День 16 марта 1942 года
День 16 марта 1942 года
Прежде чем рассказать о событиях этого дня, связанных с воздушной разведкой, хочу еще раз коснуться самой ее сути. Ведь на протяжении всего периода боевой работы, начиная с первого дня войны, летчики полка прилагают огромные усилия к выполнению разведывательных задач, особенно сейчас, на Донбассе, когда на этот вид боевой деятельности брошены все лучшие летные силы.
Ценность авиационной разведки — охват больших площадей и направлений в ограниченное время, возможность получить сведения об общей направленности боевых действий противника, определить его замыслы. Как недостаток — нельзя определить боеспособность войск, командный состав, в некоторых случаях потери живой силы на поле боя, нумерацию частей и соединений и другие данные. Кроме того, авиационная разведка в какой-то степени зависит от метеорологических условий и времени суток, средств противовоздушной обороны объекта, применения противником различных средств маскировки и ложных сооружений, все это значительно затрудняет как ведение авиационной разведки, так и получение достоверных данных.
Не всем летчикам-истребителям доступна авиационная разведка, от воздушного разведчика требуется высокая организованность и внимательность, чтобы в считаные минуты, а то и секунды оценить обстановку и обнаружить противника, зафиксировать в памяти множество различных объектов на огромном пространстве, определить и запомнить место и время. С появлением фотоаппаратуры эти проблемы решаются гораздо проще, но ведь на всех самолетах фотоаппаратуру поставить невозможно, да и фотосъемка имеет свои отрицательные стороны и требует благоприятных условий.
Все это требует от летчика-истребителя безукоризненной техники пилотирования, умения действовать в сложных метеоусловиях днем и ночью, отличной штурманской подготовки, мобилизации сил и внимания, использования широкого диапазона тактических приемов разведки самых разных объектов. Только сочетание всех этих качеств позволит истребителю-разведчику успешно получить достоверные данные о противнике.
…Боевая работа, как всегда, начинается с раннего утра, не был исключением и этот мартовский день. Несмотря на весенний месяц, стояла снежная и морозная зимняя погода, с низкой десятибалльной облачностью, снегом и поземкой, которые ограничивали видимость до минимума. Стоянки самолетов были занесены снежными сугробами, и приходилось непрерывно заниматься уборкой снега.
Задолго до рассвета первыми на аэродроме появляются неутомимые труженики — авиационные техники, механики и мотористы, чтобы своевременно подготовить самолеты к полету. Одним из первых пришел на стоянку мой механик Николай Годулянов, вначале ему пришлось заняться расчисткой снега вокруг самолета и дорожки к взлетной полосе, а затем уже приступить к осмотру и проверке агрегатов самолета, заправить его горючим и боеприпасами, прогреть мотор и опробовать его работу.
Следует сказать несколько слов о Николае Павловиче Годулянове. Николай — сын адыгейского народа, по национальности русский, но считал себя адыгом, родился в Майкопе в 1918 году. В ряды Красной Армии призван в 1938 году, окончил школу младших авиаспециалистов. В 55-й истребительный авиаполк прибыл в первые дни формирования. На фронте с первого дня боев и до конца войны, закончил свой путь в Берлине 9 мая 1945 года. Вначале работал мотористом, потом стал самостоятельно обслуживать боевые самолеты, которые всегда были в полной исправности и боеготовности.
Когда я подошел к самолету, механик доложил, что самолет находится в полной боевой готовности: горючим заправлен, боеприпасами пополнен, подвешено шесть РСов, мотор опробован и работает исправно.
В этот день я имел задание произвести воздушную разведку войск противника в районе Горловка — Макеевка — Сталино — Чистяково и при их обнаружении нанести штурмовой удар. Пройдя несколько километров по маршруту, пришлось возвратиться из-за ненастной погоды — низкой облачности, снегопада, отсутствия видимости. Следом в воздух на том же самолете и имея то же задание поднялся Валентин Фигичев, но и его постигла неудача по той же причине.
Спустя час или два, когда прекратился снегопад, облачность поднялась, а в небе прояснилось и посветлело, я снова стартовал на разведку. Николай Годулянов, провожая меня, приложил руку к шапке, дав понять, что все в порядке, и пожелав удачи.
Машина оторвалась от снежной полосы. Все внимание обращено теперь вперед и только изредка приходится бросать взгляд на заснеженные поля и дороги, где затерялся одиночный спутник или проезжая машина. В селах и деревнях, угольных поселках все затихло и замерло. В крестьянских избах топят печи, и дым, выходящий из труб, вначале вертикально поднимается вверх, а потом расстилается по горизонту…
Вот и линия фронта. Погода значительно улучшилась, видны вспышки орудий, артиллерия ведет огонь по противнику. Теперь все внимание к земле, к дорогам, населенным пунктам. Всматриваюсь в чуть темнеющие полоски дорог — враг притаился, не проявляет интенсивности в движении, проселочные дороги почти пустые. Видны лишь отдельные машины, подводы — темные двигающиеся точки на белом снежном фоне. В населенных пунктах приходится снижаться, присматриваться, а потом «миг» вновь горкой взмывает вверх и продолжает путь. Иногда приходится прикрываться облаками, уклоняться от зенитного огня.
Самолет все дальше и дальше удаляется от линии фронта в глубь территории, оккупированной противником. Один за другим мелькают населенные пункты, железные и шоссейные дороги. Наконец, конечный пункт маршрута, шоссейная дорога Сталино — Чистяково — к ней особое внимание, в основном по этой магистрали немцы перебрасывают к линии фронта свои войска, технику и грузы. Заметно оживилось движение, появились небольшие колонны автотранспорта, в основном в сторону Чистякова. Стараюсь определить характер перевозок — машины в основном крытые, но видно, что идет переброска боеприпасов и живой силы, а это уже хорошая цель для штурмового удара.
Стараюсь идти несколько в стороне, чтобы не привлекать внимания. Разведка подходит к концу — впереди Чистяково, Снежное и линия фронта. Из Чистякова противник открыл бешеный зенитный огонь, пришлось срочно менять высоту и курс полета, бросая взор на улицы и дома. В селе фашистов хоть пруд пруди, в каждой улице и переулке — автотранспорт, танки, самоходки.
Когда вдоль шоссейной дороги подошел к Снежному, то ужаснулся — сколько войск врага! Вдоль дорог и обочин, в лесополосах и кустарнике, на окраинах населенного пункта — все вокруг забито войсками, и никакого рассредоточения: танки, самоходки, автотранспорт, цистерны, мотоциклы, артиллерия и другая техника, расставленная так плотно, что при штурмовке не было необходимости вести прицельный огонь, достаточно просто закрыть глаза и нажать на гашетку. Слишком уж заманчивая и соблазнительная цель, было бы непростительно пройти мимо и ограничиться одним наблюдением. Задание было выполнено, и я был просто обязан нанести по гитлеровцам штурмовой удар.
Незамедлительно ввожу самолет в пикирование и открываю огонь. РСы понеслись к земле, и сразу все смешалось в дыму и пожарах. Одна атака следует за другой — отчетливо видно, как на снегу заметались фигурки немецких солдат, стали разбегаться и падать в кюветы, опрокидываются мотоциклы, сталкиваются машины, огромным пламенем с черным дымом горят цистерны с горючим…
Увлеченность атаками чуть не стоила мне жизни — я не заметил, как разъяренные гитлеровцы открыли зенитный огонь из «эрликонов». Выхожу горкой из очередной атаки, кладу самолет на крыло над самым вражеским скопищем, чтобы посмотреть, что делается в стане врага, и… в этот момент — удар! Нет времени разбираться, что к чему, быстрее нужно выходить из зоны зенитного огня, тянуть к себе, на свою территорию…
Один из снарядов «эрликона» угодил в левый борт кабины самолета и разорвался за бронированной спинкой сиденья — вновь, второй раз, моя жизнь была спасена благодаря ей.
Осколками снарядов раздробило плечо, задело грудь в области сердца и паховую часть ноги, бездействовала левая рука, повиснув плетью. Хлынула кровь, залила лицо и очки, комбинезон, кабину самолета. Уже на земле, когда самолет произведет посадку, летчики и техники увидят, что огромная часть фюзеляжа, где зияла дыра у кабины, окрашена в кровавый красный цвет, перебиты тросы и тяги управления самолетом и все держится на честном слове.
Первым делом я вывел самолет в горизонтальное положение и взял курс на свою территорию, благо до линии фронта было не так далеко. Сделал попытку проверить жизнеспособность руки — зажав ручку управления коленями, положил левую руку на сектор газа, но она безжизненно упала, тогда я примостил ее на колени, где она и покоилась до самой посадки.
Чтобы как-то наблюдать за воздухом и землей, вести ориентировку, нужно было снять очки, залитые кровью настолько, что через них ничего не было видно, а потом наклонить голову за борт самолета и освежить лицо встречной струей воздуха.
В душе была искра радости, успокоительный проблеск надежды — мотор работал в ровном ритме, самолет слушался рулей, подчинялся воле летчика, а это давало надежду на спасение. Это обстоятельство заслоняло даже полученное ранение и безжизненность руки — постепенно приходила уверенность в своих силах. Почему-то вспомнился мой механик — наверное, стоит сейчас на аэродроме, дрогнет от холода, всматривается в небеса и ждет своего летчика и свой самолет. Он не думает и не догадывается о случившемся, самолет и летчик возвращаются, но в каком состоянии? Спасибо тебе за самолет, он служит верой и правдой…
Несмотря на обильную потерю крови, принесшую слабость и снижение остроты зрения, мне пришлось сжать зубы, и, собрав последние силы, продолжать полет в направлении своего аэродрома, помня свой долг — спасти боевую машину, которых осталось так мало в полку, и доставить важные разведывательные сведения.
Время идет так медленно, кажется, оно совсем остановилось, до аэродрома еще далеко, кругом глыбы снега, но нужно держаться — не падать же среди поля в снежные сугробы! Когда самолет миновал линию фронта, оказавшись над своей территорией, я вздохнул с облегчением — не так страшно и падать, здесь свои советские люди, бойцы-пехотинцы, в случае чего окажут помощь.
В глазах что-то вроде тумана, только бы не потерять сознание. Держись, гвардеец! Нужно выдержать и преодолеть эти тяжелые минуты, а у самого уже мелькает мысль, что если и останусь в живых, то летать, очевидно, не доведется, придется проститься с авиацией — ужасно, не стоит думать об этом!
Прошло еще несколько долгих минут, появились знакомые ориентиры — самолет приближается к району базирования. Еще немного, еще чуть-чуть! Вначале крупный населенный пункт Ровеньки, там аэродром и братский полк, штаб авиадивизии… Но нет, не стоит соблазняться в отношении посадки, посадочная полоса незнакома, обилие снега, в таком состоянии рассматривать и разбираться не дело, некогда — только к себе, на свой аэродром!
Наконец впереди появилась заветная взлетно-посадочная полоса, на ней почему-то много народа, транспорт… Еще на подходе к аэродрому, зажав ручку управления коленями, выпускаю шасси, щитки, захожу «блинчиком» по большому кругу, делаю разворот, несколько секунд выдержки, убираю газ. Чувствую, что землю вижу как в дымке, нечетко, самолет выравниваю высоковато и приземляюсь с плюхом. Все затихает… Зажигание выключено, мотор заглох, и я погружаюсь в забытье…
С земли наблюдали за приближением самолета, видели неуверенный подход к аэродрому, преждевременный выпуск шасси, необычный заход и саму посадку — все было непохоже на почерк летчика, успешно выполнившего задание.
К самолету, остановившемуся посреди посадочной полосы с выключенным мотором, бросились все — примчалась санитарная машина, бежали летчики, техники, находившиеся поблизости. Но первым у самолета был мой механик Николай Годулянов, это он вместе с командиром полка Виктором Петровичем Ивановым извлекал меня из кабины. Меня доставили в санчасть, где была оказана первая медицинская помощь — уколы, перевязки… Потом Виктор Петрович преподнес двойную порцию фронтовых ста граммов, и я доложил ему о результатах разведки, о скоплении и сосредоточении вражеских войск. После этого, простившись с друзьями, я был направлен в дивизионный госпиталь. Так закончился мой 126-й вылет на разведку…
Итак, еще один из ветеранов-летчиков полка выбыл из строя, но боевая работа гвардейцев продолжалась, на смену выбывшим в полк прибывали новые пилоты, продолжавшие борьбу в традициях гвардейского полка.
В очередные боевые вылеты на разведку уходили старший лейтенант Николай Лукашевич в район Успенская — Александровка, капитан Валентин Фигичев — в район Орджоникидзе — Харцызск; старший лейтенант Теминдор Паскеев обследовал район Иловайск — Кутейниково — Амвросиевка. Их сменили Павел Крюков, Александр Покрышкин, Василий Шульга, молодые сержанты-разведчики. Звено И-16, возглавляемое старшим лейтенантом Иваном Зибиным, прикрывало наземные войска от ударов вражеской авиации в районе Большая Кирсановка — Бузиново — Красноселье.
К исходу дня мощная сборная группа самолетов, составленная из 13 «ишачков» нашего полка, восьмерки И-16 88-го ИАП и одного «лагга» 149-го ИАП, вылетала на прикрытие с воздуха своих сухопутных войск в районах их сосредоточения. Два «ишачка» Александра Голубева и Григория Марголита в районе Политотдельского вели воздушный бой с пятью Ю-87 и тремя Me-109. Самолет Александра Голубева получил повреждения — был пробит фюзеляж и поврежден элерон левой плоскости. Летчик благополучно возвратился на свою базу и произвел посадку.
В эти весенние дни техники и авиамеханики полка возбудили ходатайство о направлении их в военные школы пилотов, чтобы получить навыки управления самолетом и стать летчиками. Некоторым из них командование пошло навстречу и дало согласие. 19 марта 1942 года летный и технический состав провожал своих счастливых однополчан на учебу в военное училище летчиков. Из полка убывали старший техник-лейтенант Аннин Дмитрий Васильевич, техники-лейтенанты Вахненко Иван Степанович и Видюков Михаил Романович, младший сержант авиамеханик Кинелюк Моисей Зельманович.
Уехали гвардейцы, зная, что в воздухе сражаться труднее и намного опаснее, но они чувствовали и понимали, что это нужно, что окончания войны еще не видно, и там, в воздухе, они нужнее, чем на земле. И вслед им звучало:
— В добрый путь, успехов в освоении летного дела!
После окончания летного училища Иван Вахненко возвратился в свой родной полк. Будучи отменным летчиком, громил сбивал вражеские самолеты, штурмовал противника на земле, прикрывал свои войска и был награжден многими высокими наградами, а к концу войны ему было доверено командование эскадрильей.