Глава 4 ПЕТУХ-КАННИБАЛ

Глава 4

ПЕТУХ-КАННИБАЛ

Эдуардо осторожно открыл двери и проскользнул в аудиторию. Лекция началась уже давно. У подножия поднимавшихся амфитеатром рядов, на подиуме, подсвеченном несколькими мощными прожекторами, низенький пухлый человечек в твидовом пиджаке раскачивался вверх-вниз на носках, стоя за массивной дубовой кафедрой. Человечек был до крайности возбужден, его округлые щеки пылали. Он размахивал хилыми руками, время от времени хлопая ими по кафедре — хлопок многократно усиливался колонками, свисавшими с нелепо высокого потолка. Затем лектор указывал через плечо на огромную, десять футов высотой, доску, на которой была подвешена красочная карта, представлявшая собой помесь иллюстрации к книге Толкина и схемы боевых действий. Такая могла бы украсить стену в оперативном штабе президента Рузвельта.

Эдуардо понятия не имел, что это за лекция. Преподавателя он не узнал, но этому удивляться не приходилось — в Гарварде куча разных профессоров, лекторов и младших преподавателей, всех не упомнишь. Размеры аудитории и всего несколько свободных мест — в помещении, рассчитанном на три сотни человек, — указывали на то, что лекция относится к «базовому курсу». Только на таких занятиях собирается много народу — они обязательны для посещения, с чем студенты вроде Эдуардо и Марка мирятся как с неизбежным злом.

«Базовому курсу» в Гарварде придается особое значение — он является компонентом местной педагогической философии. Суть ее в том, что каждый студент четвертую часть своего учебного времени обязан посвятить не профильным предметам, а совершенно не имеющим отношения к его специальности — предметам, призванным воспитать из него «гармоничного» специалиста. В программу «базового курса» входят зарубежная культура, история, литература, этика, логика, естествознание и социология. Вроде бы идея правильная, но на практике эти занятия и близко не оправдывают связанных с ними благородных надежд. Дело в том, что «базовые» предметы посещают по приказу и никому из слушателей они по-настоящему не интересны. В результате вместо глубокого осмысленного курса истории или искусствознания студенты получают какой-нибудь «Фольклор и мифология» — или, как любовно выражаются те, кто честно проспал его от начала до конца, «Греческий для ботанов»; элементарное введение в физику превращается в «Физику для поэтов». А еще есть штук пять курсов культурной антропологии, абсолютно бесполезных в применении к реальной жизни. Благодаря обязательности «базового курса» любой выпускник Гарварда хотя бы раз изучал яномама, «жестокий народ» из амазонских джунглей, маленькое дикое племя, до сих пор живущее как в каменном веке. Выпускники Гарварда быстро забывают уроки политологии и математики, зато спроси любого из них про яномама — и он расскажет, что эти ребята крайне жестоки, часто нападают друг на друга, орудуя длинными палками, и подвергают себя ритуальному пирсингу, еще более извращенному, чем у скейтбордистов на Гарвард-сквер.

С дальнего конца просторной аудитории Эдуардо смотрел, как преподаватель подпрыгивает у себя за кафедрой, и даже уловил отрывки фраз, донесшихся из гулких колонок. Похоже, данная лекция «базового курса» имела какое-то отношение не то к истории, не то к философии. То, что висело на доске, при более внимательном рассмотрении оказалось картой Европы трехсотлетней давности, но ясности в предмет лекции этот факт не внес. Вряд ли, конечно, она была про яномама, но, с другой стороны, в Гарварде случается всякое.

Сегодня утром Эдуардо пришел сюда не для того, чтобы добавить «гармоничности» своему образованию. У него была совсем другая цель.

Он осмотрел аудиторию, прикрываясь рукой от назойливого света прожекторов над подиумом, которые были направлены куда угодно, кроме точек, куда им было положено светить. Другой рукой он прижимал к себе здоровенный ящик, накрытый синим полотенцем. Ящик был тяжелым, и Эдуардо очень старался ни обо что им не задевать.

Только через несколько минут он высмотрел наконец Марка, сидевшего в гордом одиночестве на третьем с конца ряду. Ноги в сандалиях тот закинул на пустующий перед ним стул, на коленях лежал раскрытый ноутбук. Марк явно и не думал записывать в него лекцию. Скорее всего, он спал — глаза закрыты, головы почти не видно под огромным капюшоном балахона, который он носил не снимая, руки засунуты глубоко в карманы джинсов.

Эдуардо улыбнулся. За прошедшие недели они с Марком очень подружились. Они жили в разных местах и занимались разными предметами и все равно, чувствовал Эдуардо, были близки друг другу по духу. Порой ему казалось, что стать друзьями им было предопределено задолго до знакомства. За короткое время Эдуардо очень проникся к Марку и относился к нему как к родному брату, а не как к товарищу по еврейскому студенческому братству. Он не сомневался, что Марк точно так же относится к нему.

По-прежнему улыбаясь, Эдуардо осторожно пробрался к ряду, где сидел Марк. Переступил через вытянутые ноги спящего третьекурсника, смутно знакомого ему по экономическому семинару, протиснулся мимо двух второкурсниц, увлеченно слушавших MP3-плеер, спрятанный в пристроенной между ними сумке, и наконец опустился на стул рядом с Марком, бережно поставив ящик у ног.

Марк разлепил веки, посмотрел на Эдуардо, а затем неторопливо перевел взгляд на ящик:

— Черт!

— Ага.

— Но это ж не…

— Он самый.

Марк тихонько присвистнул, наклонился вперед и приподнял полотенце, укрывавшее решетчатый ящик из-под молочных бутылок. Петух, который сидел внутри, забился и пронзительно закудахтал. Наружу полетели перья — они взмывали вверх, а потом планировали на Марка, Эдуардо и народ, сидевший в радиусе десяти шагов. Несколько мгновений спустя все студенты, которые оказались поблизости, с веселым испугом обернулись к приятелям.

Эдуардо густо покраснел, выхватил у Марка полотенце и торопливо накрыл ящик. Петух постепенно успокоился и затих. Эдуардо посмотрел на преподавателя — тот как ни в чем не бывало распинался про бриттов, викингов и еще каких-то их современников. Могучая звукоусиливающая аппаратура — хвала Господу — скрыла от него учиненный Эдуардо переполох.

— Гениально, — усмехнулся Марк. — Хорошего приятеля себе завел. Поразговорчивей тебя будет.

— Да уж, гениально, — прошипел Эдуардо. — Этот петух у меня уже вот где сидит. От него хренова туча неприятностей.

Марк продолжал улыбаться — глядя со стороны, ситуация действительно была весьма комичной. Петуха вручили Эдуардо в «Фениксе» в порядке инициации: ему было велено не расставаться с птицей ни на мгновение, повсюду носить ее с собой — днем и ночью, на все занятия, в столовую и в гости. Даже спать ему приходилось с этим петухом. И так — пять дней, к исходу которых петух должен был остаться в живых.

Первые дни прошли гладко. Петуху в ящике нравилось, и никто из преподавателей его не засек. На немноголюдные семинары Эдуардо не ходил, сказавшись простуженным. В столовых и общежитии проблем не возникало — большинство студентов в курсе того, какие бывают инициации в «финальных клубах». Те несколько человек из администрации университета, с которыми ему пришлось столкнуться по делам, притворялись, что ничего такого не замечают. Все в Гарварде знают, что в «финальный клуб» просто так не попадешь.

Правда, последние два дня инициации дались Эдуардо непросто.

Собственно, начало неприятностям было положено вечером второго дня, когда Эдуардо с петухом под мышкой вернулся к себе в Элиот-Хаус после целого дня прогулянных занятий. Прямо напротив него жили два парня, члены клуба «Порселлиан». Эдуардо знал их, но вращались они в непересекающихся кругах, так что знакомство их было исключительно шапочным. Он не обратил внимания на то, что соседи видели, как он принес домой петуха. Ему и в голову не пришло скрывать от них, что на ужин у птицы будет жареная курятина, которую он сам не доел в столовой.

И только через двадцать четыре часа, когда вышел номер «Гарвард кримсон» с сенсационным материалом, Эдуардо понял, что он натворил. Накануне вечером, увидев, что он кормит петуха курятиной, доблестные члены «Порселлиан» анонимным мейлом поставили в известность об этом организацию под названием «Объединение защитников домашней птицы».[14] В письме, подписанном именем «Дженнифер» и отправленном с адреса friendofthePorc@hotmail.com, клуб «Феникс» обвинялся в том, что заставляет своих будущих членов в качестве инициации мучить и убивать кур. Защитники домашней птицы немедленно связались с университетской администрацией и дошли до самого президента Гарвардского университета Ларри Саммерса. Началось расследование. «Фениксу» предстояло защищаться от обвинений в жестоком обращении с животными, заключавшемся, помимо прочего, в принуждении беззащитной домашней птицы к каннибализму.

Эдуардо не мог не признать, что прикол ребятам из «Порселлиан» как нельзя лучше удался, хотя и причинил членам «Феникса» немало головной боли. К счастью, руководители клуба пока не вычислили Эдуардо, виновника неприятностей, — впрочем, даже вычислив, они наверняка оценили бы юмор ситуации.

Разумеется, никто не приказывал Эдуардо мучить и убивать своего петуха. Напротив, ему велели вернуть его в целости и сохранности. Может, кормить петуха курятиной было и неправильно, но, с другой стороны, откуда ему было знать, чем питаются куры? Никакого спецруководства к птице не прилагалось. Эдуардо окончил еврейскую частную школу в Майами. Ну что может знать еврей о курице, кроме факта, что из нее получается вкусный суп?

Вся эта кутерьма почти затмила собой то, что инициация Эдуардо подходила к концу. Со дня на день он должен был стать полноценным членом «Феникса». Если его не отвергнут из-за провала с курятиной, очень скоро он станет проводить в клубе все вечера уик-энда, и тогда его жизнь кардинально изменится. Собственно, перемены уже начались.

Он склонился к Марку, не отрывая рук от решетчатого ящика, в котором петух все еще проявлял признаки беспокойства.

— Надо сматывать удочки, пока эта тварь снова не разбушевалась, — прошептал он. — Вечером, как договаривались, встречаемся?

Марк вопрошающе поднял брови, Эдуардо улыбнулся и кивнул. Накануне вечером на коктейле в «Фениксе» он познакомился с девушкой — красивой миниатюрной азиаткой по имени Энджи. А еще у нее была подруга. Эдуардо уговорил Энджи взять подругу с собой, и теперь они вчетвером должны были встретиться в «Гриле на Графтон-стрит». Всего месяц назад такого просто невозможно было себе вообразить.

— Забыл, как ее зовут? — спросил Марк. — В смысле, подругу?

— Моника.

— Симпатичная?

По правде сказать, Эдуардо понятия не имел, симпатичная Моника или нет. Он ее в глаза не видел. Но, если подумать, им ли с Марком привередничать? До сих пор особы женского пола не то чтобы не давали обоим прохода. А теперь, когда Эдуардо стал без пяти минут членом «Феникса» и резко вырос в глазах студенток, он не бросит товарища на произвол судьбы. Поспособствовать принятию Марка в клуб он не мог, но познакомить с девушкой-другой — это пожалуйста.

Не получив ответа, Марк пожал плечами. Эдуардо осторожно поднял с пола свой ящик и встал. Оглянувшись напоследок на Марка, он отметил, как тот одет: вечные адидасовские сандалии, джинсы и балахон с капюшоном. Эдуардо поправил галстук и смахнул куриные перышки с лацканов темно-синего блейзера. Блейзер с галстуком были его форменной одеждой, а в дни встреч в Ассоциации инвесторов он надевал костюм.

— В восемь, — сказал он Марку, уже выбираясь к выходу. — И знаешь что…

— Да?

— Для разнообразия постарайся одеться получше.