ГЛАВА V В Ливадии. Катастрофа
ГЛАВА V
В Ливадии. Катастрофа
4 сентября я прибыл в Ялту на военном транспорте «Буг» и был встречен шумными овациями со стороны публики. Здесь же меня приветствовал ряд депутаций, причем городской голова в своем приветственном слове передал единогласное решение городского самоуправления об избрании меня почетным гражданином города Ялты. Голова прибавил при этом, что это почетное звание пока было присвоено одному лишь великому князю Николаю Николаевичу за его заслуги в Великую войну.
Мне было отведено помещение в Ливадии в Министерской даче, в которой раньше помещался министр двора граф Фридерикс.
В первые же дни моего пребывания в Ливадии разными общественными организациям города Ялты был устроен ряд торжественных собраний в честь меня. Тогда же мне был поднесен ряд адресов, из которых я позволяю себе привести здесь лишь постановление Ялтинской городской думы, сообщенное мне 10 сентября:
Генерал-лейтенанту Якову Александровичу СЛАЩОВУ-КРЫМСКОМУ
Ялтинская Городская Дума в очередном заседании, состоявшемся 20 августа 1920 г., заслушав заявление гласных: гр. П.Н. Апраксина и И.И. Иванова, князя П.Б. Щербатова и Ю. Сабин-Гуса, Р.А. Оцко, И.М. Деревянко о заслугах Ваших перед Родиной по защите Крыма, единогласно постановила: поднести Вам, Ваше Превосходительство, звание
ПОЧЕТНОГО ГРАЖДАНИНА города Ялты и поместить Ваш портрет в здании Городского Управления.
За Председателя городской думы (подпись)
Городской голова И. Иванов
Секретарь думы Колотин
Сентября 10 дня 1920 г.
№ 5789
ВЫПИСКА
из протокола очередного заседания Ялтинской городской думы, состоявшегося 20 августа 1920 г.
Пункт 2-й. Докладывается заявление гласных о заслугах доблестного защитника Крыма генерала Слащова-Крымского: «Всем памятны еще те тяжелые дни, когда Добровольческая Армия генерала Деникина дрогнула и откатилась от Орла, распылившись на мелкие разгромленные отряды, Красная армия подошла к Перекопскому перешейку и угрожала захватить Крым — последний оплот Государственной России.
В эти тяжелые дни, когда отчаяние и ужас перед приходом красной нечисти овладели всеми, защита Крыма, по счастливой случайности, была вверена беззаветно геройскому генералу Слащову.
С горстью храбрецов-защитников, ощущая недостаток в продовольствии, в орудийном снабжении и в теплом платье — в грязи, холоде и при невозможных условиях генерал Слащов невероятным напряжением сил каким-то чудом отстоял Крым и только этим дал возможность вновь окрепнуть Русской Армии, ныне столь доблестно восстанавливающей государственный порядок.
В воздаяние его выдающихся заслуг Главнокомандующий, кроме награждения чином и орденами, повелел впредь генералу Слащову именоваться «СЛАЩОВЫМ-КРЫМСКИМ».
Мы, жители Крыма, полагаем, что Ялтинское городское общественное управление не может остаться глухим и неблагодарным и обязано так или иначе отозваться и выразить со своей стороны чувство удивления, восхищения и благодарности перед генералом Слащовым-Крымским.
На основании сего мы предлагаем городской думе избрать нашего славного героя и защитника Крыма в почетные граждане города Ялты и поместить его портрет в помещении городской управы.
Первый из подписавших заявление граф П.Н. Апраксин сообщил, что все мы были свидетелями того, как в декабре прошлого года, ввиду не успехов Добровольческой Армии, казалось, все рушилось и здание Деникина, погибая, могло под своими обломками похоронить все дело спасения Родины. Положение было отчаянное, почти безвыходное. И вот в эту тяжелую минуту у Перекопского перешейка появляется небольшой отряд генерала Слащова, который и явился оплотом против вторжения большевиков. Не забудьте, что в тылу вакханалия разгула и преступлений царила вовсю, и казалось, нет такой силы, которая сумела бы восстановить порядок. Даже лица, состоящие во главе административной власти, участвовали в этих беззакониях и грабежах.
Но лучше всего и не вспоминать.
Назначение генерала Слащова начальником обороны Крыма, а затем и всего тылового района пронеслось грозным предостерегающим эхом по всему Крыму, а его мощный и честный голос сумел прекратить эту вакханалию. Было заявлено, что генерал Слащов не остановится ни перед чем и будет одинаково карать как мелких, так и крупных чиновников. Благодаря этому колесо административной машины постепенно начало вращаться правильно, а на фронте появилось чистое белье, продовольствие и теплая одежда, а все честное вздохнуло свободней и принялось за созидательную работу.
Генерал Слащов при своем назначении обещал отстоять Крым, употребив для этого все усилия «до последней капли крови», и он сдержал свое честное слово героя.
Крым был спасен каким-то чудом.
Когда же возник вопрос о сложении генералом Деникиным с себя власти, Слащов смело указал имя будущего спасителя идеи единой России — генерала П.Н. Врангеля.
Генерал Деникин предложил собранию военных начальников избрать себе заместителя.
Не соглашаясь с такой постановкой вопроса, генерал Слащов первый указал на неуместность избрания начальника и просил генерала Деникина сделать назначение себе преемника, чтобы не повторить приказа № 1, погубившего Русскую Армию в 1917 году. Он достиг своего — Деникин наконец опубликовал приказ о назначении заместителем генерала Врангеля.
Сейчас генерал Слащов болен и нуждается в продолжительном лечении. Вечное напряжение, бессонные ночи не проходят даром, и теперь он не может быть на фронте.
Главнокомандующий оценил заслуги героя, не должны и мы быть глухими в оценке того значения, какое приобретает в истории Крыма и всей России подвиг генерала Слащова.
Городская дума единогласно постановила: поднести генералу Слащову-Крымскому звание почетного гражданина города Ялты и поместить портрет в здании городского управления.
С подлинным верно: Председатель (подпись)».
Мое пребывание в Ливадии продолжалось около трех недель. В это время я работал над собранием материалов для истории защиты Крыма. Работа эта не успела быть законченной ввиду разыгравшихся событий в Северной Таврии, где мое присутствие казалось мне необходимым.
Еще до моего отъезда из Ливадии ко мне явились представители всех татарских политических партий и просили моего содействия в ряде организационных вопросов, касающихся их внутреннего быта, решение которых затягивалось бюрократической волокитой наших центральных учреждений.
Одновременно с этим из Севастополя прибыли представители украинского федеративного комитета, которые после обмена мнений со мной представили мне краткую записку о необходимых мероприятиях по украинскому вопросу.
Привожу текст этой записки:
1. Ни одна из украинских партий, находящихся в настоящее время вне украинской территории, не опирается на широкие массы народа и говорить от его имени не может.
2. Работа партий может носить лишь строго деловой характер, в оказании Российскому правительству содействия по разработке мероприятий и государственного устройства Федеративной Украины, с которыми можно подойти к народу, не обещая ему большего, чем может дать власть, без опасения вновь разрушить государственный строй, но и не менее того, что вызывается закономерными требованиями народа в политическом и экономическом отношениях.
3. Все намеченные Верховной властью мероприятия должны быть ясно и определенно формулированы и немедленно проводимы в жизнь при занятии территории с широким осведомлением о них украинских народных масс.
4. Ныне существующая система внутреннего управления Крыма при отсутствии в ней определенной политики, при бессистемности финансово-экономических мероприятий, при экономическом расстройстве тыла, вследствие спекулятивной вакханалии и материальной необеспеченности агентов власти, — не может быть перенесена на Украину без опасения подрыва престижа Верховной власти, ставящей своей задачей объединение России.
5. В целях осуществления задач, поставленных себе Верховной властью, необходимо прийти на Украину со строго обдуманной и разработанной системой управления; в случае противном — население Украины должно неизбежно поддаться контрагитации самостийных течений и временно пойти за правительством Петлюры.
6. Мы полагаем, что нерешительная политика нынешнего правительства в украинском вопросе укрепляет положение петлюровского правительства со скрытыми в нем самостийными тенденциями, что грозит Украине дальнейшим пролитием крови.
7. Строительство украинского гражданского аппарата власти должно быть заложено в Крыму и развиваться по мере занятия территории путем привлечения к нему персонально государственных и общественных украинских деятелей и самого населения и закончиться в украинском центре — Киеве, с освобождением всей территории Украины от большевиков.
Для опоры гражданского аппарата на местах необходимо: а) установление твердой базы повстанчества на Правобережной Украине, б) соглашение с Украинской народной армией Омельяновича-Павленко и в) восстановление на Украине твердой опоры правопорядка — вольного казачества. 4 октября 1920 г.
Подписали: Я. Кравченко, Д. Перлик
Результатом свиданий с татарами и украинскими представителями было следующее мое письмо главкому:
Состоящий в распоряжении Главнокомандующего генерал Слащов-Крымский № 10243
5-го октября 1920 г.
Ливадия
Ваше Превосходительство, Глубокоуважаемый Петр Николаевич.
Беру на себя смелость обратиться к Вам с письмом. К этому меня вынуждают обстоятельства и позволяют заявления о дружеском ко мне отношении.
За время пребывания в Ливадии у меня были представители татар всех партий, которые откровенно мне сознались, что зеленых при наличии сплоченности татарского населения с нами быть не может. Для этого необходимо:
1) ускорить вопрос о вакуфных землях, 2) ревизия (самая строгая) нашей местной контрразведки и 3) организация территориальных татарских войск, наподобие кубанских.
Сейчас же зеленые действуют вовсю и даже не позволяют рубить дрова.
Я сам поднимал восстания и знаю, что без поддержки, хотя бы пищей, местного населения повстанцы существовать не могут.
Наличие в нашей контрразведке лиц корыстных (даже из татар) не позволяет благонадежным элементам выступить за нас, в особенности без получения льгот своему населению.
Кроме татар, мне пришлось говорить с украинскими деятелями (не петлюровского толка). Они очень удручены задержкой в опубликовании поданной Вам декларации. (А петлюровская пропаганда даже на фронте идет.).
Все вообще смущены нашими неудачами на фронте и у всех является вопрос, — неужели будем зимовать в Крыму, ведь сами себя съедим.
Такое положение является особенно опасным при отсутствии комплектований армий, кроме красноармейцев, которые при скверном нашем положении перейдут к противнику.
Офицерство недовольно — жить не на что — рубль продолжает падать. Разговоры самые мятежные, против Вас страшные нарекания. Вы являетесь нашей последней ставкой, Вы — не Петр Николаевич Врангель, а последняя надежда на удержание Русского антибольшевистского фронта.
Поэтому полагаю, что: необходимо немедленное дарование татарам льгот; украинцам (не петлюровского толка) разрешение провести в жизнь их декларации и немедленно начать работу для операции в районе Херсон — Одесса, чтобы из последнего города создать второй Крым, висящий на фланге действующих против нас войск. Хлебом украинцы поднимут наш рубль и обеспечат офицерство.
Подробности наболевших вопросов и проекты их осуществления докладывал и могу доложить лично, так же как и план операции.
Прошу верить, что я болею душой за наше дело и говорю Вам свое мнение, как на исповеди.
Остаюсь глубоко уважающий Вас и преданный Вам
Я. Слащов
На это письмо последовал ответ главкома в следующем собственноручном письме:
«Правитель Юга России и Главнокомандующий Русской Армией
6/15 окт. 1920 г.
Личное письмо
г. Севастополь
Глубокоуважаемый Яков Александрович!
Спасибо Вам за Ваше письмо. Почти все, о чем Вы говорите, уже делается: на днях будет опубликован целый ряд новых льгот, долженствующих обеспечить несчастную жизнь нашего офицерства; меры намечены и материального, и морального свойства; вопрос о привлечении татарского населения к несению внутренней службы разрабатывается; с повстанцами правобережной Украины мы поддерживаем самую тесную связь; что же касается злоупотреблений во всех областях, а в частности органов контрразведки, то с этим злом веду неустанную борьбу. Только что учредил комиссию высшего правительственного надзора, куда каждый обыватель может принести жалобу на любого представителя власти, в полной уверенности, что жалоба дойдет до меня и не останется втуне. Дела наши на фронте с Божьей помощью идут хорошо, и я не знаю, отчего Вы ими обеспокоены[19].
В связи с заключением Польшей перемирия следует ожидать вскоре усиления против нас врага, и при этих условиях растягивать фронт нельзя — надо бить противника, не давая ему сосредоточиться, пользуясь для обеспечения наших флангов естественными рубежами.
Пока кончаю, жму Вашу руку и прошу передать Вашей супруге мой привет. Ваш Я. Врангель».
Письмо это мало успокоило меня. Каким-то внутренним чувством я предчувствовал тяжелое положение на фронте. Тревога не дала сил остаться дольше в Ливадии, и я приехал 12 октября в Севастополь, немедленно запросив, когда меня может принять главнокомандующий.
Главком мне назначил час приема, но я заведомо знал, что в этот час главком уже будет в отъезде. Так и случилось. Принят я не был. Тогда я сейчас же уехал обратно в Ливадию, подав такой рапорт:
Состоящий в распоряжении Главнокомандующего Генерал-лейтенант СЛАЩОВ
14 октября 1920 г.
г. Севастополь
Рапорт
Главнокомандующему Русской Армией
Поправив совершенно свое здоровье и узнав о назревающих на фронте боях, я прибыл 12-го сего октября в г. Севастополь, чтобы явиться к Вам и как состоящий в Вашем распоряжении просить разрешения ехать вместе с Вами и быть у Вас под рукой во время сражения.
Видеть Вас 13 октября мне было отказано и назначен прием в 12 часов 14 октября, Сведения, что Вы уезжаете на рассвете 14 октября, заставили меня переспросить лично, точно ли в 12 часов мне приказано явиться, и дежурный офицер есаул Ляхов это подтвердил.
На рассвете 14-го Вы уехали. Я не удостоен даже возможности сделать Вам доклад. Теперь я поставлен в очень тяжелое положение — с одной стороны, Ваш приказ и личные слова о призыве меня к боевой работе по выздоровлении — с другой болезненный удар по самолюбию и невозможность даже видеть Вас. Учитывая современное положение, когда каждый неверный шаг частного начальника может вредно отразиться хотя бы на мелочах общего дела, обращаюсь к Вам за советом: что же мне дальше делать, и с просьбой вполне откровенно, как офицер офицеру, выяснить мое положение. Лично я считаю себя пока что дезертиром, т. к. здоров, призывного возраста и ничего не делаю, а потому мне следует, по моему мнению, идти добровольцем на фронт.
Прошу не отказать в распоряжении известить меня о Вашем решении.
Ген. — лейт. Слащов-Крымский
По приезде в Ливадию я получил такую телеграмму главкома:
«Ялта. Генералу Слащову-Крымскому. На № 40113. К сожалению, в настоящее время никакой соответствующей Вашему положению должности предоставить Вам не имею возможности, но всегда рад видеть Вас у себя в Ставке. № 74686. Врангель. 16/10».
Немедленно по получении этой телеграммы я, не считаясь с самолюбием, помня об одном только деле, выехал в Джанкой и прибыл в Ставку к главнокомандующему, который объяснил все происшедшее недоразумением.
Время было не для разговоров, и я счел инцидент исчерпанным.
Прибыв в Джанкой уже в тот момент, когда противник зашел в тыл нашим армиям у Сальково, я вполне присоединился к плану главкома, предлагавшего атаковать Буденного частями Донской и 1-й армий с севера на юг. При этом, однако, я высказал ему сомнение относительно того, сумеет ли генерал Кутепов выполнить эту задачу вовремя, и добавил, что главкому следует проехать к Сальково самому.
Главком не поехал, объяснив это забитостью пути. Как я и предполагал, Буденного запоздали зажать, и наши части растрепанными стали отходить в Крым.
Боевой состав наших частей в это время почти равнялся силам противника, что видно из прилагаемого боевого состава красных (см. Приложение к главе V) и количества наших войск, привезенных в Константинополь. Ввиду этого я предложил проводить план — аналогичный с моим планом обороны Крыма в прошлом году, развивая его добавлением десантной операции.
При составлении этого плана в его основу были положены следующие данные:
1. Войска расстроены и, сидя на месте, не способны выдержать зрелище наступающего на них противника — следовательно, надо наступать.
2. Противник во много раз превосходит нас — следовательно, надо атаковать его тогда, когда он не может развернуть все силы.
3. Всякая пассивная оборона измотает войска и рано или поздно приведет к поражению — следовательно, требуется активность, т. е. атака.
4. Военная история показывает, что все защищающие Крым боролись за Чонгарский полуостров и за Перекоп и терпели неудачи — следовательно, требуется маневр, т. е. атака (резервы).
5. Местность показывает, что: а) Чонгарский полуостров охватывается Северной Таврией и Сальковская позиция подвержена перекрестному огню, б) жить на Чонгарском полуострове негде (дело зимой), в) Крымский берег охватывает Чонгар и тоже берет его под перекрестный обстрел и отделяется от него двухверстной дамбой, г) Перекопский вал обходится с флангов по бродам Сиваша и моря и берется в перекрестный обстрел с берегов Северной Таврии, д) втянувшись в Перекопский перешеек, противник не может развернуть своих превосходных сил против Юшуня, е) в районе Армянск-Юшунь наши суда могут (по глубине моря) обстреливать побережье, ж) проход в обход Юшуня севернее Армянска между озерами (Трактир) легко оборонять до самой Магазы, з) Сиваши зимой и весной непроходимы, и) укреплений и связи почти нет — т. е. надо задержать врага до его устройства.
6. В тылу полная дезорганизация, недоверие к командованию и угроза восстания в пользу большевиков.
7. Из всего сказанного видно, что обстановка требует:
а) задержать короткими ударами подход врага к Сивашам, б) вести маневренную войну, имея крупный резерв, и обороняться только атаками, в) бросить Чонгарский полуостров и Перекопский перешеек и заморозить врага в этих местностях (отсутствие жилищ), бить его по частям, когда он оттуда дебуширует, г) фланги охранять флотом, д) тыл усмирить.
8. Поэтому нужно решить: а) наносить короткие удары в Северной Таврии, б) Чонгарский полуостров и Перекопский перешеек занимать только сторожевым охранением, в) главную позицию устроить по южному берегу Сиваша и строить групповые окопы, чтобы встретить врага контратакой, а севернее Юшуня еще фланговую позицию, фронтом на запад (главный резерв — район Богемка— Воинка — Джанкой), г) иметь большую часть в резерве, д) никогда не позволять себя атаковать, а всегда атаковать разворачивающегося противника, и по возможности во фланг, е) между Сивашами наблюдения, ж) построить железную дорогу на Юшунь от Джанкоя и провести телеграфную связь вдоль Сиваша, з) бороться с беспорядками в тылу самыми крутыми мерами, не останавливаясь ни перед чем, и успокоить население.
9. Для свободы маневров устроить двойную базу на Джанкой и на Симферополь.
Генерал Врангель на десантную операцию не соглашался, а насчет плана обороны сказал: «Маневрировать вы могли в прошлом году, имея небольшие силы, теперь же нас так много, что мы удержим противника просто в окопах».
Я доказывал, что наши войска не способны выдержать вида наступающего на них противника, раз они беспрерывно сидят в окопах; жилищ для такой массы войск не хватит, они замерзнут, — инициатива будет всецело в руках противника, и он атакует тогда, когда захочет. Скопление громадного количества войск в Крыму приведет к их голоданию.
Вследствие голода и холода естественно начнется массовое дезертирство.
С другой стороны, если держать небольшое количество войск в домах, хорошо кормить, а остальных увести в десантную операцию, то противник, наступая от Перекопа и пройдя по морозу верст двадцать, подвергнувшись атаке теплых, согретых и накормленных людей, побежит в свою очередь.
Так было всегда при первой обороне Крыма. Теперь же генерал Врангель на все это ответил только, что десантные операции будут, но в будущем. В будущем, разумеется, исполнено не было, а сделано все наоборот.
Таково было влияние бездарного штаба главнокомандующего. К этому следует прибавить, что «неприступная» позиция у Перекопа оказалась без землянок, без ходов сообщения; позиционная артиллерия не пристреляна и места для полевой артиллерии не выбраны.
Между тем условия обороны были очень легки, т. к. Сиваш не замерзал в это время и только у берегов подергивался тонким льдом, еще больше затруднявшим всякую переправу противника.
В это время главком, несмотря на серьезность положения, выехал в Севастополь, передав оборону Крыма генералу Кутепову.
Мне, генералу без должности, ничего не оставалось, как последовать за ним.
В Севастополе мне предложили командировку в 3-ю армию на Западный фронт (опять хотели избавиться от моего беспокойного характера).
Считая, что главные действия наши должны быть на западе, я и на это согласился и уже собрался уезжать, когда были получены сведения, что Юшуньская позиция прорвана.
Я немедленно явился к главкому и доложил, что при этих условиях уезжать из Крыма считаю невозможным и прошу назначения на фронт на какую угодно должность.
Главком ответил, что переговорит с генералом Кутеповым, обороняющим фронт.
Произошел ли этот разговор или нет, но той же ночью была получена от главкома такая записка:
ПРАВИТЕЛЬ
Юга России и Главнокомандующий Русской Армией
28 октября 1920 г.
№ 381
Генералу Слащову
Ввиду Вашего желания приложить свои силы на помощь обороны Крыма и ввиду больших потерь в высшем командном составе, приказываю Вам с получением сего незамедлительно отправиться в распоряжение генерала Кутепова. Одновременно сообщаю последнему о Вашем выезде и предлагаю использовать Вас для объединения командования частями на одном из участков фронта. В Ваше распоряжение будет предоставлен автомобиль. Все указания получите от командующего войсками генерала Скалона. Врангель.
Немедленно же на автомобиле я выехал в Джанкой, куда прибыл утром. Пессимизм в штабе 1-й армии был страшный — настолько, что я спросил генерала Кутепова:
«Веришь ли ты сам в то дело, которое делаешь? Если нет, то мы заранее разбиты».
Генерал Кутепов дал уклончивый ответ.
Весь день шли разнообразные назначения меня генералом Кутеповым на разные боевые участки, но все эти назначения сводились к тому, чтобы куда-нибудь послать и дать какое-нибудь дело совершенно лишнему, но назойливому человеку. Назначения эти могли вызвать только наслоение одного командного состава над другим.
Пока шла эта преступная игра, разыгрываемая на глазах у гибнущей армии, было получено следующее официальное сообщение правительства Юга России:
Ввиду объявления эвакуации для желающих — офицеров, других служащих и их семей, правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилий врага, — оставаться в Крыму. Севастополь, 29 октября/11 ноября 1920 года.
Как видите, это сообщение можно охарактеризовать только словами:
— Спасайся кто может!
Так оно и было понято в войсках.
В этот же день ночью я был послан на Юшунь — Симферопольскую дорогу к частям, отходившим из Таврии.
Приехав туда, я застал: 256 штыков, 28 орудий и при них 2 штаба дивизии и 1 штаб корпуса.
Я прямо заявил всем этим штабам, что в такой обстановке нужен только ротный командир, а не наслоение одних штабов над другими.
А части в это время уже шли веером в разные стороны на фронт Керчь — Евпатория.
Предыдущие распоряжения и знаменитое официальное сообщение правительства уже погубили армию. Даже приказа было отдать нельзя, потому что все равно его не доставить.
И вот утром 12 ноября н. ст. я приезжаю в Сарабузы к генералу Кутепову.
Вскоре после этого Ставка передала Кутепову (принимал генерал Достовалов) такое сообщение:
«Главнокомандующий приказал доложить генералу Кутепову, что в Севастополе в витрине на Нахимовской вывешена телеграмма генерала Слащова примерно следующего содержания: “Красную сволочь разбил, советую тыловой — развязывать манатки. Генерал Крымский”.
Одновременно произошел по Юзу разговор генерала Врангеля с генералом Кутеповым:
Генерал Кутепов: «Может ли говорить генерал Слащов, который находится у аппарата?» Генерал Врангель: «Я очень спешу, и ежели генерал Слащов имеет что-либо мне передать, то прошу сделать это через тебя. До свидания». Генерал Кутепов: «Слушаюсь, передам телеграммой. Все. Передаю телеграмму генерала Слащова: “Главкому. Лично видел части на фронте — вывод: полное разложение. Последний приказ о неприеме нас союзниками окончательно подрывает дух. Выход следующий: из тех, кто не желает быть рабом большевиков, из тех, кто не желает бросить свою Родину — сформировать кадры Русской Армии, посадить их на отдельные суда и произвести десант в направлении, доложенном Вам мною еще в июле месяце и повторенном в моих докладах несколько раз. Колебанию и колеблющимся не должно быть места — должны идти только решившиеся победить или умереть. С подробным докладом выезжаю к Вам в поезде юнкеров и прошу по моем приезде немедленно принять меня — хотя бы ночью. Жду ответа в Штарме один. № 10285. 12 часов 20 минут. 30/10—20 г. Слащов- Крымский”».
Генерал Врангель отвечает: «Генералу Кутепову. Передайте генералу Слащову: желающим продолжать борьбу предоставляю полную свободу. Никакие десанты сейчас, за неимением средств, невыполнимы. Единственный способ — оставаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Если генерал Слащов решится на это — благословляю его на дальнейшую работу. Предлагаю Вам задержать генерала Слащова на фронте, где присутствие его несравненно нужнее, нежели здесь. Севастополь, 30/10—20 г. № 417. Врангель».
Генерал Кутепов: «Телеграмма генералу Слащову передана. У меня больше вопросов пока нет. Кутепов».
И все. Все же пытаюсь еще раз говорить со Ставкой.
У аппарата Коновалов. Говорю: «Здравствуйте, Герман Иванович. В связи с только что полученной телеграммой генералом Кутеповым от Вас прошу немедленно в собственные руки главкома передать следующее:
“Глубоко оскорблен Вашим нежеланием говорить со мной по аппарату, что, видимо, явилось следствием тех сведений, которые переданы генералу Кутепову через генерала Коновалова. Доношу: ни одной телеграммы, помимо генерала Кутепова, за исключением требований и отмены высылки лошадей и бинокля, не отправлял. Глубоко оскорблен тем, что даже могли подумать, что я отправил телеграмму, подобно расклеенной на улицах (о которой сообщает генерал Коновалов генералу Кутепову). Прошу либо доверия, либо военно-полевого суда. Я же буду спасать Родину или умирать. Прошу Вас не отказать дать срочный ответ и сообщение ответной телеграммы. Пока всего хорошего. Все. № 10230.30/10—20 г., 16 часов 22 минуты, Слащов-Крымский”».
Ответа, конечно, не было.
Тогда вместе с генералом Кутеповым я выехал в Севастополь. Там ни о каком сопротивлении и не думали. Все думы сводились к тому, как бы уехать.
Генерал Врангель меня видеть не захотел (как сообщил мне генерал Кутепов).
Все мои желания остались только желаниями. Армия садилась на суда, покидая Крым, ничего сделать было нельзя, и я на ледоколе «Илья Муромец» выехал в Константинополь, покидая землю, которую всего несколько месяцев тому назад держал с горстью безумцев-храбрецов…
Время было другое, и штаб генерала Врангеля думал в октябре иначе, чем я в апреле.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.