Кино — немое, звуковое и цветное

Кино — немое, звуковое и цветное

Кино я страшно любил. Киношником был отчаянным. Мне иногда казалось, что нет такой картины, которой я не посмотрел. Кинотеатров было вокруг много. Было бы время, да были бы деньги. А этого как раз не всегда и бывало. Ну, со временем как-то еще устроиться можно. Или уроки делать попозже, или школу прогулять. Не все уроки, конечно, а пару часов приходилось. Вот с деньгами было хуже. Мама давала на кино изредка и не больше раза или двух в месяц. А хотелось ведь чаще! Вот и выкручивался, как мог. Конечно, мама об этом не знала. Каюсь, но иногда я брал кое-что из мелочишки, оставляемой мамой или на буфете или еще где-нибудь. Тайком, конечно. Особенных угрызений совести не испытывал. Хотя как-то попался и получил сполна по заслугам.

Другой способ практиковался чаще. Это — «ходить на протырочку», то есть без билета, каким-то образом обманув билетершу. Мы досконально изучили все близлежащие кинотеатры и их возможности в этом отношении. Чаще всего из-за узких проходов приходилось действовать отвлекающим маневром. Один из нас как-то отвлекал билетершу, совал ей использованный билет, и пока она с ним спорила, мы проскакивали мимо них и мчались в толпу зрителей, в зал. Иногда все же попадались и торжественно выбрасывались из кинотеатра, а чаще все-таки умели скрываться. Тем более, что билетерша не могла оставить своего поста и бежать за нами. А зрители не всегда ей помогали. Хотя всяко бывало.

Лучше всего в этом отношении был приспособленный под кинотеатр Большой зал консерватории. Он назывался «Колосс». В нем всегда шли хорошие фильмы. Под кино отводился весь огромный зал. От партера до галерки.

А попадать в зал было проще,. чем в других кинотеатрах. Здесь широченные мраморные лестницы у первой площадки были перегорожены невысокими деревянными барьерами. В середине узкий проход для зрителей. У прохода контролер или даже два. Но мы к этому проходу не подходили. Дружно перемахивали через барьер и мчались вверх по лестнице, аж до самого верха, до галерки. А там уже в темноте перелезали все ниже и ниже, сначала во 2-й амфитеатр, потом в 1-й, а то и ниже. Иногда, правда, попадались. Но не все. Кому-то везло, кому-то нет.

Фильмы были немые, о звуковых я тогда даже думать не мог, даже представить себе, что с экрана вдруг будет доноситься разговор или музыка, в то время было просто немыслимо.

А фильмы были очень разнообразные. Наших, советских, было меньше. Наша кинофикация только-только набирала темпы. Были и знаменитые фильмы, были и средние, бывали и совсем слабые. Из знаменитых мне особенно запомнился «Броненосец Потемкин». Я его много раз смотрел в «Первом Совкино» на Арбатской площади. Там все поражало. Начиная от фасада и входа в кинотеатр. На фасаде был укреплен макет носовой части корабля с пушками и мачтой. У входа стояли матросы в бушлатах и пропускали зрителей.

А в самом фильме запомнились черви в мясе, коляска с ребенком на одесской лестнице, сапоги шагающих по этой лестнице солдат и красное знамя в конце фильма. Всамделишное красное. Оно полыхало на ветру. Думаю, что на ленте каждый черно-белый кадр был покрашен.

Запомнились и такие фильмы, как «Октябрь», где особенно впечатлял штурм Зимнего. Потом такие фильмы, как «Мать» по М. Горькому, «Конец Санкт-Петербурга», «Потомок Чингисхана», кинокомедии «Закройщик из Торжка», «Процесс о трех миллионах», «Праздник святого Йоргена» с Игорем Ильинским и Кторовым. Да мало ли было интересных для нас фильмов? Тут и «Приведение, которое не возвращается», и «Земля жаждет», и «Саламандра». Особенное впечатление произвел фильм «Фриц Бауэр» о судьбе немецкого мальчика и борьбе немецких рабочих.

Страшно любил заграничные боевики и, конечно, комедии. Знал практически всех звезд того времени. Мэри Пикфорд и ее мужа Дугласа Фэрбенкса, Гарольда Ллойда с огромными круглыми очками, и абсолютно спокойного и никогда не улыбающегося Бестора Китона, или Кейтона, «человека с бесстрастной маской». Его фильмы, в основном, были посвящены войне Севера и Юга в Соединенных штатах, вроде «Генерала» и других. У него был такой неожиданный юмор, такие комические ситуации, такие смелые акробатические трюки и при всем этом абсолютное спокойствие на лице. Ни один мускул не дрогнет. Это надо было видеть. А с Гарольдом Ллойдом, кстати, запомнился такой, страшно рассмешивший всех зрителей кадр. После счастливого, как полагается, конца и поцелуев на экране появляется детская колясочка с двумя крошками-близнецами Ллойдочками. И оба они, конечно, в огромных круглых очках. Под папу работали. А Дуглас Фэрбенкс запомнился, конечно, «Багдадским вором», когда он прыгал с крыши на крышу, пробирался во дворец шаха и даже в его гарем, никогда и никому не попадаясь. Герой! А его «Знак Зорро», или «Три мушкетера», «Робин Гуд» или «Железная маска». Можно было по несколько раз смотреть их. А Джекки Куган — знаменитый киномальчик. Он вызывал и восхищение и зависть. А чего стоили комедии с участием Пата и Паташона, сопровождавшиеся непрерывным хохотом зрителей. Уже значительно позже я узнал их настоящие фамилии — Харольд Мадсон и Карл Шенстрем. Правда, я невольно обращал внимание на непритязательность публики, когда она надрывалась от хохота, глядя на неуклюжие выходки толстяка Паташона или нелепые движения длинного Пата. Мне не всегда было смешно. Большое впечатление произвел Чарли Чаплин. Правда и тут меня иногда смущали чересчур уж, на мой взгляд, неуклюжие выходки Чарли. Но тонкий юмор и грусть, сквозящая в его милом взгляде, покоряли. Его «Малыш», «Цирк», «Золотая лихорадка», «Огни большого города» и, конечно же, «Новые времена» просто незабываемы.

А потом на экранах появились звуковые фильмы. «Великий немой заговорил» — так называлась статья в «Вечерке». Это была сногсшибательная новость. Ведь звук при немом фильме создавался тут же в зале пианистом-тапером или оркестром или трио баянистов. Чаще всего это была импровизация на тему сюжета фильма, бывала и прямая компиляция. Для некоторых фильмов создавалось свое музыкальное сопровождение. Так было с «Броненосцем Потемкиным».

Первым фильмом со звуком был вовсе не «Путевка в жизнь», как, ошибаясь, пытаются втолковывать нам на страницах истории кино некоторые киноискусствоведы. Сначала был фильм, называвшийся «Концерт». Он шел в «Первом Совкино» и имел бешенный успех. В нем не было ничего особенного. Просто концерт. Номер за номером. Оркестровая музыка, солисты-инструменталисты. Разговора, пения не было. Только музыка. Все, как полагается. Но был ЗВУК! Это вызывало восторг публики. Это было новостью. И на сеансы «Концерта» народ валил валом. Мне помнится тогда этот фильм называли, кажется, тонфильмом. Точно не помню. Но знаю точно, что «Путевка» появилась позже. В отличие от звукового музыкального фильма «Путевка» была игровым разговорным фильмом, и в этом отношении первой. Возможно, что снята она была раньше того «Концерта», кто знает. Важно, что на московских экранах сначала мы смотрели «Концерт».

«Путевка в жизнь» покорила всех своей жизнеутверждающей правдивостью, своей искренностью. Игра и Мустафы и Баталова вызывала восхищение. Михаила Жарова знали и любили буквально все, Николая Баталова знали еще по «Матери», а вот Мустафа появился впервые и сразу же завоевал наши сердца. Я не знаю дальнейшей судьбы этого артиста, думаю, что «Путевка» для него его звездный час.

Фильм этот прогремел. Он был вехой в киноискусстве Союза. Однако, были связаны с ним и негативные явления. Как-то, уже значительно позднее, мне пришлось разговаривать о театре, о кино с Народным артистом Абрикосовым, который приходил к нам в Архитектурный институт на наш самодеятельный спектакль «Хозяйка гостиницы». Я провожал Александрова, мы по дороге разговорились. О том, о сем. Коснулись и разного рода воздействия искусства на людей, особенно, на детей. Так Абрикосов мне сказал: «А знаете, что «Путевка» в какой-то степени повлияла на увлечение бродяжничеством у молодежи. Своей романтикой, своими симпатиями к героям-беспризорникам. Блестящая, с одной стороны, картина, а влияние оказала двоякое: и хорошее и не очень хорошее». Я был поражен. Никогда не думал в этом направлении. Возможно, Абрикосов был прав, но думать об этом не хотелось, вспоминая и отдельные эпизоды и талантливых артистов.

О немом кино постепенно просто забыли. Экран был прочно завоеван звуковым. Перечислять картины даже не хочется. Все-таки все это происходило не так уж и давно.

Вспоминаю также и появление первых цветных картин. Это происходило не сразу и не просто. Сначала появились первые ленты, вроде «Груни Корнаковой». Цвет на экране — это очень неожиданно. К этому еще не привыкли. Но само появление цвета встречено было с восторгом. Поэтому, по-видимому, прощались и первые неудачи, первые несовершенства. Конечно же, в «Груне Корнаковой» цвет был просто кричащий, кажется, без полутонов, без тонких нюансов. Но это тогда как-то не замечалось. Важно было то, что фильм не черно-белый, а цветной. Повышение требований к качеству цвета, к цветовым эффектам, к отказу от натурализма появилось позже. И это было естественным.

Сейчас, оглядываясь назад, видишь перед глазами почти всю историю кино. Отсутствует только самый первый период, первые шаги дореволюционной кинематографии, первые кинозвезды России, вроде Веры Холодной, Мозжухина. Но кино отличается тем, что из фондов можно вынимать старые ленты и прокручивать их, спустя много лет после съемок. Так мы узнавали и о первых русских и зарубежных фильмах, так познавали историю этого великого искусства.

Стереофонического и панорамного кино в те времена еще не было. Поэтому говорить об этом нечего. А вот о телевидении я впервые услышал еще в школе, в 1936 году. Тогда на уроке физики наш учитель Иван Адамович Чернышевич рассказал нам о необычайном чуде науки и техники — о передаче изображения на расстоянии. Он говорил, что на западе уже начали работать телевизионные установки, что у нас тоже работают над этим. Закончил он свой рассказ утверждением, что мы вскоре сами будем свидетелями того, как в нашу жизнь войдет и это техническое чудо. Как оно войдет в наши дома и оттеснит и кино, и театр, и даже газеты, и радио, потому что будет и образным и очень оперативным, потому что многое возьмет на себя, не заставляя куда-то ходить. Слушал, но не очень верил. Все вроде бы логично, все по чертежам и таблицам понятно, но представить себе все это наяву было просто невозможно. Но, спустя какой-нибудь десяток лет увидел телевизоры «в живую».