РИМ, 19 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА

РИМ, 19 АПРЕЛЯ 1968 ГОДА

С супружеской парой Розелиус поездка в Чивитавеккья. Древняя земля сабинян цвела в солнечном свете. На заросшем асфодилом[699] склоне полчасика субтильной охоты. Там паслись овцы; белые камни размечали зелень узором. Похожие сюжеты на картинах Сегантини.

Когда Тарквиния осталась по правую руку, мы поехали вдоль античного акведука. Я до сих пор не знал, что эти водоводы прокладывались по аркам не только в высотные здания, но и, там, где возникала необходимость, велись по горам — что, собственно говоря, вполне объяснимо. Справиться у Витрувия.

Старая Чивитавеккья, особенно любимая мной благодаря первому посещению в 1954 году, очень меняется. Над новыми, безобразными зданиями торчат вверх стрелы кранов. Еще ужаснее застройка прибрежной полосы. Там одна гостиница поднимается рядом с другой. В расчете, очевидно, на огромные толпы туристов. Но ведь они, все пожрав, использовав и запачкав, снова улетают, как саранча.

Мы катили вдоль размеченного, рассеченного, отгороженного каменной стеной или затянутого проволокой побережья, пока у Маринеллы не нашли лазейку к морю. Век, хвастающийся тем, что так много делает для масс, допускает эти перестройки из-за капитализации и приватизации, отлучая одиночек и бедных от великой mater maritima[700]. Я даже удивился, увидев еще в лужице маленького краба.

Место для купания мы обнаружили у Ладисполи, который тоже, похоже, превращается в суперкупальню. Я спрашиваю себя, где же бедные люди, снимающие здесь жилье, обретут отдых, когда даже им доступен лишь «частный пляж». Отпуск в таких местах приобретает инфернальный характер. Во всяком случае, это подтверждает мою теорию, что в эпоху Рабочего и отпуск, в частности, становится рабочим.

Впрочем, купание было превосходным, хотя побережье здесь состоит не из морского песка, а из измельченного туфа. Вечером мы снова были в Риме. При въездах я все снова и снова любуюсь мастерством водителя — виртуозная пьеса, которая, однако, исполняется тысячами, как встраивание индивидуальной воли в автоматическую гармонию.

Как же отрадна после суеты просторная добротность Виллы Массимо! В саду крейсируют летучие мыши; под крышей, грезя, воркуют голуби.

Коллективное самоубийство может начаться неосознанно, из-за того, что ослабевает сопротивление прогрессу. Однажды это может превратиться в волю: как согласие с катастрофой, как вожделение гибели.