«Звуковое письмо»: Москва — Геленджик

«Звуковое письмо»: Москва — Геленджик

Технологии народных умельцев, как писали в те годы, «бодро шагали по Стране Советов».

Один из старейших московских коллекционеров Владимир Павлович Цетлин (р.1930 г.) в воспоминаниях, написанных по моей просьбе, рассказал, как это делалось в столице:

Я увидел впервые «ребра» в 1949 году на знаменитом Перовском рынке в Москве.

В качестве носителя записи в то время использовалась также привозимая из Германии пленка — децилит.

В первые годы размах деятельности владельцев рекордеров был небольшим. Однако спрос на записи постепенно увеличивался, «ребра» нравились, качество считалось приемлемым, цена — невысокой. Продажа шла, главным образом, из-под полы. В Москве наиболее популярными точками продажи были «Мосторг» (это сейчас ЦУМ) и магазин «Культтовары» на площади Дзержинского (снесен). Износ аппаратуры и недостаток специальной пленки вызвал к жизни народную инициативу: устройства записи были скопированы умельцами, налажено подпольное производство, в частности на заводе Подбельского. В качестве носителя использовалась проявленная рентгеновская пленка из медицинских учреждений. Так появились пресловутые «ребра».

В пятидесятые годы рекордеры были уже во всех южных курортных городах. В специальных павильонах под прикрытием вывески «Звуковое письмо» действовали самые настоящие фирмы грамзаписи. Официально здесь можно было записать голос курортника или музыку в соответствии с утвержденным списком. Ну, а неофициально — все что угодно. Кто-то шутил, что курьеры из Москвы привозили на юг чемоданы с «ребрами», а увозили с деньгами. Полагаю, что запись на пленку производилась на месте.

Индустрия так называемого «Звукового письма» заработала на полную мощность, соответствующими были и заработки. Бывший директор Быткомбината г. Геленджика рассказывал мне, что в этом городе были два павильона «Звукового письма», в которых трудились два брата-грека. Доходы их были настолько велики, что позволили купить в Ленинграде «Мерседес» (правда, трофейный). Любопытно, что братья со своим шумным музыкальным предприятием дождались эпохи песен В. Высоцкого (1961 год). Далее удача покинула их. Один из павильонов находился рядом с горисполкомом. Музыка звучала довольно громко. Голос Высоцкого и его блатные песни не понравились отцам города, и павильоны закрыли.

Успех самодельных записей был гарантирован их содержанием. Здесь царствовали в первую очередь напевы Петра Лещенко. Жанровая ниша между фольклором и танцевальной музыкой была как бы создана для Лещенко. Сопутствующие исполнители с разным успехом заполняли рынок, их имена иногда были нацарапаны на пленках. Авторы слов и музыки оставались неизвестными. Тиражировались певцы и певицы с незатейливым музыкальным сопровождением, патефонные пластинки, позднее — магнитофонные записи или долгоиграющие диски. Невысокое качество звучания записей нередко приводило к раздумьям: кто же все-таки поет? Отличить голоса таких певцов, как Константин Сокольский, Марек Белоруссов, от голоса Петра Лещенко иногда было невозможно, чем и пользовались продавцы. Дело доходило до анекдотов. Записи Николая Маркова с песнями «Журавли» и «Тоска по Родине» выдавались за записи Лещенко. Этот факт оказался живучим. В начале 1988 года известный коллекционер Оскар Борисович Хацет в передаче Московского радио уже не в первый раз доказывал: пластинок Лещенко с этими песнями не существует.

Гармония музыки таких композиторов, как Ипсиланти, Оскар Строк, Марек Вебер и других, их аранжировки были использованы в игре ресторанных ансамблей. Так в 40–50-х появился особый жанр отечественной ресторанной музыки. Вспомните Высоцкого: «…я ж такие ей песни заказывал, а в конце заказал „Журавли“.

Песни и мелодии, звучавшие в ресторанах и на танцплощадках, особенно курортного юга, быстро попадали на „ребра“, а покупатели развозили их по всей стране. Большая часть песен сейчас неизвестна. Не исполняются даже такие шедевры того времени, как „О, море в Гаграх“, „Гвоздики алые“, „Мы с тобою писем ждем крылатых“.

Важно было также другое. Слушая записи, скопированные с редких зарубежных патефонных пластинок на 78 оборотов, люди знакомились с легкой музыкой Европы и США, которая в нашей стране была неизвестна. Именно на „ребрах“ встретил я такие популярные мелодии, как „Караван“ Дюка Эллингтона, „Истамбул — Константинополь“, а „Караван“ Айвазяна на обычной пластинке мне не встречался до сих пор.

На „ребра“ попадали также бытовые, вагонные, студенческие песни, исполняемые под аккомпанемент гитары или аккордеона. Некоторые исполнители не скрывали своих имен: например, артисты Николай Рыбников и Анатолий Папанов, популярностью пользовались Н. Марков, В. Чуксин, Б. Чистов, ансамбль из Свердловска, ростовчане. Удивительно, что песен, которые принято называть „блатными“, в записях, за редкими исключениями (например Л. Утесов), не встречалось. Выскажу спорное утверждение, что покупатель такой песни еще не созрел. Хотя близкие по характеру романтические песни на стихи С. Есенина в записях были — например, в исполнении Александра Борисова („Улеглась моя былая рана…“ и другие).

Появление в середине 50-х годов бытового магнитофона изменило ситуацию сначала на рынке звукозаписи только в крупных городах. Преимущества магнитофона были очевидны, в эти же годы началось производство долгоиграющих пластинок на 33 оборота. На новый, как теперь говорят, формат перешли и меломаны и „писатели“ (продавцы записей на катушках). Вскоре вслед за метрополией угас и рынок „Звукового письма“ в провинции. Последней, по-видимому, закрылась знаменитая студия „Звуковое письмо“, находившаяся в начале ул. Горького в Москве, рядом с магазином „Подарки“. Командовавший там Алексей Иванович Черногоров еще некоторое время пытался заменить „ребра“ катушками, но безуспешно.

Сейчас записи на рентгеновских снимках превратились в предметы, милые только сердцу коллекционера.

Насколько мне известно, массовое изготовление пиратской продукции в 50-е годы расцветало только в нашей стране, Спрос на легальные патефонные пластинки не удовлетворялся, многие музыкальные жанры были запрещены. Этим и объясняется почти 15-летняя успешная конкуренция убогих по качеству записей на рентгеновских снимках. Время с тех пор прошло немалое, казалось бы, вопрос закрыт. И что же мы видим? Одновременно с многомиллиардной по доходам индустрией компакт-дисков вполне легально действует самодеятельность. Для нее специально выпускаются носители (CD-болванки), рекордеры. На профессиональном жаргоне процесс записи CD, как в давние времена, часто называют „нарезкой“, запись происходит в клубах и на дому (не путать с заводской пиратской продукцией). Остается только думать, что уже и на Западе и у нас в стране меломаны не удовлетворены содержанием музыкальных программ. Итак, да здравствуют „ребра“!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.