Тэрмонд, Уорнер, Байден и другие.

В нашем посольстве был устроен большой прием в связи с моим отъездом. На нем присутствовали представители администрации, конгресса, дипломатический корпус, общественные и политические деятели, бизнесмены, обозреватели и корреспонденты — т. е. все многочисленные знакомые, коллеги и друзья, которых у меня было немало за долгие годы пребывания в Вашингтоне. На приеме с теплой, дружеской речью выступил Шульц (текст ее он впоследствии опубликовал в своих мемуарах).

Я выступил в ответ с прощальной речью. Было немного грустно расставаться со всеми, со своим посольством, в котором провел долгие годы, насыщенные работой, переживаниями и незабываемыми впечатлениями.

На следующий день я вылетел домой.

Моя встреча с Рейганом в Белом доме была прощальной с точки зрения окончания моей службы в Вашингтоне в качестве советского посла. Но она была далеко не последней. Мне довелось принимать участие во всех последующих встречах Горбачева и Рейгана вплоть до тройственной встречи в Нью-Йорке в 1988 году, в которой участвовал также только что избранный президентом США Джордж Буш. Встречался я с Рейганом и во время последующего его приезда в Москву, когда он уже не был президентом США.

Рональд Рейган был, пожалуй, наиболее противоречивым и вместе с тем довольно необычным президентом США в послевоенной истории наших отношений. Он никого не оставлял равнодушным. Оценки его деятельности как президента так же противоречивы, как и он сам. Поскольку исследование президентства Рейгана не входит в мою задачу, остановлюсь вкратце лишь на его роли в советско-американских отношениях.

Если проследить смену администраций в Белом доме, то легко обнаружить неровный, волнообразный характер советско-американских отношений. Ф.Рузвельт сцементировал советско-американский союз военных лет. Трумэн символизировал начало „холодной войны", которая при нем уже достигла значительного размаха. Эйзенхауэр к концу своей администрации пытался смягчить конфронтацию. Кеннеди, пройдя через кубинский кризис, начал поиск разрядки. При Джонсоне были неустойчивые отношения, но без конфронтации. Никсон способствовал развитию и кульминации разрядки. При Форде отношения стали неопределенными, но с сохранением их известного статус-кво. Президентство Картера характеризовалось лихорадкой разрядки и ее развалом. Сложнее оценивать президентство Рейгана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.